Челюсть
(не триллер)
Не спешите с вопросами – я сам всё расскажу по порядку, разложу по полочкам, только вспомню сперва, с чего эта история начиналась и как её части воедино слились.
Значит, так.
Каким образом Анатолию Сергеевичу Петренко удалось проникнуть в ряды ООО, бывшего вначале СП, сказать трудно: у него по срокам судимости стажу больше, чем общего трудового, учитывая добытый на комсомольских стройках. Сейчас ни для кого не секрет, что на ударных комсомольских стройках, плечом к плечу с молодыми коммунистами, то есть, с членами ВЛКСМ (исторически малограмотным расшифрую: «Всесоюзного ленинского коммунистического союза молодёжи») ударно трудились зеки всех мастей. При Союзе бытовала поговорка, кажется, самарская: «В СССР – как в трамвае: один сидит, а двое ждут, когда он выйдет, чтобы сесть».
А ещё бытовал такой анекдот: «Л.И. Брежнев приехал на БАМ (Байкало-Амурскую магистраль, спец. для малограмотных) с контрольным визитом. Видит, на путях трое ковыряются. У двоих на одежде нашивки «ССО «Гигант». Тут понятно, студенческий строительный отряд. А у третьего на фуфайке всего две буквы: «ЗК». Дорогой Леонид Ильич удивился: «Это что за аббревиатура?» находчивый инструктор райкома комсомола бойко ответил: «А это «Забайкальский комсомолец, Леонид Ильич!».
В Западной Сибири есть целая плеяда населённых пунктов, построенных в послевоенный период «забайкальскими комсомольцами». Они выделяются прокоммунистическими названиями: Советский, Ноябрьск, Октябрьский. Названия улиц в них тоже носят имена классиков марксизма-ленинизма: Ленина, Маркса, Энгельса, либо кого-нибудь из коммунистической когорты. Их так и не переименовали после слома Союза, дорого.
Недалеко, километрах в тридцати от моего города, нашли в тундре «аэродром подскока». Там на дозаправку садились самолёты, которые переправляли из США в СССР по ленд-лизу. Они летали с Аляски. Аэродром обслуживали «ЗК»: дешёвая рабсила, почти скот. Исследователи пришли к такому логическому выводу, так как за территорией аэродрома находился самый настоящий концлагерь с вышками, бараками, оградой из колючей проволоки. Что интересно, лагерное кладбище обнаружить не удалось. Но ведь хоронили умерших зеков как-то и вывозили не на собаках или оленях? Самолётами? Или топили в болотах?
Ажиотаж вокруг аэродрома как-то быстро улёгся, время было – выжить, а не историческими изысканиями заниматься. Великая держава рухнула, и на её развалинах копошились дельцы нового мировоззрения, скоропортящиеся строители капитализма. Найденный аэродром сгинул в днях его становления.
Сибирские нефтяные месторождения осваивали тоже энтузиасты, управленцы, направленцы – все, кто имел представление о нефтепромысле. Их число было в значительной мере разбавлено и бывшими ЗК, которым ехать было некуда и не к кому, кто отвык от обычной человеческой жизни и иного быта себе не представлял без консервов, водки, угла в общаге, фуфайки и кирзовых сапог, пьяных морд отщепенцев, вони, драк и склок.
При Союзе в зонах были школы, каждая ИТК (исправительно-трудовая колония) была предприятием, что-то производящим, с профтехучилищем или школой фабрично-заводского обучения, поэтому «откинувшиеся» и покидавшие родную зону зеки располагали некой суммой денег, иногда приличной, и одной или несколькими рабочими профессиями.
Видимо, Анатолий Сергеевич Петренко, слесарь, токарь, сварщик, электрик, инструментальщик, попал в некую социально-временную струю, которая и занесла его в ремонтный цех нового СП. И то сказать, цех числился пока ещё только на бумаге, и возводить его начали только к весне, когда завезли необходимые материалы и оборудование.
А пока работяги знакомились, присматривались и притирались друг к другу. В начале 90-х прошлого века ещё не было на дорогах «блокпостов» ЛУКОЙЛовской охраны, на месторождения можно было проехать беспрепятственно. Естественно, отсутствовал и «спиртконтроль»: на нефтяных кустах, в самом вахтовом посёлке пили водку и спирт, заедая выпитое теми же консервами, а витаминами насыщали организмы, поглощая чеснок и лук в неограниченном количестве, поэтому в закрытом пространстве – в машине, в комнате, бытовке, вагончике, - могли находиться только истинные нефтяники, чей моральный дух было не сломить никаким утробным духом.
Это было время, когда наш будущий генеральный директор ООО спал в насосной станции на металлическом полу: внизу работали насосы, нагревали плиты пола. Укрывался он той же универсальной телогрейкой. Почему? Не успел за смену всё сделать, задержался, автобус ушёл, транспорта нет, до города 80 км, а утром снова на смену. Такие вот «Трудовые будни – праздники для нас!" («Марш коммунистических бригад», прим. авт.)
