Прерванный полёт в новогоднюю ночь

Алифтина Павловна Попова
 
    После переезда с Северного Кавказа в Кузбасс я продолжила учёбу в Кабардино-Балкарском государственном университете заочно и на зимнею сессию летала самолётом Ту – 104 из Новосибирска до аэропорта «Минеральные Воды». А далее нужно было ехать автобусом до Нальчика. Во время полёта самолет делал три посадки и три взлета. Получилось так, что вылет был из аэропорта Новосибирска в тот злополучный день 31 декабря 1976 года.

В Омске прошла ещё одна заправка самолёта, и пассажиры полетели в Актюбинск, где приземлились после 23 часов. Все вышли из самолета, пешком направились в аэропорт. Обычно мы ждали там посадку минут 45, а здесь я еще не успела в буфете выпить чашку кофе, как объявили посадку пассажиров. Прошло всего-то минут 25. По лётному полю прошли все к самолёту.  Началась посадка. Я стояла у трапа, пропускала всех вперёд,  не поднималась в салон самолёта, чтобы дольше побыть на воздухе, так как внутри салона был какой-то воздух уж очень сухой.
 
В это время шла заправка самолета. Машина с горючим отъехала,  и под крылом с правой стороны остались два механика, которые закручивали какие-то гайки и винтики у бензобака. Это в моём понимании «винтики». Я стояла рядом и наблюдала за ними. Мне не понравилось то, что у них была очень грязная, замасленная одежда. Таких грязных механиков как в Актюбинске, я ещё не видела на других аэродромах. «Какая одежда у механиков – такое и обслуживание», – подумала я.

Один механик отошёл от самолета и поторапливал другого: «Бросай всё, идём скорее! Уже сейчас будет двенадцать часов, там все заждались уже нас. Идём, идём быстрее!».  Это он имел в виду 12 часов ночи, и то, что все работники аэропорта будут встречать Новый год. А другой механик закручивал что-то у топливного бака, где-то у хвоста самолета. Покрутил, покрутил и откатил тележку с лестницей, на которой он стоял во время заправки. Оба ушли в сторону аэропорта, поторапливаясь. Больше у самолёта не было людей. Стюардесса пригласила меня, и  я зашла в салон самолета. Моё место  находилось в передней части, в пятом ряду справа, крайнее у прохода.

Бортпроводница дала команду: «Пристегните ремни!». Все пассажиры выполнили команду, и самолет начал набирать высоту. И сразу же, минуты через две вышла стюардесса и опять объявила: «Пристегните ремни! Мы возвращаемся. В Минеральных Водах туман. Не принимают».

Пассажиры ещё ремни-то и отстегнуть не успели, чтобы снова их пристёгивать. Когда она скрылась за дверью, что отделяла салон от кабины пилота, сразу же свет погас. Самолёт пошёл на снижение и уже пора бы ему приземлиться, так как высота, на какую он поднялся, была незначительная. Но самолет все летал и летал, впечатление   такое, что летел он по кругу. В салоне стало темно и тихо, некоторые пассажиры даже задремали. Время шло к часу ночи Нового, 1977, года.
  – Что-то свет потушили? – сказал впереди меня сидевший мужчина.
  – Да сейчас же автопилот включают. Летчики спят, а автопилот ведёт самолет, – ответил ему тихо мужчина, сидевший рядом. Прошло ещё несколько минут, и  воцарилась полная тишина. Моё место было в первом салоне, а есть ещё средний и ещё тот, что находится в хвостовой части самолёта.

 – Что-то мотора с правой стороны не слышно совсем, – продолжил разговор любопытный пассажир. – Так у них один мотор работает, другой отдыхает, чередуются, – ответил тот, что сидел с ним рядом. Они сидели впереди меня, поэтому хорошо слышала их тихий разговор. Я выглянула в окно. За окнами была ночь, темно, ничего не видно. Самолёт нарезал круги очень долго. Такое впечатление, что он летел невысоко, так как уши не закладывало от давления, от этого я страдала всегда во время полёта  при взлёте и посадке. Это от того, что у меня слабый вестибулярный аппарат.
 
