Бор умирал... Медленно и трудно, c хрипом и стонами ломались старые ивы, падали на землю, оставляя некрасивые пни с острыми клыками- волокнами мёртвой древесины.Вековые дубы высыхали стоя. А может - вовсе не Бор - а моя любовь к нему отмирала медленно и больно..Трещины - расщелины не то в земной коре, не то в моей душе, увеличивали пропасть между нами... Вдобавок, близость уродливого ярко - красного моста и эстакады, соединившей берега, сделала его многолюдным, затоптанным и шумным.Живое и трепетное тело его изрезали дурацкие лесенки и дорожки и уродские клумбы с совершенно неуместными чемерицами и очитками.
Многочисленные суетливые таджики с чёрными пластиковыми пакетами собрали и сожгли всё таинственно - замшело - сказочное , такое трепетно - непонятное и очень древнее,что покрывало землю под старыми соснами.Бело - синие кабинки ,разбросанные по всему лесу, напоминали о людской нечистоплотности - и лишили землю того, что полагается ей по праву. Толпы бабушек и мам с детьми и собачками вытоптали траву и цветы..Шумно и неуютно стало в Бору.
Мне часто снятся странные сны - люди в них - те же,что я знаю - но вроде бы и не те, улицы - знакомые, но ведут в никуда, поезда приходят к платформам в срок - но войти в них невозможно. Наверное, это отражение искривлённого и перекрученного мира, в котором мы живём...
И всё же - как безнадёжно - но упорно трогаем мы языком дырку от вырванного зуба- так и я - иногда возвращаюсь в те места, сознавая что прошлое не вернёшь...
Те же поляны - те же люди... Те - да не те.Единое сообщество распалось на мелкие группки, почти ненавидящие друг друга.Первый раз в этом году не пришли волейболисты - а их остатки перекочевали к Люське - шумливость которой превратилась в откровенную агрессивность и сбор дани с приходящих в виде выпивки и закуски.Напрочь свихнувшаяся повзрослевшая Милана разогнала окружающих бесконечными истериками и матом, уже лишёнными юношеского обаяния. Умер Тамада - и его место не занял никто. В куртинке Мишки - Садовника обосновалась Людмила с изрядно обрюзгшим грушевидным Юркой и уже не поющим постаревшим Колькой - баянистом. Ушли с центральной поляны Наташка Калинкина и Иришка Мопс - вместе с Яном, Шараповым и ещё пятком старожилов- их тесно сидящий пьюще- жующий кружок чётко обозначил границы деления по уровню достатка. Кольцов и Лысый мотались неприкаянно от тусовки к тусовке, не находя себе места. Уехал в Харьков Валерка - а Лариска - его последняя серьёзная подружка пыталась ладить со всеми - но "всех" уже не стало.
Ян с Татьяной разошлись - и не мирно... Они теперь избегали друг друга - куда только делась любовь, длившаяся больше десяти лет...Рыжий Вовка перебрался в Раздоры , вместе с большинством волейболистов.
Несколько дней назад мне позвонил полковник- и долго говорил о двадцатилетней дружбе, о том , что надо встретиться и возобновить, а я слушала- и вспоминала свой последний поход на пляж... Три часа одна из наших дам рассказывала мне, с кем можно выпить и пожрать на халяву - а потом ещё и заняться сексом - с кого слупить нечего - и кто приходит с угощением - и слушая её почти в изнеможении на обратном пути - я поняла - всё. Бора больше нет. Того Бора, где наливали рюмку не спрашивая кто ты - и что у тебя есть с собой, где солнце равно светило для всех без разбору - и где голые тела были пропуском в общность под названием " нудистский пляж".
Да и - если не лукавить - Бор кончился для меня вместе с любовью, которая началась на его берегу - и вместе с ним сошла на нет.
В самый разгар пьяно - весёлого безумия и увлечённости нудизмом, углядела я скромно сидящего в сторонке интеллигентного дядьку с газетой - и даже с некоторым возмущением спросила - А почему все зовут меня в гости, а ты - нет? Он аккуратно сложил газетку - и ответил - А я тебя зову...
