Ёлка за колючей проволокой

Лауреаты Фонда Всм
ЮРИЙ ПЕСТЕРЕВ - http://www.proza.ru/avtor/pester1953  - ПЯТОЕ МЕСТО В ТЕМАТИЧЕСКОМ КОНКУРСЕ "НОВОГОДНЕЙШИЙ" МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ

    Это было в конце тысяча девятьсот сорок четвертого года. Дети в полосатых    куртках    пели   песенку    про    новогоднюю ёлку. Плакал Толик, глядя на растоптанную игрушку. А Томаш мечтал о груше. Гриша   хотел    растоптать черного   паука,    который неотступно его преследовал   в    кошмарных   снах. Миша с ужасом смотрел на овчарку. Она беспрестанно рычала и по команде   «фас»     рвала в клочья человеческое мясо. А Жора однажды нашел под матрацем книжку, и    это    ему    показалось сном. Маленький Саша часто спрашивал  названого отца:   «Почему   мало  баланды?».
Это не сказка. Это было. Только давно, в концлагере.
    Концлагерь? А что это? Это — страшное место! Туда заключались люди, которые боролись против фашизма, которые любили свою Родину. Они, взрослые и дети, хотели жить дружно с народами других стран. Их за это пытали и казнили.
Об   этом   рассказывали те, кто прошел муки фашистской неволи, которые превосходят   ужасы   ада, созданные воображением Данте.
    Как-то на Международном слете узников фашистских концлагерей в Москве я услышал новогоднюю историю о том, как в лагере встречали новый 1945 год самые маленькие узники. И   записал.   Сохранил   имена, которые чаще других повторялись в рассказах. Кое-что домыслил.
1.
   ...Однажды вечером Яков предложил:  «Давайте отпразднуем  с  детьми  Новый  год».  Тогда  Николай серьезно заметил:  «В такой обстановке никак нельзя.   Новый   год празднуется в мире, когда на  столе   много  свежего хлеба. Когда ты не носишь полосатой  одежды  и  ходишь свободно везде, где тебе захочется».
    —    Это сказка, даже трудно представить себе Ёлку за колючей проволокой, — говорил взволнованно француз Марсель.
    —  Праздник при таком ужасе — это страшно! Если эсесовцы застанут нас, то последует избиение, лишение пищи. Они могут натравить на нас собак.
Николай и Марсель были правы. В бараке стало тихо. И все же взрослые узники думали о ёлке, мечтали и верили, что родится чудо. Дети изнемогали. Может быть, с нашей помощью в их глазах появится радость. Ведь смогли же под носом у эсесовцев организовать подпольную школу!
    ...Миша был родом из Белоруссии. Его угнали в Бухенвальд. Он рассказывал, как до войны сидел за столом в своем доме и ожидал Деда Мороза. И  столько  было  конфет!
    А  Ванчик,  родившийся в маленькой украинской деревушке, вспоминал, как они с мальчиками и девочками пели новогодние песенки, ходили по деревне и колядовали. И, несмотря на то, что все они продрогли, их сумки и мешки были полны калачами и сладостями.
   — Ты имеешь в виду настоящий новогодний праздник? — уточнял Николай.
   —   А что? Чем чёрт не шутит! — отвечал Яков. - И обязательно с Ёлкой, а также с подарками, пусть сделанными из дерева, из бумаги...
Я подумал о маленьком Толике, выходце из пригорода Минска. Однажды утром его оторвали от родителей и загнали в вагон для перевозка скота.  Куда  отправляется     этот     транспорт? - Толя не знал.
Днём в бараке еле-еле мерцал свет. Ночью было холодно. Дети лежали,  прижавшись друг к другу. Толя крепко прижимал к груди игрушку. Он рассказывал, что сильнее голода была жажда. Постоянно хотелось пить, жгло горло. Когда шел дождь, то он через разбитое стекло ловил капли воды...
