На фото: Космонавт-2 Г.С.Титов – курсант 9-й ВАШПОЛ, Кустанай, 1954г.
Его я узнал в кинофильме, показанном по телевизору после полёта Гагарина. Мелькали документальные кадры о подготовке космонавтов. Небритый человек, выходящий из сурдобарокамеры, показался мне знакомым. И я вспомнил: это же Титов, мой сокурсник по Кустанайской ВАШПОЛ-9 и СВАУЛ в Новосибирске.
В «первоначалке» мы были в одной роте в ТБК, затем в одной эскадрильи в Фёдоровке. В СВАУЛ были в одной АЭ в Бердском полку (летали в Коченёво). После освоения переходного истребителя Як-11 наши пути разошлись: я был зачислен в «боевой» полк в Топчиху, он туда не попал, – оставался в Бердске в ожидании выпуска курсантов в Толмачёво. Я закончил лётное обучение в Калманке в декабре 56-го, он выпускался в Толмачёво в сентябре 57-го.
Знал я его плохо, даже имени не мог вспомнить, только фамилию. Да и запомнил по авиашколе и училищу не благодаря его достижениям, а по неудачам. Они его преследовали на всех стадиях лётного обучения. В ТБК мы были в одной роте, но в разных взводах.
Из времени учёбы в ТБК вспоминается только один эпизод с его участием. Как-то в порядке неумной шутки мы с приятелями устроили «грабёж» своих сослуживцев. Затевали борьбу и в свалке очищали карманы. Всё «добытое» складывали стопками на кровати, стараясь не перепутать.
Свой взвод обчистили почти поголовно, в других нападали лишь на ребят, хорошо нам знакомых. Малознакомых не трогали – не так поймут. В четвёртом взводе ограбили только моего соратника по волейболу Носкова и помкомвзвода Сашу Селянина, тоже нашего хорошего приятеля.
Закончив «экзекуцию» мы пригласили всех пострадавших и раздали похищенное под общий хохот.
Так вот. В тот момент, когда двое из нас пытались скрутить Сашу, а третий щекотал, а заодно и очищал карманы гимнастёрки, я обратил внимание на застывшего рядом Титова. Он видел все наши манипуляции и в глазах его отражались одновременно и удивление и ужас.
Едва мы вернулись с добычей в свой кубрик, как следом прибежал Селянин. Друг ему сообщил, как мы чистили карманы. Набросился на воришек с криком, но, увидав «добычу» разложенную стопками на одеялах двух кроватей, понял ситуацию и смеялся вместе со всеми пострадавшими «лопухами».
Мне было непонятно, почему Титов, принявший грабёж за чистую монету, не бросился на нас там же, а сообщил своему другу после нашего ухода. Струсил? Думаю, нет – просто был в ступоре от такого наглого грабежа у всех на глазах. А что грабёж шуточный, парню из сельской сибирской глубинки придти в голову не могло.
Сталкивался я с Титовым ещё много раз, бывая в кубрике его взвода у своего земляка Вальки Максимова и других ребят со Смоленщины. Встречались и на заседаниях ротного комсомольского бюро и на общих работах «от забора и до ужина».
Не знаю, смогли бы мы сдружиться, если бы были в одном отделении и взводе. Думаю, что нет. Он виделся мне чересчур идейным, каким-то слишком правильным, в общем, «партийным с горшка». Не чета окружавшим его раздолбаям, не чуравшимся и «погусарить».
Люди с высокими идеологическими установками, проявляющимися даже в мелочах всегда казались мне неестественными, носящими маску, под которой скрывали свою настоящую личину. Их всегда правильное поведение мне казалось ложным, слова и поступки их – напускными и неискренними.
Что поделать? Хотя мой жизненный опыт был и небольшой, но я уже досыта сталкивался с людьми высокоидейными на словах, но «себе на уме» по отношению к окружающим на деле. В определённых случаях их истинное лицо открывалось не с лучшей стороны.
Возможно, Герман и не был таким, но мне так казалось. С людьми такого склада характера я не сходился, всегда ожидал от них какой-нибудь «подлянки».
По окончанию ТБК мы попали в одну эскадрилью, но в разные звенья, летали на аэродроме в селе Фёдоровка. Командир моего звена, если не подводит память, был капитан Савченко, его – капитан Кашин, которого я тоже едва вспоминаю. А вот инструктора Титова, младшего лейтенанта Гонышева, я знал хорошо – дважды бывал с ним на патрулировании в Кустанае. Это был «шебутной» офицер и, по отзывам его коллег, классный летун. За лихость он и лишился звёздочки, за что – мы не знали, но, несомненно, за дебош.
У Титова отношения со своим инструктором не сложились. Может из-за несхожести характеров, может Герман был действительно слаб в пилотировании. Скорее всего, и то и другое. Что-то не получалось у него с посадкой. И повозившись с ним на вывозной программе, Гонышев представил его на отчисление по лётной неуспеваемости. Но КЗ заставил инструктора дать Герману максимальное число «вывозных», а это в сравнении с минимальной (по КУЛПУ – 16 взлётов и посадок), почти тройная норма. Но и после этого Гонышев настаивал на отчислении.
