Водитель сидел в грузо-пассажирском «Форде» и аппетитно кушал салат из пластиковой ёмкости. 10:15 минут утра, суббота, 13 июня. Потом, покушав, вышел на улицу. Он был в синих джинсах, рубашке неопределённого цвета. Такой стандартный толстый водитель, коих можно увидеть в любом месте нашей необъятной, мать её, родины, только барсетки не хватало для полноты картины. Прошелся вокруг машины, мимо стоящих вокруг и ёжившихся на не по-летнему холодной пасмурной погоде людей. Его напарник, в ещё более неопределённой одежде курил в салоне. Докурив, уверенным движением выкинул окурок в полуоткрытое окно под переднее колесо.
Наконец, всё было готово, люди расселись и автобус отъехал, оставив после себя на асфальте окурок, рядом с четырьмя примерно такими же. Из двери, от которой отъехал автобус, вышел молодой человек в костюме, бэджиком и с папкой-держателем. Осмотрел людей, стоящих вокруг, назвал чьё-то имя с фамилией и зашел обратно внутрь помещения. Треть людей задвигалось и потянулись к двери.
И всё было бы хорошо, если бы дверь не была в комнату прощания, а автобус не был бы ритуальным.
Прощание на Хованском кладбище Москвы. Конвеер. Три двери почти рядом в нескольких метрах друг от друга: туалет, зал прощания №3 и морг. Туалет отвратителен, вонюч, грязен, без туалетной бумаги даже близко, без мыла и полотенец. На зале прощания надпись, которая по-началу повергла меня в ступор. На ней было написано что-то типа «Выдача тел», распределитель, чёрт побери, «не больше двух в одни руки…» . Надпись на двери морга моё сознание наотрез отказалось запоминать. Видимо, в этом и заключается наша «русская духовность». Ненавижу.
На место отъехавшего автобуса подъезжает следующий. Это старый ПАЗ. Откровенная ржавчина по бортам, но машина ещё держится, даже не скрипит. На заднем стекле под большими буквами «Ритуальный» объявление «любой ремонт ПАЗ» и телефон мастерской. Конвеер. Прощание около 15 минут. Дальше следующие. В нашу очередь влезли другие, потому что водитель не нашел ответственного. Организации никакой.
На входе в зал прощания нам предлагают взять свечки. Для свечек выдаются бумажки (что бы воск не капал на руки). Бумажки небрежно нарезаны их каких-то документов. Смотреть противно, не то, что брать в руки, как люди не брезгуют, не понимаю. В такие моменты я особенно ненавижу свою страну, презирающее своих людей и их проводы в последний путь. Эконом вариант. Конвеер.
Мы входим. Становимся вокруг гроба. Обращаю внимание на коричневые ролл-жалюзи у торца постамента с гробом. Видимо, через них подают тела. Из соседнего помещения. Так удобно. Но выглядит, как ворота гаража. Отпевание было долгим и занудным. Православие, так надо. Язык слабо понятный, даже посочувствовать сложно. А я стоял и смотрел на знакомое мне лицо в последний раз. Потом мне говорили, что было не похоже. Не знаю.
Напротив меня два внука умершей. Оба без цветов. То ли потому что они действительно такие, как мне рассказывали, то ли потому что узнали, что квартира достанется не им, а другу их умершего отца. Хорошие, в целом мальчики. Красивые. Один в наушниках. Как был в наушниках на улице, так и остался на прощании. Второй с виду нормальный, хотя, потом мне сказали, то от него очень сильно пахло спиртным.
Покойная рассказывала мне в нашу последнюю встречу, что просила мальчиков купить ей радиоприёмник. Они купили что-то категорически китайское, без цифрового (sic) тюнера, приёмник, который принципиально нормально не настраивался даже на «Маяк». На мой тогдашний почти риторический вопрос, «а почему так #$&?», она с грустью отвечала, что они не смогли в нём разобраться. Молодёжжжж…
По окончании отпевания, священник безо всякой паузы переходит со старославянского на русский и интересуется, будем ли мы выносить сами, или позвать помощь. Помощь уже здесь — два мужчины в синих «больничных» одеждах, только без шапочек. Натурально врачи. С ужасной по виду каталкой с огромной страшной скрипящей ручкой для регулировки высоты. Постамент, на котором стоял гроб не предполагад перемещение вбок, куда подкатили каталку, поэтому они приподняли и переложили. А переложили так, что я бы на месте покойной возмутился. Вывезли, закатили в автобус. Автобус был другой — новенький опрятный тёмно-синий Хёндэ. И на этом можно было бы успокоиться, если бы тот из «врачей», что в интеллигентных тонких очках громко, что бы все услышали спросил «с кого получить деньги за вынос?». Конвеер. Занавес. Хотелось взять что-нибудь огнестрельное, и взорвать эту обитель цинизма нахрен, сжечь напалмом, что бы ничего не осталось.
Подходим к машине. Около задней двери, из которой я доставал цветы, прямо на асфальте лежат две цветные резиночки для волос, а рядом с ними лепесток от цветов. Наверное, это были мои резиночки, но я не стал их трогать и забирать. Просто сфотографировал на телефон и мы уехали. Хоть что-то положительное за всё утро.
Покойтесь с миром, Тамара Владимировна.
Печально. Россия гибла и продолжает гибнуть. Каждую секунду. В людях и в отношениях между ними. Боги покинули всех этих людей. По крайней мере, я их (богов) не застал. «Зря кадилом машет поп и бабушки поют». Та самая «особая духовность» — это ложный миф. Особенно хорошо это ощущается в таких обстоятельствах, когда так много сходится в одном месте.
22 июня, 2009