СОКОЛИНОЕ ГНЕЗДО
(прелести и проблемы производственного процесса)
В самом начале рабочего дня, вот прямо так с утра пораньше, редактор толстого серьёзного исторического журнала с огромной разваливающейся от обилия документов папкой идёт в комнату макетировщика. В душе у неё поют птицы, или даже оркестр играет победный бравурный марш. Она цитирует про себя Пушкина: «Миг вожделенный настал: окончен мой труд бесконечный». В порыве творческого вдохновения Татьяна позволяет себе личную импровизацию, заменяя в конце слово «многолетний» на «бесконечный», потому что подготовительная работа была долгой, кропотливой и выматывающей.
Сегодня праздник – они начинают делать макет журнала.
То есть все статьи, собранные «по миру» и присланные из разных городов и весей, множество раз вычитаны редактором и корректором, вычищены от ошибок и ляпов, стилистически подправлены, приведены в надлежащий и приемлемый вид, а фотографии-иллюстрации отретушированы и подготовлены к вёрстке.
Скрупулёзно высчитано количество знаков и страниц. Установлен порядок следования текстов и снимков.
Остаётся разместить их в компьютерном макете, расставить иллюстрации, подписать, проверить правильность переносов и вычитать весь журнал ещё раз почти в «натуральном» виде.
– Здравствуйте, Владик! – приветствует Татьяна макетировщика. – Начнём?
– Давайте начнём, – соглашается тот, не без сожаления закрывая новостной сайт.
Редактор усаживается рядом с ним перед экраном и раскладывает на соседнем столе своё имущество: открытую на первой странице папку, длинную линейку и остро отточенный карандаш.
Макетировщик открывает чистый лист на экране.
Можно приступать к делу.
– Так, – говорит редактор, – первая страница – оглавление и «паспорт». Пока не ставим, это когда будем знать всё постранично.
– Пошли дальше, – соглашается Владик, кликая мышкой.
– На вторую страницу ставим конференцию, она в папке под названием «Конференция». Иллюстрации и подписи там же, – рассказывает редактор.
– Сколько страниц? – вопрошает Владик.
– Две, – говорит Татьяна, осознавая всю лёгкость начала.
Владик быстро размещает текст на странице и выделяет заголовок.
Затем они принимаются за иллюстрации.
– Давайте в правый верхний угол поставим Смита, – решает редактор.
– Вот этого? – указывает Владик курсором на снимок, подписанный именем Смита.
– Да, – подтверждает Татьяна.
– Давайте поставим, – покладисто соглашается макетировщик и размещает первую фотографию справа и сверху.
– Начальник есть! – комментирует он.
– Ну, хорошо! – разглядывает картинку редактор. – Председатель впереди и смотрит на читателя. Давайте дальше общую фотографию – вниз, в левый угол, колонки на полторы.
Владик ставит фотографию на полторы колонки.
Они разглядывают страницу и переговариваются на предмет, не мелковато ли получилось.
– А сколько там ещё текста? – спрашивает Татьяна.
– Нормально, – отвечает Владик и открывает следующую страницу.
Редактор прикидывает взглядом соотношение оставшегося, свободного от букв места и имеющегося текста.
– Пять картинок, – думает она вслух, – влезут. Давайте всех выступающих – двух сверху по углам и трёх в ряд – вниз.
– Ну, давайте, – с готовностью произносит Владик.
В открытых дверях появляется главный редактор журнала и идёт к компьютеру.
– Ну, как? – интересуется он.
– Николай Николаевич, – сразу перекладывает ответственность на хозяйские плечи Татьяна, – вы там были. В каком порядке выступающих ставить?
– Так, – говорит шеф, разглядывая страницу на мониторе, – мужика с бородой – спра-а-ава.
Макетировщик ставит фотографию справа.
– А бабу – вниз, в левый угол, – быстро решает босс. – Рядом мальчика в свитере и Трюфеля.
Трюфелем в редакции зовут одного из давних авторов. Предыстория проста: однажды Николай Николаевич никак не мог вспомнить его фамилию и выдал нечто созвучное. Теперь все втроём зовут его между собой Трюфелем. Мальчиком именуется молодой человек в синем свитере.
– Трюфель на месте, – докладывает Владик.
– Ой! – дёргается Татьяна. – А что там за бутылка?
