Николай КРАСИЛЬНИКОВ
«ВАЛИШЕНЬ» ЮРИЯ КОВАЛЯ
Свой творческий путь поэт Леонид Мезинов начинал вместе с Юрием Ковалем. И относится это «общее начало» уже к далеким 60-м годам прошлого столетия. Когда Леонид и Юрий были студентами Московского педагогического института им. В. И. Ленина. Позднее в соавторстве написали свои первые стихи, рассказы и сказки. Публиковались в детских газетах, журналах, альманахах.
Молодых людей в те годы объединяло многое — беззаветная любовь к литературе, страсть к охоте и рыбалке, путешествиям… После окончания вуза Коваль уедет в глубинку, в Татарстан. Будет преподавать в сельской школе русский язык и литературу. А в одном из писем напишет другу Леониду: «…Леня, клянусь! Я всё время охочусь и многим зайцам хвосты поотшибал. Взял кучу уток, на зависть местным владельцам оружия, умирающим от секрета моего охотничьего таланта. Написал несколько рассказов и 10 штук пейзажей, которыми совсем недоволен…»
О счастливой поре поисков и открытий Юрий Коваль напишет потом одну из своих лучших книг «Самая лёгкая лодка в мире» — с послесловием поэта Арсения Тарковского.
Повесть буквально пронизана любовным отношением к людям. И — трепетно-восторженным ощущением красоты окружающей природы. И до сих пор от «лодки» веет магией шестидесятых, светлых юношеских надежд на будущее…
В конце шестидесятых творческие пути Мезинова и Коваля разошлись, однако дружество студенческих лет удалось сберечь.
Мезинов издал ряд ярких детских поэтических книжек, на которых выросло не одно поколение школьников, а рассказы и повести Коваля о природе вошли во многие учебники и антологии.
Столь дорогие обоим «Охотничьи мотивы» особенно зримо проявились в ранних рассказах Юрия Коваля. Душою неисправимый романтик и бродяга, рыболов и охотник, он никогда не мог «пройти мимо» излюбленной темы. ( «Кепка с карасями», «Лесник Булыга», «По чернотропу», «Русачок-травник» и другие).
Читая их, чувствуешь, что автор знает мир четвероногих и пернатых — диких и прирученных, мир широких полей, шумящих лесов и равнинных рек, не поверхостно, не по «книжному». Сам немало исходил троп с удочкой и ружьём. Жил в мире не придуманном, а зримом, только потом одухотворённым пером талантливого человека. Подлинную красоту нельзя придумать, её нужно увидеть, прочувствовать. Эту красоту Коваль находил во всём, к чему прикасалось его трепетное художническое перо.
«… Тут у меня клюнуло. Я подсёк, и леска запела, натянувшись. Медный язь засиял в глубине, упираясь, вышел на поверхность, плеснул-затрепыхался. Я подвёл его к берегу и выбросил в траву».
Крохотная картинка, но как хочется вслед за писателем оказаться на берегу туманной речки, послушать плеск воды и шелест лещины, увидеть своими глазами сказочного меднобокого язя!..
А у какого истинного охотника-гончатника не забьётся волнительно сердце, читая эти строки: «… Кама заливается сплошной трелью, голос её возвышается с каждой фразой, к ней подваливают старая Найда и Ураган — звенит, бьётся, колотится меж ёлок, разливается по чернотропу, по остывающему предзимнему лесу голос гона».
Чтобы так хорошо знать собак и музыку гона, надо самому быть хорошим собачником и охотником. А им и был Юрий Коваль. Старейший писатель В. Б. Чернышев, друживший с Ковалем, рассказывал мне, что у Юрия на даче постоянно жили собаки. Особенно он любил лаек, этих незаменимых помощников на охоте по белке и соболю.
Однако не только описанием окружающей природы сильны рассказы Юрия Коваля. Его часто беспокоили и проблемы морального, нравственного плана. Будь это, как сейчас бы сказали, тема экологии или браконьерства. В этом ряду особенно выделяется рассказ «У кривой сосны», в котором подросток Шурка Сараев за «просто так» убивает лосёнка, и какой воспитательный урок преподносит ему на всю оставшуюся жизнь, умудрённый житейским опытом и годами лесник Булыга… И таких произведений у писателя не мало. Стоит вспомнить циклы рассказов «Чистый Дор», «Листобой», «Про них», повести «Недопёсок», «Приключения Васи Куролесова».
Они ещё раз подтверждают, что Юрий Коваль был достойным учеником своих великих предшественников — М. Пришвина. К. Паустовского, И. Соколова-Микитова… С последним встречался, часами беседовал. Результатом этих встреч стал прекрасный литературный портрет классика. Тёплая дружба связывала Коваля с автором «Гончего пса Арктура» Юрием Казаковым.
Леонид Мезинов рассказывал, что после каждой поездки на рыбалку или охоту Юрий Коваль возвращался буквально переполненный впечатлениями. Тогда художник в нём перебарывал охотника. Хотя трудно было отличить одно от другого. Ведь истинный писатель постоянно «охотится» за словом.
