Однажды ясным, погожим утром, когда рыбачий поселок на берегу Черного моря только просыпался, произошло странное событие. Рыбаки, возвращаясь с ночной ловли, вытаскивали на берег лодку и неспешно переговаривались. Улов был немалым, и они прикидывали, за сколько можно будет продать пойманную рыбу, как вдруг один из них повернул голову и воскликнул:
- Смотрите!
Метрах в двадцати от них, на золотом песке, у самой кромки прибоя, оставляющего на берегу пенный след, лежал младенец. Забыв о рыбе и о бессонной ночи, мужчины обступили ребенка.
Это оказалась девочка, совсем малютка. Она не плакала, и, когда один из рыбаков, отец четверых детей, взял ее на руки, оказалось, что, несмотря на утреннюю прохладу, девочка совсем не замерзла. Крохотное тельце было теплым – будто только из колыбели.
Рыбаки, оживленно жестикулируя, переговаривались, пытаясь понять, откуда взялось дитя. Женщин, готовых вот-вот родить, в поселке не было, туристы к ним забредали редко, ближайший населенный пункт находился километрах в десяти… Не могла же она появиться из ниоткуда! Недоумение росло, рыбаки спорили, а малютка спокойно поглядывала на них из-под длинных ресниц.
- А ведь глазки у нее цвета моря… - присмотревшись, сказал рыбак, державший девочку на руках.
Ребенка отнесли в поселок, спеленали, а на следующий день отвезли рейсовым автобусом в районный центр – в детский дом. Случилось так, что пара курортников, муж и жена, оказались рядом в момент передачи малютки, а так как детей у них быть не могло, решили – это знак. Недолго думая, они подали документы на усыновление, девочку быстро оформили, и счастливые мама и папа увезли новообретенную дочку в Москву.
Алевтина была прелестным ребенком. Золотистые кудряшки делали ее похожей на ангелочка, а приемная мать, давно мечтавшая о дочери, обожала Алю и одевала ее как куколку. Двумя годами позже она уговорила мужа удочерить еще одну девочку, и у Али появилась младшая сестренка Вероника, или просто Ника.
Девочки росли очень разными. У Али характер был спокойный, даже несколько инфантильный – в отличие от Ники. Эта обладательница каштановой кудрявой шевелюры, задорных серых глаз и курносого носа была изрядной проказницей, о чем свидетельствовали постоянные жалобы соседей, а затем и школьных учителей.
По выходным, когда семья выезжала на природу, Ника с радостными возгласами носилась за бабочками, а Аля выбирала место поодаль и просто лежала, глядя в небо, или зачарованно следила за течением ручья. Она могла бы провести так весь день - но раздавался окрик матери, и Аля послушно шла к месту пикника.
Когда ее спрашивали, какая форма имени ей больше нравится - полная или сокращенная, - она пожимала плечами: ей было все равно. Зато младшая сестра откликалась исключительно на "Нику".
Время шло, девочки взрослели. Алевтина превращалась в настоящую красавицу: ее волосы ниспадали до пояса золотистым каскадом, а глаза, в зависимости от настроения и освещения, меняли цвет – от лазоревого до морской волны. Ника продолжала оставаться курносой озорницей, но и в ней начала проявляться особая, только ей свойственная прелесть.
Аля, при всей своей красоте, никак не реагировала на повышенный интерес противоположного пола, и как-то вышло, что у бойкой, веселой Вероники поклонников оказалось больше, чем у старшей сестры – что, впрочем, ничуть ее не огорчало. Четырнадцатилетняя Ника гуляла вечера напролет, рискуя нарваться на очередную ссору с родителями – шестнадцатилетнюю Алю невозможно было выгнать из дома.
И все же, несмотря на всю непохожесть, девочки любили друг друга, их сестринская привязанность была глубже кровной. Аля знала все о вечерних похождениях Ники – даже о первом поцелуе в подъезде. В тот вечер младшая сестра вбежала в ее комнату и долго-долго рассказывала, очаровательно краснея… Алевтина слушала и улыбалась. Видеть сестру веселой было приятно.