Уже и пассажиры все проснулись, но никакого беспокойства не проявляли. Часа через два или больше вошла стюардесса в салон, не включая свет, сказала:   «Пристегните ремни, приземляемся!»  Она тут же скрылась за дверью. Мы давно уже сидели, пристёгнутые ремнями. Но после этой команды самолёт кружил ещё минут 20.  Потом все почувствовали момент приземления. Впечатление было такое, как будто он скакал по кочкам. Не было плавного приземления, какое бывает обычно. Все сидели и ждали команды на выход, но трап долго не подавали. Наконец, вышла стюардесса в салон и сказала:  «Возьмите свои вещи и идите к автобусу!».

Первыми покинули самолёт команда пилотов и две стюардессы, а затем – пассажиры. Я шла последней. Когда вышла из дверей салона и ступила ногой  на трап, увидела вдали много пожарных машин, они уезжали от аэропорта в сторону города. А за ними мчался целый ряд машин скорой помощи. Одна пожарная машина находилась у самолета, и у кабины стоял шофер. Проходя мимо, я его спросила: «Что это такое?».
 
– Скажите своему пилоту спасибо за то, что вы остались живы, - он показал рукой на правое крыло самолета. Прямо там, рядом с окном, в которое я смотрела,  где  сидели двое рассуждавших мужчин, все  было черным-черно. Всё крыло было чёрное.
 – Если бы малейшая искра попала на самолёт, разлетелись бы в воздухе и следов не нашли бы, так как был полный бак горючего, - заметил шофёр.

У меня сразу перед глазами возникли два механика, спешившие к праздничному столу. Где-то и что-то он, по всей вероятности, не докрутил, и горючее начало вытекать. Вот ведь как он торопился тогда! Никакой ответственности у человека! А ведь в самолёте летело 105 пассажиров и лётный экипаж.

Много времени летал самолёт по кругу над Актюбинском, лётчик на малой высоте делал круги, пока всё горючее не израсходовал. Приземлились благополучно, потому что пилот сделал жёсткую посадку, при которой не возникает искр от трения шин об асфальт аэродрома.

Нас доставили автобусом до здания гостиницы в Актюбинске. Так как на аэродроме я вошла в него последней, то доехав до гостиницы, сразу вышла и первой оказалась у окна администратора. Та беседовала с кем-то по телефону, делилась новостью: «Да вот смертников принимаю с самолета». Заметив меня, она положила трубку.

Когда всех пассажиров разместили по 4 человека в номер, уже было два часа ночи. Мы стояли первые у стойки администратора и поселились в номер первыми. Натянув одеяло до подбородка, я впервые осмыслила всю ситуацию, в которой оказались пассажиры. И волос на голове как-то сам по себе зашевелился, встал дыбом – добавилось седины. Самолет был ТУ – 104. Вспомнила, как он летел и дребезжал, да еще эта авария.

Утром нас разбудили и увезли из гостиницы в аэропорт «Актюбинск». Посадку произвели уже на другой самолет, совершенно новый, ТУ – 154. Экипаж самолёта тоже был новый. Стюардесса пригласила нас на  посадку и сказала, что теперь долетим без приключений. Завтраком покормили всех пассажиров во время полёта. Приземление нового самолёта было благополучным. Но выйдя из салона, все увидели удручающую картину. В конце аэродрома видны были остатки хвоста другого самолёта, врезавшегося носом в водонапорную башню, которая находилась рядом с аэропортом «Минеральные Воды».

Это я уже была в Нальчике, когда через день после моего прилета в Минеральные Воды сообщили по радио, что над Парижем разбился самолет. В воздухе открылся люк багажного отделения, так как он был неплотно закрыт. Погибло более 350 человек, среди которых находился в салоне какой-то король африканской республики – имя забыла.

Информацию о ТУ-104 прочитала позднее: "Выпуск самолёта серии Ту-104 был  прекращён всего через пять лет после начала серийного производства. Самолет использовался в регулярных пассажирских рейсах до 1979 года, пока в ноябре 1979 года приказом МГА не был снят с линий «Аэрофлота».

Военные эксплуатировали самолёт до 1981 года. А эксплуатацию этого типа окончательно прекратили после катастрофы Ту-104. В ней погиб отряд управления 25 дивизии ВВС Тихоокеанского флота. Это произошло 7 февраля 1981 года на аэродроме города  Пушкин. Сразу после отрыва от земли перегруженный самолёт перевернулся в воздухе и рухнул на ВПП. Тогда погибло практически всё управление Тихоокеанского флота  (52 человека, из них 17 адмиралов и генералов). Об этом трагическом событии  я прочла в Интернете.   

Фото из Интернета. Это уже другой самолёт Ту - 104.