Время потерь и обретений роман, ч. 2

                ВРЕМЯ   ПОТЕРЬ  И  ОБРЕТЕНИЙ   
                роман   

                Часть вторая
                (год 2005-й)
                1

 Самолет опоздал на два часа и в институт Бекер приехал лишь к одиннадцати. 
      Оперативка, которую в своем кабинете проводил Барабаш по понедельникам, уже шла полным ходом. Все руководители отделов и лабораторий, а также главные научные сотрудники – доктора наук, разместились с обеих сторон длинного приставного стола, а за своим столом с мрачным  лицом  сидел Барабаш.   
     Не было лишь Бекера. Именно его Барабаш задумал сделать главной фигурой сегодняшней оперативки, а его всё не было. 
     Эти еженедельные оперативки были любимым и не подлежащим критике или отмене мероприятием, которое Барабаш унаследовал еще с советских времен. Здесь он имел возможность проявлять свою власть, иногда погреметь и даже с  крупными  учеными говорить тоном диктата  и приказа.
    Но никакого практического смысла эти оперативки теперь не имели. Все это понимали, но по многолетней привычке по понедельникам послушно тянулись в директорский кабинет и сидели тихо, как мыши, ожидая неожиданного разноса или, наоборот, поощрения. Хотя и то, и другое никого не пугало и не радовало, и в жизни института никакой роли давно уже не играло. 
    Бюджетного финансирования институт практически не имел. Тех крох, которые выделяло министерство, едва хватало на нищенскую зарплату. И поэтому все руководители подразделений боролись за выживание самостоятельно, в меру своих способностей или возможностей, стараясь добыть заказы или хоть какие-нибудь хоздоговоры. Поэтому связи с московским  ЦНИИ имели большой смысл. От общих с ним хоздоговоров кое-что перепадало и институту Барабаша. Но в последние время общих договоров становилось всё меньше, и это было одной из причин беспокойства и недовольства  Гордеева. 
     Наилучшее финансовое было лишь у отдела Бекера. Именно его отдел обеспечивал основную часть финансирования института и, значит, зарплаты. И сейчас, послушно выполняя неожиданный каприз Барабаша об организации комиссии по проверке работы лаборатории Бекера, Скляренко находился в сложном положении.

     Оперативка  длилась уже почти час, когда в кабинет быстрым шагом вошел Бекер.
     - Прошу извинить за опоздание, - сказал он, садясь в конце стола.- Самолет задержался на два часа.  Пока добрался, да еще пробки на улицах.
    Барабаш  удивленно вскинул брови.
    - Что еще за самолет? Вы что, куда-то летали? А почему я об этом не знаю?
   Бекер посмотрел на Барабаша. Глаза их встретились.
    - А вам об этом знать не обязательно. Дела это мои личные, - сказал он подчеркнуто спокойным тоном. -  К тому же летал я на выходные дни. На субботу и воскресенье. Правда, прихватил еще и пятницу в счет отпуска. Это согласовано с Андреем Васильевичем. – Он улыбнулся и шутливо-покаянно развел руками. - Ну, а то, что опоздал, - виноват, судите. Приму с покорностью.
  Лицо Барабаша вмиг налилось кровью.
   - Вот, значит, как! -  Голос его загремел. - У вас, значит, есть личные дела. А то, что вы сорвали работу институтской комиссии, вам наплевать, товарищ  Бекер!
   Бекер поднялся. Все замерли и в кабинете повисла мертвая тишина.
   - Отвечу, - бледнея, проговорил Бекер. - Пусть комиссия себе работает. Меня, как говорят в Одессе, это «не колышет». А что касается моих работ, то они уже оценены. Притом совсем на другом уровне.– Он сделал паузу. - Хотя, конечно, будут мешать, отрывать от дела, а времени жаль. Ведь нам предстоит до конца года закончить третий цикл опытов на стенде, провести серии расчетов, отладить блоки в новой компьютерной программе да еще выпустить на ученый совет аспирантов с почти готовыми диссертациями. – Он иронически хмыкнул. – Вот так. Так что дел много. Ну, а комиссия пусть себе трудится. В поте лица! Лишь бы не мешали нам работать. А не дадут работать – плюну на всё и уйду.   
    Он сел. Барабаш сидел, ссутулившись и уткнувшись лицом в стол. Его багровое лицо покрывали мелкие капельки пота. Тишина в кабинете сгустилась. Прошла минута. Вдруг он поднял голову, распрямился, ненавидяще глянул в лицо Бекера и  изо всей силы  хлопнул ладонью по столу.
     - Всё! Хватит! С этим вопросом всё ясно, – хрипло сказал он. – Идем дальше. Заслушаем информацию председателя квалификационного совета по защитам профессора Мартынюка. Прошу,  Алексей Алексеевич.
    Мартынюк тяжело поднялся. Ему было семьдесят восемь, в последнее время он тяжело болел и уже не раз порывался уйти на пенсию. Но с докторами  в институте было трудно, и Барабаш всячески его удерживал. Хотя как ученый Мартынюк уже давно ничего собою не представлял. Неделю назад он вернулся из Киева, где согласовывал  в ВАКе состав совета.
     -Если все будем живы и здоровы, - сказал он, обвел глазами сидящих за столом стариков-докторов Щеглова, Сёмина, Шермана, Карпенко и с опаской посмотрел на Бекера. - И если, как всегда, введем в совет Гладуша, хотя он болеет, тогда, надеюсь, докторский совет ВАК нам утвердит. С учетом, конечно, еще двух докторов по нашей специальности со стороны. –  Он пожевал губами. – А только где их взять? Пока еще не знаю. Но и при этом будем на самом пределе. Вот такие дела наши скорбные.- Он помолчал.- А с кандидатским советом легче.  Там  наших докторов хватает.
     Он сел. Началось обсуждение информации Мартынюка. Бекер уже не слушал.
     Сегодня утром, как только он вошел в дом, в прихожей его встретила Лариса. Она  была  хорошо одета и аккуратно причесана. В последнее время такое случалось редко.
      - Не спеши, - сказала она, становясь поперек двери. - Через полчаса придут люди смотреть квартиру. Предварительную цену я согласовала. Деньги дают   хорошие,  но можно еще поторговаться.
      Бекер остановился.
      -  Что? Это ты о чем?
      - О  квартире. Пока ты где-то развлекаешься, я уже всё сделала. Искала и нашла.
      - Что нашла?
      - Не что, а кого. Покупателей! Сообразил?
      Бекер хмыкнул.
     - Ах, вот оно что. Интересно. - Он быстро пересек гостиную, остановился у двери кабинета и обернулся. - Можешь торговаться, Лариса, если есть охота. Только зря морочишь голову людям. Квартира эта не продается.
     - Нет! – побледнев, выкрикнула она. - Продается! Продам её я! Ха! А тебя выброшу на улицу! Подумаешь, цаца! - Она грубо захохотала. - Будешь еще бомжевать  под мостом, доктор наук, вот увидишь! 
    Не отвечая, Бекер прошел в кабинет и захлопнул дверь. Нужно было переодеться и пойти в душ, но времени уже не оставалось. Дрожали руки.
    - Стерва, - пробормотал он. – Ах ты стерва!
 
 …Визгливый дискант Шермана вернул его к действительности. Что-то  скрипуче возражал ему Карпенко, басил  Мартынюк и хором гудели чьи-то голоса. Раздался бас Барабаша.
   - Всё, - громко проговорил он, поднимаясь. - Обсудили.  Всем спасибо. Дальше буду решать я.  Все свободны. - Он всмотрелся в сидящих. – Товарищей Скляренко и  Бекера прошу задержаться.
   Он выждал, пока все покинули кабинет.
   - Пересядьте поближе, нужно поговорить, - хрипло сказал он, бросив взгляд исподлобья на Бекера. - Сюда, поближе, вот так. Так вот. Что-то много вы стали себе позволять, товарищ Бекер. Распоясались. Как бы вам не просчитаться. Носитесь со своим стендом, как некто с писаной торбой. Ну, построили стенд, ну и что? Думаете, что ухватили бога за бороду? Всех сразили? Ха! Да такие стенды у Гордеева были еще десять лет назад! Андрей Васильевич, вот скажи ты. Когда мы с тобой еще в девяносто пятом в Москве были на совещании, какие у них уже тогда были стенды, а? Красота! 
   Скляренко замялся и опустил голову.
   - Были, да, - проговорил он с явной неохотой. – Хорошие  стенды были. Правда, электроники тогда вроде у них не было. Или я забыл. - Он пожал плечами и смущенно улыбнулся. – Я уж, извините, к стыду моему в этом деле разбираюсь слабо. У нас, пожалуй, оснащение современней. -  Он помолчал и вдруг решился. -  Не знаю, Владимир Иванович, не берусь судить. Вот наша комиссия  пусть и разберется. 
   Лицо Барабаша вмиг налилось кровью.
   - Интересно! - голос его загремел. - Замдиректора ни хрена не разбирается, завотделом творит, чего его душа желает, а я, значит, должен работать за всех? Так? Нет, такое не пройдет! Повыгоняю всех к чертовой матери! 
    Бледный Скляренко поднял голову и пытался что-то сказать, но Барабаш его грубо оборвал:
   - А ты молчи!
    Бекер злорадно ухмыльнулся. Сцена, подумал он, достойная пера Гоголя. Или  Зощенко. Он с трудом сдерживал себя, чтобы не ответить Барабашу в подобном  тоне.
    Наконец Барабаш выдохся и замолчал. Бекер посмотрел ему в глаза.
    - Выгонять меня вам не потребуется, - спокойно сказал он.– Я уйду и сам. До конца года доработаю, отчеты сдам и уйду. Только хочу заранее вас предупредить: со мною уйдут два или даже три аспиранта. И стендовые исследования  у вас вообще прекратятся.
     Барабаш  злобно сощурился.
     - Вот, значит, оно как, - с угрозой проговорил он. - Здоровую критику мы, значит, не воспринимаем. Пугаете. Решили уйти. Что ж, вольному воля. Только стенд этот вам мы не отдадим. Ясно? Это оборудование института. А вы себе стройте новый. Бога ради!
     Бекер взглянул в глаза Барабашу. Сейчас он впервые так близко видел его лицо. И без того всегда красное, оно налилось темной багровостью. Мясистые щеки, толстый нос с коричневой бородавкой, двойной, свисающий на воротник, жирный  подбородок. И позолоченные очки. Типичный облик советского руководителя районного масштаба. Председатель райисполкома или, даже скорее, директор совхоза. Да, такому нынешняя жизнь не в радость. Ему бы вернуть Союз нерушимый, партийные собрания, идеологические битвы, борьбу за чистоту рядов. Кричать, распекать. Устрашать. Ан - всё прошло. Вот он и ностальгирует. Хотя в душе знает, что никому уже не страшен.  И его это бесит.
    - Стенд я вам оставлю, - сказал Бекер. - В смысле станину, железо, кабели, электропроводку. Ну и датчики, вибрационные генераторы, приборы, разные мелочи. Это всё институтское, верно. А вот всю электронику - компьютеры, измерительную аппаратуру, схемы коммутации – это уж простите! И, кстати, даже японские кондиционеры. Это всё я демонтирую и заберу. Всё это мое, куплено на мои собственные деньги. Институт не выделил ни копеечки! Да и все компьютерные программы - тоже моя интеллектуальная собственность. Правда, часть их устарела, вот ими и пользуйтесь, пожалуйста! А новые еще в работе. - Он саркастически усмехнулся. - Да что там стенд, стенд! Стенд – это инструмент. Рояль. Или гитара. Главное – кто играть будет. И какая у него музыка получится.
   Барабаш  по-рачьи  выпучил глаза.
   - Заблуждаетесь, товарищ Бекер! - хрипло выкрикнул он. - Очень заблуждаетесь! Есть законы! Всё, что используется для работы в лабораториях института, мое! Наше!
     Бекер усмехнулся.
    - Ничего из того, что я назвал, на балансе института не числится. У меня на всё есть квитанции из магазинов. Притом, на мое имя. Так что, пожалуйста, подавайте на меня в суд.
    - И подам, будьте спокойны. И отсужу!
   Бекер поднялся. Он с трудом сохранял спокойствие.
    - Я вас понял. Можно идти?
    - Пожалуйста! - Барабаш повернулся к Скляренко. - Пусть комиссия сегодня же приступает к работе! - Он зло хмыкнул. - Еще увидим, нужен ли вообще нам этот стенд. За опоздание на совещание ставлю вам на вид. Андрей Васильевич, сообщи в кадры для приказа. И задержись, не уходи.
 
   Бекер ушел. Барабаш посмотрел на Скляренко.
   - Каков гусь, а? - он иронически усмехнулся. - Наглец! Ишь ты, заберет с собою оборудование! Пусть попробует! - Он гневно задышал. - А ты чего молчал? Как воды в рот набрал!  Оборудование-то чье? Наше? Или как? 
   Скляренко замялся и пожал плечами.
  - Нет, - сказал он, отводя глаза. - Не наше. Покупал он его на свои деньги. Что правда, то правда. Хотя монтировали стенд наши рабочие, из лабораторного цеха, в нерабочее время. Но он сам им платил. Есть у него расписки. И электроника вся куплена им, на его деньги. 
    Барабаш  засопел.
  - Вот оно, значит, как. - Он минуту думал.- Слушай, а давай-ка сделаем так. Сейчас конец года, проведем как бы очередную инвентаризацию. - Он усмехнулся. - И  всё оприходуем. А?  Пусть потом  попрыгает.
   Скляренко поморщился.
  - Нельзя, - сказал он. – У Бекера имеются  все чеки, я знаю. Выйдет нехорошо, склока. Да и суд, если до этого дойдет, примет его сторону.
  Барабаш  злорадно ухмыльнулся.
  - Примет, знаю. Н-да…До чего же время теперь поганое, всё может быть! Но хоть нервы  этому твоему Бекеру слегка подпортим.

    В коридоре Бекера окликнул Володя Троецкий. Это был старый товарищ  еще по институту. На оперативки его не приглашали, так как он был лишь кандидатом наук и рядовым старшим научным сотрудником. Во время перепалки Бекера с Барабашем он находился в приемной и всё слышал через приоткрытую дверь. Он догнал Бекера и успокаивающе положил руку ему на плечо.
    - Плюнь, Валентин, - улыбаясь, сказал он.- Не расстраивайся. Зря расходуешь нервы на это дерьмо. Что он тебе сделает? Уволит? Понизит в должности? Чепуха, не те времена. Ведь он теперь просто нуль. Или даже мнимое число, которое пыжится, чтобы казаться натуральным.
    - Спасибо, Володя, - сказал Бекер. - Я и сам это знаю. И не раз давал себе слово не ввязываться с ним в споры. Хотя от этой самодовольной партийной скотины меня просто тошнит.
   Троецкий усмехнулся.
   - Понимаю. От подобных скотов меня тошнит уже тридцать лет. Хотя новые, боюсь, ненамного лучше. Идем-ка пока в буфет и примем по маленькой. Остынешь.
       
