Десятка полтора потемневших от времени срубов под деревянной же черепицей внезапно возникают в просвете плотной завесы тумана, затянувшего ущелье. Не слышно ни птичьего щебета, ни лая собак. Деревня кажется давно покинутой людьми. Лишь подойдя ближе, удается разглядеть несколько неподвижных фигур справа от покосившегося на сторону двухэтажного строения в неожиданном для индийской глубинки античном стиле. Наконец-то цель достигнута, и можно перевести дух. Позади остался страшный каменный мешок, где властвуют силы природы, а человек и сегодня нечастый гость. Впереди – затерянная во времени и пространстве Малана.
Нет никаких достоверных сведений о том, кем были основатели одного из самых таинственных и уединенных селений в мире. Откуда они пришли, и чем им приглянулось дикое скалистое ущелье и бурная река на его дне, в мутных водах которой никогда не водилась рыба? Единственный ответ напрашивается сам собой. Первые поселенцы Маланы по какой-то непонятной причине некогда сознательно отгородились от внешнего мира. Именно поэтому они выбрали наиболее труднодоступное и одновременно наименее пригодное для жизни человека место, на которое уж точно никто не позарится. Сюда редко заглядывает солнце, зато здесь часто моросит дождь и всегда ветрено. Каменистая почва не плодородна и едва может прокормить мелкие стада коз и овец. Трудно поверить, что в этих суровых условиях люди не только выжили, но и сумели построить в своем «отдельно взятом шалаше» если не рай, то все же вполне гармоничное и самодостаточное общество. Фактически, Малана, возраст которой уже перевалил за 2000 лет, на сегодня – древнейшая демократическая республика в мире, ровесница древнегреческих городов-полисов. И находится это микроскопическое «село-государство» не где-нибудь в просвещенной Европе, а наоборот на самых задворках Востока – в малонаселенных горных районах Северной Индии.
Попасть в Малану не так-то просто. Сюда не прокладывали дорог, и это вряд ли произойдет в обозримом будущем. Две-три тропы почти нехожены и больше напоминают козьи, нежели те, которыми пользуется человек. От шести до восьми месяцев в году деревня вообще недосягаема из-за снежных заносов. Так что без опытного проводника-индийца нечего и думать пускаться в путь. Вдобавок ко всему, хвойные леса по берегам здешних рек и ручьев давно облюбовали браконьеры, занимающиеся незаконными порубками, а слово полиция в таких «медвежьих углах» вообще мало что значит. Примерно за год до того, как автор этой статьи побывал в заповедной деревне, в ущелье бесследно пропал европеец. Ходили слухи, что он сбился с тропы и упал с обрыва в реку, однако тела так и не нашли. В любом случае, многочасовой изматывающий переход по дну исполинского каменного разлома, а потом и подъем на его зубчатый гребень по шатким замшелым валунам меньше всего напоминает увеселительную прогулку. Такое вообще по силам не столько физически крепким людям, сколько одержимым жаждой открытий искателям приключений.
Первое, что видишь, войдя в деревню, это вполне пасторальная картинка с группами мужчин и женщин, сидящих здесь и там в каком-то безмятежном оцепенении. В любое время дня и почти любую погоду они – непременный атрибут местного пейзажа. Мужчины традиционно занимают каменную платформу, мощенную колотым аспидным сланцем, в самом центре. Они покуривают чару*, негромко переговариваясь сиплыми голосами, и обычно дружно замолкают при виде редкого гостя из долины, равнодушно наблюдая за его приближением. Никто из них не поднимется навстречу, даже если пришелец едва не валится с ног от усталости. Здесь избегают общения с чужаками, не делая исключений для представителей властей или полицейских, которые, кстати, никогда не переступали границ Маланы. Индийские законы здесь просто не действуют. Община имеет свою уникальную систему самоуправления и судопроизводства. Вся деревня разделена на две зоны. Первая объединяет дома слева от уже упоминавшейся центральной площади, а вторая – справа от нее. Одна называется Саурабхед, что значит Солнечная сторона деревни, а другая – Дхарабхед, или Облачная сторона. Мелкие ссоры и распри решаются внутри каждой из этих общин. В случае если спорящие не могут прийти к согласию, делом занимаются 16 старейшин – по восемь от Саурабхеда и Дхарабхеда. Наконец, Верховный суд Харша, созываемый старшим жрецом и оракулом бога, рассматривает самые сложные конфликты. Случается, что и на этом уровне не удается примирить враждующие стороны. Тогда прибегают к последнему средству, призывая на помощь божественное провидение. На окраине деревни есть место, известное как Алтарь Бога. Два высоких старых кедра-близнеца, растущих здесь бок о бок с незапамятных времен, традиционно играют роль провозвестников воли верховного бога Джамлу. К каждому дереву привязывают по жертвенному барану. Животные считаются представителями истца и ответчика. Бедра баранов взрезают, начиняют смертельным ядом, а затем вновь зашивают. Виновным признается тот, чей баран погибает первым, даже если все свидетельствует против его оппонента. Наказание одно и совершенно фантастическое. Проигравший обязан накормить мясным обедом всех соплеменников. При этом отравленных баранов также съедают, впрочем, как это ни странно, без особого вреда для едоков, не считая того, что каждый третий после пиршества день-другой мается животом.
