Недавно в Германии вышла книга французского писателя-путешественника Сильвена Тессона «В лесах Сибири. Дневник одиночества».
В 2010 году ее автор шесть месяцев прожил отшельником в избушке на берегу Байкала, чтобы «немного побыть в тишине», до того как ему исполнится 40 лет. Как жилось европейцу в сибирской тайге? Чем он занимался, чтобы не сойти с ума от скуки? Какое мнение у него сложилось о местных жителях? Я прочитал книгу француза и предлагаю вашему вниманию самые интересные ее моменты.
Свое повествование Тессон начинает со сцены в иркутском супермаркете в феврале 2010 года, где он закупал продукты перед отъездом в тайгу. Европеец ожидал увидеть пустые прилавки, одетых в серую одежду людей, разбитые дороги и обветшалые здания. Но Иркутск не оправдал его ожиданий. От обилия товаров у Тессона захватывает дух:
«Под маркой «Хайнц» выпускается около 15 сортов соусов. В магазине представлены все они. Мне даже трудновато принять решение. Я загрузил уже шесть тележек с лапшой и соусом чили. На улице меня ждет голубой грузовик. Водитель Миша не выключает мотор, так как на улице минус 32 градуса. Завтра утром мы покинем Иркутск и через три дня доберемся до избушки на берегу озера. Сегодня я должен закончить с закупкой продуктов. Я покупаю 18 бутылок кетчупа. По три на месяц. Боже мой, из-за таких вещей я и хочу повернуться спиной к этому безумному миру».
Свое желание уединиться в сибирской тайге француз объясняет так:
«Я стою на пороге исполнения моей мечты семилетней давности. В 2003 году я впервые побывал на Байкале. Пройдя по берегам озера, я обнаружил там на равном удалении друг от друга деревянные избы, в которых жили странные и счастливые отшельники».
И ему захотелось во что бы то ни стало пожить их жизнью.
Перед отъездом на Байкал Тессон снимал комнату у иркутянки Нины в квартире на улице Пролетарской. Утром 9 февраля он с трудом встал, преодолевая похмельный синдром:
«Встать с постели всегда очень трудно, особенно когда начинаешь новую жизнь. Желание повернуться назад, когда цель, к которой ты стремился, уже находится на расстоянии вытянутой руки. Некоторые в решающий момент все же делают разворот. Я очень боюсь попасть в их число».
И вот на заполненном доверху грузовике Сильвен с Мишей пять часов едут до Байкала. Как истинный иркутянин, Миша приучает гостя к местным обычаям.
«Достигнув озера, мы останавливаемся, чтобы выпить».
Побурханив четырьмя стаканами водки, автор переводит в юмор даже страх перед путешествием по льду озера. Он понимает, что под ними километровая глубина и в любую минуту машина может исчезнуть в ней.
«Озеро — идеальная могила для тех, кто боится гниения. Крошечные рачки в течение 24 часов очистят труп, и на дне останется чистая слоновая кость от человеческого скелета».
Изба без евроремонта
К вечеру 11 февраля грузовик привез писателя в избушку на севере Байкало-Ленского заповедника. В ней уже 15 лет живет 50-летний лесной инспектор Володя с женой. Наталья больна, у нее воспаление вен, поэтому супругам нужно вернуться в Иркутск. И на хозяйстве остается Тессон. Приехавшие с ним люди помогают подготовить дом, заменяют оконную раму на новую, привезенную из Иркутска. Сам Тессон с особым рвением отрывает линолеум с пола и пластик со стен и потолка. Его обвиняют, что он испортил весь «евроремонт». Но француз предпочитает, чтобы в его жилье все было из натурального дерева.
«70 лет исторического материализма полностью уничтожили в русских эстетическое восприятие… Кич (псевдоискусство, в котором основное внимание уделяется экстравагантности внешнего облика. — Авт.) победил мир. Чтобы убедиться в этом, достаточно пройти по китайским городам, посмотреть современную отделку французских почтовых отделений и взглянуть на одежду туристов».
Тессон перетаскивает в дом все свои коробки, в одной из которых — около 60 книг. Подбором он занимался в Париже, и его отшельничество во многом связано с желанием прочитать их. Книги отбирались по принципу, чтобы в них не говорилось о Байкале, и они не были очень сложными для восприятия.