          2

Рабочий день кончался. Бекер сидел злой и расстроенный. После утреннего разговора в кабинете Барабаша работа не ладилась. Ко всему испортился один из компьютеров и расчеты остановились. Но главным сейчас было не это.
     Час назад ему позвонила Аня. «Извини, пап, что мешаю тебе. Но, думаю, ты не рассердишься». Голос её был непривычно серьезным. «Понимаешь, пап, звонила маман. Она на полном серьёзе затеяла продажу квартиры. Суетится с утра до вечера. Нашла каких-то покупателей, уже, вообрази, приходили смотреть, выторговывает цену. И уговаривает меня согласиться на треть суммы. Ты об этом знаешь?» – «Знаю, - сказал он.- Сегодня утром у нас был скандал. Но я ей сказал, что квартира вообще не продается. И точка». Аня помолчала. «Но, пап, а если она сама затеет продажу? Без тебя? Ты к этому готов?» - «Да, - ответил он. В действительности готов он не был. - Думаю, что без моего согласия это нереально. Но я еще посоветуюсь со знающими людьми». –«Посоветуйся, папчик, -сказала Аня.- И потом позвони мне. Я не хочу оставаться в стороне от этой истории. Не хочу, чтобы ты, извини меня, остался в дураках. Меня это заботит и огорчает». Он засмеялся. «Спасибо,  Аннуля. Буду держать тебя в курсе дела. Глебу привет».
      Он положил трубку и задумался. А ведь дочь права. Ведь он ничего не предпринимает, чтобы осадить Ларису. Законов  не знает, полагается на авось, чего-то ждет. Чего? Не уподобился ли он тому чудаку, который, как говорили древние, сидит у реки и ждет, пока она пронесет мимо него все свои воды, чтобы можно было увидеть дно? А что дальше? Так и жить с нею под одной крышей? Но ведь это не жизнь. Значит что, и на самом деле продавать? Или есть иные варианты? 
      Он снял трубку внутреннего телефона и набрал номер Сергея Грача.
      - Сережа, - сказал он, когда тот вошел и сел у его стола. -  Твоя мама юрист? Жилищник? Я не ошибаюсь?
      - Нет, не ошибаетесь. А в чем дело?
      - Мне нужна консультация, - сказал  Бекер. -  Когда мама работает? Узнай мне дни и часы.
      - Она сегодня до шести, я  знаю. Хотите, позвоню ей? Прямо сейчас.
      - Звони. И спроси, могу ли я к ней приехать через час-полтора.  Как ее имя?
      - Елена Викторовна. Хорошо, Валентин Георгиевич, иду звонить.
      
      Мать Сергея Грача оказалась симпатичной и приветливой молодой женщиной. О Бекере она знала из рассказов сына и сейчас немного перед ним робела, зная, что он известный ученый и научный руководитель её сына. И что от него в немалой степени зависит будущее Сережи.
     Но как только Бекер обрисовал ей сложившуюся ситуацию с квартирой и сформулировал вопросы, она успокоилась и почувствовала себя уверенно. В её практике подобное встречалось уже не один раз.
    - Есть так называемый «Семейный кодекс», - сказала она. - Там такие ситуации подробно рассмотрены и специально оговорены. - Она минуту подумала.- Знаете что? Я дам вам этот кодекс и очеркну нужные главы и параграфы. А вы спокойно в них вчитаетесь и всё прекрасно поймете. - Она улыбнулась. - Там всё просто и очень конкретно. Это вас вооружит в разговорах и спорах. А если появятся вопросы - я к вашим услугам. Звоните мне сюда или домой, в любое  время. - Она протянула Бекеру свою визитку. - Возьмите. Вас это устраивает?
   - Вполне, - ответил он. - Хотя, Елена Викторовна, боюсь, что без вас я не обойдусь. Бывшая моя жена не из тех, кто легко сдается. - Он иронически хмыкнул. - Пока суд да дело, она уже нашла покупателей и даже договорилась с ними о цене. К тому же она желает разделить эту сумму на три части – ей, мне и дочери. Хотя дочь этого и не требует.
   Мать Сергея снисходительно улыбнулась.
   - Это всё пустое, - сказала она. - Когда вы прочтете то, что я вам отметила, вы сами увидите, что это не серьезно. – Она задумалась. - Валентин Георгиевич,  тут имеется другая сложность. Квартира ваша, это бесспорно. Но…поймите меня правильно - ведь выселить насильно вашу бывшую жену вы не можете. И сама она не уйдет. Так что же дальше? Об этом вы думали?
   - Думал,- сказал Бекер. – Думаю, но пока ничего не придумал. Разве что соглашаться на продажу и потом покупать себе - и ей, конечно, - новое жилье? – Он нахмурился. - Это, конечно, вариант, но для меня самый нежелательный. Понимаете, в этой квартире я родился и вырос, в ней жил еще мой дед, в ней умерли мои родители. Я сросся с  этими стенами, с этой улицей, с этим видом из окна…Они часть меня.  – Он помолчал.- То, что без моего согласия квартиру она не продаст, это хорошо, вы меня успокоили. Но что делать дальше – ума не приложу.
    - Понимаю, - задумчиво произнесла она  - Знаю по себе, что такое родные стены. У меня было хуже – наш дом пошел под снос. И никаких вариантов. А у вас…Ну, а если бы вы купили ей новую квартиру? Она туда пошла  бы? Такой вариант вы зондировали?
  - Нет, - сказал он.- Нет, по самой простой причине. Купить ей квартиру я не могу. Мне это не по карману.
   - Тоже понятно. Ну, а  об  ипотеке вы думали? Знаете, что это такое?
   - Туманно. Что-то слышал, но не вникал.
   - А вы всё же вникните. Это покупка квартиры за банковскую ссуду, с погашением её частями, с процентами. Конечно, гасить ссуду придется вам. Можно растянуть выплату надолго, равными частями, а можно иначе. В том числе, и погасить сразу. А еще можно по так называемой аннуитетной  схеме. То есть, после каждого платежа сумма основного вашего долга уменьшается, а проценты начисляются только на остаток долга. Я выражаюсь ясно? Как видите, варианты есть. И это вполне реальный выход. И тогда ваша квартира остается вам.
    Бекер молчал. Мысль о квартире для Ларисы и раньше приходила ему в голову. Но как это сделать? Он не знал. Оказывается, пути имеются. Или могут быть. Но согласиться ли Лариса? Может заупрямиться, просто из вредности. Ну что ж, поговорим. Это вариант.
   - Спасибо, Елена Викторовна, -  сказал он. – Вы мне очень помогли.


     Из машины Бекер позвонил Ане.
   - Аннуля, ты хотела знать, – так вот, оказывается, есть «Семейный кодекс», и в нем  всё прописано. Правда, его я еще не изучил. Но продать квартиру без моего согласия мама никак не может. А я, как ты знаешь, не согласен. Но всё же вариант выхода из положения  вроде бы есть. Давай сделаем так: завтра вечером собираемся у меня. Приезжай с Глебом. А я пока что изучу этот кодекс. И тогда мы всё обсудим. Согласна?
   -  Конечно, пап. Приедем.  А ты пока изучай кодекс.  До завтра!

          3 
   
С утра Гена Парщик находился в приподнятом настроении. Оперативка, на которой произошла  стычка Бекера с Барабашем, прояснила ему то, что он тщетно пытался три дня назад узнать у Скляренко. Жаль только, что неизвестно, о чем и в какой тональности шел разговор с Бекером уже после оперативки. Но догадаться, в общем, было можно. Наталья, секретарша Барабаша, по секрету сказала Гене, что Бекер выскочил из кабинета бледный, натянутый, как струна, и ушел, не попрощавшись, чего с ним никогда не бывало. Значит, скорее всего, Барабаш хочет разноса.
    
     Гена задумался. Конечно, для института это будет плохо. Скляренко это хорошо понимает. А выгодно ли это ему, Парщику? Сказать трудно. Но если Бекер сменит гнев на милость, то его шансы на успех защиты докторской существенно повысятся. Значит, ссориться с Бекером смысла нет, невыгодно. Напротив, нужно постараться найти с ним общий язык. Пожалуй, эта комиссия предоставляет такую возможность. Гена усмехнулся. Вначале можно как бы подготовить разносный текст, а перед подписанием его членами комиссии показать Бекеру.  Напугать его, а потом спасти.  Убрать самые острые моменты и смягчить выводы. И  Бекер будет в кармане. 
     Правда, при этом имеется вероятность потерять расположение Барабаша. Но  всё же поддержка Бекера  важнее. Всё это так. Ну, а если Бекер не клюнет? Что тогда? Громить его и заручиться поддержкой Барабаша? И получить в лице Бекера врага на защите? Ведь помощи от Барабаша ждать не приходится, в докторском совете вес его нулевой. В общем, и так, и эдак,  - ссориться с Бекером  плохо. Значит, нужно держать среднюю линию. Дескать, всё отлично, но есть моменты. Как бы строго объективно. И волки будут сыты, и овцы целы.
    Гена воспрянул духом, снял телефонную трубку и поочередно набрал телефоны Карпенко и Шермана. И вежливо попросил их сразу же после обеденного перерыва зайти  в  его кабинетик. Затем позвонил Скляренко.
    - Андрей Васильевич, - сказал он голосом послушного подчиненного.- Докладываю вам, что комиссия к работе приступила. В два часа у меня в кабинете будут Карпенко и Шерман. Если желаете дать установки, будем вас ждать.
    - Какие там установки! - Голос Скляренко звучал глухо и недовольно. -  Ведь я вам уже говорил – только объективность! Не перегните палку. Бекер институту  нужен.  А я, если смогу, подойду.
   
    
      Рабочее место Бекера, где он проводил основную часть своего времени, находилось в большой комнате, перегороженной на две неравные части остекленной перегородкой под потолок. За нею стоял стенд, занимающий по длине почти всё помещение. Он был опутан густой паутиной красных, синих и желтых проводов, из глубины которых в разных местах выглядывали круглые светящиеся циферблаты приборов. У стены разместился  металлический электрораспределительный шкаф и под ним на отдельном столике два трансформатора. Вблизи стенда ходила девушка в синем комбинезоне с блокнотиком в руках, поочередно осматривала циферблаты, что-то записывала и диктовала сидящему за столом Сергею Грачу. В нижней части  большого окна был вмонтирован кондиционер. Толстые кабели от стенда тянулись по полу в первую, меньшую часть комнаты, где впритык  к остекленной перегородке был придвинут длинный стол с тремя стоящими на нем мониторами. За двумя, включенными и светящимися, перебрасываясь словами и поглядывая через стекло перегородки в стендовый зал, сидели два парня. Третий монитор был отключен и институтский компьютерщик, повернув боком процессор, копался  в его нутре. У противоположной  стены  стоял  стол  Бекера, заваленный горой бумаг, папок, журналов и книг, и рядом с ним до самого окна тянулись книжные шкафы. В окне тихо гудел второй кондиционер.
   
     Бекер сидел за столом и разговаривал по телефону, когда в лабораторию вошел Парщик.  Еще с порога Гена  радостно улыбнулся, прошел на цыпочках к столу Бекера  и  бесшумно  сел.
 
      Пока Бекер говорил, Гена осматривался. Здесь он давно уже не был. За это время многое изменилось. Сейчас на столе стояли три компьютера, а раньше был лишь один. И тогда не было этих кондиционеров. Не было и ламп дневного света в потолке. Да еще новый светлый линолеум на полу. Конечно, не зря Барабаш водит сюда делегации.  Впечатляет, особенно не очень сведущих.
      Гена в уме ухмыльнулся. Когда года полтора назад институт посетила делегация каких-то ученых не то из Монголии, не то из Сенегала, и Барабаш водил их по лабораториям института, он, Парщик, тоже блеснул. Сообразил. Закупленное им оборудование тогда еще не работало и стояло в коробках на полках стеллажей, но Гена приказал все приборы распечатать и включить напрямую в электросеть. От этого на светящихся синих шкалах осциллографов побежали кривые и зубцы переменного тока. На всякий случай и чтобы избежать расспросов он отгородил приборы веревочкой с висящей табличкой: «Осторожно! Зона облучения!» - никто и близко не подошел. И быстро ретировались. Барабаш был доволен. Но в душе, как видно, и сам немного опасался – не так ли оно и на самом деле? Но больше не расспрашивал.
   
    Бекер положил трубку и с вопросом посмотрел на Гену.
     -Слушаю вас, - сказал он. - Чему  обязан? 
     Гена  улыбнулся.
    - Не корысти ради, а токмо волею пославшего мя  Барабаша. – Он бессильно развел руками. – Ведь вы знаете – комиссия.  Сие от меня не зависит. 
   - О, знаете классику, это хорошо. И насчет комиссии тоже извещен. Так что вас интересует? Стенд? Пожалуйста, смотрите, вот он. Отчеты в архиве. Что еще?
   -  Нужно поговорить. – Парщик изобразил смущение. - Сегодня в два часа, у меня соберутся члены комиссии - Карпенко, Шерман и я, ваш покорный слуга. И, возможно, подойдет Скляренко. И хорошо, если бы смогли прийти и вы.
   - Нет, - помолчав, сказал Бекер. – Думаю, это нецелесообразно. Предлагаю собраться здесь, но завтра и прямо с утра. Сегодня  я занят. Да и компьютер еще нужно привести в порядок. А старики пусть сами увидят стенд. В работе. Пусть зададут вопросы. Ведь никто из них никогда тут не был. И ко всему я не знаю, что интересует уважаемую комиссию, какова её задача.
    Гена  театрально развел руками.
  - Согласно генеральной мысли товарища Барабаша задача комиссии определить – а нужен  ли институту сей стенд? А? Или нам вообще без него будет еще лучше?
  Бекер поморщился.
  - Не юродствуйте, Геннадий. Так как? Соберемся  утром у меня?
  - Не возражаю. Оповещу стариков.