Анатолий Сергеевич получил кличку «Троцкий» - он мог вести дискуссии на любые темы, неограниченное количество времени. Правда, политические события он комментировал своеобразно, и выводы его отличались от заключений ведущих политологов страны. Он, кстати, утверждал, что в основе жизнедеятельности любой и каждой человеческой особи лежит борьба: за место под солнцем, за крышу над головой, за еду, деньги и власть. И чем выше находится особь на иерархической социальной лестнице, тем ожесточённей и беспощадней ведёт она эту борьбу. И приводил примеры из жизни членов Политбюро и ЦК КПСС, министров, отряда космонавтов, учёных, писателей, артистов, постепенно скатываясь к своим начальникам на зоне, «смотрящим» и их «шестёркам», теперешним руководителям разного ранга и пошиба в городе, на других предприятиях и в чужих городах. Наших деятелей он особо не задевал.
Видимо, к нему благоволил один из заместителей генерального директора: замечали, что чиновник иногда заходил в балок Анатолия Сергеевича, а о чём могут беседовать столь разные люди? И кто позволил бы бывшему з\к работать и жить на территории будущего СП? А он жил в одном из десятка будущих коттеджей, а ночью ещё и патрулировал базу. Воровали там уже изначально…
На предложение выпить-закусить у гражданина Петренко была реакция своеобразная:
- Что мы имеем? Выпить – или закусить?
И если предполагалась выпивка, проблем у него не возникало: содержимое стакана быстро исчезало, булькнув в глотке и опустившись в тощий живот. Только кадык совершал двухтактный ход внутри небритой шеи, да следовал глубокий выдох.
С закуской дело обстояло сложнее. Петренко вынимал из внутреннего кармана пиджака, зашпиленного большой булавкой, носовой платок, относительно чистый. В платок была завёрнута вставная челюсть, сработанная, как утверждал её владелец, лучшим зубным протезистом, когда-либо сидевшим в советском ГУЛАГе: он, якобы, пользовал пол-Кремля, пока не прогорел на махинациях с драгметаллами.
«Именная» вставная челюсть Анатолия Сергеевича была изготовлена – козе понятно! – не из золота и даже не из рондоля или мельхиора. Это был обычный металл или сплав, из которых делают фиксы в местах лишения свободы. Я из чувства брезгливости это изделие рассматривать не стал, но знаю, что Петренко им очень дорожил: «Жевать-то чем – то надо, чай, не бланманже кушаем!»
Итак, если появлялись на горизонте закуски, наш герой вставлял свою «жевалку» с каким-то особым, щегольским щелчком, словно магазин в рукоять пистолета.
После трапезы «жевало» полоскалось, заворачивалось в платок и водворялось в карман пиджака, под булавку.
Поначалу мужики посмеивались над странной привычкой Троцкого прятать зубы в карман, но он спокойно объяснял, что, первое, если бы в зоне он челюсть потерял, то давно уже загнулся с голодухи; второе, металл во рту окисляется, портится, да ещё и наносит вред его ослабленному лагерной пищей организму продуктами окисления. Третье, кому приятно осознавать, что у тебя во рту железо ржавеет? Доводы аргументированные, преподнесены уверенно, убеждённо и спокойно.
В мастерской случались «рабочие корпоративы», как и при Союзе: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» - 23 февраля, 8 марта, 1 и 9 мая. Тут уж не греши, позволь, да и начальство в эти дни себе позволяет. Мужики, по старым традициям, устраивали складчину, выпивали, играли в карты, боролись на руках. Сейчас этот вид состязаний называют на американский манер «армрестлинг», но славяне знают его ещё со времён Рюриковичей. «Переборы» у отдельных членов команды были, драк в мастерской не было никогда.
Наутро стол был чист, и даже пищевых отходов в цеху не было! Поначалу их просто зарывали в снег зимой или в песок летом, за пределами базы. Позже стали укладывать в мусорные баки, на самое дно.
Утренняя смена приезжает на работу к 8 часам. Мастер и вся бригада остановилась на входе – им отчаянно махал левой рукой Анатолий Сергеевич, не пуская народ дальше в цех: он стоял на коленях возле одного из станков, очки на кончике носа, волосы мокрые от пота. В правой руке – крупная и, видимо, тяжёлая железяка, которой он водил вокруг себя с потерянным видом.
Мастер медленно приблизился к своему слесарю:
- Ты чего это старый, с утра колени протираешь?
Причина веская: вчера «старый» дал маху, выпив лишку. Избыток водки надо было придавить в желудке едой, и Анатолий Сергеевич добыл из кармана знаменитую челюсть. Он что-то жевал, запивал, выпивал, допивал, снова заедал…
И проснулся под утро в своём балке, в одежде, обувке, с сухостью во рту и болью «на всю чердачную мансарду». Но самое страшное – в кармане не оказалось именной челюсти!
Рассказывая, Петренко продолжал ползать между станками:
- Ещё 4 квадрата осталось. Ничё, не иголка… Вишь, что у меня в руке?
А в руке у него был магнит, увесистый, килограмма на полтора, мощный.
И вся бригада с интересом наблюдала за манипуляциями Анатолия Сергеевича со стороны: он никого близко не подпускал к зоне поиска, рычал даже.
И вот послышалось победное:
- Щёлк!
Челюсть прилипла к магниту.
Разогнулись со скрипом колени, выпрямилась согбенная спина.
Челюсть перекочевала в платок, а платок – в карман, под булавку.
Рабочий день начался.
18.12.2014