Командир звена, а за ним и замполит АЭ, слетав с Титовым «контрольные», всё же выпустили его в самостоятельный полёт по кругу. Но основные элементы – расчёт и посадка, без которых нет лётчика в принципе, так и остались нестабильными.
Всё это красочно рассказал Гонышев на перекуре инструкторам, не стесняясь присутствия курсантов. Он был оскорблён вмешательством командиров в судьбу, бесперспективного по его инструкторскому убеждению, курсанта.
Знал бы Гонышев, какая сказочная перспектива предстоит его курсанту! Как бы он относился к будущему космонавту? И какими словами отзывался о его лётной подготовке?
А здесь, в «квадрате», самым литературным его выражением было: – «…реакция, как у монгольского телёнка – сперва обсерется, а потом хвост поднимает!». Всё остальное – не печатное.
Понятно, отношение Гонышева к навязанному, против его воли, продолжению обучения, не могло не сказаться на качестве: он занимался обучением без должного рвения – лишь бы дотянуть до выпускных экзаменов. Дотянул, и Титов всё-таки стал пилотом лёгкомоторной авиации, возможно, и вопреки стараниям инструктора. Настырность и целеустремлённость победила. Да и Гонышев, скорее всего, был доволен, когда его нелучший ученик сдал экзамены по пилотированию.
Обычно не очень успешным курсантам инструкторы, в большинстве выпускники истребительных училищ, писали в характеристике: «рекомендовать в училище бомбардировочной авиации». Конечно, если курсанты сами не стремились в бомбёры. Титова же рекомендовали в истребители. Видимо, что-то изменилось во мнении инструктора. Или Герман сам настоял – этот момент мне не известен.
В СВАУЛ предстояло освоить вначале учебно-боевой моторный истребитель Як-11. Учебный авиаполк переходных машин базировался в городе Бердск. Весной все АЭ полка перемещались на полевые аэродромы с грунтовыми посадочными полосами. Впрочем, полос не было, было обычное поле, на котором створные знаки взлёта и посадки выкладывались в зависимости от направления ветра.
Мы с Титовым снова оказались в одной АЭ, но также в разных звеньях. АЭ весной перекочевала на площадку у станции Коченёво западней центрального аэродрома училища в Толмачёво, где размещался один из двух полков «мигов». Второй полк «мигов» базировался в Алтайском крае у станции Топчиха.
На «яке» у Германа опять не заладилось. Его, то подводили к самостоятельному вылету, то отстраняли от полётов после проверочного полёта с выпускающим. «Тянул» его в основном командир звена, капитан Буйволов: инструктора в нашей АЭ часто менялись. У меня за лето их было трое. С разными инструкторами летал и Титов. Он долго числился на грани отчисления, но до конца обучения дотянул (или его дотянули, как в первоначалке) и экзамены сдал. Отчислений на «яках» было много, уж очень строгая эта машина. Считалось: кто её освоит, тому «миг» не страшен.
В этот год в чёткой системе обучения случился сбой. К зиме только один «боевой» полк, Топчихинский, произвёл выпуск. Толмачёвский полк «ушёл в зиму», что означало затяжку, как минимум до весны следующего года. (Прихватили и часть лета.) Куда девать выпускников переходного истребителя?
Не знаю, долго ли болела голова у начальства, но решение было принято: укомплектовать УАП в Топчихе, оставшихся частично уволить в запас, частично – оставить на повторное обучение на «яке», т.е. оставить на «второй год». Повторно, конечно, не обучали – просто периодически давали полетать, чтоб сохранились навыки.
В Топчиху Титов не попал, – туда отбирали только тех, у кого была безукоризненная лётная подготовка, кто освоил «як» на отлично, и с наименьшим числом вывозных. Из оставшихся в Бердском полку лишь немногие попали на повторное обучение, большинство уволили в запас. И «повторники» должны были выдержать жесточайшую конкуренцию с прибывшими выпускниками первоначалок.
Как комплектовался полк в Толмачёво и когда мои однокашники туда перебрались – я не усёк. В Топчихе, после зимних теоретических занятий, наша АЭ перелетела на аэродром у станции Калманка и, едва сошёл снег, начались полёты.
Сведений к нам не поступало не только из Бердска, но и из Топчихи и Толмачёво. Да мы особенно и не интересовались; если и проникали сведения, то тут же забывались – у нас своих забот было по горло. И нагрузок тоже.
Знаю одно: в ноябре, когда мы заканчивали полёты по боевому применению и на носу были госэкзамены, наши сокурсники в Толмачёво ещё и не приступали к самостоятельным полётам. А наступала зима.
Когда мы, переучившись на инструкторов, в мае 57-го приступили к обучению своих первых курсантов, наши однокашники, в том числе и Герман, только-только начали осваивать МиГ.
Последняя встреча с однокурсниками состоялась на вокзале в Новосибирске. Было это в середине сентября. Мы, оставленные в училище инструкторами, уже обучили и выпустили своих первых курсантов на Як-11.