– А это минералка на трибуне, – поясняет шеф.
– А давайте её отрежем! – поморщившись, предлагает редактор.
– Чем вам, Татьяна, минералка не нравится? – ворчливо интересуется Владик, но бутылку отрезает.
– Ну всё, икебана готова, – констатирует он, – давайте «подпися» ставить.
– Ну, хорошо, работайте, – говорит шеф и идёт в свой кабинет.
– Николай Николаевич, – спохватывается редактор ему вслед, – у нас нет статьи про пароход!
– Уже пишу, – говорит он на ходу.
– Нужно срочно! – требует Татьяна.
– Оставьте место, – отмахивается-советует Николай Николаевич.
Редактор и макетировщик оценивающе и придирчиво разглядывают разворот.
– Так, название есть, снимки есть, подписи есть, – подытоживает Татьяна, – пошли дальше. Оставьте пару пустых страниц, здесь пароход будет.
Владик «переворачивает» пару страниц.
– Тут играем, тут не играем, тут в ноты рыбу заворачивали, – говорит Владик старую шутку, которой в редакции пользуются при работе. – Что дальше?
– Дальше Нестеров. Папка так и называется – «Нестеров», картинки там же.
Владик находит папку, вытаскивает текст статьи и начинает расставлять его в макете. После заполнения второй страницы он интересуется:
– Много там?
– Пять страниц, – говорит Татьяна, заглядывая в свой тяжёлый объёмный гроссбух и вытаскивая статью из прозрачного «кармашка».
Владик занимает текстом пять страниц.
– Ренегат! – вспоминает он прозвище, которое они уже давно приклеили автору.
И это тоже «код». Вся вина бедного Нестерова состоит в том, что когда-то он эмигрировал из России. Нестеров пишет хорошие умные статьи, работать с ним легко и просто, но ничем не оправданная «кличка» приклеилась к бедолаге намертво.
– Картинок семь штук, – говорит редактор, праздно наблюдая, как текст занимает пустые страницы, – они пронумерованы. Ставьте их по верхним углам на каждой странице, а на последних – по две.
Владик расставляет фотографии, а затем подписи к ним.
– Дальше опять две страницы «не играем», – сообщает редактор. – Статью Н. Н. попозже даст.
– Рыбу заворачивали, – опять повторяет Владик и оставляет пару пустых страниц.
– Современность кончилась, – с облегчением провозглашает Татьяна.
– Ну, давайте – перекур, и пойдём дальше, – говорит Владик и уходит из офиса.
Татьяна тем временем отправляется к своему компьютеру проверить почту.
Вскоре Владик возвращается, и они опять устраиваются у монитора.
Редактор сосредоточенно углубляется в гроссбух.
– Историческая часть, – тоном распорядителя, объявляющего вторую часть Марлезонского балета, торжественно провозглашает она.
Владик оставляет очередное «белое пятно» – пустую страницу для заставки – большой фотографии, которая отделяет материалы о современных событиях от «исторических» статей.
– Что сюда пойдёт? – интересуется он, указывая на очередную пропущенную пустую страницу.
– Пока не решили, Н. Н. попозже скажет, – обещает Татьяна. – Теперь Карпов.
– Это который с амбивалентной модифицированной парадигмой? – веселится Владик, цитируя полюбившиеся всей редакции заумные по стилю тексты Карпова про некие механизмы.
– Он самый, – подтверждает Татьяна, – всё с той же парадигмой.
– И вот с таки-и-ими болтами! – фонтанирует Владик, вспоминая комментарии в Интернете к статье Карпова из прошлого номера.
– А то с какими же! – подхватывает его радость редактор.
При упоминании карповских перлов настроение у них поднимается и атмосфера становится радужной и оптимистичной.
Довольный и воодушевлённый Владик ставит текст Карпова. Но при размещении фотографий выясняется, что несколько снимков ещё не обработаны, потому что были присланы автором только сегодня утром в качестве «приятного» дополнения. Поэтому по ходу дела приходится «чистить» костюм герою публикации.
– Оливье! – комментирует Владик, замазывая в Фотошопе белые едва заметные капли на груди героя. – Хоть бы слюнявчик, что ли, надевал или ел поаккуратнее.
– И волосок с рукава у него уберите, – показывает Татьяна на яркую полоску, пересекающую предплечье героя.
