Рождество! Рождество!
Не сходило с уст воспитанниц. Это праздник, это встреча с родными, это подарки и новогодняя ёлка! Время до Рождества тянулось долго и монотонно. Воспитанницы, в одинаковых платьицах и передниках, отличались друг от друга лишь цветом волос; брюнетки, блондинки, рыженькие, шатенки. Наставницы - все в одинаковых серых платьях или блузах, но непременно наглухо застёгнутых до самых ушей, с прямыми спинами, с причёсками - гладко зачёсанными в узел волосами, отличались лишь величиной этого узла. У одной он был похож на пышный бублик из сплетёной косы, у другой на гладкий жёлудь.
Училась Юля ровно. Всё чаще, во сне или пред мысленным взором Юлии возникали картины жизни в Астахово. Вылупившиеся цыплята у рыжей квочки, подросшие щенки. Кошка, аккуратно выкладывающая котят в рядок, под свой лохматый живот и постоянно пересчитывающая свое потомство, перенося лапу с одной спинки на другую. Сельский храм, расписанный ликами святых, куда Нюша часто водила Юлию. Щемящее чувство жалости к тому Боженьке, что грустно смотрел с высокого купола. Юля понимала почему ей так жаль его. У него не было ног, чтобы покинуть церковь, и он был обречён оставаться там всегда. И наконец, самое волнующее, таинственное - исповедь. Лёгкой волной шуршало по всей церкви -"Грех". -Грешна батюшка.
Юля автоматически повторяла - грешна батюшка, но в чём? Что это значит? Видимо очень значительное и тайное, т.к. люди говорили шёпотом и со слезой, и раскаянием.
-Что это такое грех? Допытывалась Юля у Нюши.
-Это то ,что всегда с человеком, то о чём говорить нельзя, и это только твоё и в тебе,-поясняла Нюша. Всё прочитанное в Евангелии, не тронуло её,
-Это чужое, и не дало объяснения греха.
-У всех есть, у меня нет. Грех должен быть только мой. Вот такие выводы осели в её детской головке. И теперь, тайные перешёптывания подруг -грех, грех, грех, пробудили в ней воспоминания о Рождестве в Астахово.
Семейство Гагариных - Ольга Николаевна, в красивой шубке, двое двоюродных братьев Юлии, Дмитрий и Александр - оба розовощекие отроки и Юлия, целый день объезжали торговые ряды, ярмарки и рождественские базары. Выбирали подарки, закупали праздничную провизию. Всё было закуплено, удовлетворено желание каждого, не было только подарка для Юлии. На все предложения Ольги Николаевны Юля отвечала -Нет.
-Может быть тебе нужны краски для рисования? -Нет.
-Красавица кукла? -нет.
-Нарядное платьице? - нет. Ольга Николаевна была в отчаянии.
-Ну что же ты хочешь? Я хочу "грех".
Огромные синие глаза Ольги увеличились минимум вдвое.
-Грех? - переспросила она.
-Да грех, утвердительно пояснила Юля.
-А на что же он похож?
-Не знаю. Ольга заметила, что девочка задумчива, ищет уединения, во власти какой-то своей детской грусти.
-Грех, вот тебе задача,-размышляла Ольга дожидаясь мужа -Владимир, кинулась она к мужу прямо у порога.
-Что делать? Где взять грех? Это же не постижимо! Оставить ребёнка без подарка на Рождество! И т.д. Ольга была дама романтичная и столь сентиментальная, что читая детям сказки сама над ними рыдала.
Утром Юля проснулась от рвущихся из сердца собственных рыданий, над ней наклонилось встревоженное лицо Ольги.
-Что, что случилось? Приснился кошмар? Ну-ну, моя радость,- успокаивающе причитала Ольга.
-Ах, matant, кошмар, кошмар! -Я бежала по парадной лестнице вверх, где Саша держал целую корзину разноцветных грехов, но не дождавшись меня, опрокинул её на ступени...Я так бежала, пытаясь поймать хоть один, но они, высоко подпрыгивая, точно мячики, не давались в руки.
-У меня не будет греха.
Владимир Дмитриевич, наскоро накинув шубу, велел подать возок. Не прошло и часа, как он, розовый от мороза, с запорошенным снегом воротником, вбежал в детскую.