Население Маланы колеблется в пределах тысячи человек. Здесь все – кровные родственники, но несмотря на двадцативековую практику инцеста во внешнем облике жителей не наблюдается явных признаков вырождения. В сущности, брак в привычном понимании вообще неизвестен жителям Маланы. Каждый мужчина или женщина могут в любой момент порвать со своей «половиной» и создать новую семью. Для этого нужно лишь пожертвовать храму немного денег, обычно сумму эквивалентную половине американского доллара. Возрастных ограничений также не существует. Пятнадцатилетний юнец может жениться на сорокалетней женщине, а девочка-подросток выйти замуж за убеленного сединами патриарха. Никто не станет против этого возражать. Таких с позволения сказать «браков» у каждого жителя деревни за жизнь может быть сколько угодно. По этой или, быть может, какой-то другой причине, только здесь не помнят ни одного случая изнасилования или просто жестокого обращения с женщиной.
Жители Маланы разительно отличаются от остальных горцев этой части индийского субконтинента как внешне, так и своими привычками и поведением. У них прямые черты лица, темные и какие-то пустые миндалевидные глаза с неразличимыми зрачками и кожа цвета светлой бронзы. Согласно одной из легенд они греки по происхождению. Рассказывают, что некоторые из воинов Александра Македонского отказались возвращаться на родину после окончания «индийского похода» в 325 году до нашей эры и осели в этих местах, а их потомки позже основали Малану. Косвенным подтверждением тому могут служить многочисленные резные изображения воина, украшающие деревянные дома «маланцев». Примечательно, что покрытое металлическими пластинами одеяние воина доходит ему до колен. Индийцы в древности никогда не носили подобных панцирей. Их броня защищала лишь грудь. Впрочем, отсутствие каких-либо летописей или семейных хроник не позволяет считать эту версию абсолютно достоверной. Никто и никогда в Малане не вел никаких записей по одной простой причине – отсутствию письменности. Как в прошлом, так и сегодня все жители почти поголовно неграмотны. Правительство индийского штата Химачал Прадеш, на территории которого находится деревня, предпринимало неоднократные попытки изменить ситуацию и дать начальное образование хотя бы сельским детям. С этой целью в Малану даже откомандировали учителя. Однако все эти благие намерения натолкнулись на стену отчуждения со стороны родителей. Сегодня едва ли двадцать из трехсот детей, живущих в деревне, посещают уроки, да и то нерегулярно. Приверженность своим обычаям и жизненному укладу проявляется у «маланцев» буквально во всем, в том числе и в манере одеваться. Они носят толстые домотканые куртки и штаны своеобразного покроя или туники и накидки, если это женщины, причем сплошь в заплатах, так как не имеют обыкновения менять одежды до тех пор, пока та не приходит в полную негодность. Их бесписьменный язык не имеет прямых родственных связей с наречиями не только ближайших соседей, но и вообще любыми современными языками. Легенда гласит, что он был завещан им демоном-людоедом, правившим некогда деревней. Желая остановить бесчинства тирана, жители обратились за помощью к святому отшельнику-риши. Как водится, в противоборстве сил добра и зла, в конце концов, побеждает светлое начало. Людоед проиграл и был убит, но напоследок наложил на своих подданных проклятье, суть которого заключалась в том, что правитель останется с ними навеки в их языке. Он проклял также все, чем они владели, и предрек любому, кто прикоснется к их имуществу, мучительную смерть. В связи с этим рассказывают историю двух монет, отчеканенных в давние времена в Малане. Некий странник принес их с собой в Дели, в то время столицу империи Великих Моголов. Сборщики податей отняли их у него, и спустя короткое время монеты уже лежали в сокровищнице Акбара. К ужасу казначея от соседства с ними все золото императора немедленно потемнело и покрылось зловонной плесенью. Сам же властитель заболел проказой, перед которой оказались бессильны его придворные лекари. Выяснив причину своего недуга, Акбар решил лично отдать дань уважения богу Джамлу. С этой целью он заказал самому искусному в стране художнику свой портрет, который и отправил затем в Малану вместе с богатыми дарами и обеими злополучными монетами. Так он излечился от ужасного недуга, а портрет и доныне хранится в храме Джамлу, если, конечно, верить слухам. Дело в том, что это древнее как мир сооружение, украшенное затейливой резьбой и увешанное черепами животных, всегда заперто, ибо входить в святилище вправе одни лишь жрецы. К слову сказать, табу в Малане распространяется не только на храм, но и на множество других зачастую ничем не примечательных объектов. Ими могут быть как жилые постройки, так и домашние животные или даже придорожные камни, и это еще одна причина, по которой важно иметь в своем сопровождении сведущего в таких тонкостях проводника. В противном случае риск совершить святотатство будет слишком велик и чреват нежелательными последствиями. Самое меньшее, что грозит оскорбителю – это денежная компенсация в размере стоимости жертвенного животного, предназначенного для совершения очистительного обряда. О более серьезном наказании можно только гадать.