– Блондинок, говорите, любит? – приговаривает Владик, водя курсором по рукаву героя публикации. – А жена его знает?
– Может быть, она сама блондинка! – вступается редактор за семейное благополучие героя. – А что это он такой всклокоченный? Давайте его «причешем»!
Владик мастерски отрезает торчащий вихор на макушке.
На следующей фотографии обнаруживается закрытый левый глаз господина Карпова.
– А другой фотографии нет? – сердится Владик.
– Другой нет, – сожалеет Татьяна.
– Ну, напишите ему, чтобы другую прислал, – Владик не любит некачественных снимков.
– Он прислал эту. Наверное, другой с таким фоном нет. А фон там – самое главное. Видите, за ним здание, о котором в статье речь идёт. И как я не разглядела? А давайте ему глаз «откроем»! – осторожно предлагает Татьяна.
Владик, по всей видимости, беззвучно ругаясь про себя, выискивает в папке фотографию с подходящим открытым глазом, вставляет найденный орган на место закрытого и придаёт лицу героя естественный вид.
– «Косит лиловым глазом», – твердит он при этом свою любимую рабочую фразу.
Затем они расставляют иллюстрации по тексту.
Подходит главный редактор.
– Что делаете? – интересуется он.
– Карпова добиваем, – отвечает Владик, – глаз ему открыли и костюм почистили.
– Молодцы! Покажите-ка мне всю статью! – просит Николай Николаевич.
Он вглядывается в страницы на мониторе и деловито сообщает:
– Ещё одну фотографию надо будет в самое начало поставить.
– Там уже всё стоит! – ропщет Владик от перспективы полностью переделывать работу.
– Ну, переставь, так надо, – мобилизующим голосом говорит шеф, – я её в Паблик положил.
Владик находит фотографию и начинает её обрабатывать. После всех манипуляций он ставит снимок на нужное место.
– А мужика вот этого переверните слева направо, а то он у вас не туда смотрит, не по фэншую, – изучая изображение на экране, говорит Николай Николаевич.
– А куда он должен смотреть? – интересуется Татьяна.
– На самолёт, – доходчиво поясняет главный редактор, – самолёт летит, мужик стоит и на него смотрит.
– Логично, – соглашается Татьяна.
Владик меняет расположение снимков и выравнивает их.
– Ну вот, теперь всё правильно, – удовлетворённо хвалит перемены Николай Николаевич и удаляется в свой кабинет.
– А подпись? – вспоминает и беспомощно-растерянно шепчет ему вслед редактор.
– Потом на месте подпишем, – отвечает шеф.
После того, как они добивают Карпова, Владик опять уходит курить, а редактор проверяет почту, сетуя на то, что не подвержена пагубной привычке, а потому вынуждена целый день безотвязно и безвылазно сидеть в офисе.
После перекура они берутся за другие статьи.
– Дальше у нас Незлобин. Смотрите, он в такой же папке, – говорит Татьяна.
– Незлобин, – механически повторяет Владик. – А это кто?
– А это Витёк! – с удовольствием поясняет редактор.
– А-а-а! – радостно восклицает Владик.
Когда-то бедный Витёк вошёл в редакционную речь под этим именем. Так назвал соавтор снимок с незлобинским в меру упитанным приятным лицом, за что его сразу запомнили и искренне полюбили. Светлый образ Витька вызывает у Татьяны и Владика приступ добродушия и почти родственного веселья. Владик находит фотографию автора в недрах своего «бездонного» компьютера и ставит в начало статьи.
Через какое-то время в «макетировошную» опять заглядывает босс.
– Николай Николаевич, давайте фотографии в вашей статье расставим, – ловит его и подвернувшийся момент редактор и передвигается на соседний стул.
Главный редактор усаживается на её место рядом с макетировщиком. Они располагаются в ряд, как на насесте, и увлечённо смотрят на экран. Николай Николаевич указывает, где и какие снимки разместить. Действо сопровождается рассуждениями о теме статьи, последних событиях на информационном поле, байками и анекдотами.
– А вот стояли мы, помнится, в Бессарабии, – начинает повествование любящий изысканно-литературные выражения босс.
Николай Николаевич увлекательно рассказывает пришедшую ему на ум историю, связанную с темой статьи, надолго задерживается у монитора, и они продолжают работать втроём.
