Радости жизни - 2. Гл. 9

Леонид Блох
(предыдущая глава http://www.proza.ru/2014/12/19/1353)


Вопросы, вопросы. Жизнь каждый день ставит перед нами вопросы, ответы на которые мы и узнаем-то не всегда.

А мне и деваться некуда. Сам расставил эти мины замедленного действия на пути дальнейшего повествования, сам их и обезвреживать должен.

Чем и займусь немедля, чтобы не вызывать более бурной реакции с разных концов света, куда занесло наших бывших соотечественников.

Хотя, как мне кажется, все происходящее вполне логично и соответствует характерам героев данного рассказа.

Ну, к примеру, эмоциональный парторг поселка Лесной товарищ Митькин, как только получил телеграмму, в тот же день и развил бурную деятельность. Все про Мандельблюма узнал. И то, как руководит коллективом цеха, и как в художественной самодеятельности участвует, и как живет с подругой своей душа в душу. Так, по крайней мере, друзья и соседи доложили. И даже через месяц на смотр областной с коллективом ехать собрался. То есть, живет гражданин полноценной жизнью и менять ее не планирует.

Но Сергей Трофимович, как человек неформальный, этим опросом населения не ограничился. Он вызвал коммуниста Мандельблюма к себе.

А папа Сигизмунда после двух выговоров настороженно стал к кабинету парторга относиться. Почему-то постоянно оттуда подвоха ждал. Будто в кабинете этом где-то в шкафу или в сейфе притаилась теща его незабвенная. И оттуда, из своей засады, наносила непутевому зятю удары в самые болезненные места.

– Мандельблюм, – четко произнес Митькин. – У тебя паспорт с собой?

– Всегда со мной, – ответил папа Сигизмунда.

– Покажи, пожалуйста.

– Зачем? – занервничал Мандельблюм. – Там все в порядке. И прописка на месте.

– Так покажешь? – голосом, сулящим третий и последний выговор, сказал парторг.

– Да пожалуйста, – папа Сигизмунда положил документ на краешек стола.

Митькин раскрыл паспорт на странице с отметкой «семейное положение». А там, во всей красе, стоял штамп о недавней женитьбе на парикмахерше Зинаиде! Заставила таки!

Парторг несколько минут размышлял. Никакой записи о предыдущем браке не было. Вот это поворотец, блин! Если верить мудрой теще Мандельблюма, перед Митькиным сейчас сидел натуральный двоеженец! А как не верить, если он добровольно, правда, в партийно-принудительном порядке, отправлял своему сыну алименты!

Сергей Трофимович смотрел на Мандельблюма, а тот глядел в пол. Там, видно, отражалась его дальнейшая судьба.

– Жалко мне твою семью, – сказал парторг. – Если все это вскроется, их же затаскают. Прокуратура, суд, общественное мнение, насмешки и осуждение. А им и так несладко!

– Я Зинку люблю, –  чуть не застонал Мандельблюм. – Если бы она узнала про мою первую женитьбу, прогнала бы!

– Мой тебе совет, – вздохнул парторг. – За пределы нашей области – ни шагу! А про город, где семья живет, просто забудь! Нет его для тебя на карте. А я попробую что-нибудь придумать.

– Я понял, Сергей Трофимович! – воскликнул Мандельблюм. – Не подведу! Кровью искуплю! Может, вам из Ленинграда чего привезти? Так вы не стесняйтесь, заказывайте.

– Сыну лучше купи, – крикнул вслед Митькин.

*** 

В ответной телеграмме парторг написал:

«Уважаемая теща Мандельблюма. Ваш зять изолирован. Устраивайте личную жизнь дочери. По поводу развода возникли сложности, сообщу дополнительно. Возможно, лично, при встрече. Компенсация за телеграмму не принимается. Тов. Митькин».

– Все мужчины одинаковы, – заявила бабушка Сигизмунда, прочитав эту телеграмму. – Но этот тов. Митькин, вроде, ничего.

– Я тебя умоляю, мать, – хмыкнул папа Алика. – Чего тебе с ним делать? Идти в светлое коммунистическое будущее, посыпая дорогу старческим песочком?

– Клейн, займись лучше делом. Я как-нибудь сама разберусь. Кстати, ты придумал, где их свести вместе?

– А как же, – улыбнулся папа Алика. – Мне и придумывать не пришлось. Антоха позвал меня помочь ему лодку в порядок привести. Он же на реке живет. Надо проконопатить, просмолить, подкрасить.

– Короче, Клейн. У меня бульон убежит.

– Нетерпелива ты, мать. Я с собой Алика, Вовку и Сигизмунда возьму. Пусть помогают.

– А где на этом празднике место моей дочери? – не выдержала бабушка Сигизмунда.