          4
 
Машина Глеба была в очередном  ремонте, и приехали они на такси. Лариса и Бекер вышли в прихожую.
     - Привет, муля, - сказала Аня, целуя Ларису в щеку.-  Замерзли – жуть! Пока ловили такси, начался  дождь. Даже зонты намокли. Чаю хоть дадите?
     - Входите же, - сказал Бекер. – Чай сейчас будет.
     Он ушел на кухню. Лариса без улыбки смотрела на дочь. В последнее время они виделись редко.
     -  Ты похудела, - сказала она. -  Плохо питаешься? Или нездорова?
     - Здорова, -  сказала Аня. - Вполне здорова. Просто времени ни на что не хватает. Постоянный цейтнот, муля.
     Лариса поморщилась.
     - Не зови ты меня «муля», Бога ради! Сколько раз просила. Терпеть не могу. – Она перевела взгляд на зятя.- А вы, Глеб, как?   
    Глеб улыбнулся.
      -Нормально. Вот только машина часто барахлит. Старушка, пора менять, да только…- Он усмехнулся и развел руками. - Так что пока придется повременить. Через годик-полтора, думаю, подкопим деньжат и поменяем. 
   
       Они прошли  в гостиную. Вернулся  Бекер  Он был в домашней куртке и в кухонном переднике.
    - Прошу, - сказал он и жестом опытного официанта пригласил на кухню.– Стол накрыт, чай заварен, торт на столе! Иди, Аннуля, разливай.
    - Ух ты! – улыбаясь, вскрикнула Аня.- Торт! Бежим, Глебушка!
    
    Пили чай. Аня смеялась и болтала, не умолкая. Бекер усмехался. Сейчас он вдруг заметил, что дочь стала совсем взрослой. Всегда она казалось ему ребенком, даже когда неожиданно вышла замуж. Тогда она сразу же переехала к Глебу, но от этого его отношение к ней, как к ребенку, нуждающемся в его защите и покровительстве, не изменилось. Она была красива и чем-то неуловимым иной раз напоминала Ларису. Ту Ларису, которую он впервые увидел на студенческом балу. Но характер у неё был другой. И выражение её лица было добрее, мягче. С детства она любила шутку и розыгрыш, была веселой и смешливой. Качества, отсутствующие у Ларисы. 

       Шел общий разговор. Глеб с юмором рассказывал о неожиданных капризах его старушки-машины - старой «девятки». И о мечтах по поводу покупки новой. Но денег у них не было. Слушая Глеба, Бекер чувствовал себя неловко. В словах Глеба ему чудился намёк на их с Аней долю в случае продажи квартиры.
     Лариса хмуро молчала. В последнее время она перестала пользоваться косметикой и теперь выглядела лет на десять старше своего возраста. Узкие серые губы были по-старушечьи поджаты. Вдруг она подняла глаза и резко сказала:
     - Да что вы тут ходите вокруг да около! Ведь приехали поговорить о квартире, я знаю. Ну, так и давайте говорить. А пока скажу вам я - покупателя я нашла сама, цена хорошая. - Она хмыкнула.- Теперь только остается продажу оформить. Риэлтер хороший, честный, он в курсе. Тянуть резину нечего. 
     Аня  взглянула на отца. 
     -Верно,- сказал Бекер. – Пора расставить все точки над «і». - Он посмотрел на Ларису. – Начнем с самого главного. С того, что квартиру эту я не продам. И точка. Так что зря морочишь голову людям, Лариса. А вот как нам разрубить этот узел, давайте поговорим. Какие есть предложения?
    Лицо Ларисы налилось гневным румянцем.
    - А я продам её и без твоего согласия, - сказала она. - Имею такие же права, как и ты. Общее имущество. Не захочешь добром, будем судиться. В юридической консультации мне всё разъяснили.
    - Плохо разъяснили. Или ты не всё им сказала. Например, о том, что квартира моя, и ко мне перешла по наследству. Притом, задолго до появления  в ней тебя.
    - А это не имеет значения.
    - Увидим. – Бекер поднялся. -  Одну минуту. Сейчас я вам кое-что покажу. 
    Он быстро вышел из кухни. Аня посмотрела на мужа. Он пожал плечами. Лицо Ларисы стало ярко пунцовым. Вернулся Бекер. В руках у него была брошюрка.
    - Вот,- он поднял брошюрку вверх. - Это «Семейный кодекс». Не буду вас утомлять чтением двух десятков страниц. Но и не буду пересказывать своими словами. Смотрим главу: «Законный раздел имущества супругов». Читаю: «Имущество, нажитое супругами во время брака - подчеркиваю, нажитое! - является их совместной собственностью». Хорошо? Даже отлично. Но читаю дальше. Слушайте внимательно. «Имущество, принадлежащее каждому из супругов до вступления в брак или полученное им до вступления в брак, является его собственным». - Бекер поднял вверх палец.- Подчеркиваю: до вступления в брак. До! Ясно? Есть еще вопросы? Ведь квартира эта принадлежала еще моему деду. В ней я родился, здесь умерли мои родители. А ты, - он посмотрел на Ларису. – Ты пришла на  готовое. 
    - Чепуха, - презрительно сказала Лариса. - Эта твоя бумажка не документ. Есть другие законы. Я была у юриста, он всё мне сказал.
    -  Но, мамуля, - сказала Аня. - Папа прав. Семейный кодекс никто не отменял.
    - Плевать! - проговорила Лариса. – Я вам еще докажу, кто прав! И никакой кодекс  вам  не  поможет!
    - Лариса, - сказал Бекер. - Объясни, чего ты хочешь? Жить и дальше в этой квартире? Как сейчас? Ведь я её не  продам. Ни за что! Значит, такая жизнь тебя устраивает? 
    - О, нет! С тобой в одной квартире – избави Бог! Я даже хочу, чтобы наши новые квартиры были в  разных  концах города. Вот чего я  хочу. 
    - Разумно, - сказал  Бекер. - Это тот редкий случай, когда наши желания полностью совпадают. Значит, тебе нужна  квартира. 
    - Как и тебе.
    - Мне не нужна, у меня есть эта. 
    - Пока. Но не будет. Из трети суммы у меня, кроме новой квартиры, останется еще приличная  часть. Я уже всё узнавала. А как я её использую, дело мое.
    Бекер побледнел.
    - Не будет у тебя никакой трети. Не рассчитывай.
    - Будет. Не обольщайся, Бекер. Костьми лягу, но отниму у тебя эту проклятую квартиру.
    - Мама, - сказала с укором  Аня. Лицо ее гневно покраснело. - Мама, да ты что? Тебе что, не квартира нужна, а лишь бы отнять у папы эту? Да? 
    Лариса зло хмыкнула.
    - Девок  водить можно в любую другую.
    - Фу, мама. Такого я от тебя не ждала.
   Бекер усмехнулся.
   - Не нужно, Аннуля.  В защите я пока не нуждаюсь. Кстати, никогда никого сюда не водил. И вообще разборки такого рода при дочери…- Он недоуменно покачал головой и поднял глаза на Ларису.-  Когда уйдут дети, дорогая, кое-что я  тебе напомню.
    Наступила пауза. Глеб молча курил. Лариса нахмурилась. Несколько минут она молчала.
     - Что было, я помню. И твою Клару я тоже помню. - Она криво усмехнулась.- А сейчас очередная новая баба, в Москве. Мотается  туда-сюда.
   Аня подняла голову. Лицо ее горело.
     - Вот что, - сказала она. Голос у нее задрожал. - Хватит! Мне это неприятно. Давайте вернемся к делу. Папа, - она обратилась к Бекеру. – Я понимаю, что у тебя имеется какой-то план. Да? Поясни.
     - Поясняю. Это ипотека.
     - Ипотека? Что это?
     - Объясняю. Я покупаю квартиру для мамы за банковскую ссуду. Конечно, под проценты. Причем, все выплаты я беру на себя. Как только всё оформим, можно сразу же вселяться. -  Он посмотрел на Ларису и насмешливо добавил: - Выберешь себе любой район. Подальше от меня. Устраивает?
     - Нет, - упрямо сказала Лариса. - Не устраивает. Ты меня выбросишь в голые стены. А мебель? А переезд? А на какие шиши мне жить? И обустраивать квартиру? - Она небрежно махнула рукой.- Нет, этот фокус не пройдет! Мне нужны живые деньги. А квартиру я и сама себе куплю.
     - Мама, - сказала Аня.- Мама, ты меня удивляешь. Ведь ты получишь квартиру по своему выбору. А в смысле переезда мы с Глебом тебе поможем. Ну и постепенно решится с мебелью. Начнешь работать, будут деньги, всё наладится. 
     - Я  помогу, - произнес  Бекер. - Деньгами. Но тянуть не надо, цены растут, да и спрос на жилье растет.
    Лариса злорадно ухмыльнулась.
     - Сговорились, умники. Решили меня облапошить, малограмотную дуру. Не выйдет. - Она  насмешливо посмотрела на всех. - Нет, продам эту. Увидите. А потом решу, что делать с деньгами. Со своей третью! И никак не иначе.
     Бекер побледнел.
     - Всё, - сказал он. - С меня хватит. Смотри, Лариса, чтобы я не передумал. Останешься на мели. А я выход найду. - Он посмотрел на часы. - Ого! Десять, поздно. Ребята, вам такси вызвать? Завтра у  меня трудный день, а мне нужно еще поработать.
 
         5

Скляренко вошел в лабораторию, когда Карпенко и Шерман уже сидели у стола Бекера и с любопытством озирались. Здесь они были впервые.
     Всё в этой комнате: светящиеся мониторы, молодые сотрудники в синих лабораторных халатах, залитый светом стендовый зал за стеклянной перегородкой и стоящий там стенд в густой паутине разноцветных проводов, доносящийся оттуда глухой равномерный гул  компрессора  - всё это давало им понять, что они стары, давно отстали от современных методов исследований, не знают новых научных направлений и в работах Бекера ничего не понимают.      В душе они это хорошо знали, но друг перед другом изображали серьезность и полную осведомленность.
     Вчера с помощью Гены они успели наспех полистать прошлогодние отчеты Бекера и сейчас готовились задать ему заранее подготовленные один-два вопроса, как бы свидетельствующие  об  их  знакомстве с его работами.
     Гена Парщик стоял за спиной одного паренька, работающего за компьютером, и с любопытством наблюдал за  перемещением кривых и цифр  на мониторе.
    Бекер находился  за остекленной перегородкой и стоя у стенда давал какие-то  указания Сергею Грачу и девушке в синем комбинезоне.

     Как только в комнату вошел Скляренко, Бекер тут же вышел ему навстречу  и предложил  стул рядом со своим креслом.
    Парщик оторвался от своих наблюдений, уселся в торце стола Бекера и оглядел сидящих начальственным взглядом.
    - Итак, - сказал он, изображая доброжелательность и спокойствие. Хотя в душе спокоен он не был. От результатов работы и выводов этой комиссии зависело для него многое. И угадать, как повернется дело и что ему выгодно, он пока не мог.- Итак, начнем работу комиссии. Валентин Георгиевич, прошу вас доложить, как…
    Бекер перебил его.
    - Погодите, Геннадий, - спокойно сказал он. - Прежде  всего,  я должен знать, какие задачи поставлены перед уважаемой комиссией. Что она хочет  проверять?  Мне об этом ничего не известно. Есть ли приказ или распоряжение директора? Где он? Как в нем сформулирована задача комиссии? Лишь тогда я смогу отвечать на вопросы комиссии.
    Он замолчал и выжидающе посмотрел на опешившего  Парщика. Тот в свою очередь глянул на Скляренко. Скляренко нахмурился.
    - Понимаете, Валентин Георгиевич, - растягивая  слова и глядя в стол, сказал Скляренко. Было видно, что он не ожидал контратаки Бекера. - Понимаете, письменного распоряжения директора нет. Есть лишь, как бы это сказать, устное поручение. - Он на минуту умолк. - А задача комиссии состоит в проверке…ммм…как бы целесообразности ведущихся работ…Ну и, конечно, в полезности уже полученных и ожидаемых результатов…С точки зрения, разумеется, государственных интересов. -  Он быстро глянул на  Бекера и тут же отвел глаза. - Настораживают, понимаете, принципиальные расхождения с классическими многолетними данными... бывшего головного института.
    Бекер с притворной озабоченностью покачал головой.
    - Настораживают расхождения. Понимаю. Что ж! Бога ради, проверяйте. - Он с легкой иронией посмотрел на Карпенко и Шермана. -  Отчеты за этот год еще не готовы, но кое-какие результаты показать мы уже можем. – Он повернулся к сидящему за компьютером белобрысому пареньку. – Юра, прямо сейчас сделай распечатку последней серии расчетов. - Бекер снова посмотрел на стариков. - Это по данным стендовых испытаний. В отличие от прошлогодних, эти расчеты сделаны на основе более сложных теоретических моделей. - Он помолчал. - Замечу, что упомянутые так называемые классические данные получены большей частью путем использования простейших, вернее, упрощенных расчетных схем. Разработанных Мамедовым еще в середине тридцатых годов. Тогда иных моделей и расчетных методов вообще не было. Хотя ими и до сих пор еще пользуются. Но результаты таких расчетов специалистов уже не удовлетворяют. 
   - Да, - после долгой паузы, растягивая слова проговорил Скляренко. - Но и отвергать классику тоже нельзя. Ведь это, так сказать, базовые решения. На них у нас в  ВУЗах  учат студентов.
   - Учат, - сказал Бекер. - Это верно. К сожалению. Но надеюсь, что это временно. Потому что потом им приходится переучиваться. Ведь не напрасно мы по хоздоговорам с заводами выполняем эти расчёты. – Он улыбнулся. -  На чистой классике теперь далеко не уедешь. Не тот уровень надёжности.   
   К Бекеру приблизился Юра со сложенной гармошкой длинной лентой  распечатки.
   - Вот, Валентин Георгиевич. Это последняя серия. Завтра уточним  входные данные по замерам  Сергея.
   -  Хорошо, Юра, передайте это Василию Андреевичу.
   - Отлично, -  сказал Скляренко, беря распечатку и аккуратно укладывая её в свою папку.- Будем смотреть. А пока нельзя ли нам ознакомиться с самим стендом?
   -  Бога ради! - сказал Бекер. - Прошу.
   Он поднялся, пересек комнату и распахнул дверь в стендовый зал.
   - Прошу! Сережа,  отключи кондиционер, чтобы наших гостей не продуло.
   Скляренко пропустил вперед Карпенко и Шермана и двинулся за ними. Вслед за ними вошел Парщик. Бекер прошел вперед.
    Низко, по-шмелиному гудел трансформатор. Бекер щелкнул тумблером. Стало тихо. Он посмотрел на растерянно стоявших в двери стариков и улыбнулся. На какой-то миг он их пожалел. Да, как они не пыжатся и надувают щеки, жизнь их осталась в прошлом. Их научный опыт и знания окаменели, застыли, всё нынешнее им непонятно, они оценивают его с точки зрения своих древних представлений.
    - Проходите, - сказал он.- Только глядите под ноги, тут всюду кабели, не зацепитесь. Сюда, сюда, поближе. Как раз идут очередные замеры показателей. Сережа, расскажи членам комиссии.