Однако было в таких моментах нечто заставлявшее Алю задумываться. Она смотрела на взбудораженную Нику, вспоминала чужие радости и горести - и думала, что с ней, возможно, что-то не так. Ничего этого она никогда не испытывала - ни боли, ни счастья, ни бушующих страстей... Душа ее была ровной, как морская гладь в безветренную погоду.
Ника этого не замечала. Вдоволь наговорившись о своей личной жизни, она сажала Алю перед зеркалом и делала из ее волос замысловатые прически, приговаривая: «А для тебя мы найдем настоящего принца». Безупречная красота старшей сестры восхищала ее до благоговения, так что Алевтина порой представлялась ей кем-то вроде высшего существа. А высшим существам можно и не реагировать на мелочи жизни.
Семья, в которой росли девочки, была довольно состоятельной – их отец занимал высокую должность в крупной фирме. Однажды он отправился на переговоры с руководителем крупнейшего металлургического концерна «Гефест». Переговоры прошли успешно, и хозяин «Гефеста» пригласил своего делового партнера на банкет по случаю двадцатилетия компании. Так как в приглашении значилось «на две персоны», а жена занемогла, отец взял с собой девятнадцатилетнюю Алевтину.
Банкетный зал встретил их ярким светом, музыкой, ослепительным сверканием хрусталя и бриллиантов. К отцу и дочери немедленно подлетел официант с подносом, и в их руках оказались тончайшие бокалы с искрящимся шампанским.
Алевтина, немного растерявшаяся от музыки, и света, и направленных на нее взглядов, чувствовала себя почти золушкой на балу. Она была действительно прекрасна в своем светлом платье, с ниткой жемчуга на шее, с высокой прической, которую соорудила ей Ника, и не без удовольствия слушала раздававшийся вокруг восхищенно-завистливый шепот. Казалось, вот-вот выйдет король, и…
- Познакомься, Алевтина, - вывел ее из мира грез голос отца. – Это хозяин банкета, Виктор Юрьевич.
Алевтина подняла глаза. Перед ней стоял невысокий коренастый мужчина, лет сорока, в дорогом костюме, черноволосый, с черными пронзительными глазами, от взгляда которых ей стало не по себе. Он смотрел на нее пристально, буквально прожигал глазами, словно вбирая ее образ без остатка.
- Очень приятно, - прозвучал его низкий голос. – Я и не знал, что у вас такая прелестная дочь.
Он поцеловал ей руку. Алевтине показалось, что на месте поцелуя остался ожог.
Она не очень удивилась, получив на следующий день огромный букет цветов с визиткой Виктора Юрьевича. Курьер, доставивший цветы, вручил ей еще и конверт, в котором оказалось приглашение на ужин для всей семьи. После краткого семейного совета приглашение решено было принять, а за отношением Виктора Юрьевича к Алевтине – тщательно следить.
- Что, сестра? – спросила Ника, влетев к ней в комнату. – Завела себе поклонника? Старого и страшного, как Синяя Борода? Ух!
- Не знаю, - смущенно ответила Алевтина. – Он так странно на меня смотрел…
- Было бы странно, если б он на тебя не смотрел, - сказала Ника, любуясь игрой солнечных лучей на волосах сестры. – Но ты не бойся, мы тебя ему не отдадим!
Вечер, несмотря на общие опасения, всем понравился. Ресторан был шикарный, однако обстановка царила непринужденная. Виктор Юрьевич был галантен, остроумен и сумел как-то очень тонко и деликатно намекнуть, что имеет в отношении Алевтины самые серьезные намерения.
Сначала это было принято скорее как комплимент, но, когда приглашение на ужин пришло повторно, мать Али, глядя на букеты цветов, которыми была заставлена комната старшей дочери, осторожно заговорила о плюсах брака со зрелым, состоявшимся человеком.
- Мужик он правильный, - вторил отец. – Не курит, спортом занимается, выпивает только по праздникам… Будешь за ним как за каменной стеной!
- Ты ведь ни в кого не влюблена? – с беспокойством спросила мать и, получив отрицательный ответ, вздохнула с облегчением.
- Подумай, дочка. Подумай хорошо.