В тот день мы со Славой Кареловым спешили на электричку в штаб училища, вызванные для участия в первенстве СибВО по гандболу за сборную училища. Навстречу из Толмачёвской электрички высыпала стайка лейтенантов.
Только вчера парни надели офицерскую форму и заслушали приказ МО о присвоении званий и распределении по округам. Им было не до разговоров, чувства переполняли. К тому же в стайке молодых лейтенантов всего несколько человек оказались знакомыми, в том числе и Титов. Мы даже не узнали, по каким округам их распределили.
Мы уже пережили ощущения перехода от курсантской жизни к офицерской, но понимали их восторги и вскружившие головы планы. Им было не до бывших сослуживцев.
О дальнейшей службе Титова я узнал несколько лет спустя, когда тот уже стал космонавтом. Встретились с Лёней Балабаевым, который после училища попал в ленинградский округ в ВИАД в Лодейном поле. Кстати, один из полков этой дивизии был полностью укомплектован выпускниками нашего училища.
Не могу точно утверждать, на каком аэродроме базировался этот полк, в Лодейном поле, или в другом пункте. В мае туда прибыли выпускники нашего, Топчихинского полка, в ноябре – Толмачёвского. В том числе и Герман.
Летали молодые лётчики редко – лишь бы поддерживать навыки. Да и летали лишь в простых метеоусловиях. В «сложняке» летал только командный состав, от КЗ и выше.
От Лёньки я узнал, что почти год Титов практически не летал, назначался то дежурным по полётам, то ещё на какую-нибудь должность по обслуге полётов. И это в то время, когда другие, с грехом пополам, но летали. Значит, и в части заметили его невысокое лётное мастерство. Впрочем, и кроме Германа многие молодые лётчики ходили в изгоях, – не каждый после училища вписывается в часть.
О зачислении Титова в отряд космонавтов в полку ни кто не знал. Узнали о цели его откомандирования уже только после того как Титов стал вторым космонавтом. Оно и понятно: секретили тогда и не такие события и не только от рядовых офицеров, а и от большого начальства.
Это событие Лёня толковал так: «Пришла бумага направить в какую-то часть молодого лётчика, морально стойкого, политически грамотного, с определёнными физическими и медицинскими показателями. Кого командир полка должен был направить? Подающего надежды летуна? Чёрта с два, такой пилотяга и самому нужен. Подобрали по принципу: «получи Боже, что нам негоже!»
Отвергнуть эту трактовку я не могу – хорошо знаю взаимоотношения в авиационных частях. Перспективных лётчиков командиры предпочитали, по возможности, оставлять в своей части и продвигать в должностях, чтобы стоящие рангом выше чувствовали подпор снизу и не считали себя незаменимыми. А отправляли в другие части или самых слабых или, на повышение, тех, кто подпирал уже самого командира.
Впрочем, сделать заключение об успехах Титова на лётном поприще до зачисления в отряд, можно только полистав его лётную книжку, в которую заносятся все совершённые полёты, с оценкой и заключением проверяющего. Но где эту книжку найти? И кто разрешит её листать?
Могу твёрдо утверждать лишь одно: общий налёт ко времени зачисления в отряд был у Германа не более 200 – 220 часов, их них 130 – 150 часов приходилось на училище. В первый год после училища он практически не летал (20 – 25 часов для поддержания навыков), затем – не более 40 часов за год. Такова была в те времена норма налёта молодого лётчика-истребителя.
За год – полтора рядовой лётчик, лейтенант, в строевой части асом не становился, даже третий класс не все успевали получить. Отобрали его не по лётным заслугам, а по анкете – это понятно всем тогдашним летунам.
В отряде космонавтов лётчики не летали, их готовили к выполнению космических задач. Практически, к другой профессии. Да и лётной базы у космонавтов в первые годы в ЦПК не было, хотя они и числились в системе ВВС.
Став космонавтом, Герман не мог продолжать карьеру лётчика-истребителя – для этого нужно время, а оно было занято поездками и учёбой в академиях.
Позже ему и не могли разрешить интенсивных полётов – трагедия Юрия Гагарина, разбившегося в учебном полёте, не должна была повториться с космонавтом-2.
Мнение, что Титов попал в космонавты как первоклассный лётчик – это миф. Взращён он журналистами – людьми, мало разбирающимися в авиационных делах. И подхватили его все СМИ ради ещё большего возвеличивания «всех наших побед». А это уже пища и для историков и исследователей, откуда же им брать «факты»? Вот и пережёвывают журналистские байки.
Не понимаю, зачем приписывать первым космонавтам не совершённые ими дела и достижения на пути в космонавтику?
Разве их полёт в космос недостаточен для всеобщего поклонения и памяти потомков?
В отряде космонавтов первого набора оказались и классные истребители, и даже лётчик-испытатель. Но они не были «желторотиками», были старше и возрастом и по званию. И им не нужны были придуманные достижения в лётных делах, – они их имели.
1961 – 68 годы.