Заодно шеф придумывает подписи к неподписанным авторами снимкам. Он мастер на такого рода вещи, и никто не может сравниться с ним в искусстве сходу просто, точно и афористично назвать изображение. Сотрудники даже не пытаются это делать, по опыту зная, что подошедший к компьютеру Николай Николаевич сразу профессионально «припечатает» верную, нужную и ёмкую фразу к картинке.
По ходу дела Татьяна потчует коллег найденными в опусах перлами вроде «наши лодки, попавшие в хищные лапы вражеских кораблей».
– Интересно, – импровизирует Владик, – корабли с хищными лапами! Ужас какой!
– А больше у этого Притыкина ничего такого в тексте нет? – опасливо интересуется Николай Николаевич.
– Вычистили, – заверяет его Татьяна.
Серьёзно целый день заниматься тем, что они делают, невозможно. Потому вёрстка идёт параллельно с комментариями. Иногда на взрывы хохота в небольшую комнатку заглядывают недоумевающие коллеги, плохо понимающие, чему можно так бурно радоваться, работая с серьёзным историческим материалом.
– Веселитесь? – завистливо спрашивают они.
– Угум-с! – комментирует Владик. – Очень смешно!
– Хорошо сидите! – оценивают сотрудники три параллельно и тесно сидящие фигуры у компьютера.
Наконец, дело доходит до текста давнего журнального автора Смородинникова.
– А-а-а! Старик Гадюкин! – приветственным тоном провозглашает Владик. – Зачем вы его взяли? Мы же с ним завязали! Опять скандалить будет!
– Ну, так решили, – оправдывается Татьяна.
– Реши-и-или, – задумчиво говорит шеф, и видно, что он пытается понять, правильным ли был этот опрометчивый шаг.
Раздаётся телефонный звонок, и Николай Николаевич отправляется к себе в кабинет. А у монитора продолжается процесс созидания.
Прозвище своё Старик Гадюкин заслужил «за дело». Автор отличается скверным, вздорным и скандальным характером. Все помнят, как славно начиналось сотрудничество с ним и как он внезапно начал выдавать на своём сайте брюзжащие и ядовитые отклики в адрес отдельных статей, а потом и всего журнала. Бедный главный редактор был уязвлён в самых лучших чувствах и неделю держался за сердце. Обруганные авторы защищались от склочника Гадюкина в «электронном» виде.
– Простите ему, – жалостливо и с участием говорила Татьяна шефу, – вот такой он. Что тут поделаешь!
Погоня за ляпами и выискивание «блох» стали для Смородинникова сродни охоте. Принцип самоутверждения за счёт ближних явно превалирует у него над порядочностью. Ругая других, Старик кажется себе умнее, весомее и значительнее. Он трепетно подпитывает свой образ величественного всезнающего мэтра. С ним долго не общались, но потом помирились.
«Автор окончательно запятнал себя, назвав люнет редутом», – негодовал нервный Гадюкин в адрес одного маститого и уважаемого писателя.
Желчные колючие фразы Старика вызывали в редакции жизнерадостный хохот.
– А мне что люнет, что редут, – легкомысленно комментировал Владик гадюкинские претензии, – глубоко фиолетово. Вот вы, Татьяна, отличаете редут от люнета?
– Сходу! – самоиронично отвечала далёкая от проблем фортификации редактор-филолог. – На том же уровне! Мне, по большому счёту, не принципиально – редут-люнет. Но уж теперь-то отличаю. Товарищ Гугл помог! А вообще-то, автор так написал. Я ему поверила и в суть вникать не стала.
– И что такое контрэскарп или аппарель знаете? – издевательски интересовался компьютерщик Владик.
– Детский сад! Да я лафет Канэ от лафета Насветевича отличаю! – жизнерадостно подхватывала шутовской флаг несведущая в военном деле женщина.
– Профессионализьм! – уважительно хвалил Владик редактора.
Смородинников любит творить в соавторстве с молодыми коллегами, за что Владик упорно зовёт его пахано;м и уверяет, что лично г-н Смородинников не написал ни строчки.
Они размещают текст и фотографии. Здесь выясняется, что Смородинников не указал, какая подпись к какой фотографии относится. Владик пересылает в Татьянин компьютер почти готовую статью, и она отправляет PDF автору с просьбой расставить правильно подписи.