     Бекер отошел в сторону и наблюдал за реакцией стариков. Он видел их растерянность и удивление.
     Никто из них не знал и не представлял себе, что такое этот стенд, о котором ведется столько разговоров.
     Он видел, что они ничего не поняли и готовы подписать всё, что им подсунут более опытные или ловкие, наподобие Парщика, люди. Тем более, что они боятся не угодить Барабашу, от которого зависит их жизнь и благополучие. Но и сам Парщик не очень-то разбирается в его работах. Хотя у него свои расчеты. Не зря он так юлит и заискивает.
    Прошло минут пять. Вдруг что-то громко щелкнуло и тут же раздалось глухое низкое гудение. Старики испуганно взглянули на Бекера.
    - Не пугайтесь, - сказал Бекер. – Это сработала автоматика. Вибрационное воздействие, повторяется  каждый час. Через минуту отключится.
    - Да, да, конечно, - сказал Шерман. – Всё понятно. Очень интересно.
   Карпенко согласно кивнул. Как и Шерман, он тоже ничего не понимал.
    -Да, - подтвердил он. – Очень, очень интересно. Впечатляет.
   Скляренко молча осматривал стенд. Он неторопливо обошел его со всех сторон, подошел к столу Сергея и попросил показать журнал наблюдений. Затем вернулся к старикам.
   - Ну,  как? – спросил он.- Посмотрели? Вопросы есть? Нет? Тогда уходим,  не будем мешать.

    Вернувшись в свой кабинет, Скляренко сел и задумался. Да, стенд впечатляет, Карпенко заметил правильно. Таких у Гордеева нет. Вернее, не было. Хотя, судя по итогам прошедшей в Москве конференции, по-видимому, нет и сейчас. И поэтому, конечно, и результаты исследований у них тоже иные. Но как это объяснить Барабашу? Понять бы, чего он хочет. Избавиться от Бекера? Ради чего? Ведь тогда с ним уйдут аспиранты и еще некоторые молодые сотрудники. И не будет хоздоговоров, которые обеспечивают зарплатой весь его отдел. К тому же ВАК не утвердит и ученый совет по защитам, докторов у них  и так не хватает.
    Он снял трубку и набрал номер Барабаша.
     -Владимир Иванович? Докладываю. Сегодня комиссия смотрела стенд Бекера.  Нужно поговорить.
     -  Ну, говори.
     -  По телефону не получится. Разрешите зайти.
     - Почему? – недовольно сказал Барабаш. - Ладно, заходи, прямо сейчас. Полчаса у меня еще есть.

     -  Ну, что? – спросил он, когда Скляренко сел у его стола. – Смотрели?
     -  Да. Сильная шутка. Очень впечатляет.
     - Вот как. А московские  что, не такие? Те, что когда мы с тобой видели у них?
    - Нет, - Скляренко покачал головой. – Таких у  них не было. Были поменьше и без электроники. И еще без автоматики, только на ручной регулировке. - Он поднял глаза. – Зашли бы вы в лабораторию к Бекеру, Владимир Иванович. Очень впечатляет.
    Барабаш побагровел.
   - Заладил! Впечатляет! – Он засопел.- Ты лучше о выводах комиссии подумай. Нужно так написать, чтобы не нарушить сотрудничество с Гордеевым! Вот что нам нужно. Для этого и комиссия. Вот это и отрази. - Он мечтательно  усмехнулся.- Помню, когда-то приезжал к нам Никита Сергеевич, проводил совещание партактива области. Тогда тоже, помню, была какая-то сложная ситуация. Хрущев нам сказал, а я на всю жизнь слова его запомнил: если впрямую побить человека нельзя, то набросить тень на него всегда можно. А можно и ударить! Но только рикошетом. Уловил, а? Для этого ты ругай не его, а его защитника. А сам стань как бы в позу беспристрастного арбитра. Понял?  Солидаризуйся с его критиками! Понял?   
   - Понял - сказал Скляренко. - Это можно. Но у меня есть другое предложение. А что, если нам пригласить сюда самого Гордеева? И с ним еще пару  сотрудников? По другим, будто бы, делам, а стенд - вроде как бы вопрос попутный. И провести объединенный ученый совет, а потом заключить и договор о содружестве на будущий год. В том числе, и о работах на нашем стенде. Ну и вообще.
    Барабаш широко раскрыл глаза и, не мигая, уставился на Скляренко.
   - Ишь ты! - медленно сказал он. - А ведь это идея! Хитер ты, брат! - Он помолчал. - Что ж, а ну давай мозговать! Если твой план осуществить, что мы будем иметь? - Он поджал губы, довольно хмыкнул и поднял руку с растопыренными толстыми пальцами. – Значит, так. Отношения с Москвой наладятся и будут в норме. Это раз. – Он загнул мизинец. – Дальше. Бекер из института не уйдет? Не уйдет. Для кворума докторского  совета это хорошо. И тогда его хоздоговора тоже останутся у нас. Это два. – Он хмыкнул. – И стенд этот треклятый для престижа института, для разных там комиссий сгодится. Так? Так.  Это три. Значит что? – Он помолчал. - А значит, друже,  это вот что. Придержи-ка пока своего Парщика и его команду. Пусть разнюхивают и пишут, но пока без выводов. Пока. А я позвоню Гордееву и осторожненько позондирую почву. Приедет – запустим твой план в ход. Ну, а если откажется - вот тогда и выпустим на совет твоих молодцев с выводами. Чтобы слегка остудить голову твоему горячему Бекеру. - Он умолк и задумчиво уставился в стол. - В общем, жди моей команды. А сейчас,  друже, иди. У меня еще дела, внизу ждет машина.

            6

Домой Бекер вернулся лишь к восьми. Новые очередные замеры, сделанные Сергеем, почему-то показали непредвиденные результаты. Нужно было их осмыслить и найти объяснение.
    К тому же эта дурацкая комиссия выбила его из привычного рабочего ритма.      Ларисы дома не было. Он принял душ, переоделся и сел к столу. Затем, подумав, нашел в записной  книжке номер домашнего телефона Мишки Лунца.

       Михаил был старый школьный товарищ, можно сказать, друг детства. Но потом жизнь их развела, разбросала в разные стороны. Встречались редко. Валентин ушел в науку, а Лунц после армии оказался где-то на севере, то ли в Якутии, то ли на Чукотке. Там он занимался чем-то непонятным, пару раз в году присылал открытки к праздникам, но о себе не писал ничего. И вдруг два года назад вернулся. Притом, с хорошими деньгами. Стал банкиром, президентом коммерческого банка «Норд-Банк», сейчас имеет три филиала и два десятка дополнительных офисов, участвует в Уставном капитале ООО « Укрспецбанк». И вообще живет на широкую ногу. Молодая жена, очень дорогая машина, шикарная двухэтажная квартира в новом доме и загородный дом.
     Видятся они очень редко, но время от времени перезваниваются. Год назад встречали новый год в одной компании, и тогда Мишка сказал Бекеру: «Знаешь, Валька, если тебе что-то понадобится, и будет оно в пределах моих возможностей,  звони, не стесняйся. Я всегда рад помочь старому другу. Как и ты  мне когда-то. Я это не забыл».
     Тогда - это было то время, когда они кончали институт, а у Мишки практически ослепла мать:  многолетняя запущенная катаракта на обоих глазах плюс не так давно перенесенный инфаркт. В клинике разводили руками. «Возраст, запущенная болезнь да еще сердце. Прогноз неблагоприятный». Никто за операцию не брался. Даже сам Федоров в Москве сказал, что успех не гарантирует. Тогда он привел Мишку к отцу. И отец взялся. И мать Мишки прозрела. Это было чудо, никто не хотел верить.
     И жила еще почти пять или шесть лет, даже понемногу читала и смотрела телевизор.

       После вчерашнего неприятного семейного разговора Бекер подумал о Лунце. Именно с ним нужно посоветоваться. Решить, как действовать дальше. Вчера Ларисе он сказал, что выход найдет. Но это были лишь слова, произнесенные сгоряча, пустая угроза. За ними ничего не стояло. И что делать дальше, он не знал. Но Мишка человек опытный и влиятельный. Так что его совет был бы очень желателен.
     Он набрал его номер. Пошли вызовы. Затем в  трубке щелкнуло  и включился автоответчик. «Вы позвонили господину Лунцу. Михаила Борисовича нет дома. Оставьте ваше сообщение после звукового сигнала».
     Значит, Мишка в городе. Это хорошо.
     «Миша, - сказал он автоответчику.- Очень нужно встретиться. Назначь мне время».
   
     Он положил трубку, посмотрел на часы – десять, а в Питере на час больше. Еще не поздно. Он набрал номер Ольги. Она сняла трубку почти сразу.
    - О, Валя, - сказала она.- Господи, это ты. А я сижу и думаю о тебе. Телепатия. - У неё был тихий голос уставшего человека. - Валя, я в растерянности. И мне не с кем поговорить. Как хорошо, что ты позвонил.
   - Что случилось? - спросил он. – Ты здорова? У тебя нехороший голос.
   - Здорова. Только не знаю, что мне делать. После смерти Флавицкого у нас в институте реорганизация. Наконец-то у них появилась возможность свести с ним счеты. Отдел наш расформировали, а сотрудников принудительно распределили по другим подразделениям. Как сам понимаешь, сплошные склоки и интриги. А меня, вообрази, определили в отдел этого мерзавца Сытина, нашего врага. Который испортил не один литр крови покойному Сергею Константиновичу. А теперь он станет моим начальником.
   - Ты уже дала согласие?
   - Нет. Но они ждать не хотят. Говорят, не согласна – увольняйся.
   Бекер помолчал.
   - Значит так, - решительно сказал он. - Согласия не давай. Ни в коем случае! Уволить тебя права они не имеют. Нет законных оснований. Теперь слушай. В отпуске ты уже была?
   - Да, - недоуменно ответила она. - Летом, частично. Осталось еще десять дней. Но почему ты спрашиваешь?
  -  Плюнь на всё и бери отпуск на эти десять дней. И прилетай ко мне. Вместе всё и обдумаем.
   Наступила  долгая пауза. Он слышал её дыхание.
  - Валя! - крикнула она. - Валя, конечно же я приеду! Как я сразу не додумалась?! Завтра напишу заявление и начну оформлять. Боже, как я рада! Я тебя целую!

    Он положил трубку. Сейчас всё ему казалось простым и легким. Даже проблема с квартирой.
    Утром, когда он уже собрался выходить из дому, позвонил Лунц.
    - Валентин, извини за ранний звонок. Дело в том, что сегодня вечером я улетаю в Германию на неделю. Сейчас прослушал твое вчерашнее сообщение. Что-нибудь стряслось?
    - Ничего срочного. Но очень нужен твой совет.
    - Тогда так. В час дня сможешь подъехать? Полчаса для тебя выкрою.
    - Смогу.
    - Тогда жду. До встречи.
     Как удачно, что застал, подумал Бекер. Мишка человек опытный, выход он подскажет.

     После разговора с Ольгой и звонка Лунца настроение у Бекера было бодрое. И даже пасмурное небо и начавшийся дождь испортить его не могли.
   
     Было десять утра. Бекер сидел в окружении сотрудников и рассматривал результаты последних непонятных замеров, когда в лабораторию вошел Парщик и выжидательно остановился у стола. Бекер недовольно поднял голову.
     - В чем дело?
    Парщик  развел руками.
     - Прошу извинить. Дело срочное. Нужна ваша помощь.
     Бекер нахмурился.
     - Объясните.
     - Нужны разъяснения для комиссии. Профессора Карпенко и Шерман просят предоставить им дополнительные материалы по стенду. Без этого, извините, работать они не могут.- Гена замялся.- Ну, какие сейчас проводятся испытания, какие решаются задачи, какие показатели учитываются и замеряются, каковы конечные цели…Ну, в общем всё о вашем стенде.
    - Вот как, - Бекер  ухмыльнулся. – Другими словами, прочитать им лекцию. Ознакомительную, так сказать. Чтобы они поняли, о чем им писать. – Он вдруг рассмеялся.- А вам, уважаемый Геннадий, не кажется ли это смешным? Подследственный должен растолковать следователю и прокурору  детали дела, по которому они должны его осудить. - Он покачал головой. - Весьма оригинально. Нет, пусть уж разбираются сами. Есть полугодовые отчеты, есть мои свежие публикации в журналах и сборниках. Наконец, пусть задают мне конкретные вопросы  -а  я  буду им отвечать.
    Парщик стоял в растерянности.
    - Не знаю, - сказал он после паузы. – Просто не знаю, как мне быть.
    - Тогда объясните это им  вы.
    - Но…я тоже знаю не всё.
    - Интересно  получается, - с усмешкой сказал Бекер. -  Члены комиссии и даже её председатель не знают вопроса. Как же вы намереваетесь оценить мою работу? 
    Гена молчал.
    - Вы хотите мне еще что-то сказать?
  Гена решился. Момент, подумал он, вполне подходящий.
    - Да. Но хотелось бы  с глазу на глаз.
    - Хорошо. - Бекер посмотрел на сидящих у его стола сотрудников.- Коллеги, можете перекурить, потом продолжим. Садитесь, Геннадий. Слушаю вас.
    Парщик  выждал, пока закрылась дверь.
    - Хочу, чтобы вы были в курсе. - Он огляделся и понизил голос. – Валентин Георгиевич, дело в том, что мне дано поручение найти в ваших работах негатив. Чтобы, в общем, принизить их значение. Другими словами, чтобы ублажить, не раздражать Москву. А меня заставили стать председателем этой комиссии, хотя я не хотел. Карпенко и Шерман, сами понимаете, только для украшения. – Он посмотрел в бесстрастное лицо Бекера. – Но я этого не хочу. Ведь я-то знаю настоящий уровень ваших работ, а Барабаш этого не понимает. – Гена изобразил доверительность. - Что-то написать, конечно, мне придется. Но я  вам покажу проект выводов, прежде чем отнесу их наверх. А вы сами их подкорректируете, по своему усмотрению.
   «Сукин сын, подумал Бекер. Ах ты, хитрый сукин сын! Всё просчитал. И нашим, и вашим.  А он останется  в  выигрыше - в любом  варианте».
   - Благодарю за заботу, Геннадий, - сказал он с иронией – Ценю ваши добрые чувства. Но мне это не нужно. Пишите, что хотите. Я отобьюсь.
   Парщик  одобрительно кивнул и поднялся.
   - Не сомневаюсь, Валентин Георгиевич.  Но всё же не пренебрегайте, - сказал он с намеком. - Вы меня поняли? 
   - Да, я понял.
   Он подошел к двери и отворил её.
  - Входите, коллеги. Продолжим.
                7

     На площадке перед входом в «Норд-Банк» стоял десяток сверкающих  дорогих черных машин. Старенький розовый  «Рено» Бекера среди них казался полунищим чудаком, случайно оказавшимся среди роскошных карет вельмож, съехавшихся  на королевский бал. 
    Полированные гранитные ступени и бесшумно вращающаяся дверь вели в ярко освещенный вестибюль. Рослый охранник в пятнистой черно-зеленой униформе с радиотелефоном в руке сразу же перегородил дорогу Бекеру.            
    - Вам куда?
    - Меня ждет господин Лунц. Моя фамилия Бекер. 
   - Минуту. - Не  отходя с места, он что-то нажал на телефонном аппарате.- Пришел господин Бекер. Так. Понятно. – Он  внимательно посмотрел на Бекера.-  Пожалуйста, господин Бекер. Второй этаж.