Алевтина думала. Она никогда раньше не рассматривала близкую перспективу замужества всерьез – ей казалось, что все это случится как-то само собой, когда-нибудь… И вдруг этот Виктор Юрьевич. Он настойчив, и она чувствует, что он не отступит. И ей не по себе и одновременно лестно, когда он смотрит на нее своими прожигающими насквозь черными глазами… Хотя иногда кажется, что он ищет в ее облике чьи-то чужие черты. И называет всегда - только полным именем.
Через месяц после знакомства с Алевтиной Виктор Юрьевич сделал ей официальное предложение. Еще через месяц оно было принято.
Начались приготовления к свадьбе. Заказали огромный банкетный зал, Алевтине купили шикарное подвенечное платье, а жених подарил ей старинное, огромной стоимости кольцо с россыпью бриллиантов. Словом, царила та радостная и немного сумасшедшая кутерьма, которая предшествует каждой свадьбе, но невесте становилось все более и более не по себе. Как будто она поступает не по своей воле, как будто все решили за нее… Что она вообще знает о человеке, с которым собирается связать судьбу? Ничего, кроме того что он богат и влиятелен. Он никогда не упоминал ни о родителях, ни о друзьях… Она, разумеется, безмерно уважает его, но до сих пор не может заставить себя обращаться к нему на «ты». А ведь до свадьбы остались считанные дни, и загородный дом жениха уже подготовлен для приема новобрачных…
Что до родителей Алевтины, то они были рады такой блестящей партии, хотя все случилось слишком быстро и для них. А вот Ника погрустнела, хоть и перестала называть Виктора Юрьевича Синей Бородой и даже прониклась к нему некоторой симпатией.
- Мне кажется, я тебя потеряю, - сказала она как-то, с непривычной серьезностью глядя в глаза сестре.
- Не потеряешь, - обняла ее Аля. - Мы будем видеться часто-часто, я обещаю!
Дата свадьбы приближалась с неумолимой быстротой. Но вдруг, за неделю до торжества, жених объявил, что у него сорвется крупная сделка, если он сейчас же не вылетит в Сочи, где ждет его деловой партнер. При этом, добавил он, расстаться с невестой даже на такой срок выше его сил, а посему он приглашает всю семью в свой особняк на берегу моря – благо, самое время, бархатный сезон. Семья, разумеется, с радостью согласилась – за всю свою жизнь девочки ни разу не были на Черном море (тайна удочерения тщательно скрывалась). Мама с Никой бросились собирать вещи, а Алевтине показалось, что будущий муж посмотрел на нее каким-то особенно острым, отчаянным взглядом.
Погода стояла чудесная – мягкий теплый ветер шевелил листья пальм, развевал волосы, доносил до обитателей особняка запах цветов. Виктор Юрьевич каждое утро уезжал по делам, и отец часто сопровождал его, а мать и девочки почти все свое время проводили на пляже.
Алевтину вода манила неодолимо. Она могла часами плескаться, плавать наперегонки с Никой, а потом, зайдя по щиколотку в воду, долго-долго смотреть в морскую даль – такую изменчивую, такую безграничную… Ноги ее обнимали мелкие волночки, и сердце билось с ними в едином ритме.
Виктор Юрьевич, возвращаясь вечером, первым делом бросал на нее острый взгляд, на лице его мелькала настороженность, сменяющаяся затем явным облегчением. Наконец он объявил, что дела закончены, и они могут уехать – но не раньше чем дадут прощальный банкет.
В чем Виктора Юрьевича никак нельзя было обвинить, так это в скупости. Гулял он всегда с размахом, на широкую ногу, и особняк в тот вечер был освещен тысячей огней. Алевтине быстро надоела роль хозяйки. Смех гостей звенел в ушах, блеск хрусталя резал глаза. Извинившись и оставив гостей на попечение будущего мужа, она выскользнула из зала и направилась к пляжу.