Странные обычаи, затрапезный и какой-то неумытый вид жителей Маланы, их средневековое жилье, лишенное элементарных удобств; все это может создать у случайного человека ощущение вымирания, быстро надвигающегося конца. Между тем, напрашивающаяся аналогия с апокалипсической картиной последних лет деревушки Макондо из романа Габриеля Гарсии Маркеса на поверку оказывается только внешней. Как ни парадоксально это прозвучит, но любой «маланец» на вопрос счастлив ли он, ответит утвердительно. И уж совсем невероятным покажется заявление, что все без исключения жители деревни – состоятельные люди! Однако это сущая правда, притом, что единственными действительно скромными источниками дохода деревни издавна служат бортничество и торговля собираемыми в здешних горах грибами и лекарственными травами. Суровые климатические условия делают здесь невозможным занятие земледелием, да и скотоводство едва покрывает собственные потребности. Секрет относительного достатка «маланцев» кроется в их бережливости. Общинная казна пополнялась веками, монетка к монетке, в то время как траты всегда были минимальными, учитывая размеренную жизнь, выверенный веками непритязательный быт и отсутствие соблазнов и дорогостоящих развлечений. Разумеется, сегодня даже этот идиллический мирок все чаще сталкивается с цивилизацией, которая пока что представлена здесь полудюжиной тусклых уличных фонарей и бильярдом. Но до сих пор деревенские жители не поддавались на ее искусы, по-прежнему сводя к минимуму любые внешние контакты. Исключения касались разве что торговых сделок. Впрочем, и здесь жители Маланы по сей день остаются верны своим принципам. Даже самая безобидная покупка меда в деревне обставляется такими церемониями, что превращается в на-стоящий спектакль. Все происходит по раз и навсегда заведенному сценарию. Сговорившись о цене, следует передать деньги проводнику-индийцу, который в свою очередь кладет их на землю поодаль от продавца, избегая при этом встречаться с ним взглядом. Последний как бы нехотя подбирает «презренный металл». Затем начинается второй акт представления, главная роль в котором отводится уже товару. Посудинка с медом не менее торжественно проходит все стадии ритуала, пока не оказывается у покупателя. В финале все действующие лица, включая, понятно, и проводника, также получающего свою малую толику за посредничество, чинно благородно расходятся, каждый по-своему довольный обменом, но главное тем, что все было сделано как надо, и только тогда над сценой опускается занавес.
Подходит к концу и день, проведенный среди не то людей, не то призраков, чье существование в современном мире трудно себе представить. Вообще посещение Маланы возможно только в светлое время суток. До наступления темноты гость должен покинуть деревню и вернуться в долину, повторив свой опасный путь на этот раз вниз. Под вечер, как правило, совершаются и все торговые операции, после чего обитатели Маланы сразу же теряют к чужаку всякий интерес и вновь занимают насиженные места на площади или задних дворах своих двухъярусных избушек. Старейшины во главе со жрецом устраиваются на платформе. В руках у каждого – деревянное веретено с мотком овечьей шерсти. Заходящее солнце бросает последние багровые блики на их языческие лица. Эти старики, неспешно прядущие нить судьбы своей крохотной независимой общины и одновременно семьи, являют собой пример мудрого и спокойного отношения к жизни. Они, равно как и их младшие сородичи, не имеют ни малейшего представления ни о каких науках за исключением науки выживания; зато уж ее-то они постигли во всех тонкостях. Они не пользуются благами цивилизации, но и не разрушают мир, который их кормит. Им не нужно содержать ни армии, ни полиции, ни тюрем, так как у них нет склонности к совершению тяжких преступлений. Ведь это действительно противоестественно – вредить своим близким. Одним словом, семья для них не пустой звук. А для нас? Разве мы, как и они не плоть от плоти и кровь от крови друг друга, все мы, жители нашей не такой уж большой деревни под названием Земля? И разве не это безмолвное послание читается в глазах видимо не таких уж невежественных стариков из захудалой горной деревушки Маланы, сумевшей пережить все великие цивилизации прошлого?
* Чара, или чарас – местное название конопли, марихуаны.