Ближе к концу рабочего дня в «макетировошную» заходит босс и, подытоживая события, интересуется:
– Что удалось?
– Почти всё, – торжественно рапортует Татьяна, – вот только журнал большой получается. За сто страниц перевалило. По объёму не укладываемся.
– А на восемь делится? – озабоченно спрашивает Николай Николаевич.
Количество страниц должно делиться на восемь для удобства работы типографии.
– Уже нет. Кого-то резать надо, – вздыхает Татьяна.
– От Смита кусок отрежьте, и дадим его с продолжением в следующем номере! – решает босс.
– Его не хотелось бы. Он весь такой монолитный. Лучше, наверное, Желябина. И на два номера его растянем, – размышляет лучше всех ориентирующаяся в публикуемых текстах редактор.
– А американца сделали? – спрашивает Н. Н.
– Ещё нет! – подключается Владик.
– Обрабатывайте американца и зовите меня. У него вроде длинная статья, может, её разобьём?
– Сейчас попробуем и посмотрим, – обещает редактор.
Так в течение дня по косточкам собирается скелет всего журнала, и к вечеру Татьяна рассылает макеты статей нескольким авторам на рассмотрение и указание замечаний.
Она старается быть точной, пунктуальной и корректной.
Владик недоволен:
– Что вы с ними нянчитесь! Пусть спасибо скажут, что их вообще публикуют! Где это видано! Как напечатаем, так напечатаем!
Но Татьяна педантична до такой степени, что сама себе не рада. И согласовывает с авторами все мелочи. Всё-таки люди старались, писали, надеются.
На следующее утро она обнаруживает в почте несколько писем.
Отзыв от Нестерова её радует: «Посмотрел, всё хорошо, со всем согласен. Спасибо!».
Татьяна проникается искренней признательностью к этому благородному человеку.
– Вот спасибо! – комментирует она и мысленно желает Нестерову счастья и здоровья, а журналу – побольше таких милых и покладистых авторов.
Карпов слёзно просит исхитриться и включить в статью ещё два снимка. Он дотошно высчитал, что если убрать предпоследний абзац в его статье, сократить вступление и уменьшить в размерах одну иллюстрацию и две таблицы, то всё поместится. Татьяна с ужасом представляет себе реакцию макетировщика на карповскую рационализацию, а потому его предложение не вызывает у неё энтузиазма. Но как редактор она решает всё-таки пойти автору навстречу и что-нибудь придумать вместе с Владиком непосредственно у монитора.
Желябин покушается на правила грамматики и требует поменять строчные буквы на прописные. Редактор очень вежливо сообщает ему в ответном послании, что правила орфографии они менять не будут, и со страхом открывает письмо от Смородинникова.
Тот прислал ещё пару иллюстраций. На одной из них – картине – изображён казак времён Первой мировой войны с окладистой бородой и совершенно зверским перекошенным лицом. Татьяна любуется изображением, приглашает проходящего мимо главного редактора взглянуть и оценить новшество, советуется о целесообразности публикации и, получив санкцию на размещение, прикидывает, куда бы можно было фотографию воткнуть. Ещё Смородинников требует переместить пару снимков и указывает, как надо расставить подписи. В самом конце он просит изменить несколько фраз, довольно туманно и замысловато объясняя, что убрать и что вставить. Редактор с лёгким головокружением от невозможности постичь смысл перемещений и изменений распечатывает его письмо, нумерует претензии и маркером отмечает каждую.
Затем она открывает письмо Притыкина.
«Текст не тот!» – восклицает он, не здороваясь.
– Тьфу! – в сердцах плюёт редактор.
Статья Притыкина была очень «трудоёмкой»: изобиловала ошибками и ляпами. С ней долго и мучительно работали, пытаясь уразуметь и передать нормальным языком трудновыразимые притыкинские перлы, выполненные в стиле «подъезжая к станции, с меня слетела шляпа».
«Поменяйте на этот!» – категорическим императивом требует он.
К письму приложен документ.
Татьяна вспоминает, что текст Притыкин уже однажды менял. И ей пришлось милосердно вычитывать и править его по новой. Она распечатывает присланный вариант и начинает побуквенно сличать его с тем, что имеется в макете.