Скинув босоножки на высоких каблуках, она вздохнула и с наслаждением ступила на песок, приятно холодящий ноги. На небе сияла полная луна, щедро изливая на окрестности золотистый свет. Море манило девушку, и она сняла свое роскошное платье, а затем, немного подумав, и белье. Теперь ее окутывали только длинные золотистые волосы – она походила на видение, сотканное из лунного света. Ей вдруг стало все равно, что кто-нибудь может ее увидеть: она рассмеялась и шагнула в воду.
Волны тотчас же обняли ее, лаская, что-то нашептывая… «Тебе больше не нужно никуда идти, - слышалось ей в их шелесте. – Останься здесь. Ты дома». Лунный диск на небе смотрел на девушку одобрительно: прямо к ее ногам протянулась серебристая дорожка. «Ступи на нее, - шептали волны, - вернись домой». Алевтина сделала еще шаг вперед и снова рассмеялась - так ей стало легко и хорошо. Вода обнимала ее ноги, лунный свет ласкал тело, и хотелось слиться, раствориться во всем этом… Внезапно она осознала, что никогда и нигде не чувствовала себя настолько свободной и счастливой. В памяти мелькнули лица родителей, сестры…
«Решайся», - говорили волны, говорила луна. Остаться здесь. Навсегда. Да, именно это и нужно. Как она не поняла этого раньше? Не раздумывая больше, Алевтина нырнула – прямо в разлитый на поверхности лунный свет, и море приняло ее, и тело стало прозрачным, и стук сердца слился с ритмом волн – теперь уже навсегда… Лишь брошенная одежда и босоножки у кромки песка остались напоминанием о золотоволосой девушке.
И вот ведь какое дело. В этот самый миг родители Ники забыли, что у них была еще одна дочь, и оказались в своей московской квартире за семейным ужином. Мама ругала Нику за невнимание к учебе, а та строила гримасы и думала, как бы побыстрее и по возможности незаметно улизнуть из дома…
Алевтина просто исчезла из памяти людей – как, впрочем, и концерн «Гефест», о котором никогда не слышал ни один предприниматель.
Одиноко стоял на берегу моря, покрытого белыми пенными барашками, коренастый черноволосый мужчина средних лет. На плечо ему легла женская рука. Он даже не обернулся.
- Она все-таки сделала это, - голос прозвучал как утверждение, а не как вопрос.
Мужчина развернулся. Стало видно, что он прихрамывает.
- Да. Снова пена. Только пена… - ответил он высокой женщине в развевающейся греческой тоге.
- А что будет с ее родителями?
- Они ничего не вспомнят. Ника заполнит образовавшуюся пустоту – в ней даже слишком много жизни.
- Ника? Ты же не…
- Нет. Она самая обычная девочка. Родители сами так ее назвали. Я подсказал им только имя Алевтины – хотел, чтобы было созвучно… Но теперь они ее не помнят – и живут вполне счастливо. Иногда я завидую людям. Как бы я хотел забыть так же – все, все!
Женщина вздохнула. Во взгляде ее ясно читалось сочувствие.
- Гефест, я давно говорила тебе, что ничего хорошего их этой затеи не выйдет. Я знаю, как ты горюешь из-за ухода Афродиты, но пытаться воссоздать ее… До сих пор не понимаю, как ты уговорил Посейдона.
- Нет, Афина. Я пытался воссоздать не Афродиту – только ее облик… Я не хотел, чтобы она была так же любвеобильна. В жилах Афродиты течет вода и кровь Кроноса, Алевтина была создана лишь из воды… Холодная, текучая субстанция, которая принимает форму любого сосуда, в который ее поместят. Она не любила меня, но была бы верной женой… Хотя бы.
Он закрыл лицо руками.
- Тогда объясни, - осторожно сказала Афина. – Зачем ты привез ее сюда? Не лучше ли было всю жизнь держать ее подальше от этого места?
- Я хотел, чтобы она сделала выбор, - глухо прозвучал голос. – Обе они выбрали не меня. Обе.
- Огонь и вода… Бесполезно пытаться заставить существовать рядом две столь разные стихии, – тихо сказала Афина и исчезла, поняв, что ее присутствие не принесет Гефесту никакого облегчения.
Безутешно стоял бог огня на берегу. Море тихо шуршало у его ног, обдавая ботинки брызгами пены...