Одиночество
И вот на шесть месяцев Тессон остается один на один с Байкалом, тайгой и населяющими ее животными. Парижанин вдруг начинает замечать то, чего раньше не замечал.
«Я один. Горы вдруг начинают выглядеть строже. Ландшафт являет собой потрясающее зрелище. Берег бросается мне в глаза. Удивительно, как много внимания к вещам один человек отнимает у другого. Присутствие кого-то делает мир бледнее. Одиночество возвращает радость от созерцания предметов».
В первый вечер одиночества отшельник сидит как парализованный в своей хижине три на три метра, оглушенный мыслями о предстоящих месяцах, которые ему предстоит провести здесь. Тессон оглядывается по сторонам и понимает, что печь станет его другом.
«Печь — это ось мира, вокруг которой все организуется. Это маленький бог со своей собственной жизнью».
В доме два окна: одно на юг, другое — на восток, через него можно видеть удаленные на 100 километров заснеженные вершины бурятского берега. По русскому обычаю, его стол придвинут к окну и равен его ширине.
«Славяне могут часами сидеть у окна и смотреть, как вода на стекле превращается в бусинки. Иногда они встают, придумывают страну, делают революцию и возвращаются в свои жарко натопленные комнаты мечтать у окна. Зимой им вообще нет нужды часто выходить на улицу, поэтому они бесконечно швыркают чай».
Выдержки из дневника
Дальнейшее пребывание наедине с природой рождает у Сильвена много мыслей, которые он записывает в дневник. Вот некоторые из них.
«У меня нет оружия, я не буду охотиться. Во-первых, это запрещают предписания заповедника. К тому же я считаю, что ужасно невежливо убивать живых существ в лесах, где я являюсь гостем... Вокруг озера можно увидеть множество могил с именами инспекторов. Это простые бетонные камни, украшенные пластиковыми цветами, иногда с фото в металлической рамке. Многие из них лишились жизни в схватке с животными. Только вот могил животных не бывает. Единственное мое оружие — нож».
«Прохлада, тишина и уединение — эти вещи в будущем будут цениться дороже золота. На перенаселенной, перегретой и шумной планете моя лесная хижина является раем. 1500 километров южнее бурлит Китай. Его 1,5 млрд жителей скоро будет не хватать воды, древесины и территории. Поэтому проживание на берегу самого большого пресного водоема мира среди горных лесов является для меня шиком. Когда-нибудь это поймут саудовские нефтяные магнаты, индийские нувориши и русские бизнесмены, скучающие в мраморных лобби отелей класса люкс. Тогда им придется расшириться и занять тундру. Счастье будет располагаться по ту сторону 60-й параллели».
«22 февраля. После обеда я занят ремонтом и обустройством жилища. Мастерю козырек избы, сортирую продукты в ящиках. Но что потом, когда не останется досок, которые надо прибить, и ящика, который надо проверить? Солнце садится в 17 часов, и в избе становится темно. Я нахожу средство от страха, делая пару шагов по льду. Я смотрю на горизонт... на мою избушку... Я не знаю, спасет ли красота мир, но она спасет мой вечер».
«Деревья в сибирских лесах ждет странная судьба. После того как они проросли и пережили 100 или 150 сибирских зим, эти кедры закончат свою жизнь палочками, с помощью которых лапша будет попадать в пищевод шанхайского рабочего, который строит торговый центр для работающих там иностранцев.
Суровые времена для хвойных деревьев.
Русские, которые гордятся целостностью своей родины, не обращают никакого внимания на вырубку лесов. Они ослеплены иллюзией, что живут в бескрайней стране, природа которой неисчерпаема. В мозаике швейцарских Альп быстрее станешь защитником природы, чем на широких русских просторах».
В люди!
25 февраля Тессон впервые идет к людям. На дорогу у него уходит пять часов.
«Я иду к Володе. Он живет в 15 км на север от моей избушки с женой Ириной».
С супругами писатель познакомился за пять лет до этого, когда путешествовал на мотоцикле «Урал» по льду Байкала.
