Потапыч

...- Ну, что, Василий, доигрался? Допился? Вот теперь отвечать будешь за своего друга. По всей строгости закона! - хриплым голосом проговорил участковый, глядя на взъерошенные кудри задержанного. Тот сидел на табурете, опустив голову, и, уставясь в подставку для карандашей на столе участкового.
– А при чём здесь зверь? Он просто так никого не трогает, тем более своих... - попытался оправдываться Василий, - значит, они сами спровоцировали его...
– Ну ничего себе, спровоцировали! Четыре перелома на двоих, не считая укушенных ран! И он — не причём?..- участковый подался вперёд вместе со стулом, отчего тот пронзительно заскрипел под ним, грозя развалиться. - Да ты знаешь, что тебе за это будет? Твой медведь? Твой! Поломал людей? Поломал!.. А я, ведь, тебя раньше предупреждал: избавься от него, пока не поздно, как хочешь, но избавься!.. Вот оно, «поздно» и наступило! Зверь он и есть зверь, тихий — до поры, до времени, но придёт момент, он себя покажет, свою зверскую натуру!.. Вот и пожалуйста, приплыли!...Двоих мужиков заломал, как нечего делать!..
– Да у него и когтей-то нет, я их регулярно ему подрезал, - оправдывался Василий, - и клыки удалены, можно сказать, беззубый он...Да и молодой, восемь месяцев всего...
– Беззубый? - злорадно рассмеялся участковый. - А искусал-то Митьку и Кольку кто, комары, что ли? В районной больнице им швы и гипсы накладывали, отчего?.. Беззубый!.. Молодой, а здоровущий!.. Медведь, он и есть, медведь!..-
         Участковый нервно встал. Достал «беломорину» из полупустой пачки, закурил. Прошёлся по комнате туда-сюда, подошёл к Василию, сидевшему всё так же, с опущенной головой, и, придвинув к нему чистый лист бумаги, сказал: - Пиши, где ты сам находился в момент происшествия, где медведь; как подошли к тебе Митька с Колькой, что говорили, что делали. В общем, всё пиши, как было, подробно.
         Василий растерянным взглядом посмотрел на участкового, глаза его часто-часто  заморгали, как у ребёнка, готового заплакать:  - Да в том-то и дело, что не помню я ничего, пьяный был...- жалобным голосом, нараспев, проговорил он. - Ничегошеньки не помню...Даже Кольку с Митькой...
– Ну, парень, совсем - «труба» дело...Раз так, теперь твоему медведю, точно, «высшая мера» светит, а тебе полжизни «ишачить» придётся на пострадавших. Это в лучшем случае, а в худшем — на «зоне» отдохнёшь.
– За что, Степаныч? - Василий поднял голову, и посмотрел на участкового. - За это, разве сажают? Разве я их покалечил? Я, ведь, тоже пострадал, когда пьяный валялся...
– Пострадал? Ты пострадал?,- участковый рассмеялся, и сдвинул фуражку на затылок, открыв свою вспотевшую лысину. - Это ты-то пострадал? Перепил, что-ли, голова заболела, да? Пострадал он...
– Да, нет...- выпрямил спину Василий, - я, ведь зарплату получил в тот день, а только две бутылки и купил...Хорошо помню, что пачка денег, ещё не начатая, оставалась. Я её в нагрудный карман положил, вот сюда, и застегнул пуговкой. А когда проспался после, денег-то и нет...
– ...Та-а-ак...- протянул участковый. Он опять вернулся на свой скрипучий стул, затянулся папиросой, и задумался. Глаза его смотрели с прищуром, то ли от дыма, то ли ещё от чего, на портрет Дзержинского, висящий на боковой стене.
         ...На строительстве газопровода Василий работал уже третий год. Зарекомендовал себя отличным сварщиком, добросовестным и ответственным. Ну выпивал иногда, по праздникам или с получки, а с кем не бывало? Но зато работу свою он выполнял отлично, без нареканий, и не было такого случая, чтобы хоть раз подвёл свою бригаду. Даже, если и напьётся вечером, за ночь проспится, а на утро — как стёклышко,- на смену заступал без опозданий.
         ...А медведь этот... Как-то увидел Василий у местных охотников трёх медвежат, из тайги недавно принесённых, и обменял одного, лобастого, на  литр водки. Принёс к себе в вагончик, угол отгородил. Молоком его сперва отпаивал, заказывал, специально, из райцентра. Каши сам варил, и кормил, как дитя малое, чуть ли не из ложки. А позже, все остатки пищи с кухни шли, понятное дело, Потапычу, /так назвали медвежонка/.
        Медведь рос быстро, и к полугоду выглядел уже довольно внушительно: ушастый, с крупными лапами, правда, без когтей, /когти Василий сразу стал ему подрезать, помня рассказы бывалых охотников/. Вообще, возился с ним Василий без устали. Приучал выкрутасам разным: то на задних лапах пройти, да ещё приседая, время от времени, будто танцуя; а то изобразить дохлого таракана: медведь заваливался на спину и поджимал лапы, показывая, что умирает. Рабочие, видевшие это — катались со смеху, и Потапыч, в короткое время, стал всеобщим любимцем. Подкармливали его кто чем мог, гладили, трепали по загривку -  медведь всё позволял — но как друга и хозяина признавал только одного человека - Василия. Только его команды и приказания он выполнял беспрекословно, только его он слушался во всех мелочах.
       ...Однажды, на участке решили устроить субботник, прибраться на жилой территории. Василий и ещё двое рабочих стали перекатывать пустые бочки из-под солярки. Потапыч возле вагончика грелся на солнышке, полулёжа раскинув лапы.
– А ты чего филонишь? - крикнул ему Василий и подозвал к себе. Медведь подошёл, обнюхал бочку, и недовольно фыркнул.
– Не нравится? Ничего не поделаешь, работать надо, - сказал ему Василий, и положил передние лапы медведя на бочку. Покатил её сам, Потапыч пошёл с хозяином вслед за бочкой, урча и перебирая лапами. Вдвоём они докатили ёмкость до места, а следующую ушастый помощник катил уже сам, стоило только подвести его к ней. Рабочие «угарали», видя такую картину. Чем не цирк?
        В другой раз, Василий переносил наколотые дрова под навес, в сарай, и тоже, недолго думая, «припахал» медведя. Подвёл его к дровяной куче, заставил встать на задние лапы, а на передние стал накладывать поленья. Затем, сам схватил в охапку несколько штук, и пошёл к сараю, позвав Потапыча за собой. В сарае Василий сложил дрова в поленницу, и повёл друга за новой партией. Так, сопя и переваливаясь с ноги на ногу, медведь помог хозяину перетаскать всю кучу.  "Вдвоём-то оно сподручней!»- кричали мужики, глядя на бесплатный цирк.
        Когда Василий уходил на смену, медведя он оставлял возле своего вагончика, стеречь жилище. И хотя стеречь его было не от кого — посторонних за полста вёрст не было в округе — Потапычу, всё равно, было приказано оставаться дома, чтоб не мешался. Медведь ложился возле ступенек, ведущих к двери вагончика, и уж тут никто, кроме Василия и трёх жильцов-рабочих, не мог войти в эту дверь: грозный рык зверя останавливал любого.
         Точно так было и когда Василий напивался, как говорится, «в стельку». Медведь ложился рядом с «прилёгшим отдохнуть» хозяином, и тогда уже никто не мог тронуть Василия, пока тот не проспится. Потапыч «работал» у него личным телохранителем, надёжней которого не было. Все к этому привыкли, а начальство «смотрело сквозь пальцы».
         …Обо всех этих делах и забавах знал участковый, потому как вся жизнь строителей проходила у него, как и у всех, на виду; да и по должности положено. Никто ничего не скрывал, все жили открыто. Потому и известие о пропаже денег у Василия было из ряда вон выходящим событием, и нимало удивило участкового.
           Он почесал свою вспотевшую лысину, посмотрел на понуро сидящего перед ним Василия, и строго спросил: - Медведь теперь возле вагончика?
– Да, возле...
– Ты сейчас возвращайся и смотри за ним в оба глаза, чтоб ещё чего не натворил... А пока глянь-ка сюда...- Участковый открыл металлический ящик, служивший ему сейфом, и достал аккуратно завёрнутый в носовой платок свёрток.
– Это они, мои деньги! - воскликнул Василий, - Я их в платок завернул перед тем, как в карман положить...
         Участковый посмотрел на обрадовавшегося Василия, и спросил: - Какими купюрами пачка?
– Червонцы!,- незамедлительно ответил тот. - Ровно тыща рубликов, в банковской упаковке!..
– Хм.., верно. А платок, точно твой?
– Да, конечно, там на уголке ещё две буквы вышиты «В» и «М», - Василий Маркин, значит. Светка, жена, вышивала перед вахтой.
         Участковый развернул платок и увидел вышитые буквы.
– Да, действительно, правда... Ну, что же, забирай, раз твоё... Их врач передал на хранение, вместе с другими вещами потерпевших, часами, портсигаром. Кстати, у тебя больше ничего не пропало?
– Больше ничего. Только деньги...
– Ну, будь здоров!..
       Василий поднялся, засовывая пачку в карман, направился к выходу. У порога остановился и обернулся, в нерешительности.
– А как же...
– С Митькой и Колькой разберусь сам, - перебил участковый. - Когда выздоровят...
– А с медведем как?..
– На счёт медведя — будем думать. Иди...

      
         ...Прошёл месяц. За это время никаких происшествий на участке, где работала бригада Василия, не произошло. Ни Василий, ни другие мужики, никто даже не напился ни разу. Работа шла ударными темпами, план выполнялся с опережением графика, начальство было довольно.
           Потапыч, по-прежнему, веселил рабочих, выполняя команды хозяина, и по-прежнему «охранял» вагончик, когда никого не было. О происшествии никто не говорил, и оно, мало-помалу, начало забываться в череде рабочих дней.
            Наступил сентябрь. Однажды, на жилую территорию участка, вечером, после смены, въехал милицейский «уазик». Участковый, вылезая из машины и отряхиваясь от пыли, увидел развалившегося возле ступенек вагончика медведя, который лишь приподнял голову на шум автомобильного двигателя. Войти внутрь жилища милиционер не решился, и, поправив кобуру, громко крикнул Василия. Тот показался в дверях, и сразу «похмурел» лицом.
– Ну, что, Василий, собирайся со своим зверем, поедем, - проговорил участковый, всё ещё отряхиваясь.
– Это куда? - на лице Василия появилось растерянное выражение. Он невольно обернулся и посмотрел на Потапыча, который уже поднялся и, переваливаясь, подошёл,  ткнувшись ему в лодыжку своим широким влажным носом.
– Как куда? Определять будем твоего медведя, - участковый опасливо отошёл к машине, - в райцентр цирк Шапито приехал, вот, покажем им, может возьмут. А что, ты вечно собрался с ним в обнимку ходить? Это тебе не шутки...
         Василий окончательно растерялся. Он давно понимал, что с медведем рано или поздно придётся расстаться, и внутренне готовился к этому. Но, как бы то ни было, известие застало его врасплох. Вначале, после того инцидента, он опасался, что участковый, по-просту, застрелит зверя, потом, служитель порядка обещал «похлопотать  на счёт зоопарка», а теперь вот цирк этот... Ну, что ж, всё лучше, чем зоопарк...
          Василий погладил медведя по загривку, отчего тот довольно заурчал и лизнул хозяину руку.
– Давай, залезай в машину, и зверя заводи, - поторопил участковый.
– Я щас, переоденусь только. А ты, Потапыч — на место!
 Медведь улёгся у ступенек, а Василий заскочил в вагончик.
Подошли мужики из бригады. Они уже поняли, что Потапыча забирают, и пришли попрощаться. Кто-то принёс пару кусков сахару, а кто — конфетку. Встав в метре от зверя, они, по очереди, угощали любимца. Медведь, с удовольствием, принимал сладости и благодарно урчал.
         Вышел Василий, и, взяв медведя за ошейник, громко скомандовал: - А ну, поклонись, Потапыч, поблагодари мужиков за угощенье, да и попрощайся заодно!..
          Медведь сначался выпрямился во весь рост, а затем склонил свою ушастую голову до самой земли три раза. Мужики рассмеялись, кто-то зааплодировал, - Прощай, Потапыч, нам будет скучно без тебя!..
Даже участковый улыбнулся, открывая решётчатую дверь с торца машины, куда обычно помещали задержанных.  Медведя поместили туда, а Василий устроился на заднем сидении.
– Вот такие дела, мужики!,- крикнул он из открытого окна, и помахал рукой. «Уазик» медленно тронулся, и, переваливаясь на кочках, сам, как большой и грузный медведь, направился к трассе.
         
        ...Вернулся Василий поздно ночью. Зашёл в свой вагончик, и, не включая свет, не раздеваясь, плюхнулся на кровать, до утра.
На следующий день, на работе, был хмурый, и на вопросы друзей из бригады отвечал неохотно. Говорил, что, мол, в цирке, поначалу, Потапыча брать не хотели, но когда увидели какие номера «откалывает» медведь, взяли охотно, да ещё и деньги предлагали. Но от денег Василий отказался — оставил другу на прокорм.
Василий говорил об этом, как-то вяло, и работу свою в этот день выполнял без энтузиазма, чисто механически, а вечером напился «встельку», и валялся возле ступенек вагончика, где ещё недавно лежал Потапыч. Мужики, по-началу, тронуть его не решались, но после всё же затащили в вагончик: уж больно ночи холодные стали, что поделаешь, осень пришла...

 

                ______________