У нас оказалось много общего - и даже какое-то количество общих знакомых вне пляжного мира... Ненавязчивая дружба как - то быстро переросла в страсть - а потом в искреннюю настоящую любовь...Но возлюбленный мой, по натуре человек скромный и тихий, сильно страдал от моей шумно - безумной семьи, от перепадов моего настроения и бесконечной погони за острыми ощущениями... Ему хотелось тихой гавани- а мне - после развода ошалевшей от свободы - бесконечных бурь и радуг.
Шли годы... Нам было невыносимо врозь - и ещё тяжелее вместе. Мы научились не добивать друг друга - но ближе от этого не стали.И в какой - то момент я поняла, что связь оборвалась.Довольно долго мы продолжали встречаться по инерции - кому то надо было остановиться - и это решила сделать я - как более жёсткий и решительный человек.Потом всё это долго добаливало во мне - а когда отболело, мне подумалось, что хотя бы один абзац в повести нужно отдать этим 15 годам - радости и печали - и на этом поставить точку.
Так вот - Бор изменился и внешне - центр его переместился туда, где раньше стояла палатка Разноглазого... Сам Мишка уже год как перекочевал на другой берег реки - а не его полянке образовалась жутковатая тусовка из модных нынче людей без пола- или наоборот - обладающих и тем и другим полом одновременно. И если раньше это были сексуальные игры своеобразной психики - то теперь этим сборищем руководили амбиции и борьба за власть.
Странные существа завелись в Бору.. Не сосновый дух и шум реки привлекал их - не свобода голого тела пропитываться солнцем - а что -то иное - нездоровое и тёмное...Один из старожилов - онанистов, встреченный мной летом, сказал с болью - вымирает пляж... И я ощутила нашу внутреннюю грустную связь. Во всех прежних глупостях и шалостях этого места всегда было что - то детское- непосредственное- и потому чистое... Где оно теперь?
Андрюшка Кудрин с женой и детьми попробовал перебраться на тот берег вместе с Калинкиной и Мопсом - но у него не получилось это отделение от общего - на душу не легло.
Совершенно безумный Попрыгунчик после смерти жены начал бросаться в драку - в основном с женщинами ... Женька - экстрасенс - одна из ветеранов, бродила между отдыхающими с безумным видом - и разговаривала с кем-то невидимым, задрав лицо к небу. Седые спутанные патлы развевались вокруг исхудавшего лица... Потом подходила к кому -нибудь из прежних - брала кусочек печенья или хлеба иссохшей рукой - жевала, шевеля ввалившимися щеками... Смотреть было страшно, а отвести глаза - невозможно...
Татьяна Борисова приходила всё реже, останавливалась у Мишки - Садовника - но в итоге была изгнана Людмилой, не желающей делить свалившуюся ей в руки власть.Даже Чубайс уже не бегал, а медленно плыл по пляжу, порой забывая про бутылки и банки, останавливался поздороваться и поговорить, как будто силился найти что - то потерянное - и очень важное.
Летом, на дорожке к выходу встретился Борька- постаревший - поседевший...На солнце ему нельзя - был инфаркт - оперировали - сделали шунтирование.
Курган Виталика срыли - ещё в прошлом году... Тот же трактор что разметал курган, снёс и Ксюхино хозяйство - палатку и все вещи пришлось выбросить. Так что в этом году на её месте обосновалась команда грязных вечно пьяных орущих бомжей - и никто не рискнул их прогнать.
Несколько раз приходил Вадик с Леной - сидели тихо - без куража... Даже Лёшка - переводчик утих - перестал соблазнять всё что движется... Хотелось бы списать это на преклонный возраст прежних красавиц - и мой в том числе - но боюсь, что всё гораздо хуже - глаза у него погасли.
У Молодёжки выстроили новое кафе - уже не нищенское и вполне легальное... Город неотвратимо заглатывал Бор - не землю - душу и дух...И только мальки уклейки так же неутомимо сновали у берега, хватая ртами хлебные крошки, и пощипывая купающихся за ноги.