Однажды   я   наблюдал, как дети  маршировали  в лагерь  по площади.  Невдалеке стояла бочка с водой.     Каждый     старался поспеть    к   ней    первым. И   Толя   тоже протискивался   к этой бочке. Когда бочка опрокинулась,   то   дети   с   жадностью стали сосать мокрый песок.    Охранники    смеялись. Я увел Толика в наш барак.
     —  Почему ты плачешь?
     —   Я  потерял  игрушку. Они растоптали её.
    И всё-таки мы готовились к новогоднему празднику. Яков предложил для детей спектакль. А как?
    — Например, сделать из бумаги фигурки. - Чтоб они смеялись, — говорил он, — и одеты все должны в пестрые разноцветные одежды.
Володя      говорил: «Еще нужен торт».
    - Торт не обязательно, его тяжело делать, - возражал с печалью в голосе Марсель.
    - Может, всё-таки удастся что-нибудь собрать, и мы сможем раскрошить хлеб на мелкие кусочки, - настаивал Володя. - А наш воскресный маргарин, который выдается один раз в неделю по двадцать пять граммов? Возможно, его сможем сэкономить. Иногда по воскресеньям выдают по чайной ложке мармелад, разведенный в воде. Было бы неплохо им украсить торт.
    Марсель сомневался, что это удастся сделать. Но все-таки говорил с некоторыми     французами (им по линии Красного Креста изредка присылались посылки) и просил их сберечь для торта хлеб и маргарин. С каждым днём сбережённых кусков становилось всё больше и больше. Дети были голодны. Суп из брюквы с картофельной кожурой только вздувал животы.
    Томаш из Польши рассказывал: «Первоначально я во сне видел только свою мать, потом стал видеть цветки акации, которые можно жевать. Я так часто думал об этом, что болели зубы и щемило сердце».
    Чех Ярослав дал Томашу грушу, которую кто-то прислал. Он ее осторожно взял, потому что груша для него, что вещь. Ребенок впервые видел грушу, желтую и гладкую.
   —  Понюхай, сказал ему.
   Томаш   повертел   ее   в своих   пальцах   и   сказал:
   —    Когда   я   был   еще совсем маленький, что-то подобное   видел,   может, это при моей матери было.
Груша напомнила Томашу мать. Ярослав разрезал грушу:
   —    Это — груша. Её едят.
   Коридор подметал мальчик и одновременно хорошо следил за окном. Здесь  был  пост.   И подарки в лагере нужно было изготовить тайно.
   Володя резко отворил дверь и крикнул: «Эсэс!». По коридору шёл блокфюрер – главный надзиратель. Его глаза пристально осматривали потолок и стены. Он быстро поворачивался на своих скрипучих сапогах. Все знали, что он не ускорит свой шаг до тех пор, пока не обнаружит пылинки или какое-нибудь грязное пятно. Он улыбался, когда видел  бледные лица заключённых и нашу боязнь.
   Подбоченившись, он вдруг крикнул:
   —  Завтра не давать хлеба!.. Свиньи!..
   —   Неужели он сегодня что-то найдет? — подумали мы.
   И,   пожалуйста,   нашел, эсэс проклятый! Чайник  не  на  месте.Камешки   между   половицами.  Жирное  пятно  на мисках.  Пусть  всё это найдет     на     выдраенных мисках, но только не подарки для детей.
Мы стояли, опустив свои стриженые головы.
   —  Я, думаю, что нет, — успокаивал   нас   Николай.
   Стало спадать напряжение.
   —       Продолжим, — настаивал Яков.
   Все кивнули в знак согласия. Дети всё ещё сидели, сгрудившись в кучу. Им, как маленьким жучкам, хотелось быть не замеченными.
2.
   Мы в печи специально жгли дрова, чтобы собрать древесный уголь. Когда ребята заболевали дизентерией, то мы давали им жевать этот уголь. Других лекарств не существовало. Если заболевал ребенок, то его помещали в   лазарет   для   больных.
   Почему эсэсовский надзиратель не бушевал и не старался  чего-либо обнаружить?