В середине 70-х годов Юрий Коваль вернулся из Смоленских лесов, где охотился на вальдшнепов. Жил Юрий в деревне, в избе одинокой старушки. Однажды, придя с вечерней тяги с очередным долгоносиком, он бросил его на лавку. Это был добротный буровато-серый с рыжинкой лесной куличок. Старушка подняла его за крыло, долго разглядывала и, наконец, вздохнула:
— Ах, валишень, валишень…
— Почему — валишень? — спросил Юрий.
— А у нас все так кличут эту птаху, — ответила старушка.
Коваль знал, что в северных областях России вальдшнепа называют по
разному: кряхтун, славка, слонка, слука, хавка… Но такое название он услышал впервые. И останние деньки, как магическое заклинание, Юрий повторял: « Валишень, валишень…» Так ему понравилось необычное слово. С ним он и вернулся в Москву. Это было, пожалуй, его самым дорогим трофеем. А через несколько месяцев Коваль написал чудесную миниатюру под названием «Валишень». Её вскоре опубликовали в детском журнале «Мурзилка» с рисунком Т. Мавриной.
Именно к тем уже далёким от нас временам относится следующая история, касающаяся дружбы Мезинова и Коваля.
Отец Леонида — А. И. Мезинов (1905 — 1976 гг.) был военным, генерал-лейтенантом авиации. В 30-е годы в качестве бортинженера участвовал в международном Большом Восточном перелёте, первом — в истории отечественного самолетостроения. Был отмечен высокой правительственной наградой — орденом Красной Звезды под номером пять. Закончив Великую отечественную войну в Берлине, Антон Иванович вышел в отставку и предался любимому хобби — рыбалке и охоте.
Во время отпуска и редко выпадавших свободных деньков он всегда брал с собой сына на охоту. Охотились в основном на болотную и лесную дичь — уток, вальдшнепов, тетеревов… Будущему поэту очень нравились эти романтические поездки. Гулкие выстрелы в рассеивающемся тумане, тяжело падающий на середину озера матерый крякаш, волнующий запах раздвигаемых веслом гниющих тростников… А вечером у костра под зябкими осенними звёздами бесконечные рассказы бывалых охотников.
Воспоминания о тех счастливых днях оказали настолько сильное впечатление, что, будучи взрослым, Леонид Мезинов напишет цикл стихов о природе, охоте и рыбалке.
К сожалению, после безвременной кончины отца, Леониду редко удавалось выбираться на охоту. Зато ему на память от родителя остался драгоценный подарок — охотничье ружьё: ТОЗ — 34, двенадцатого калибра. Гладкоствольная централка. С ореховым инкрустированным прикладом. Отец очень дорожил ружьём и практически не расставался с ним в последние годы.
Однажды Коваль приехал в гости к Мезинову. И Леонид показал своему старинному другу отцовское ружьё. Юрий долго и с интересом разглядывал его. Открывал стволы, прицеливался, нажимал на спусковые крючки. Взгляд его преображался, загораясь изнутри неистребимым охотничьим азартом.
— Прекрасная двустволка и в отличном состоянии, — похвалил он. А
за полночь, собираясь домой, вдруг предложил: — Знаешь, Леня, продай мне ружьё, а?
Просьба была настолько неожиданной, что Мезинов поначалу даже растерялся. А спустя минуту, твёрдо и уверенно сказал:
— Нет, продавать его я не буду. Это память об отце.
— Ах, да! — засмущался Юрий.
— Постой, постой, — остановил его Леонид. — Вот именно, как память,
я не продам тебе ружьё, а… подарю. Всё равно оно лежит у меня без дела. А тебе пригодится. Бери прямо сейчас, а завтра оформим, как полагается.
— Нет, нет, — заупрямился Коваль. — Я не приму просто так дорогой подарок.
— А я не продам. Подарки не продают.
На том и разошлись, как два строптивых и неуступчивых купца на восточном
базаре.
Потом друзья к вопросу о ружье возвращались не один раз. И при личных встречах, и по телефону. Но всякий раз между словами «подарю» и «куплю» возникал невидимый барьер, который так и не смогли преодолеть два интеллигента, два писателя, два друга…
А вскоре Юрий Коваль неожиданно для близких и далёких его друзей умер. Это известие ошеломило всех, как если бы в июле пошёл снег или ударили морозы.
Наша история, однако, на этом не заканчивается.
… Два года назад мне попал в руки альманах «Созвучие», издающийся в подмосковном городе Железнодорожный, где сейчас живёт и работает Леонид Мезинов. В поэтической рубрике внимание привлекла знакомая фамилия. Леонид Мезинов, «Вальдшнеп». Коротенький эпиграф: «Другу студенческой юности Юрию Ковалю посвящается». И — стихотворение:
С худыми длинными крылами
Носат, машист, малоголов,
Между знакомыми стволами,
Не чуя двух стальных стволов,
Лениво «хорканья» шальные
На брови леса уронив,
Он пел… Когда стволы стальные
Свой жаркий рявкнули мотив!
И в перелесок оробелый
Упала камнем тишина…
Но снова вальдшнепами пела
Протяжная голубизна!
Окровавленною походкой
Подранок-песня жить ушла…
А жизнь его была короткой —
Как два дымящихся ствола.