Статья большая – на десяток страниц, и редакторские эмоции в адрес Притыкина просто неописуемы. С уже размещённой в журнале статьёй она просидела пару-другую дней, да и корректор тоже немало над ней потрудилась. В процессе вычитки выясняется, что «товарищ не понял», что ему просто поправили грамматику и стилистику, водрузив «шляпу» на место и придав его не очень грамотным художествам относительно приличный вид.
Замечания Свенсона касаются каких-то мелочей. Татьяна тоже распечатывает их и помечает маркером необходимые изменения.
После того, как всё сделано, она отправляется в «макетировошную» заниматься журналом.
Они с Владиком хором искренне желают счастья Нестерову и принимаются за остальных авторов.
Коррективы Карпова повергают Владика в негодование. Он не любит трогать уже сделанный макет, который сразу «ломается», и всё приходится делать заново.
– Карпов просит добавить пару снимков, – осторожно, но с издевательской улыбкой сообщает «радостную весть» Татьяна.
– Какой умный! – восклицает Владик. – Куда же это мы их добавим?
Татьяна объясняет суть нововведений и добавляет главный карповский аргумент:
– Он ещё детей хочет.
– Ну-ну! – говорит Владик и, тихонько примурлыкивая успокоительную мелодию, которой убаюкивают младенцев, прокручивает-просматривает статью в поисках нужной картинки.
– Так там же есть дети! – возмущается он, обнаружив фотографию.
– Это не те дети! Он просил других. Я их в папку положила. Посмотрите, может, влезут? Говорит, что для него это принципиально важно.
Внесение корректив сопровождается нелестными пожеланиями Карпову от Владика, которому приходится строить всё заново – снимки «поехали», текст «запрыгал», заголовки «ушли», макет «рассыпался».
Однако Владик терпеливо и мастерски всё переделывает. После чего удаляется на очередной перекур.
Через некоторое время он возвращается в офис и внесение корректив продолжается.
Но вот дело доходит до Смородинникова.
– И на сладкое Смородинников, – не предвещающим ничего хорошего голосом сообщает редактор.
– Где он? – со вздохом спрашивает многоопытный Владик – Смородинникова они печатают не в первый раз и знают его мелочные «девичьи» капризы и странные заморочки.
– Сразу после Свенсона, на семьдесят первой странице, – подсказывает уже знающая почти наизусть все страницы Татьяна.
После чего достаёт распечатанный лист с пронумерованными замечаниями, выделенными жёлтым маркером, и не менее тяжело, чем Владик, вздыхает.
– Во-первых, – тоном Вовки из Тридевятого царства из любимого в детстве мультика говорит редактор, – он хочет фотографию с семьдесят второй страницы переставить на семьдесят пятую.
Пока Владик – само спокойствие. Он переставляет снимки и педантично выравнивает их.
Татьяна ставит крестик на цифру «один».
– Во-вторых, он прислал все подписи, пронумеровал их и страницы указал. Они в его папке в документе «Подписи».
Они подписывают снимки. Редактор ставит второй крестик на цифру «два».
– В-третьих, у него замечания по косметике, но это мы потом и без него сделаем.
«Косметикой» Татьяна называет болды и курсивы, отступления и прочую текстовую визуальную ерунду.
– Дальше он хочет поменять две фразы. Сейчас скажу какие. Одну с семьдесят шестой страницы. Фразу я вам положила в его же папку в документ «Фразы».
Нужную фразу на семьдесят шестой странице находят быстро и меняют безболезненно.
В другой фразе с семьдесят седьмой страницы изменения не носят глобального характера. Поэтому редактор решает просто заменить пару слов непосредственно в макете – надо всего-навсего вместо слов «К этому моменту по причине…» написать «К тому времени, в связи…».
После того, как она озвучивает характер изменения, Владик уже нервно интересуется:
– Ему, что, делать нечего?
– Ну, просил, – опять терпеливо вздыхает редактор, – автор всё-таки, ему кажется, что так лучше будет.
– Вы, Татьяна, зря с ними так. Надо строго: дал текст – всё, ничего не меняем. А то распустились, обнаглели! То не так, это не эдак!
Редактору и самой надоели эти игры в «уси-пуси», но она сердобольно «по принципу сильного» не обижать больных и слабых относится к авторам, поощряя тем самым их капризы.
– Ну, передумал! Ну, блондинка! – вздыхает она в адрес Смородинникова и иже с ним. – Просит же человек!