     Приемная и кабинет Мишки  впечатляли. Улыбающаяся секретарша в мини-юбке  была похожа на  Мерилин Монро.
     Михаил вышел в приемную навстречу Бекеру. Они обнялись. Лунц распорядился:
   - Люся, нам два кофе.
   Он пропустил Бекера вперед и вошел вслед за ним. Кабинет размерами и мебелью напоминал зал заседаний президента страны. – Садись. И извини, что всё так впопыхах, полнейший цейтнот. - Он посмотрел на Бекера. - Ты что-то вроде похудел. Что у тебя?
    Секретарша внесла кофе, поставила, улыбаясь, перед ними дымящиеся чашечки и ушла.
  - Всякое. Но я к тебе за советом. Дела квартирные. Ты когда-то был у меня, на Рымарской, помнишь?
  - Был. Конечно, помню. И что же?
  - Моя Лариса жаждет эту квартиру продать.– Он помолчал. - Мы с нею в разводе, ты знаешь. А деньги хочет разделить. Потом, дескать, она сама купит себе другую, по своему выбору. Но я продавать эту квартиру не хочу. Предлагаю ей купить новую, в новом доме - ни за что! Ей хочется меня из этой выбросить. Вот такой зловредный характер.- Он ухмыльнулся.- Ну и вынуждены жить вместе. Что делать, честно говоря, не знаю. Есть ли выход?
   - Так,- сказал Мишка.- Задача мне ясна. - Он подумал. - Еще вопрос: квартира чья? Твоя? Или ваша общая? В смысле - вами обоими приобретенная?
 -  Как? Ведь ты знаешь, что она перешла ко мне по наследству от отца и деда. Я в ней родился.
 -  Тогда это намного проще. - Мишка улыбнулся.- Эту задачку я решу. Беру на себя. Но пока  ничего говорить не буду. - Он снова нетерпеливо посмотрел на часы и положил ладонь на  руку Бекера. – Ты, главное, не волнуйся. Всё будет путём. А сейчас, извини, друг, очень спешу. Мне  нужно еще кое-куда заехать.

           8

После ухода Скляренко Барабаш решил не уезжать и спокойно всё обдумать. Поданную к подъезду машину он снова отправил в гараж, а Наталье приказал  принести чашку  крепкого зеленого чая и никого к нему не впускать.
    Отхлебывая  горячий напиток, он размышлял.
    Жаль, что сам до этого не додумался. Досадно. Очень удачная идея. И своевременная. Конечно, Бекера проучить следует. Слишком уж возомнил о себе. Хотя, положа руку на сердце, приходится признать, что работы его на уровне. Судя по всему, это именно то направление, на котором сейчас трудятся москвичи, да и многие зарубежные ученые. Да, именно эти, хоть и не профильные для его института работы, сейчас создают его имидж. И еще плюс крупные хоздоговора от военных заводов. А гордеевцы, похоже, отстали, и это их беспокоит. Отсюда, надо думать, и вся эта их затея с конференцией – как бы разведка сегодняшнего уровня научных разработок у других. И это всё? Барабаш замер. Он напряженно вспоминал. Вдруг он сообразил. Так вот  оно что! На чем тогда сделал акцент Гордеев, когда с обидой позвонил сразу после конференции? На научных результатах? Ха! Как бы не так! Барабаш ухмыльнулся. Так вот в чем собака зарыта! Хоздоговора! Денежки! А наука…Она как бы само собой. Хотя когда в прошлом году приезжали американцы, интересовали их именно этот стенд Бекера и его теоретические разработки. Ведь другие институтские отделы они даже не посетили. Так что выпускать Бекера  из института нельзя. Тогда и эти договора уйдут. А это крах.   
    Он вздохнул. Да, будущим летом семьдесят. Скорее всего, придется уходить  на покой. Но всё решит министерство, Киев. Пришлют, надо полагать, своего человека. А он из института не уйдет, останется, скажем так, консультантом. Или кем-то вроде этого. А,  может, в отделе координации.  Хотя это будет уже совсем не то.
    Ладно, не будем о неприятном. Еще годик в запасе есть, пока можно жить нормально.
    Он допил чай и еще раз неторопливо взвесил все плюсы и минусы. Плюсы явно перевешивали. Притом, их было не три, как он перечислил в кабинете при Скляренко, а четыре.
    О четвертом плюсе, тайном, он умолчал, но сразу его учуял. 
    Гордеев близким другом не был, но отношения были хорошие, почти приятельские. Несколько раз вместе бывали на разных съездах и конференциях, сидели  рядом на банкетах, толковали о всяком. Правда, всегда со стороны Гордеева ощущалась нотка скрытого превосходства. Чуть барственный, снисходительный тон. Но это было нормальным и привычным. Что ж, головной институт, Москва, ЦНИИ. Да и сам Гордеев, как никак академик, лауреат. Дружеские отношения с ним льстили  самолюбию. Это было важно, но было и кое-что еще.
    Гордеев имел старые связи в  Киеве, в Академии наук, еще где-то на самом верху. Как-то сам об этом сказал. Что, дескать, с его словом считаются  у нас  и по сей день. Так что в году будущем это может оказаться весьма полезным. Когда станет вопрос о преемнике. Или, что более желательно, о продлении директорства еще на годик-два.   
     Это и было четвертым, тайным, плюсом.
     Так что возобновить добрые отношения с ним необходимо. Исправить то, что наделал в Москве этот собачий сын Бекер. 
     Да, идея Скляренко очень кстати. Жаль лишь, что идея не его, Барабаша. Очень жаль. Утратил нюх, отвык. Раньше такого с ним не случалось. Но ничего, сведем постепенно роль Скляренко к минимуму. Перехватим и преподнесем народу как бы от себя. Потом никто и не узнает, чья она, эта идея.
     Он еще раз просчитал в уме все плюсы, решительно придвинул к себе телефонный аппарат и набрал телефон лаборатории Бекера. 
     - Прошу товарища Бекера.
     Бекер поднял трубку.
     - Слушаю.
     -Это Барабаш. Мне нужно заключительное решение конференции, на которую вы ездили. Пришлите его мне.
     - А его нет. Есть лишь проект этого решения, но без четырех пунктов. Я вам его показывал.
     - Интересно, - сказал Барабаш. - Столько прошло времени, а решения всё нет? Вы им звонили?
     - Нет.
     - Как так? Почему? 
     - А зачем? Мне это не интересно. Я и так увидел их уровень. Ждать от них нечего.
     Барабаш грозно засопел.
     - Вот, значит, как. А наши предложения по этим пунктам у них есть? Посылали? 
     - Да. Отослал я их сразу, на третий же день по прибытии. На русском и английском языках.
     -  На английском? А кто переводил?  Переводчик наш?
     - Конечно, - Бекер усмехнулся.- Это я. Собственно, я не переводил, а сел и написал. По-русски и по-английски.
     - Ответ был?
     - Нет.
    Наступила пауза.
     - А почему я не видел? Сопроводительное письмо было?
     - Нет. Отослали по Интернету.
     - Почему не по почте?
     Бекер иронически хмыкнул.
     - А зачем? Чтобы шло две недели?  А так материал у них через двадцать минут. Пусть работают.
     - Вот, значит, как, - сказал Барабаш. – Ну-ну. А копия вашего ответа  осталась? Пришлите мне, на русском.
     -  Хорошо, сейчас распечатаем. Через пятнадцать минут будет у вас.
     Барабаш  положил трубку.
     Собачий сын, подумал он. Наглец. Выгнать бы его к чертовой матери, да нельзя. Нет оснований. Эх, жаль! На английском, видите ли, сел да и написал! Сам! А что в нём, в том письме? Кто его знает. Ну и времечко! Да, когда-то за такие штучки разговор был бы другим. Привлекли бы первый отдел, кадры, местком…Да и ребята из КГБ поинтересовались бы…Поговорили бы по душам. Ох, и притих бы ты, голубчик, как миленький! А сейчас…
     Он тяжело поднялся, подошел к стенному шкафу, вынул початую бутылку коньяка, прямо из горлышка отхлебнул большой глоток и тут же поставил бутылку на место. Потом сел за стол и нажал кнопку вызова Натальи.
     - Соедини-ка, голуба, меня  с Гордеевым.   


      От Барабаша Скляренко вышел в раздумье. Идея, которую он только что  подал Барабашу, родилась в его мозгу внезапно, неожиданно для него самого. Но то, что Барабаш сразу клюнул на неё, облегчало задачу и самому Скляренко. 
     Существенно упрощалась задача комиссии. Не нужно было искать обтекаемые формулировки и находить мнимые огрехи в работах лаборатории Бекера  и  в  её сердце – испытательном стенде. Но как сказать об этом Парщику, Скляренко не знал. Сказать же было необходимо, чтобы умерить его пыл и притормозить подготовку заключения.
     «Пока», сказал Барабаш. Пока не будет его команды. Ну что ж, подождем.
     Парщик сидел за своим столом, сосредоточенно изучал прошлогодний отчет лаборатории Бекера и делал выписки. Рядом лежали иностранные журналы и несколько институтских сборников. Увидев  входящего Скляренко, он поднялся и вопросительно посмотрел на него.
     - Изучаете? - спросил Скляренко, садясь и окинув быстрым взглядом материалы, лежащие на столе Гены. -  Это хорошо. Когда думаете закончить?
     Гена неопределенно пожал плечами.
     -Думаю, завтра.  Или, в крайнем случае, послезавтра. – Он усмехнулся.- Понимаете, Андрей Васильевич, всё дело в Карпенко и Шермане. Им нужно время.  Ведь с вопросом они, практически, почти незнакомы. Вот я и готовлю для них кое-какие предложения.
     - Хорошо. Только вот что. Особо пока не торопитесь и главное - хорошо всё обоснуйте. Объективно. А выводы подготовьте и передайте мне. Но без подписей. Я буду их смотреть.  А уже потом подпишем и оформим.
      Гена удивился, но промолчал. Нюх у него был собачий. В словах и тоне указания Скляренко он почуял что-то, пока ему еще не ясное.
     - Конечно! – бодро сказал он. - Именно так, Андрей Васильевич, так я и думал.
     Скляренко поднялся.
    - Действуйте. И держите меня в курсе дела.

              9

Гордеев находился в кабинете и звонку Барабаша обрадовался. Он раньше обдумал их последний телефонный разговор после доклада Бекера на конференции. И решил сгладить возможный неприятный осадок, который мог остаться у Барабаша после его претензий и обид из-за непримиримой и даже вызывающей позиции Бекера  по отношению к работам его ЦНИИ.
    Но в душе, как профессионал-ученый, он не мог не признать, что содержащиеся в его генеральном докладе результаты работ его ЦНИИ, которые он доложил на открытии конференции, уже устарели и бесспорно нуждаются  в свежих идеях и разработках. Было крайне неприятно признавать, что какой-то ученый-одиночка из жалкого провинциального института достиг намного большего. И теперь пользуется авторитетом и признанием даже зарубежных ученых. И что именно у него ведутся работы более высокого научного уровня, чем в его институте. Благодаря этому он теперь перехватывает крупные договора с предприятиями. Да, этот молодой доктор Бекер нашел свой, вполне оригинальный путь, и если судить по сообщенным им на конференции результатам, добился этого на основе собственных теоретических  решений, с одновременной их проверкой  опытным и расчетным путями. М-да…Самородок из провинции. У него, Гордеева, специалистов такого уровня сейчас нет. Есть хороший и исполнительный доктор наук Ханин, который и готовил ему материалы к докладу на конференции. Но новых идей Ханин не генерирует. Он и сам был удивлен и расстроен, увидев  уровень  работ  Бекера. 


     - О, Владимир Иванович! - сказал Гордеев, беря трубку.- Очень рад. Собирался  было и сам вам звонить. Что-нибудь стряслось?
     Барабаш добродушно хмыкнул.
     - Да вроде бы нет, Алексей Платонович, всё в норме. Вот, год кончаем, отчеты готовим, скоро пойдут советы. А у вас?
     - И у нас, благодарю вас, всё нормально. Тоже советы, защиты, разное. Сейчас вот бюджет выбиваем, надеемся на будущий год получить. Ну и кое-какие новые направления  хотим  развивать.   
      - Понял, Алексей Платонович. Потому, собственно, и звоню, - Барабаш  помолчал. -  Мыслишка одна у меня есть.  Плохо, когда работаешь один. Не то, что когда-то было. Верно? Работали плечом к плечу. Вот я и подумал - а не объединить ли нам наши силы? Кое-что наработали мы, много есть у вас – ну, а если двинуться нам вперед вместе? Бить единым кулаком? – Он сделал паузу. -Кстати, наши предложения к решению конференции мы отослали вам по Интернету. Конечно, могут быть некоторые сложности. В научном руководстве работой, в общих программах, формулировках. Ну и в финансировании, полагаю. Но, думаю, при обоюдном согласии преодолеть можно.
      - Вполне, - удивленно сказал Гордеев. Это было как раз то, что надо. Сам он только раздумывал над тем, как найти правильный подход. Барабаш его опередил.
     – Что ж, - произнес он. –  Отличная идея, Владимир Иванович.
      Он сказал «отличная идея». Инициатива Барабаша его очень устраивала. Она давала, точнее, могла дать, новый импульс в отношениях его института с периферией. С этими, возомнившими ныне о себе провинциальными НИИ, которые прежде всегда плелись в хвосте и покорно ловили слова и повторяли мысли головного ЦНИИ. А сейчас инициатива исходила не от него - это было очень хорошо! - в роли просителя выступал не он, а  Барабаш.
    - Отличная идея, - убежденно повторил он и добавил: - Давайте так, Владимир Иванович.  Нужно всё обдумать. Сегодня у нас четверг. Завтра я вам позвоню. Или, в крайнем случае, в понедельник.  Всё это, полагаю, решается. Но не очень просто.

