1
Окно в коммунальную квартиру
Я живу за МКАДом, в панельном доме спального района: бело-коричневая, розовая или голубая плитка фасадов, типовые школы под окнами, супермаркеты каждые сто пятьдесят метров. На дворе начало двадцать первого века: практически у каждого имеется пальцем тыканный девайс (мобильный телефон или планшет с функцией тачпад) да универсальная магнитная карта для всех видов транспорта. Для путешествий есть хостелы с евроремонтом и обстановкой в минималистическом стиле, похожие на самолеты «Сапсаны», роуминг и симки местных операторов, а для досуга существуют антикафе с бесплатным печеньем и платными минутами. Обеды я готовлю на индукционной плите, конфорки которой то красиво разгораются ярко-красным цветом, то потухают до угольно-черного (но при этом не остывают), а белье стираю в умной машинке, начинающей верещать при малейших неполадках — например, если внимательная хозяйка забыла включить подачу воды. Это – замешанный на глобализации и высоких технологиях полупрозрачный вязкий коктейль «3rd millennium».
Коктейль сильно разбавлен байкалом советского разлива: один глоток чудодейственной смеси – и квартирка из новостройки восьмидесятых превращается в коммуналку, насквозь пропитанную бытом и мировоззрением середины двадцатого века. Моя новенькая электроплита становится здесь газовой, на горелках которой как бы кипятится белье, а скалолазные выезды для простоты считаются поездкой в санаторий по путевке от организации; собираясь погулять, я выслушиваю традиционное напутствие о том, что надо избегать встреч со шпаной и выбирать приличные компании. Впрочем, кроме беспокойства по житейским поводам, есть в соседней комнате и причины для радости: например, отсутствие больших очередей и хорошее обеспечение продуктами.
Уже с порога «коммунальной» комнаты почти физически ощущается, что ее стены словно увешаны красными коврами, купленными родителями родителей (отчасти так и есть — существующий в реальности потертый напольный ковер приобретен дедушкой), а не ограниченное стенами пространство населено давно ушедшими людьми. О ком-то я только слышала, кого-то видела в глубоком детстве и потому помню смутно, но ощущение их почти-присутствия иногда заставляет сосредотачивать мысли на том, что эти иллюзии воплощенной осознаваемости — просто следствие того, что человеку свойственно сохранять в памяти яркие воспоминания молодости и переживать их снова и снова в рассказах детям и внукам. Тем не менее, иногда после очередной истории из прошлого воображение с особой живостью рисует мне несколько затхлую коммуналку, в которой толпятся тени с шелестящими голосами и бесшумными шагами: они устанавливают очередность посещения уборной, иногда пересекаются на общей кухне, обсуждают вопросы жилплощади и ходят культурно отдыхать на каток или в кино. Для кого-то тени реальнее, чем окружающий мир, и потому к их попыткам прорвать оцепление заблудившегося во времени ума и заселить собой век двадцать первый я иногда отношусь почти всерьез.
2
Я и мои злые гномики*
Не менее серьезно я отношусь и к другому измерению этой комнаты, при котором в ней обитает взъерошенный недовольный гномик. Он ритмично стучит посохом, периодически чем-то шуршит и с бессмысленным упорством перетаскивает разные предметы с места на место. По ночам он то шипит в темноте, как рассерженный кот, то мигает светом настольной лампы, а днем очень бойко шурует по маршруту «кухня — комната».
Иногда место гномика занимает баба Яга из избушки на курьих ножках. Как настоящая сказочная старуха, она разговаривает басом (иногда к басу примешивается присвист), шамкает, словно старенькая рыночная торговка, и периодически выдает реплики, пронизанные такой экспрессией, что в голове сразу возникают ассоциации с рампой Большого театра. Она ловко орудует своей клюкой: не вставая со стула, цепляет ею дверные ручки, достает с ее помощью предметы с высоких полок и порой замахивается на бестолковых Иванушек-дурачков. Телевизор, реагирующий на нажатие кнопок пульта, вызывает у нее неизменный восторг — наверное, тем, что он, как и серебряное блюдечко с наливным яблочком, показывает по желанию хозяина разные события, происходящие в других частях света. После завтрака она задремывает перед современным серебряным блюдечком и храпит на всю округу, как бабе Яге и полагается по рангу. А поскольку любая баба Яга в глубине души является истинной леди, то и леди из соседней комнаты любит прихорашиваться перед зеркалом, мысленно переносясь во времена, когда ее круг общения составляли преимущественно Иваны-царевичи и Василисы Прекрасные… да что там говорить – когда она сама была Василисой.
Впрочем, почему «была»?
*Так называется один из рассказов Джона Маверика