– Старик Гадюкин! – комментирует Владик. – Вы, что, не помните, какие гадости он в прошлом году про Карпова у себя на сайте писал?
Но Татьяна отличается наивной привычкой не помнить зла и идти навстречу людям, веря в раскаяние и благие побуждения.
Владик выделяет злополучную фразу. Татьяна говорит, что именно надо изменить, и длинной специально предназначенной для этого линейкой указывает в тексте на экране, где метаморфозы должны произойти. Владик убирает ненужное и впечатывает необходимое. После этого редактор внимательно перечитывает текст.
– Вроде нормально, – с облегчением говорит она, – положите мне статью. Он просил ещё разок после всего её прислать.
– Писатель! – в сердцах презрительно ворчит Владик. – Лучше бы с мужиками водку пил, чем такое писать!
Он кладёт макет статьи в редакторский Паблик, а Татьяна потом отправляет PDF Cтарику Гадюкину.
К вечеру они прокручивают и просматривают макет, проверяя, всё ли сделано, и любуются делом рук своих.
– Вроде хорошо получилось, – удовлетворённо говорит Татьяна.
– Что значит «получилось»?! – смеясь, осекает её благодушие Владик. – Сделали!
Рабочий день окончен. Журнал почти готов. Завтра можно будет распечатать его и приниматься за вычитку. Потом внести изменения, поправить косметику и переносы.
В итоге дня через два-три макет «уедет» наконец в типографию. Осталось чуть-чуть.
На следующее утро редактор обнаруживает в почте гневное базарное письмо Старика Гадюкина.
«Я Вас просил поменять всё совсем не так, как Вы сделали! Сколько можно это объяснять? Неужели непонятно? – негодует он. – Надо написать не „к тому времени”, а к „этому периоду” и колонтитулы выделить!»
– «И незачем так орать!» – цитирует редактор милновского Кролика, обращаясь то ли к Смородинникову, то ли к монитору.
Мимо на очередной перекур проходит Владик.
– Смотрите, что Старик Гадюкин пишет, – останавливает его Татьяна.
Владик заглядывает в документ на экране и возмущается.
– А то мы про колонтитулы без него ничего не знаем! – комментирует он. – И чего мы с ним связались! Давно пора со Стариком Гадюкиным кончать! Выбросить его и не печатать! Сколько раз собирались уже! Писатель!
Редактор тоже недалека от этой мысли и обещает себе, что со Смородинниковым они общаются в последний раз.
И всё-таки они меняют очередной авторский бздык на новый его труднообъяснимый бздык.
После чего Татьяна отправляет далёкому Смородинникову полный ехидства e-mail.
«Уважаемый Вячеслав Иванович! – пишет она. – Мы поменяли слово „то” на слово „это” в указанном Вами отрывке».
Больше в крючкотворные дискуссии с ним она не вступает.
Через определённый промежуток времени журнал выходит и попадает в руки Старика Гадюкина. С редакционной же благородной помощью – ему отправили по почте авторские экземпляры.
Тот немедленно вычитывает его и размещает на своём сайте рецензию. Старик Гадюкин с достоинством хвалит собственный написанный в соавторстве опус, а затем бурно и эксцентрично плюётся в мыслимые и немыслимые стороны. Больше всего его возмущает статья давнего хорошего журнального автора. Старик выискал в ней топонимический ляп. Автор назвал местечко под именем Орлиное гнездо Соколиным.
Ну, с кем не бывает! Можно было бы и посмеяться. Но Старик Гадюкин делает из описки катастрофу вселенского масштаба, гнобит автора, а вместе с ним всю редакцию, издателя и редактора лично. Татьяне даже не досадно – просто смешно. Странно, что они это пропустили. Обычно топонимику и она, и корректор проверяют дотошно. Но на сей раз бедное «гнездо» просочилось в текст именно в таком виде, став неорлиным.
Старик Гадюкин страшен в гневе, он начинает импровизировать и называет редакцию, а вслед за ней и весь город Ослиным гнездом.
Коллектив хохочет. Больше Старика в журнале не печатают, несмотря на очередную присланную им статью. Но издание он упрямо покупает и даёт ух какой страшный и разгромный «разбор полётов» на своём сайте до сих пор.
(«Портреты, прелести, причуды», Рига, 2014.)