      Он положил трубку и задумался. Идея хорошая, но всё не так просто. На конференции выявились новые теоретические  решения, более  современные, чем те классические, на базе которых велись, да и сейчас еще ведутся работы у Ханина в его институте. Новые решения оказались и у Гуссейнова, ученика Мамедова. И, прежде всего, у этого Бекера. А без них новых серьезных договоров сейчас получить не удастся. Ясно, что старые сотрудники, корифеи  объединение с этим молодым революционером, ниспровергателем основ Бекером встретят яростно, в штыки. Для них это означает отказ от их многолетних трудов и  решений. Решений, над которыми они корпели всю свою жизнь с ранней молодости, защищая на них свои диссертации, изобретая хитроумные приближенные методы решения сложнейших уравнений. Уравнений, которые теперь может решить за полчаса студент третьего курса с помощь компьютерной программы. А договора, деньги, для них - дело третьестепенное, само собою разумеющееся. Это, дескать, забота администрации, а не их, чистых ученых. Как недавно сказал один из корифеев на ученом  совете - «он не раб денег, он раб  науки». А на  что он будет покупать еду и свои лекарства, он не думает, раб науки.  Ясно еще и то, что при таком объединении многие из именитых стариков попросту  не найдут своего места на новых направлениях. Им сразу станет понятно, что первую скрипку будут играть уже не они, а молодые, незнакомые, не признающие никаких старых авторитетов. Как, например, этот Бекер у  Барабаша.
    
     Он еще посидел и подумал. Вдруг у него родилась мысль. А если?...Чем чёрт не шутит. Он усмехнулся. Когда-то такие идеи реализовывались быстро и просто. Переводом по приказу из одного института в другой. Тем более, в головной, в Москву. Теперь это называется «утечкой мозгов». Из страны в страну. Но попытаться можно. Привлечь можно  - зарплатой, условиями работы, возможностями зарубежных командировок. Да и Москва - это тебе и теперь не какой-то  забытый  Богом  городок, захолустье. Он презрительно хмыкнул. Страны СНГ. Придумали же такое. Чепуха. Разные названия,  а  суть та же.
 
     Гордеев поднялся и в раздумье направился к своему первому заместителю - члену-корреспонденту Поповскому.
    - Только что я разговаривал с Барабашем, - сказал он. - Он сам напрашивается на сотрудничество. Просит приехать. Это именно то, что нам нужно. Так что, пожалуй, съездим к ним ? Но появилась одна идейка. А что, если этого его Бекера – помнишь его? - да к нам, а? Перетянуть. - Он помолчал.- Только нужно обдумать, как подступиться.  Прямо в лоб выйдет нехорошо. Как твое мнение?
    Поповский поджал губы.
   - А что. Хорошая мысль, - задумчиво сказал он.- Толковые люди нужны нам позарез. Можно позондировать.- Он помолчал.- Подход, кстати, есть. В прошлом году защищал у нас докторскую  Черныш. Или  Черемыш, что-то вроде этого, точно не помню. Тогда осенью, на той конференции он сказал мне, что с этим Бекером вместе учился в Харькове. И что хорошо его знает, они  однокурсники. Как тебе? Думаю, вот пусть он с ним и поговорит. Пощупает его.
   - Хм, толково. Тогда найди его, этого Черныша. И мягко намекни. Но только намекни, не больше! Если умный, сообразит и сам. А мы потом сориентируемся.
     Они посмотрели друг другу в глаза и понимающе усмехнулись.
            
         10               
         
На следующее утро после телефонного разговора с Бекером Ольга написала заявление на отпуск и отнесла его в отдел кадров. Кадровик повертел заявление в руке.
     - Нет визы зав отдела, - он посмотрел на  Ольгу. - Без этого нельзя.
     - Мой зав отделом умер, -  сказала  Ольга.- Вы же знаете.
    - Знаю. Ваш бывший зав. Но ведь теперь вы где-то числитесь? Зарплату вам выписывают? Кто?
    Ольга широко открыла глаза.
    -  Пока еще я числюсь в старом отделе. Нас таких почти тридцать человек.
    - Верно. Но все уже распределены по другим подразделениям. А на вас приказа нет.
    -  К Сытину в отдел я не пойду.  Ни за что.
    Кадровик покачал головой.
    - Решить за вас этот вопрос я не могу. В общем, определитесь. Тогда и оформим  вам эти десять дней. 
    Ольга вышла в растерянности. В коридоре она столкнулась лицом к лицу с заместителем  директора  института  Березиным.
     Березину было за семьдесят, и он твердо собрался уйти на пенсию. Авторитетом в институте он не пользовался. И хотя был доктором наук, но прежние его работы устарели, а новых давно не было. Ко всему он был приятелем покойного Флавицкого.  Сейчас это работало против него.
    Ольгу он знал. Она всегда ему нравилась.
    - Что, голубушка? - спросил он участливо.- Отчего у нас такое грустное личико?
    - Отпуск, - сказала она. - Хочу взять оставшиеся с лета дни, а мне не дают. Нужна виза зав отдела.  А к Сытину в отдел идти я не хочу. Ни за что. Ну и вот. Не знаю, что делать. 
    -  Понятно, - сказал Березин. - Зайдем  ко мне.
   Он по-отечески обнял Ольгу за плечи.
   - Поговорим. 
   Они вошли в его кабинет  в самом конце коридора.
   - К Сытину не идите, - негромко сказал он, выслушав её рассказ.- Авантюрист. Да и направление работ его отдела вообще вам не подходит. Ведь я знаю, чем вы занимались у покойного Сергея Константиновича. А вот куда вам пойти - нужно подумать. - Он помолчал.- А пока  давайте ваше заявление на отпуск. Всё равно из института я  ухожу. Я завизирую. Оформляйте.

      Было три часа дня. Ольга набрала телефон Бекера. Он проводил совещание с аспирантами.
     - Валик, - сказала она. - Валик, отпуск я оформила. На десять дней. Ты меня еще ждешь? Тогда я прилечу в субботу. Ты рад?
     -Да, - сказал он приглушенно. - Очень. Но сейчас говорить не могу. У меня люди. Позвони мне вечером  и сообщи номер рейса.

     Он отключил телефон и сосредоточился на беседе с аспирантами. Да, конечно, он рад. Очень рад. Он часто думал об Ольге и об их так неожиданно начавшихся отношениях. Её звонок его взбодрил. Светлый луч в темной полосе его жизни. Как-то всё сразу - Барабаш с его дурацкой комиссией, Лариса с маниакальной идеей о продаже квартиры, обида Клары. Вчера вечером она позвонила. Он понимал, что она ждет приглашающих  слов. Но он промолчал. «Это что, она?»- спросила она. Он не ответил, и она всё поняла. Они поговорили ни о чем еще минут пять. Потом она сухо простилась и положила трубку.
     За все годы такое случилось во второй раз. Но тогда дело было не в другой женщине, а в ней, в её очередной безуспешной попытке оборвать их отношения и наладить свою семейную жизнь. А сейчас всё было иначе. Она это поняла.
     В душе у него осталась горькая тяжесть, и чтобы уснуть, ему пришлось принять снотворное.
    Он торопливо закончил беседу с аспирантами,  дал нужные распоряжения  и вышел на улицу.
      
     Новая гостиница «Акрополь», в которой он снял номер Ольге, находилась вдали от центра  на тихой Мироновской.
     В шестиэтажном доме, стоявшем в  глубине двора, было несколько   двухкомнатных  номеров-люкс.
     Бекер выбрал удобный, по его разумению номер, оплатил вперед все десять суток и познакомился с приветливыми горничными и симпатичной администраторшей.  Затем уехал домой и привез оттуда купленные им заранее  купальные халаты, шампуни, кремы и прочие мелочи.   

    
    Было около одиннадцати, когда позвонила Ольга. Она прилетала в субботу первым утренним рейсом. Они недолго поговорили,  и он набрал номер Ани.
     - Аннуля, послезавтра, в субботу, ко мне прилетает моя новая подруга. Я тебе о ней говорил.
     - Это та, из Питера?
     - Она. Её зовут Ольга. Тебе она понравится.
     Аня засмеялась.
     - Важно, чтобы нравилась она тебе. Где ты её поселишь?
     - В хорошей гостинице. Я тоже буду там все эти десять дней. Домой буду заезжать только за вещами. А ты позванивай маме. Узнавай, что у неё и как.
     - Поняла. Насчет идеи-фикс маман о продаже квартиры ты что-нибудь предпринял?
     - Да. Надеюсь. Ведь ты моего Михаила Лунца знаешь. Я говорил с ним. Он считает, что решение этой задачки имеется. Но сам он сейчас в ФРГ и после возвращения всё мне растолкует.
     - А маман  до тех пор ничего предпринять не сможет?
     - Абсолютно исключено. «Семейный кодекс» не отменен. Без моего согласия о продаже не может быть и речи.
     - Я тебя целую, папуля.  Держи меня в курсе. И  звони, не пропадай. 

             11

Гена Парщик пребывал в легком недоумении. Слова Скляренко о необходимости притормозить подготовку заключения о работах Бекера его насторожили. Что-то за этим  крылось. Но что?
     Была уже пятница, и сегодня нужно было завершить подготовку выводов комиссии.
     Выводы Гена сочинил и теперь перечитывал, стараясь придать им более уклончивые и обтекаемые формулировки.
     Ни Карпенко, ни Шерман этих выводов еще не видели. Сейчас Парщику очень пригодились выписки из прошлогодних отчетов Бекера. А то, что отчетов этого года еще не было, тоже было на руку. Это давало возможность сказать, что, как можно думать, тот или иной вопрос еще сырой и, хотелось бы надеяться, он еще дорабатывается. Для таких выводов годились фразы из этих отчетов, типа «следует ожидать», «можно предположить» или «нуждается в дальнейшем исследовании». И другие, им подобные.
     Специально для Шермана Гена отыскал в отчете какую-то несложную математическую выкладку, записанную в  скалярной форме, и в выводе указал, что такая форма устарела, и решение следовало записать в современной компактной матричной форме.
     Но вот что указать в негативном смысле о самом стенде и задачах, которые решались с его помощью, Гена не знал. Сложив свои листки, он отправился к Карпенко. В кабинете было холодно, дуло из окна, и Карпенко сидел, сгорбившись и укутавшись в теплый женский платок. Увидев входящего Гену, он платок поспешно сбросил и выпрямился.
      - Максим Петрович, - сказал Гена, присаживаясь у его стола. - Вот, как и обещал, принес вам на просмотр выводы по Бекеру.
     Карпенко нахмурился.
     -Ей-богу, не знаю. Времени нет, а тут еще простуда. Кашляю. – Он недовольно посмотрел на Парщика. - Ну что там у вас? Много?
     - Нет, -  сказал Гена. - Три листика. Я вам прочитаю, если хотите. - Он на миг замялся.- Вот только насчет стенда…нужен ваш совет. Вроде бы всё там в порядке, а написать что-то нужно. Посоветуйте, Максим Петрович.
     - Читайте выводы,  - сказал Карпенко. – Потом сообразим, что писать.
     Гена кивнул. Выводы были короткие и не очень конкретные. Но Карпенко они устраивали. При необходимости им всегда можно было придать двоякий  смысл.
     - Хорошо,- сказал он. – Это годится. А вот насчет самого стенда. Хорошо бы указать, что схем его в отчете нет. Или есть? Нет? Вот видите. Это и укажите. И еще. Укажите, что результатов сопоставления опытных, то есть стендовых, данных  с теоретическими, то есть, расчетными, нет. Что? Есть? Прошлогодние? Тогда именно это и подчеркните. – Он покачал головой и помолчал. - Но вообще стенд хороший. Мне понравился. Таких я еще не видел. И у них в Москве раньше таких не было. Напишите
     - Об этом  нам  писать не нужно, - сказал Парщик. – Это не по теме.
     Карпенко улыбнулся.
     - Ну, как хотите. Нужно выводы подписать? Потом? Ну, хорошо. А пока только моя виза? Пожалуйста. А я еще поработаю.
     Гена направился  к Шерману, а по пути зашел перекусить в столовую.