– Представь себе, мать, – Клейн выдержал паузу. – Антоха просил привести ее с собой. Типа, покормить нас, да и воздухом подышать. Погодка-то! Плюс пятнадцать.

– Когда? – задала только один вопрос бабушка.

– В это воскресенье, с утра.

– Успею, – кивнула женщина. – Наготовлю вам столько, что на всех хватит.

*** 

Тем же вечером, будто бы случайно, другая бабушка Сигизмунда зашла к соседям.

Они как раз ужинали.

– Проходите, уважаемая, – обрадовался Ткачук. – С нами садитесь.

– Да мне еще своего кормить, – отказалась гостья.

– Так вы и его зовите, – предложил полковник.

– В другой раз, – пересиливая себя, отказалась другая бабушка Сигизмунда. – У меня к тебе один вопрос, Антоша. Ничего, что я так к тебе обращаюсь? Ты ж у меня на глазах рос.

– Конечно, – улыбнулся Ткачук.

– А сына моего помнишь? – спросила гостья.

– Плохо, – пожал плечами полковник. – Когда я в армию уходил, он еще маленький совсем был.

– Вырос давно, – вздохнула женщина. – У него теперь тоже сын есть. Сигизмундом зовут.

Ткачук чуть не выронил вилку с наколотой на нее макарониной.

– И фамилия у моего сыночка – Мандельблюм.

Ткачук на всякий случай вообще отодвинул от себя тарелку. Чтобы избежать бытовых травм.

– Ваша фамилия, – осторожно произнес он, – кажется, Лернер?

– Правильно помнишь, – кивнула гостья. – Но это фамилия моего второго мужа. А сын у меня от первого, от Мандельблюма, геройски погибшего на войне. Мальчик носит фамилию своего отца.

– Для чего вы мне это все рассказываете? – поинтересовался Ткачук.

– Так, к слову пришлось, – улыбнулась другая бабушка Сигизмунда. – У него красавица-жена, сынок хороший растет. Правда, сам он на заработки уехал, но скоро вернется, кооператив построит. Ну, я пошла? Приятного аппетита, Антоша.

Из кухни, подождав ухода гостьи, вышла мама Ткачука.

– Водка есть? – спросил у нее полковник.

*** 

В апреле Сигизмунд вдруг почувствовал, что в правом боку больше не тянет. Он попробовал пробежать метров пятьдесят. Ничего не произошло. Болезнь отпускала. Мальчик от радости промчался еще метров сто. Затем обежал целый квартал и вернулся в первоначальную точку. Нигде не болело!

– Все тренируешься? – спросил его наблюдавший с лавочки папа Алика.

– Ага! – крикнул Сигизмунд и взлетел по лестнице к себе, на второй этаж. Надо было обрадовать маму и бабушку.

На следующий день в спортзале Сигизмунд принял участие в забеге на стометровке. И сразу пришел вторым! Все же перерыв в занятиях сказывался.

Больше всех обрадовался Антон Степанович. Он после забега подошел к мальчику и бодро произнес:

– Вот радость для родителей!

– Для мамы, – уточнил Сигизмунд.

– И папа, когда вернется, будет счастлив! – возразил полковник. – Он же вернется?

– Я не знаю, – честно признался мальчик. – Может быть, в отпуск приедет, к своей маме, моей другой бабушке. А к нам точно не вернется. Если только обедом в столовой меня угостит.

– Я знаком с твоей другой бабушкой, – сказал Ткачук. – Ее фамилия Лернер?

– Да, – кивнул Сигизмунд. – Она – ваша соседка.

– Так она мне сказала, – доверительно наклонился к мальчику полковник, – что твой папа скоро вернется и купит вам новую кооперативную квартиру.

– Это правда? – спросил мальчик, глядя в глаза Ткачуку.

– Я не знаю, – пожал плечами Антон Степанович.

Они постояли так еще с минуту. Молча и глядя друг другу в глаза.

– Я маме не буду об этом говорить, – решительно сказал Сигизмунд. – Если это выдумка, она очень расстроится. И опять заболеет. Пусть лучше ничего не знает. А если папа и правда приедет, это будет для нее сюрпризом. Правильно, Антон Степанович?

Полковник молча пожал парню руку. Да и что тут скажешь?

– А лодку чинить приходите! – крикнул он Сигизмунду вслед.

*** 

В это же время происходили события, о которых Сигизмунда не ставили в известность. Зачем травмировать ребенка?

От парторга Митькина пришла вторая телеграмма: «Подавайте в суд на развод. Мандельблюм вышлет письменное согласие о проведении заседания без его участия. Лично заинтересованный в счастье вашей семьи тов. Митькин».

– Он точно член партии? – спросил у бабушки Сигизмунда папа Алика. – И там, значит, нормальные кореша попадаются. Что ж, это исключение, только подтверждающее правило.