   Мы    решили    в    нашей тайной работе быть ещё осмотрительнее и осторожнее. Из матерчатых лоскутков и тряпок, которые удалось собрать, делали детские игрушки.
   - Дети должны строить домик с большими окнами, —  говорил Никодим, —    чтобы в них светило солнце. — Мы разъясним им: что такое кухня, спальня, очаг.
   …Через наделю рано утром    дверь    неожиданно распахнулась, и рёв разбудил всех: «Выходите!» Прыгнули со всех нар. В глаза резко ударил свет. Погнали палками к дверям. Валя запнулся и ударился о косяк. Ему кто-то помог встать.
   —   Что случилось?
   Дети построились   перед   бараком   в одних   нательных   рубашках.
   —  Они все перевернули вверх дном, — шепнул мне Николай.
   … Моросил мелкий дождь. Небо заволокло тучами. Ветер не утихал. Чтобы как-то согреться, некоторые притопывали колодками, шевелили бессильными конечностями. При этом головы втягивали в шеи, словно ожидали удара.
   —  Стоять тихо, свиньи! —  рявкнул один из блокфюреров. После чего последовала команда бежать вокруг барака. Гоняли до тех пор, пока мы босые ноги не разбили в кровь о щебень. Перед лестницей барака неожиданно выросла куча хлама: мячи, куклы, зверьки... Наши новогодние подарки, сделанные с таким великим трудом!
   Не предал ли нас кто? Или надзиратель что заметил? Этого я не знал.      Наступили тяжелые дни. Наказание следовало за наказанием. А тут ещё заморозки. Сосало до боли в  желудке.     Некоторых бросали в карцер. В карцере оказался и Никодим.
   Карцер – узкий тёмный коридор, два метра в длину и один  - в ширину. Пол и стены из бетона. Почти у самой крыши еле различимый люк вместо окна. Он обтянут решёткой и недосягаем для узника. Сидеть или прислоняться к стене категорически запрещено. Через этот люк в карцер проникал холодный воздух, который пронизывал до костей. Без света и воды. Пухли ноги. Сколько можно простоять в таком положении?..
  Позднее я спрашивал Никодима:
  —   Как ты  смог такое выдержать?
  —    Я  себе   внушал:     «Стоять! Стоять! Стоять!  И, не поверишь,   рисовал   в   воображении     новогоднюю Ёлку.    Я помнил её до войны,  большой  и  пушистой. Закрою глаза и вижу игрушки  и  звезду на  Ёлке».
3.
  — Неужели новогодний праздник не состоится? — шептались дети.
Они сидели тихо на корточках в темных углах, прижавшись друг к другу, как стадо овец, постриженные волнообразно. На их серые головки нахлобучены большие головные уборы.
  —  Они разучились улыбаться, — говорил Владимир.
  Шептали старики: «Мы очень напуганы и нет у нас больше сил. О каком торте может идти речь? Спектакле? Елке?"      
  — Не получится, — сказал один из них упавшим голосом. — Какая может быть Ёлка в аду? Песни и смех?
  - Некоторые старались не смотреть детям в глаза. Вели себя, как немые.
  —    Перестать думать, как люди, — такими хотят видеть  фашисты всех узников.
  В этот момент Яков вытащил из своей робы кусок оберточной бумаги. Ножницами вырезал фигурку. Его пальцы дрожали. Один мужчина связал шерстяную нитку, другой — нарисовал платье, как у принцессы, третий — лицо. На наших глазах фигурка вытянулась, начала двигаться. Должна же существовать надежда. Иначе как жить? Дети должны научиться улыбаться. Мы должны показать им, что есть другой мир. Мир чудесных превращений. Я вспомнил детские тарелочки и испуганные глаза Андрейки. Однажды он показал мне блестящую пуговицу. У других детей тоже нашлись игрушки.
  —   У Саши есть кусок зеркала, хоть тусклый, но можно смотреться, — говорил он  с гордостью.
  У Ванечки был помазок с редкими волосками. Такие  «чудеса» помогали жить. Каждый оберегал свои диковинки. А тарелка принадлежала всем детям. Они ели из коричневых железных тарелок, а эта была белой и фарфоровой.