     В столовой к его столу подсел Ярослав Стоян. Как всегда, он был хмур и насуплен. В институте Стоян работал уже пять лет и за это время сменил три лаборатории. В институте его не любили и над ним смеялись. Из первой лаборатории ему пришлось уйти после того, как он написал анонимку на сотрудницу, которую изобличал в измене мужу. В корзине для бумаг нашли черновик, и Стояна  со скандалом изгнали. Из другой лаборатории ушел он сам, так как ею руководил молодой кандидат Сергиенко, женатый на еврейке и не допускавший антисемитских разговоров. А в третьей, нынешней, Ярослав состряпал  и полгода назад представил совету на предварительное рассмотрение свою кандидатскую диссертацию. Которую ему завалили по причине полной научной несостоятельности. Замечания оказались такими, что никакая переделка или доработка оказались невозможны. Причем главную скрипку в этом разгроме тогда сыграл Бекер.
      С тех пор Стоян, который в институте ненавидел многих, больше прочих возненавидел его.
      О том, что у Бекера с Барабашем плохие отношения, Стояну  было известно и это его злобно радовало. Знал он и то, что  на конференции в Москве Бекер повел себя не так, как надо, и надеялся, что теперь Барабаш наконец-то поставит его на место. Правда, в чем состояла суть конфликта, Стоян не знал, и особо в это вникать охоты у него не было, но сам факт такого конфликта вселял в его душу надежду на то, что Бекер будет наказан и унижен. Как был унижен он, Ярослав Стоян, на том совете, когда разгромили и зарубили его труд, его диссертацию.
     Но время шло, а Бекер по-прежнему руководил отделом и вел себя независимо. И  как его уязвить или унизить, Стоян не знал.
     Но несколько дней назад он узнал об образовании  комиссии по проверке деятельности отдела Бекера. И что председателем этой комиссии назначен Гена Парщик. Это его обрадовало и вдохновило. Это было именно то, что надо. Тем более, что в свое время Гена тоже пострадал от Бекера. И теперь появилась реальная возможность Бекеру отомстить.
     Правда, с Парщиком  у  Стояна отношения тоже были не ахти, так как на том же злополучном совете Гена выступил против него, поскольку не хотел портить отношений ни с Бекером, ни с другими  членами ученого  совета.
     С тех пор Ярослав отношений с Геной не поддерживал и демонстративно  с ним не здоровался. Но сейчас, ради высокой цели, этими обидами он решил пренебречь. Присев к столику Парщика, он вежливо поздоровался. Гена удивился. Своим собачьим  нюхом он  сразу догадался, что это неспроста.
     - Привет, Геннадий, - изобразив улыбку, сказал Стоян. - Всё хочу тебя спросить, да забываю – как твои дела с докторской?
     Гена удивленно поднял глаза.
     - А тебе это к чему?
     - Я тебе друг, - сказал Ярослав. - И не хочу, чтобы с тобой расправились так, как со мною.
     - Вот как, - Гена хмыкнул.- И ради чего вдруг такая забота?
     Стоян насупился.
     - А ради того, чтобы не дать им травить нас. Ты меня понял?
     - Не совсем. Уточни.
     - Ну, что тут непонятного. Сообрази сам. Бекер кто? Еврей. А Шерман? Тоже еврей. А громил меня на совете кто? Они. И тебя они погромят, вот увидишь.
      Гена усмехнулся.
     - Во-первых, Бекер не еврей. А во-вторых Шерман математик и на советах выступает только по вопросам математики. Насколько мне помнится, на том ученом совете он вообще не присутствовал. Да у тебя, по-моему, математикой там и не пахло. И завалили тебя на совете не один Бекер, а и Карпенко, и Мартынюк, да, помнится, и сам Барабаш выступал, верно? 
     - Да. Но Бекер задал тон. Фамилия у него что-то слишком уж подозрительная. Ты не находишь? А наши старые козлы рады стараться. Вот я и подумал – а если нам всем объединиться, а? Создать в нашем институте, так сказать, фронт сопротивления, а? 
     Гена открыл глаза.
     - Что? Какой фронт?
     - Антисионистский.
   Парщик рассмеялся.
   -  И с кем же мы будем бороться? С восьмидесятилетним  Шерманом?  Или с Розалией Самойловной из бухгалтерии? Или с моим младшим лаборантом Аликом? Что-то других сионистов у нас в институте я и не припомню.
   Стоян нахмурился.
   - Да, - мрачно сказал он. – Оттого и гнобят нас, что мы такие послушные дураки. А я думал, что ты наш, умный. А ты, как все они. Ничего, еще придете к нам, да поздно будет.
    Он не доел свой обед, отодвинул тарелку, встал и ушел. Гена  ухмыльнулся, отнес грязную посуду на специальный стол и направился к Шерману
 
     Шерман был на месте и, как обычно, что-то громко рассказывал своим сотрудникам. Приход Парщика прервал его рассказ, как видно, на самом важном месте, и на лице Шермана  выразилось недовольство. Он умолк и неприязненно посмотрел на Гену.
      - Слушаю вас, - нетерпеливо сказал он. – Представляется мне, что опять всё та же комиссия?
      - Выводы, - сказал Парщик.- Пожалуйста, Владимир Рувимович, посмотрите. Если нужно, укажите, что и как исправить или доделать.
     Шерман скривился.
     - Прямо сейчас? А если в понедельник?
     - Нельзя, - сказал Гена. – Барабаш требует. Да тут немного, всего три листка.
    - Давайте, -  недовольно проговорил Шерман. Он взял у Гены листки и посмотрел на своих сотрудников. - Потом  вам доскажу. - Он обернулся к Гене.- Ну, что тут? Так…так…Ох, до чего же шрифт мелкий! Ну, ничего не разберу.
     - Я вам прочитаю, - охотно сказал Гена.- Тут в третьем пункте есть ваше замечание насчет  устаревшей записи уравнения в скалярной форме. Помните?
     - Конечно, - бодро сказал Шерман. – Помню. Ну-ка, ну-ка, читайте!
    Парщик прочитал. Шерман удовлетворенно кивнул. Конечно, он ничего не помнил. Но сказать об этом он не мог. И помнить тоже не мог. Замечание это было импровизацией Гены.
     - А кто еще смотрел? – спросил он. 
     - Максим Петрович. Он согласен.
     - Я тоже. Где подписать?
     - Это не сейчас. Лишь завизируйте. Еще будет читать Скляренко.
     Шерман  успокоился, и на его лице появилась улыбка.
     - Тогда всё в порядке. Спасибо, Геннадий. - Он обернулся к своим сотрудникам. -  Да, так на чем бишь я остановился?  Приходит, значит, ко мне этот человек и сообщает, что…
     Парщик направился к Скляренко. В кабинете его не оказалось, и секретарь сказала, что он только что ушел к Барабашу. 
    
      У Барабаша настроение было хорошее. Час назад ему позвонил Гордеев и дал согласие на приезд примерно через неделю-полторы. Барабаш был доволен. План удался.
     Он вызвал Скляренко и сообщил ему об этом.
     - План наш  Москва одобрила, - самодовольно сказал он. - Приедут! Недели через полторы.
     - Кто приедет? – спросил Скляренко. - Гордеев и кто с ним?
    -  Поповский, первый зам по науке.  Может, и еще кто. Сообщат.
    -  Неплохо, - сказал Скляренко. Он сразу заметил, что Барабаш произнес «наш план». Через неделю он будет говорить «мой план». Ну да ладно, бог с ним. Не привыкать. Он помолчал.- А как насчет Бекера?  Его привлекать к переговорам будем? И стенд его покажем?
    Барабаш  поджал губы.
    - Значит, так. Привлечем и Бекера, но не сразу. Как одно из направлений  работ института. Но не из главных. Уловил? Вот тогда и стенд его покажем. Как бы между прочим. А вначале проведем объединенный ученый совет. Послушаем, что скажут гости. Ну и выясним, как нам жить дальше. - Он хмыкнул. - Так что пока думай. Подработай наши предложения. Потом обсудим. Вот такие дела,  друже.

    Скляренко промолчал.  О том,  что Гордеева будут интересовать, в основном, работы Бекера  и его стенд, он хорошо понимал. Ведь до сих пор нет итогового решения конференции. Как видно, всё застопорилось на том злополучном шестом пункте, в котором излагались результаты работ Бекера и отчасти бакинца Гуссейнова. Результаты, которые опровергали  устаревшие данные гордеевского  ЦНИИ.
    Скляренко поднялся.
    - Пойду, Владимир Иванович, - сказал он.- Буду думать.
   
     Скляренко ушел. Барабаш остался один. Он размышлял. В словах Гордеева промелькнула непонятная фраза, в смысл которой он сейчас старался вникнуть. Что-то вроде того, что научные результаты Бекера, которые он доложил в Москве, очень интересны и даже весьма значительны. И будто теперь они тоже движутся в том же направлении. Дескать, великие идеи носятся в воздухе. И,  стало быть, выходит, что ни к чему нам спорить и копья ломать.
    Как это понять? Как к этому относиться? Н-да…
    Он достал из папки переданный вчера Бекером текст редакции шестого пункта решения конференции, отосланный в Москву по Интернету, и попытался вникнуть. Понять все эти тонкости ему было трудно. Но быть в курсе нашего текста нужно. Он отложил листки и задумался.
    Как бы там ни было, а в принципе пока всё идёт неплохо. Неплохо потому, что иметь опору в лице самого Гордеева будет очень полезно. А если оформим договор о научном сотрудничестве на ближайшие годы, то авторитет института  возрастет. И само собой, авторитет его, Барабаша. Что важно и даже  перспективно.
 
          12      

В аэропорту было многолюдно и шумно, стоял гул голосов. Каждые несколько минут раздавался громкий мелодичный перезвон, и механический голос диктора монотонно объявлял о прибытии, задержке или регистрации очередных рейсов.
     Бекер находился в аэропорту уже около часа. Самолет из Санкт-Петербурга  прибывал по расписанию. Было около шести утра и лишь только начало рассветать.
    
    Спал в эту ночь он плохо. Уже в четыре он проснулся и сразу пошел в душ. Затем сварил и выпил крепкий кофе. В пять он уже выехал, в цветочном киоске у  аэропорта купил букет белых астр и сейчас сидел в мягком кресле у высокого витража и смотрел на лётное поле, где в мутном черном тумане перемещались красные и белые огни и откуда  доносился несмолкающий густой рёв моторов.
    Было шесть с четвертью. Объявили прибытие самолета из Санкт-Петербурга. Он вскочил и, бросив купленный журнал, побежал к стеклянной двери бокса терминала, через который должны были входить прибывшие.
    Прошло еще минут десять. Вначале появились первые торопящиеся пассажиры  и  уже через минуту  за ними через бокс  потекла  густая толпа. Он сразу увидел Ольгу.
    Она шла не торопясь, держа в руке небольшой чемоданчик, и на её лице лежало озабоченное выражение. На ней были черные очки, золотистые локоны выбивались из-под вязаной шапочки и падали на плечи. У неё была удивительно изящная неспешная походка. Тогда, в Москве, именно эта её походка  привлекла его внимание.
    Она всматривалась в лица  людей, стоявших в зале за стеклянной стенкой, но  Бекера еще не видела. Сквозь толпу встречающих он протиснулся поближе к двери, и как только она, осматриваясь, перешагнула порог бокса и вышла в ярко освещенный зал, тут же громко окликнул её и рывком приблизился к ней. Она на миг остановилась, обернулась, увидела его и радостно засмеялась. Он бросился к ней и обнял, протягивая  цветы.  Они  остановились. На цветы она не обратила внимания, сняла очки и только неотрывно смотрела ему в глаза. От неё мягко пахло духами, а губы были теплыми и податливыми. Он её поцеловал, ощущая бархатистую прохладу щек и шеи. Мимо, обходя их, проходили люди, кто-то толкнул их, кто-то со смешком дал им полезный совет, другой пробормотал что-то недружелюбное. А они всё стояли и никак не могли сдвинуться с места.
    Поток пассажиров иссяк. Девушка-контролер в синей униформе  защелкнула остекленную дверь бокса.  Лишь теперь они двинулись к выходу на площадь.
    В машине он снова её обнял. Она высвободилась из его рук и засмеялась. 
   - Ох, Валя, - с притворной укоризной сказала она. – Ну, куда ты спешишь. Ведь я приехала на целых десять дней! Еще успею тебе надоесть. Лучше смотри на дорогу. По-моему у  вас туман. Как у нас.
    - Нет, - сказал он.- Просто ещё рано. Рассветёт и будет ясно. Синоптики обещали хороший день. 
 
    Они выехали на трассу, ведущую к городу. Рядом и обгоняя их, мчались машины.  Небо уже начало синеть.
    - В Харькове я никогда не была, -  глядя по сторонам, сказала она.- В детстве с отцом мы один день проездом в Крым были в Киеве. Помню величественный  Днепр, зеленые склоны и памятник Святому Владимиру на горе. И еще мы успели недолго побывать  в  Киево-Печерской  Лавре, но я ничего не запомнила. 
    Бекер усмехнулся.
   - В Харькове тоже есть что посмотреть. Как никак, первая столица советской Украины. Я всё тебе покажу. Город интеллигенции. Перед войной здесь училось пятьдесят тысяч студентов, почти, как в Москве. А Киев - город чиновников, дельцов и продажных политиков. И еще торгашей. Впрочем, теперь и Харьков постепенно становится таким же.
    - Как наш Питер.
    - Наверное. Так теперь всюду. Оля, мы подъезжаем.
 
     Здание гостиницы с мансардным этажом стояло в конце широкого асфальтированного проезда, окаймленного с обеих сторон высокими тополями и ведущего в глубину территории. В прихожей гостиничного номера, еще не снявши пальто, они обнялись.
    - Ох, как долго я этого ждала,- прошептала она, уткнувшись лицом в его шею. - Как девчонка…ну, просто сошла с ума…А ты? 
   - Оля, - сказал он.- Оленька, если бы ты только знала, как ты мне необходима! Честное слово, никогда не поверил бы, что со мною такое может случиться. С тобой мне ничего не страшно, никакие передряги.  И давай забудем обо всем в эти наши десять дней.   
     Они вошли в номер и включили люстру. Им в лица дохнуло теплом жилья. Светло-коричневые шторы частично закрывали окна, стекла были еще сине-серыми, предрассветными, отражавшими плафоны люстры, и был виден раскачивающийся на ветру под окном еще включенный уличный фонарь. Мебель тоже была мягкая, светло-коричневая, в тон шторам и пушистому ковру на полу. На тумбе стоял телевизор с большим экраном и на столе под окном  ваза для цветов.
     Раскрытая дверь вела в ванную комнату. Там горел яркий свет, светились хромом краны и сияли зеркала.
     За второй дверью была спальня. Широкая двуспальная кровать занимала почти половину комнаты. Ольга огляделась.
    - Как хорошо! – сказала она. - Лучше, чем в моем полу-люксе в Москве, помнишь? Открой мой чемоданчик, в нем тебе сюрприз. Увидишь. А я в душ. И потом  спать, спать! – Она посмотрела на него и щеки её чуть порозовели.- Ведь и ты тоже не спал, верно?
     - Да, - сказал он. - Почти. Не больше двух часов. Сегодня суббота, мне никуда не нужно. Так что сегодня мы целый день вместе. И завтра, в воскресенье, тоже. А где меня можно найти, знает лишь Аня. Я вас познакомлю. Тебе она понравится. Она хорошая девочка. Ну, иди в душ, там халат. Махровый, голубой, в красных  розах. Японский. И тапочки, А я поставлю цветы в  вазу.
     Ольга остановилась в двери.
     - Халат? Чей? А тапочки?
      Он рассмеялся.
     - Глупышка. Всё новёхонькое, прямо из магазина. Еще с фабричными ярлыками.
     Она  улыбнулась.
     - Тогда бегу.   
      Она захлопнула за собой дверь, а он открыл ее чемоданчик. В красивом  чехле  лежала очень дорогая немецкая электробритва. Он улыбнулся. У него была точно такая. Он выложил её на стол и развернул. Затем поставил в вазу цветы.
      