«Вечером за супом происходит беседа. Из нее становится ясным, что миром правят евреи, что Сталин был настоящим вождем, что русские непобедимы (Гитлер, этот карлик, сломал о них зубы), что коммунизм — это великолепная система, а землетрясение в Гаити было вызвано волной от взрыва американской бомбы. Что историки, описывавшие ГУЛАГ, — антипатриоты, а все французы — гомосексуалисты. Я понимаю, что не смогу часто приходить сюда в гости».
Но постепенно Сильвен начинает понимать и принимать русских, которые поначалу его очень удивляли. Например, водитель Миша, который вез его из Иркутска на Байкал, мог часами не проронить ни слова. Второго марта Тессон записывает в дневнике:
«Общение с соседями по лесу успокаивает меня все больше и больше. Такое чувство, что я нашел именно то человеческое окружение, в которое я хотел бы вжиться. Хорошо, когда нет нужды поддерживать беседу. Откуда идут сложности жизни в обществе? От этого принуждения постоянно что-то говорить. Я вспоминаю, как в Париже бегал по улицам и нервозно произносил фразы «Как дела?», «Увидимся» странным и незнакомым людям, которые в панике думали то же самое».
Изба — моя крепость
29 марта Тессон пишет:
«Изба — это мой деревянный бункер. Если даже мир рухнет, я не почувствую этого. Стволы деревьев в качестве стен надежно охраняют меня. «Моя хата с краю, ничего не знаю» — эта поговорка родилась в лесу. Диаметрально противоположен этому парижский образ жизни. «У меня на все есть собственное мнение! Иди к телефону! Возмущайся. Всегда будь доступен для связи». Кредо избы: не реагировать… никогда никуда не бросаться… не отрываться от земли… слегка пьяным оставаться в заснеженной тишине… равнодушно смотреть на падение мира…»
Кому следует стать отшельником
К апрелю Тессон начинает понимать, что не каждому человеку понравится такое отшельничество, и он выводит необходимые для этого условия.
«13 апреля. Можно жить на краю огромного катка (зимний Байкал. — Авт.), питаться икрой, медвежьими лапами и лосиной печенью, одеваться в шкуры нерпы, ходить по лесу с оружием наперевес, каждый день быть участником одной из самых прекрасных пьес земли, когда первые солнечные лучи касаются льда, и все же мечтать о жизни в квартире, напичканной робототехникой и хайтековскими гаджетами. Искушение стать отшельником всегда идет по неизменному циклу. Сначала надо заиметь изжогу от современной городской жизни, чтобы начать тосковать по дымящейся трубе избушки на лесной поляне.
И лишь когда не можешь больше двигаться в жиру конформизма, когда сало комфорта заключает тебя в оболочку, ты созрел для зова тайги».
С камнем на волка
«Лене было 16 лет, когда она приехала жить на байкальскую станцию. Ни за что на свете она не покинет это место: «В городе у меня болят ноги, я ненавижу асфальт, а деньги быстро улетают в никуда». Измерительные приборы находятся в 150 метрах от дома. Ночью, когда она выходит их проверить, это расстояние кажется большим, и она бежит. Вся беда — волки.
…Увидев волка накануне, она бросилась на хищника с камнем. Волк приблизился к Лене с перекошенной пастью и остановился. Затем он стал тихо отступать, показывая зубы и как бы приказывая идти за ним. Даже быки и коровы, увидев эту картину, пошли назад, но Лена кинулась за волком и бросила в него еще один камень. Ведь она охраняла свое стадо.
Приходилось ей сталкиваться и с подлостью медведя.
— Услышав лай собак, я вышла на улицу, — говорит Лена. — Они лаяли так громко, как никогда раньше. Соседи сказали, что я сумасшедшая, что вышла на улицу. Если бы медведь был еще там, он бы разорвал меня. Я увидела лежащего на земле быка. У него были сломаны ноги, рот разорван, сзади вырван огромный кусок мяса. Медведь переломал ему ноги, чтобы бык не убежал. На следующий день мы потеряли корову. Медведь уже закопал ее до моего прихода. В 200 метрах от места, где он напал на быка. Ее живот был распорот. Она была стельная. Из брюха торчал теленок. Я отношусь к своему скоту как к детям. В тот год у меня был нервный срыв.