В колонне узников-лесорубов пронесли ёлку, зеленую и кустистую. Такую, какую видел Саша во сне. Взрослые узники, работавшие на заводе, принесли в лагерь фонарики.
   Яков напевал: «Дед Мороз — хороший гость! Что-нибудь ты нам принес».
Мы клеили, выпиливали, рисовали. С радостью готовили подарки: куклы, игрушки, книжки. Всё это хранили в таких местах, чтобы никто не смог дога¬даться. В вещевом складе, в щелях бараков или зарывали в землю. Гриша предложил прятать высоко под крышей в одном из бараков. Но выбор остановили на лазарете, так как лагерная охрана редко туда заглядывала, боясь заразиться какой-нибудь болезнью. О тайнике с подарками от Деда Мороза знали не более   трех   подпольщиков лагеря.
   Дни становились короче. Дети предчувствовали предстоящую радость.
4.
  В блоке № 8 мы накрыли столы чистой белой бумагой, расставили скамейки. Значит, скоро аппель (проверка). Они тесно стояли друг к другу. Не было той напряженности, они лишь озирались. Им уже давно ничего не предвещало хорошего. Они познали разлуку с родителями. Марши в транспортной команде и прибытие в лагерь, ходьба к площади проверок. Долгое ожидание стоя, иногда часами на тонких ножках. Посиневшие от холода пальчики еле шевелились. Они уже не искали названых отцов. Они осторожно продвигались к печке. От неё тепло. Горели электрические фонарики. Дети удивлялись этому, будто какому-то волшебству. Они даже затаили дыхание. Пели песенку про зелёную ёлочку. Я видел, как малыши раскрывали рты и осторожно протискивали свои головки с тем, чтобы увидеть Ёлку. Светили лучи от фонариков. Потом появились наши подарки. Ломтик хлеба для каждого ребенка, праздничный пирог, который выглядел как торт. Кусок хлеба намазан тонким слоем маргарина, а в его середине кусочек мармелада. Потом дети увидели танцующую куклу-котенка, вместе с Яковым. Это был    настоящий    артист!
  —    Что это такое? — спрашивали дети.
  Это наше новогоднее представление. Ведущий Владимир рассказывал о прекрасной сказочной принцессе, превращенной в маленького котенка, которого чуть было не съел черный паук. Я слышал, как шептались дети: «Будь осторожен, котеночек, спрячься под нары».
   Таким было новогоднее представление. И дети на время забывали про свои печали. Этот спектакль они запомнили надолго. Вспоминали рассказ про обжору эсэсовца Ганса и улыбались. Это была тихая улыбка маленьких узников.
5.
  Проверка на плацу. Нас считали каждое утро, каждый вечер. Прилежно, тщательно: «раз, два, три…», как считают скот. И ветер гнал холодные облака.
 Дети мерзли. Сегодня после стольких волнений стояние на плацу было   особенно   тяжким.
  —  Внимание! — раздалась команда.
  Все должны были стоять навытяжку. Начальник лагеря, самодовольно держа руки на животе, пожелал счастливого нового года.
  Жора обнаружил под матрацем книжку и долго сидел неподвижно на нарах. Может, это сон? Нет же, вот она! И Жору осенило, что это Дед Мороз ему принес подарок. Под другими матрацами малышей и на нарах также лежали тряпичные мячики, пестрели сучки диковинной формы, разноцветные камешки. Никто из детей не знал, кто был Дедом Морозом.
  Дети были возбуждены. Их сердца колотились от радости. Они долго шептались на нарах. И вдруг Василий услышал смех, обыкновенный детских смех. Он летел через бараки, через весь лагерь на свободу. И казалось, что именно он вызывал появление первой зелени на деревьях.
  ... И сейчас, когда прошло много лет, бывшие узники не перестают думать о тех лагерных детях, которые праздновали Новый год за колючей проволокой, как самые маленькие испуганно закрывали глаза, как радовались скромным подаркам.