– Малахольный, – улыбнулась бабушка Сигизмунда и поправила прическу, глядя в оконное стекло.

Мама же Сигизмунда, узнав о том, что придется идти в суд, проплакала всю ночь. Она давно понимала, конечно, что возврата к прошлому нет. Но теперь своими руками предстояло перерезать последнюю тонкую нить.

Папа Алика привел одного знакомого адвоката, который взялся помочь за небольшую мзду.

*** 

В воскресенье на берегу Южного Буга собрались полковник, Алик с папой, Сигизмунд с мамой и Вовка Еременко.

Мальчишки под руководством мужчин быстро приводили лодку в божеский вид. В сторонке над костерком в старой кастрюльке плавился битум. В противоположной сторонке мама Сигизмунда расстелила покрывало и сервировала импровизированный стол.

Ткачук старался не смотреть в ее сторону. Зачем травмировать себя и замужнюю женщину.

– Я тебя не узнаю, братан, – сказал полковнику папа Алика. – Подойди к даме, помоги. Мы с лодкой и сами управимся.

– Не имею права! – вымучил Ткачук. – Она мужа ждет.

– Тебе кто такую хе…, херсонскую историю рассказал? – опешил Клейн.

– Свекровь ее ко мне приходила, – сообщил полковник.

– Кто? – не понял Клейн. Он в уме начал разгибать полученную только что комбинацию. – Это мать этого, ее бывшего, что ли?

– Да, – кивнул Антон Степанович.

– С какого ляда она на тебя вышла?

– Она живет со мной в одном доме, – выдавил из себя полковник. – Вон ее окна!

Они оба посмотрели в сторону стоявшего на пригорке невдалеке дома.

В обоих окнах, принадлежащих другой бабушке Сигизмунда, торчали два портрета. Один из них принадлежал бабушке, а другой – ее супругу, изменившему своим правилам. Он и не отдыхал, и не кушал. Он напряженно всматривался в происходящее на берегу.

– И ты ей поверил? – ухмыльнулся папа Клейна. – Она же вся в своего сына!

– У меня нет повода не доверять пожилой уважаемой женщине, – вежливо возразил полковник.

– Братан, ты – му…, мухлеж от честной игры не отличаешь! – брякнул папа Алика. – Я ведь, как знал, с собой захватил. Пойдем к тебе в дом, покажу кое-какие бумажки.

Проходя мимо окон другой бабушки Сигизмунда, папа Алика, незаметно для полковника, показал силуэтам дулю.

Обратно, на берег, Ткачук несся с совсем другим настроением. А Клейн, проходя мимо знакомых уже окон, не удержался и снова показал дулю. Взрослый, вроде, человек! Но никакой серьезности, блин!

Сигизмунд слишком был увлечен работой, чтобы замечать какие-то происходящие на заднем фоне события. Если бы он был повнимательней к ним, то, возможно, заметил бы, как весело общаются полковник и его молодая, красивая мама. И как, одобрительно поглядывая на них, бренчит на гитаре у кастрюльки с битумом папа Алика.

*** 

…Отряд «Красные дьяволята» занял на городских военно-патриотических играх второе место. Первое получил спортивный интернат. Что и понятно. Баллы подсчитывали из суммы мест, занятых в отдельных категориях.

За концерт  шестой «А» заработал третье место. Частушки особенно понравились Алениному папе-снабженцу. Алик Клейн произвел фурор своими фокусами. Аплодировали даже члены жюри.

Газета Люськи Алексеенко заняла четвертое место. Это из пятнадцати участников!

В спортивных состязаниях «Красные дьяволята» постоянно занимали вторые-третьи места.

Только одна накладка произошла. Васька Бондарь, который должен был подтягиваться на перекладине, вывихнул руку в момент метания гранаты. Победил, но подтягиваться не мог!

А Вовка Еременко, его дублер, в это время на местности ориентировался. Из парней только Алик и Сигизмунд были под рукой у полковника. А тут уже и очередь их подошла.

Мандельблюм боялся этой перекладины с того момента, как впервые был представлен ей лично физруком Валерием Сергеевичем. И уже год не подходил к ней. Да и зачем. Последняя попытка в пятом классе завершилась на счете «один».

– Ну что, сынок? – спросил Ткачук.

– Попробую, – ответил Сигизмунд.

Нет, это было не чудо. Он ведь занимался, этот упорный мальчик. Бегал, тренировался, таскал гантельки. И потом – на него надеялось столько друзей!

– Раз, два, восемь, двенадцать (отвечаю за свои слова!), пятнадцать, шестнадцать! – целый хор голосов вел этот счет, видно, репетируя свадьбу его уже и так счастливой матери.


КОНЕЦ…