Я покидаю ее, еще более усилившись в любви к русским, нации, которая отправляет ракеты в космос и выходит на борьбу с волками с камнем в руке».
Что изменилось в Иркутске
«Юра, рыбак, съездил в Иркутск поменять советский паспорт на новый, так как старый уже недействителен.
— Сменилось три президента, а я все не покидал лес — Ельцин, Путин и Медведев, — рассказал он.
— Что больше всего бросилось в глаза в Иркутске?
— Магазины! Там есть все. И чистота!
— Что еще?
— Люди. Они говорят друг с другом вежливо».
Любимая женщина
Самая печальная часть книги и всей байкальской эпопеи автора — это изменения в личной жизни Сильвена.
«16 марта. Я нисколько не боюсь скуки. Гораздо больнее для меня печаль, оттого что моя любимая не может видеть со мной всей этой красоты».
«21 марта. Прежде чем идти спать, я зажигаю свечу перед фото моей любимой. Я рассматриваю блики огня, танцующие по ее лицу, пока я курю».
«17 апреля. С водкой все гармонично: ягоды, мясо рыбы, блины, но только не поцелуй девушки. Но мне это не светит».
«16 июня. …И тут все рушится. На спутниковом телефоне, который я храню для экстренных случаев и ни разу не использовал, появляются пять строк. Они больнее, чем клеймо от раскаленного до красна железа. Женщина, которую я люблю, дает мне от ворот поворот. Она больше не хочет иметь в качестве мужа соломинку на ветру. Я нагрешил своими побегами, уходами от разговоров и этой избушкой. Когда некоторое время назад после нескольких лет разрыва она вернулась ко мне, я как раз уезжал делать репортаж на Байкал. Теперь она покидает меня, и я опять нахожусь на этих берегах.
Три часа я слоняюсь по берегу. Я упустил счастье. Жизнь должна состоять лишь из молитв, чтобы благодарить судьбу за каждое меленькое благословение.
Быть счастливым — значит знать, что ты счастлив… Я захлопываю книгу и плачу в шерсть моих собак. Я никогда не думал, что мех собак так хорошо впитывает влагу. По человеческой коже слезы просто скользят… У меня только ракетница, чтобы вскрыть себе лоб. Но успех не гарантирован… Я утопил корабль своей жизни и заметил это лишь тогда, когда вода стала течь за борт…»
Естественно, женщина, которую любит Тессон, также влюблена в природу.
«Она ценила жизнь в любой ее форме. Однажды мы были проездом в Камарге (болотистая местность на юге Франции. — Авт.). Мы катались на лодке по каналам вдоль лагун… По вечерам у бивака летали тучи комаров. Я разгонял их, травил химией. Она сказала: я люблю их. Они кусаются, но каждому свое. Благодаря им некоторые территории Земли защищены от человека, и другие звери могут там спокойно жить. Она покинула меня…»
Акции протеста
«19 июля. Володя приехал на лодке с мыса Елохин, чтобы обсудить со мной проблему, которая очень впечатлила русских. «В ваших городах беспорядки. Арабы делают революцию. Все горит!» У меня не хватает русских слов, чтобы объяснить Володе, что вещи не так ужасны, но все же намного сложнее, чем он думает. Надо объяснить ему, что эти движения являются выражением социального гнева. То, что русским бросается в глаза, этническое происхождение участников, французскими комментаторами даже не упоминается. Надо сказать ему, что речь идет не о революции. Эти покушения на общественный порядок имеют целью не разрушение гражданского мира, а обеспечение доступа к нему…»
Зачем уехал в тайгу
«Причины, по которым я в одиночку поселился в избушке:
я был чересчур болтливым;
я хотел тишины;
слишком много неразобранной почты и слишком много людей, с которыми нужно было встретиться;
я завидовал Робинзону;
отопление здесь лучше, чем в моей парижской квартире;
я больше не хотел ходить в магазины за покупками;
отвращение от телефона и шума моторов».
Записи, завершающие дневник, подытоживают все случившееся с автором на Байкале.
«Одна женщина сказала мне: «Прощай», но бабочки сели на меня. Я пережил самые прекрасные моменты моей жизни до того, как меня настигла эта самая печальная весть. Я полил землю своими слезами, я нюхал мох. Я пил литрами 40-градусный яд и наслаждался, когда мочился, глядя на бурятский берег… Я научился сидеть у окна… Я покинул склеп города и шесть месяцев прожил в храме тайги. Шесть месяцев как одна жизнь. Приятно осознавать, что где-то в мире стоит избушка, где можно жить рядом со счастьем».
Последний день отшельника в тайге был омрачен еще одним печальным событием, но его он уже принял с долей цинизма.
«28 июля. Вещи собраны, и я всхожу на вершину, чтобы попрощаться с озером. Я прошу местного духа помочь мне заключить мир со временем. На обратном пути собака Айка поднимает утку. Утка машет правым крылом над водой и симулирует травму. Пес Бек идет за ней и преследует ее, пока не теряет землю под ногами. Айка ищет гнездо утки и кусает шестерых птенцов, пока я успеваю понять, что происходит. Я добиваю камнем мягкие и пушистые тела.
Еще долго над берегами озера звучит плач утки. Она плачет по тысячам километров, которые она зря преодолела, чтобы прилететь сюда, она плачет по своим потерянным детям. Жить — значит выносить боль, даже если твои любимые вокруг умирают».
Уже в Париже в интервью радио RFI Сильвен Тессон сказал: «Я знаю, что уже скоро вернусь обратно».
Что думает автор о русских
Несколько записей, сделанных в разные месяцы и по поводу разных событий.
1. Грязь
«Кухня в доме лесного инспектора E.V. похожа на свинарник. Стены покрыты слоем жира. Пол опасен. Можно поскользнуться на рыбьих потрохах и зацепить одну из кастрюль, в которой варится жир нерпы для собак…»
«…Русский народ, который может проявить нечеловеческие усилия в борьбе с врагом, совсем не тратит энергию на то, чтобы выбросить свой мусор на помойку… Сошел снег, и я увидел горы мусора, которые мой предшественник копил здесь на протяжении 20 лет…»
2. Доброта
«Олег, рыбак: «Однажды возле моего дома на озеро опустились гуси и свили гнездо в моей лодке. Пришли охотники и хотели убить их. Я встал между ними и птицами и сказал: «Только попробуйте, и я разобью вам морды. Мне не нравится, когда стреляют в птиц, спящих в моей лодке. В прошлом году я нашел нерпенка на своем берегу и все лето выкармливал его».
3. Русский пофигизм
«Жизнь в России — это нечто тяжелое и опасное, всегда на грани кораблекрушения, подверженное потокам вод, но это место, где в любое время можно заварить чай».
« …Русские хвалятся тем, что всем потрясениям истории, колебаниям климата, сменам правителей они противопоставляют внутренний пофигизм… Русские требуют лишь одного — чтобы им позволили сегодня опустошить бутылку, так как завтра может быть хуже, чем вчера. Пофигизм — это состояние внутренней пассивности, сопряженной с жизненной силой. Глубокое презрение любой надежды тем не менее не мешает пофигистам выносить из каждого дня столько пользы, сколько возможно».
4. Наивность русских
«В.Е. показывает мне кусок лавы. Подарок геологов.
— Это самые старые минералы Земли, — говорит он.
— Сколько им лет?
— Четыре миллиарда. Я кладу их под подушку, чтобы они влияли на мои сны.
— И?
— Пока никакого результата».
«22 июля. С момента распада СССР теории Нью Эйдж (религии «нового века» — общее название совокупности различных мистических течений и движений, в основном оккультного, эзотерического и синкретического характера. — Авт.) имеют в России большой успех. Мистический вакуум, который создало разрушение социалистических догм, должен быть чем-то заполнен. Русские любят эзотерические вещи и нисколько не комплексуют, если нужно принять за чистую монету какие-нибудь теории, которые профи оккультизма в Западной Европе уже даже не пытаются продвигать в массы. Не зря русские — дети Распутина».
Использованы материалы из книги Sylvain Tesson In den Waldern Sibiriens: Tagebuch aus der Einsamkeit. Издательство Knaus, 2014.