-Вот это твой грех,-обратился он к девочке, протягивая небольшую коробку в красочной обёртке, перевязанную золотой нитью. Замерев от восторга, Юля протянула чуть дрожавшие руки к коробке и еле выдохнула.
-Грех! Коробка показалась тяжеловатой. Владимир ничего не ответил на вопросительный взгляд жены.
-Одно условие, до полудня, когда соберутся гости, и все смогут открыть свои подарки, только тогда ты сможешь открыть и свой. Она будет стоять под ёлкой, и унес коробку в зал.
-До полудня, до полудня! Стучало в голове девочки. -До полудня ещё целых час с четвертью. Нет я не переживу. Она пыталась отвлечь себя чем-нибудь, но тщетно. Бесцельно бродя по дому, Юля машинально смотрела на часы, но стрелки замерли, словно заржавев.
-Ах, как медленно тянется время. Её сердечко разрывалось надвое, сдержать слово данное дяде и неудержимое любопытство, и наконец, обладание долгожданным предметом.
-Нет, больше не могу, пусть даже меня накажут.
Ноги сами принесли её к двери зала, где стояла ёлка. Ещё несколько мгновений девочка удерживала руку, тянущуюся к дверной ручке. Вошла, прижимаясь к стене, прячась за портьерой, нащупала гладкий бок буфета. Вжимаясь спиной в лакированную поверхность, шажок за шажком продвинулась по фасаду до другого бока. Далее открытое пространство.
-Если немного проползти по ковру, можно спрятаться под креслом. Сердце Юлии билось всё сильнее. Она осознавала, что делает что-то запретное, непозволительное, но не могла устоять. Проползая под еловыми лапами, минуя коробки с подарками, нашла свою.
Погладила заветную коробку, и в испуге отдёрнула руку.
-Боже! Он живой! Прислонила ухо, с минуту лежала замерев, и вдруг, отшатнулась, едва удержавшись, чтобы не упасть. Юля явственно услышала какую-то возню и слабый писк. Осторожно потянула золотую нить. В образовавшейся бреши появились три чёрных блестящих глаза. Сознание Юлии не могло отнести сие явление ни к одному живому существу.
Помогая себе лапками, продолжая протискиваться в образовавшийся просвет, шевелился дымчато-голубой мохнатый комок. ...Над коробкой поднялась очаровательная мордочка малышки-пуделя, с голубым бантом на шейке. Блестящую влажную пуговку носа Юля приняла за третий глаз. Пудель стоял на задних лапках, передними цепляясь за край и не мог выбраться сам.
-Это он! Это конечно он!!! Мой Грех! В голос закричала Юля. Стремительно схватила собачку в руки, прижала к груди, не в силах сдержать рвущийся восторг.
-Это ты. Мой настоящий, мой и только мой Грех! И побежала в гостиную показывать своё чудо.
Ольга непрерывно промакивала уголки глаз кружевным платочком, а на губах Владимира играла счастливая улыбка.
-Не думаешь ли ты Юленька, что ему надо дать какое-то имя?-спросил Владимир Дмитриевич.
-Что вы, дядя Володя, если бы он был девочкой, я назвала бы её Гретхен, но он же Грех, самый-самый настоящий. Я виновата. Я, Ой! Дядя Володя! Я кажется поняла-я была слабовольна и не смогла дождаться полудня. Я нарушила данное слово. Я не смогла победить своё любопытство. Так вот он какой мой грех. Вы простите меня? Но если бы вы знали, как я счастлива!
И девочка выпорхнула из комнаты с драгоценной ношей в руках.
-Владимир, как ты догадался? Обратилась Ольга к мужу.
-Оленька, ведь она же очень одинока, в сущности, очень одинока...
-Ах, Владимир, продолжая вытирать слёзы, рассуждала Ольга, решив одну проблему не повлечём ли за ней другую? Ведь, если в её головке укоренится сознание сладости греха, это может повлечь за собой серьёзные осложнения.
-Не думаю, ответил Владимир.-блаженно прикрывая глаза. -Сердце всегда подскажет ту тонкую грань сладкого или порочного греха...