      …Когда они проснулись, было уже около двенадцати дня. Бекер поднялся и  раздвинул шторы. В комнату ударили яркие лучи солнца.
      - Будто лето, - сказал он, глядя в окно. -  Хотя это обманчиво, октябрь. На градуснике всего плюс десять.
      - А в Питере туман и холод. И около нуля. Когда я ехала в аэропорт, лил холодный дождь, временами даже со снегом.
      Бекер вернулся к кровати.
      - Вставайте, принцесса, - сказал он. - Как насчет завтрака? Вы не проголодались? Желаете, чтоб вам подали в постель или соизволите выйти к столу?
      Она рассмеялась.
      - В постель, - сказала она игриво-капризным тоном. - Только так! Иначе не привыкла! Да-с! И чтобы кофе был со сливками. Только не горячий, но и не холодный. И еще чтобы были сухарики с ванилью. И еще…
    - И еще вот что, - сказал он и нырнул к ней под одеяло. – Сейчас это мы  обсудим…

    Они позавтракали в гостиничном ресторане и сейчас, сидя в машине, она спросила:
    - Куда же ты меня повезешь?
   - Покажу город. Главное - мою  любимую улицу Рымарскую.  И дом, в  котором я родился и в котором  живу сейчас.
   Бекер вырулил на проспект. Яркое холодное октябрьское  солнце било в глаза. Он опустил козырёк на ветровом стекле, а Ольга надела свои темные очки.    Машина шла мягко. Шуршала брусчатка. По обеим сторонам улиц деревья стояли в желтой, еще не опавшей листве.
    В полупустом сквере они полюбовались фонтаном «Зеркальная струя» и постояли у знаменитого памятника Тарасу Шевченко работы скульптора Манизера,  рядом с которым, как обычно, толпились туристы.
    - Лучший в мире памятник  поэта, это 1935-й год, -  сказал Бекер. - Обрати внимание на эти бронзовые группы - это всё персонажи из его сочинений. Кстати, - добавил он.- Именно этому  Матвею Манизеру было поручено снять посмертную маску Сталина.
   
     Они въехали на гигантскую площадь Независимости, некогда Дзержинского. В противоположном конце площадь замыкалась впечатляющим полукругом разновысоких, соединенных висячими переходами, зданий Госпрома.
    Ольга ахнула.
   - Какая картина! - сказала она. – Америка! Пожалуй, у нас в Питере такого не увидишь. И каков стиль! 
   - Стиль эпохи конструктивизма, -  сказал Бекер. – Двадцатые годы. Теперь в этих зданиях разместился университет. Ну, и еще какие-то учреждения. А сама эта площадь…В детстве нам говорили, что это самая  большая площадь в Европе. Но нашему городу она, по-моему, ни к чему.
      Они обогнули площадь снова выехали на Сумскую.
     - А теперь, - сказал Бекер. – Смотри направо. Сейчас будет мой «Дом Саламандры», улица Сумская номер двадцать. Еще минуту. А вот и он. Это и есть мой замечательный дом. Но мой вход с другой стороны, с улицы Рымарской. А пока нам нужно где-то припарковаться.
   Он ввел машину на тротуар.
     - Выходим. Смотри.
.   - Да, - сказала Ольга. - Действительно, роскошное здание. Что-то в нем есть античное, да? Да еще эти колонны не внизу, а вверху. Как необычно! И аттиковый этаж. И вместе с тем всё удивительно пропорционально. И еще этот внутренний выступ, дворик.
   - Это парадный двор. Называется это курдонер.
   - Буду знать.
   - А теперь я покажу тебе одну маленькую и слегка неприличную тайну, которую знают все поколения харьковских мальчишек. - Он хитро глянул на нее. – День как раз солнечный и будет хорошо видно. Иди сюда. Смотри вверх, на самый угол. Видишь? Скульптурная фигура мужика. В полупрофиль. В руке на уровне пониже пояса брюк он держит что-то в руке - это не то циркуль, не то  что-то другое…Видишь? Но только совсем не то, что отсюда видится.
    Она всмотрелась и расхохоталась. Щеки ее порозовели.
   - Перещеголяли старый Питер! Пожалуй, у нас такого нет. Впрочем, может быть и есть, а я не знаю.
   - Ладно, - сказал Бекер. - Это просто шутка. Садись в машину и поедем. Теперь свернем на мою Рымарскую. Это рядом, за углом. Говорят, что в ХVII веке здесь жили кожевенники - рымари. Отсюда и это название.

    Выходящий на Рымарскую фасад «Дома Саламандры» был менее парадным, фасад на Сумской.  Рядом с домом стояли машины. В дальнем углу на повороте улиц, у дверей здания филармонии толпились у витрин люди и стояло два  микроавтобуса.
    - А вон там, гляди, мой балкон, - сказал Бекер. - В детстве я любил сквозь балясины смотреть вниз на людей и автомобили. А теперь моя Лариса желает  меня изгнать отсюда. Но я не уйду. – Он помолчал.- Знать бы, что её нет дома, показал бы тебе квартиру. - Он усмехнулся. - А пока  - вперед.

     Они пересекли Пушкинскую и медленно въехали на территорию Политехнического университета. Впереди, в конце широкой аллеи стояло высокое многоэтажное современное здание.
    -Моя альма-матер, - сказал Бекер. - Когда-то эта улица называлась Краснознаменной. А эта остекленная  многоэтажка –  новый аудиторный корпус. Когда я сюда поступал, это был 78-й год, это был еще Харьковский механико-машиностроительный институт. Аббревиатура ХММИ. - Он засмеялся. – Эту аббревиатуру мы с молодой наглостью и неизвестно чем гордясь, расшифровывали – Ха-Мы-Мы! Хамы мы! Эпатировали, так сказать, родителей. Хотя  хамами  мы не были. Теперь аббревиатура института иная, но зато хамы подлинные. Вот так. И я у них профессор и даже читаю им лекции. Но они совсем другие, не такие, какими были мы. Гораздо умнее и намного нас практичнее. - Он усмехнулся.-  И моя Аня такая же. Но она очень хорошая девочка и тебе, я уверен, она понравится.
    - Да,- сказала неуверенно Ольга. - Хотелось бы.
    - Уверен, - сказал Бекер.- А теперь я  покажу тебе еще кое-какие памятные места и поедем обедать. Ты не будешь возражать, если я приглашу к обеду  дочь с мужем?
    - Конечно, нет! Буду рада с нею познакомиться.
    - Тогда звоню ей.
    Он притормозил и на ходу взял мобильный телефон.
     - Аннуля, - сказал он, когда она ответила. - Аннуля, есть предложение. А что, если вы с Глебом и мы с Олей вместе пообедаем? Как вы? Принимается? Умница. Где? Давай думать. Можно у «Ираклия». Не хочешь грузинскую кухню? Тогда предлагай сама. Ресторан «Харьков»? Идет. Значит, в три. Хорошо.
     Он положил телефон и посмотрел на Ольгу. Он видел, что её немного обеспокоила предстоящая встреча с его дочерью. Лицо её было озабочено. Он усмехнулся. Почему-то он был уверен, что друг другу они понравятся. Сейчас ему припомнилось, как сказала Аня, когда они вернулись из зоопарка, где он познакомился с Кларой. «Какая красивая тётя», сказала она. Он еще раз сбоку глянул на Ольгу. «Тоже красивая тётя, - сказал он себе. - Даже очень красивая. Возможно, она скажет так и сейчас».
 
     Машина шла в потоке автомобилей. Бекер посмотрел на часы – второй час. Времени вполне достаточно. Он свернул в переулок. Покажу Ольге еще Благовещенский собор, гордость харьковчан. Потом Покровскую церковь на территории Свято-Покровского монастыря, здание Национального банка на Театральной площади, особняк Юзефовича и еще дом Мясоедова со съезжим двором. И всё. На сегодня ей хватит. Пусть отдохнет.
     - В гостиницу?- спросил он.
     - О да!- ответила она.- Приведу себя  в порядок. Не хочу, чтобы твоя дочь увидела старуху.
     -  Тогда поехали. Часа  на омоложение, старушка, тебе хватит?
     - Думаю, да. Приму душ и буду, как новая копейка.
     - Очень не модное сравнение, - насмешливо сказал Бекер. – Уж лучше, как новый цент. Или, еще лучше, как евро. Хотя для меня ты такая, как сейчас, выглядишь на миллион долларов.
      Она глянула на него и улыбнулась.

      В номере она поцеловала его и тут же ушла в ванную комнату. Он сидел в кресле и слышал шум льющейся воды. На губах осталось ощущение ее поцелуя.
      На столе стояла раскупоренная бутылка «Шато Икем». Он наполнил фужер, поднес к губам, но передумал и поставил на стол. Сегодня ему еще предстоит  быть за рулем. 

      Они подъехали к подъезду ресторана в тот момент, когда Аня и Глеб уже входили в дверь. Бекер увидел их и, приоткрыв дверцу машины, громко окликнул их.
    - Аня, Глеб!
    Они обернулись. Аня радостно улыбнулась и сбежала по ступеням им навстречу, окинувши быстрым взглядом сидящую в машине Ольгу. Глеб шел за нею.
     Бекер вышел из машины и, обойдя её, выпустил Ольгу. Аня обняла отца. Ольга, улыбаясь, молча смотрела на Аню.
    - Познакомьтесь, - сказал Бекер. - Оля, это моя Аня. А это её муж, Глеб.
    Аня протянула Ольге ладошку.  Глеб поклонился.
    – Ух ты, - восхищенно глядя на Ольгу, сказала Аня. - Вполне понимаю папу. Не влюбиться трудно. 
   - Аня! -  с укором сказал Бекер.- Аня, ты ведешь себя неприлично.
   Ольга смутилась и покраснела. Аня  весело рассмеялась.
  - Значит, ты плохо меня воспитал, - сказала она. -  Приучил  говорить правду. Впрочем,  теперь это не модно. - Смеясь, она смотрела на Ольгу. - Но я моде не следую. Можно, я буду звать вас по имени? 
   - Конечно, - сказала Ольга. От смущения голос её слегка охрип. - Конечно, можно. Мне даже приятно. 
   - Всё, девочки, хватит обмениваться комплиментами, - сказал Бекер. - Познакомились. Так, может быть, всё же войдем? Глеб, иди вперед и найди хороший столик.
     Было уже начало шестого, а они все еще сидели за столом и разговаривали. Бекер видел, что Ольга устала. День для неё оказался слишком насыщенным впечатлениями, а теперь еще и этот сытный обед, медленно переходящий в ужин. Но настроение у него было хорошее. Он видел, что Ольге Аня понравилась. И, похоже, Аня тоже оценила Ольгу. Сейчас для него это было самым главным.
    Он подозвал официанта и попросил счет.

    Было уже совсем темно, когда они вышли на улицу. Похолодало, в воздухе висела морось  и уличные фонари желто светились в туманных нимбах. Влажно отблескивал асфальт. У машин они попрощались. Аня отозвала отца в сторону.
   - Папчик, - сказала она. - Знаешь, папчик, по правде сказать, я боялась, что буду разочарована. Но я ошиблась. И очень этому рада. – Она улыбнулась.- Твоя Ольга просто прелесть. Если бы я была мужчиной, то, ей-богу, отбила бы её у тебя! Ты мне звони. У тебя в жизни сейчас сложный период и мне хочется всё знать. 

      13
 
Был понедельник, десять утра и Барабаш проводил очередную оперативку. Сегодня главной её темой был предстоящий приезд Гордеева с другими его сотрудниками. Об этом с торжеством в голосе он сообщил присутствующим.
    - Значит так, - сказал он и медленно обвел взглядом сидящих. - Наша задача показать им наши работы так, чтобы у них появилась охота с нами сотрудничать. Чтобы заинтересовать их! Понять, как мы сможем нацелить нашу тематику на общие цели. - Он засопел.- Да, времена изменились, теперь мы вроде бы и сами с усами. Да только как был ЦНИИ  Гордеева  лидером, таким  пока и остается. И об этом всех прошу помнить. - Он умолк и грозно обвел глазами сидящих. - Это первое, что я хотел сказать. Теперь второе. Прошу  руководителей отделов и лабораторий подготовить отчеты, плакаты и другие наглядные материалы для ученого совета, который мы проведем совместно с гостями. И, конечно, короткие, трех - пятиминутные выступления каждого руководителя подразделения. Так вот. Тезисы ваших выступлений прошу положить мне на стол не позднее среды! Это всем ясно? Хорошо. Тогда третье. Гости посетят лаборатории. Так показывать им абсолютно всё! Ничего не прятать! Понятно? Оборудование, эксперименты, расчеты, компьютерные программы. И отвечать на их вопросы подробно и внятно, чтобы без всяких там недоговоренностей или умышленной утайки. Чтобы, повторяю, заинтересовать их в сотрудничестве с нами. Чтобы потом составить общие программы работ на будущие годы. Тоже ясно? Вопросы есть? Кто желает что-то сказать?
     Бекер в душе усмехнулся. Вопросов у него не было. Ему всё было ясно. И сказать тоже было нечего. Конечно, большая часть речи Барабаша направлена в его, Бекера, адрес. Лишь в его лаборатории ведутся работы, которые могут заинтересовать Москву. Он вспомнил недавнюю конференцию и реакцию Гордеева на его доклад.
     А вот тот уровень исследований, которые теперь ведутся в других отделах института, высоким никак не назовешь. Скорее, наоборот. Ведь трудятся там, в основном, одни старики…Правда, теперь есть и Парщик, надежда Барабаша. Этот втереть очки может. Хотя только на уровне Барабаша. Гордеева в заблуждение такой не введет.
    …Бекер отвлекся от своих мыслей. Как раз выступал Парщик. Улыбаясь, он подтвердил свою полную готовность принять ученых из Москвы на должном уровне.
    - Думаю, что Владимир Иванович добился очень важного результата,  - сказал он.- Вводит нас в русло большой науки. Теперь мы перестанем вариться в собственном соку. У нас теперь будут поводыри, которые поведут нас…Я хочу сказать, что они поведут нас к...
    Гена забыл слово, сбился и запутался.
    - …к сияющим вершинам коммунизма, - не поднимая головы, проговорил в стол Бекер. Это вырвалось у него случайно. Ведь сегодня он твердо решил молчать. Но не сдержался.  Раздался дружный хохот.  Гена  сел. