Очерк северной беларуси

                Петербург,
                1844, 8 сентября
                Ян Борщевский
 Начало:    "Несколько слов от автора" http://www.proza.ru/2014/12/09/1090

 (Версия на белорусском языке: http://www.proza.ru/2014/12/09/1169)

 ОЧЕРК СЕВЕРНОЙ БЕЛАРУСИ

       Тот, кто путешествует с севера в сторону Беларуси, видит перед собой огромные деревни типа городков, белые каменные церкви и каменные здания дворов, широкие засеянные поля, кое-где крохотные сосновый пущи или березовые рощи, слышит не раз долгое и звучное пение крестьянина, какое далеко, насколько достигает глаз, разносится по полям или перелетает горы и долины с мелодией пастушеского рожка. В воскресенье, когда солнце близится к закату, встречает он деревенских девчат в праздничных ситцевых, а иногда и в шелковых сарафанах в окружении юношей-ухажеров; водят они хороводы, напевая народные песни, а старики, сидя на завалинках, рассуждают про прошедшие и сегодняшние времена…

       Однако, когда он приближается к границам Себежского и Невельского уездов, то видит перед собой раздольные темные пущи, которые, будто тучи, нависают на горизонте, между лесов - соломенные крыши бедных жителей; кое-где взгляд встречает торчащий между соснами железный крест покрытой мхом часовенки, перед дверями которой на двух сосновых столбах висят два или три колокола; по околицам раскиданы могильные кресты и камни. Редко наткнешься там на прилично построенный панский дом; немного и костелов таких, где можно было бы видеть вкус архитектора или расходы богатого инвестора; и этот вид земли, мрачный и дикий, начинаясь от реки Ловать, простирается к берегам Двины, где кончаются Палата и Дрисса.

       На всем этом просторе узкие каменистые дороги, перерезая гористые места и обходя дикие берега озер, скрываются в пущах. В бедных деревнях в праздничные и будничные дни всегда господствует какая-то угрюмая тишина; редко откликнется песня жнеца или пахаря, и по этому пению можно легко понять его озабоченные мысли, ведь неурожай часто обманывает тут надежды трудолюбивого земледельца…

       В этих местах прошли детские мои годы. Тут я после того, как разлучился с юными своими товарищами по Полоцкой академии, не имея возможности иметь при себе других книг, кроме нескольких латинских и греческих классиков, блуждал в приятных мечтах где-нибудь в темной пуще или по безлюдному берегу озера; любил читать в книге природы, когда вечерней порой откроется страница, на какой миллионами мерцающих вверху звезд написано Божье Всемогущество. На земле, покрытой бесчисленностью растений и животных, я читал о Милосердии и Воле Творца. Эта книга природы учила меня настоящей поэзии, настоящим чувствам лучше, чем сегодняшние разговорчивые критики, какие чужие чувства и разные способности, данные человеку от Бога, хотят, как фрак, перешить на свою фигуру.

       Рассказы стариков о разных происшествиях в их народных повестях, которые перешли от человека к человеку со старинных времен, были для меня историей этой земли, характера и чувств белорусов.

       После того, как судьба забросила меня в далекие места, как же часто печальные мысли мои от берегов Невы возвращаются в этот край, где прошли лучшие годы моей жизни, где столько милых воспоминаний рисует мне помять! Вспоминаю недалекие от Невеля околицы Рябщизны, где природа подняла высокие горы, будто этажи больших громадин, какие столетия покрыли тенью лесов, а некоторые под погожим солнцем сияют золотым песком. Какие там разнообразные пейзажи, какие чудесные рисунки! Если кто, будучи в этом краю, взошел на вершину Северной горы и смотрел на дикие околицы, которые лежат вокруг, то видел, как озера тут и там, словно зеркала, отражают дневной луч, а над их берегами дремлют густые леса, как кое-где по склонам чернеют бедные крестьянские лачуги; но не увидишь тут нигде ни городских стен, ни башен старого замка. Там человек забывает о свете. Не звучат там споры французской палаты в деле Египта и Турции, не слышно там про английский парламент, про войну с китайцами, не галдят там ни про железные дороги, ни про дивное изобретение Дагера. И только голос пастушка, выстрел охотника в лесу или ветер, который рыщет в вершинах пущи, нарушают на минуту тишину околицы…

       Ближе к Полоцку озеро Нещерда на несколько миль заливает простор, подмывает волнами прибрежные песчаные горы, на юг - широкие луга, усеянные кущами лозняка, кое-где речки, прибегая издали среди камыша, прячутся в разливе озерной воды. Там весна - рай; самые разные птицы, кажется, собираются со всех концов мира, тысячи разных мелодичных, диких и чувствительных голосов откликаются над водой по лугам и лесам: стон кукушки, щёкот соловьев, голос бугая в камыше, резкие крики уток… Эта дивная гармония и этот концерт природы переносили мои воображения в какой-то волшебный край.

       И теперь эти места, где в младенчестве я видел столько чудес природы, эти рощи, эти зеленые берега Нещерды память рисует мне, словно приснившийся сад. Припоминаю народные рассказы о преданиях этого края, о горах, деревьях, Нещерде, которые ходят среди люда; и хотя в его рассказах тяжело найти полную правду, однако можно видеть какой-то след былого этого края, поскольку еще поныне в некоторых краях можно наблюдать валы, созданные человеческой рукой; это, бесспорно, следы войн, о которых не вспомнил ни один историк. Иногда взгляд встречает курганы, покрытые лесом. Может, в тени шумящих сосен почивает там какой-либо воитель, имя какого давно забытое. Я не раз слышал рассказы простого народа о давних войнах, но к ним столько примешано сказок и чудес, что остался только слабый след былого, без имен деятельных особ. Расскажу одно простонародное предание этой околицы.

       На южном боку озера Нещерды есть гора, какую с трех сторон омывает вода, на той горе - деревянный маленький костёлик и несколько сосен. Там часто находят в песке стертые веками серебряные монеты, стеклянные предметы, которые использовались как украшения, ржавые остатки разнообразного старосветского оружия. Говорят, на том полуострове был некогда город. Однако чей город, кто в нем властвовал, неизвестно. Тамошний люд, который живет в отдаленных лесистых околицах, долго не знал нашествий разных племен, которые блуждали в этом краю ради грабежа. Через некоторое время страшный великан, которого называли Князь, привлеченный к берегам Нещерды надеждой на богатый грабеж, обложил с огромной шайкой разбойников этот город, победил слабую защиту, ограбил дома, поубивал жителей, в костелах ободрал иконы и уничтожил жертвенную посуду, даже костел разрушил, а колокола утопил в озере и с толпой друзей расположился в разоренном городе. Однако Бог чудесным образом известил свою кару богохульникам. Колокола, затопленные на дне озера, ежедневно на закате и восходе солнца пробуждали глухое молчание на диких берегах Нещерды так, что птицы, напуганные стоном этого колокола, убежали воздушными путями, а серны и лоси, дрожа от страха, попрятались в далеких пущах. В полночь летала чума, похожая на черный шар, и где она коснулась стены, из этого дома уже никто не выходил живой, и таким образом вымерла вся дружина Князь; сам он, испуганный, оставив все богатства, зарытые в горе, убежал с несколькими дружками, но недалеко за озером его настигла смерть. Народ и сейчас показывает громадный курган, который называется Могилой Князя.

       Много и других преданий в том краю кружит среди простого люда; во многих из них упоминаются исторические случаи, другие же - больше плод фантазии и меланхолического духа, что определяет жителя этих диких и лесистых околиц; от природы он способен к резвой мысли, воображение его создает удивительные картины. Отдельные из тамошних простонародных преданий я передал в балладах, помещенных в трех томиках альманаха "Nіezabudka", а именно: "Девичий источник", какой находится на север от города Полоцка, скрытый в тени вековых лесов; "Две березы", которые и теперь люд показывает неподалеку от берегов озера Шевина; "Курганы"; "Русалка", взятая из песни волшебницы, которая, суммируя по своему любимому, поет:

                Гусанькі, лябёдэнькі, Скіньця мне па пёрэчку, Я з вамі полечу.

       Бывают тут временами в воскресенье ярмарки; люди собираются из ближайших деревень в костел. Там на кладбище можно видеть сцены, которые наводят на душу печаль. Вот вдова с малыми ребятами у деревянного креста, какой стоит над могилой ее мужа, а там сирота над могилой родителей высказывают свою кручину голосом, который терзает сердце; если кто приблизится к ним и подслушает их слова, - они завидуют мертвым, и эти слезные жалобы, кажется, пронзили бы и каменную грудь. После богослужения все собираются в одном месте, где-нибудь поблизости трактира; тут является несколько жидков с лентами, иголками и разными блестящими отделками для одежды; подает голос специальная белорусская дуда. Начинается музыка под открытым небом; молодой парень, и седой дед, хмельные водкой, скачут до пота, их радость часто переходит границы приличия. А скорбные плакальщицы, какие недавно умывались слезами над могилой мужа и отца, скачут под мелодию дуды:


 Слава тобе, Хрыстэ цару, Што мой муж на цмэнтару, І бяды позбылася, І гарэлкі напілася. Або таксама: Калі ж тая серада прашла, Як ня еўшы на прыгон пашла, Весь дзень жала, ня лянілася, Злому войту пакланілася; А цяпер жа ні а чом тужыць, І войт п’яный у карчме ляжыць.
 


       У большинства песен этого простого люда, как в словах, так и в мелодии, есть что-то меланхолическое, и даже свадебные песни, где невестам желают счастливой общей жизни, имеют в себе какое-то чувство печали, как будто они не доверяют будущей судьбе в этой юдоли плача… Но свадебные обряды отличаются рыцарским запалом; жених, прежде чем стать у порога родителей нареченной, приучает свою лошадь не бояться огня и бросаться в пламя, после такой подготовки, собравшись ехать к своей нареченной, он и его дружина надевают красные шапки, свешивают на грудь красные платки и мчатся через горы к дому, где их ждут невеста и гости. Перед воротами они останавливаются; солома полыхает пламенем, он и дружина перепрыгивают ее вскачь на удалых конях, но и тут еще зажженные пучки соломы, которые бросают коням в глаза, не позволяют заехать в открытые ворота; они одолевают все преграды; жених со склоненной головой входит в дом, садится за стол, слышится песня "Баслоў Бог вяселе іграць", и тут начинается благословение молодых и свадебный пир. Но во время того пира бывают разные необычные случаи.

       Беларусь, как и другие народы, помнит еще некоторых своих мифологических божков. Русалки, когда рожь цветет в поле, с распущенными длинными волосами качаются на березах и поют песни; их смех отзывается в глубине лесов и тревогой пронзает тех, кто собирает грибы или ягоды. Лесной бог - пан диких пустынь; чтобы человечное зрение не могло его усмотреть, он под различными видами прячется в своих владениях; минуя луга, так уменьшается, что его нельзя увидеть в густой траве; идущий через пущи, равняется с самыми высокими соснами. Он опекун зверей и лесных птиц. Говорят, что видели огромные стаи белок, каких лесной божок переправлял из одной пущи в другую; он делал это, чтобы спасти их от огня, поскольку предвидел, в какой стороне вспыхнет пожар.

       Торжество Купалы известно почти всем славянским народам. На Беларуси 23 июня, после захода солнца, происходит Купальня, или Праздник Купалы; ночью ищут клад; самый счастливый тот, кому повезет сорвать цветок папоротника; его зрение подмечает зарытые в глубине земли клады, и он столько может иметь золота, сколько сам захочет. Женщины вместе с юношами и девушками около костров из смоляных поленьев ждут восхода солнца, напевая песни:


 Іван да Марія, На гарэ купальня, Гдзе Іван купаўся, Бераг калыхаўся; Гдзе Марія купалась, Трава разсьцілалась..



       И другие похожие песни звучат в поле, пока солнце не заиграет на небе.

       Ночь Купалы в том месте Беларуси полна необычных происшествий. На мысль простого люда, вся природа в эту ночь веселится. Рыбаки видят поверхность озера, покрытую иногда белым, словно лунным блеском, и хотя небо ясно и воздух спокоен, блестящие волны, ударяясь в берега, разбиваются на капли, которые, словно звезды, светятся в воздухе. И это чудесное зрелище на заросших камышом берегах пробуждает диких уток и других водяных птиц, которые, привлеченные дивным свечением воды, поднимаются тут и там над ясным озером.

       Деревья в лесу также могут переходить с одного места на другое; шумом своих ветвей они разговаривают между собой; рассказывают, что кто-то, блуждающий этой ночью в лесе, нашел цветок папоротника и видел не только клады, скрытые в земле, но и необычные чудеса в природе; понимал речь каждого создания; слышал, как дубы сходятся из разных мест и, сделав круг, галдят шелестом ветвей, вспоминая, будто старые воины, свои героичные поступки и давние заслуги. Липы и березы, собираясь там, хвалились своей красотой; среди них были некоторые, якобы гости из соседних садов, классически подстриженные и выпрямленные; те галдели о кокетстве дворовых девушек и своеволии паничей, свидетелями какого они не раз были; а эти обидные разговоры с презрением слушали задумчивые сосны и елки. Он видел ивы, которые, стоя над речкой и вглядываясь в водяное зеркало, спрашивали одна у другой, что какой из них идёт, - и эти чудеса творятся аж до восхода солнца.

       Восход солнца после этой бессонной, торжественной ночи также бывает чуть особенный. Толпа люда, которая веселится в поле, кончает песни и танцы и молча направляет глаза к небу, словно поглядывает на сцену, где вверху, на пылающем просторе горизонта, должно появиться что-то необычное. Восходит солнце, поднимается над горами и лесами и на глазах всего люда рассыпается в небе на мелкие сверкающие звездочки, опять собирается в один огненный шар; его окружает бесчисленность радужных кругов, и он мерцает, вращаясь кругом своей оси. Это явление повторяется несколько раз, и таким образом солнце играет ежегодно 24 июня.

       Кроме упомянутых чудес, есть еще, как полагают жители того края, волшебные травы. Разрыв-трава может чудесно воздействовать на железо, разрывает якобы замки и оковы у узников; если коса наткнётся на нее на лугу во время сенокоса, то расколется на несколько частей. Перелет-трава, или летучая трава; рассказывают про нее, что она может переноситься с места на место, ее радужный цветок чрезвычайно живой и красивый, а в своем полете иногда блестит, как звездочка. Счастливый, кто ее сорвет, поскольку не изведывает он преград в своей жизни, все его желания немедля совершатся, и эта трава – трава счастья. Люди, мечтая о счастье на этой земле, рисуют его в разных образах; греки и римляне верили в слепую Фортуну, что, крутя вечное колесо, поднимает людей под облака и опять опускает в бездну. Белорусский народ представил себе какую-то летучую траву, гонясь за которой не один сбился с дороги и не вернулся к своему родному дому. И я, ища ее далеко, оставил эту родную страницу, где прошли самые приятные дни моей жизни, и теперь в северной столице, поглядывая на театр большого мира, читаю книгу, что иногда смешит, иногда заставляет лить слезы, и это - книга человеческих сердец и характеров.

 (Край мой, дзе горы паўсталі узнёсла, Край сініх вод, чаратамі зарослых, Пушчаў, дзе ў голлі хаваецца сонца, Колькі прыгадак ты будзіш штодзённа, Ў промнях вясновых, у барвах зялёных Ты мне з’яўляешся казкай бясконцай. Згадваю сумную песню ратая Ці пастуха, што па-простаму грае, Часам, калі у лясах ля азёраў З кобзаю рэха гамоніць паўторам Ці калі люд пасля дзённае працы Гучна спяшае ля хаты сабрацца, Чуючы мяккі палон прахалоды, Слухаць ад старца сівога прыгоды Прашчураў слынных, асілкаў, герояў. Слава і дзіва паданне старое, Што аж ад продкаў па бацькавым краі З вёскі да вёскі вандруе, блукае!)


 Край мой, где горы восстали возвышенно, Край синих вод, камышами заросших, Пущи, где в ветках прячется солнце, Сколько догадок ты будишь ежедневно, В лучах весенних, в красках зеленых Ты мне являешься сказкой бесконечной. Я вспоминаю грустную песню пахаря или пастуха, что по-простому играет, Иногда, когда в лесах у озер с кобзой эхо галдит повтором Или когда люд после дневной работы Звучно спешит у дома собраться, Слыша мягкий плен прохлады, Слушать от старца седого приключения Пращуров известных, силачей, героев. Слава и чудо предание старое, Что аж от предков по отцовскому краю Из деревни к деревне странствует, блуждает!

 Продолжение: "Шляхтич Завальня" http://www.proza.ru/2014/12/09/1245


Рецензии
Перелет-трава, или летучая трава; рассказывают про нее, что она может переноситься с места на место, ее радужный цветок чрезвычайно живой и красивый, а в своем полете иногда блестит, как звездочка. Счастливый, кто ее сорвет, поскольку не изведывает он преград в своей жизни, все его желания немедля совершатся, и эта трава – трава счастья

Светлана Самородова   29.01.2015 23:15     Заявить о нарушении
На это произведение написаны 4 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.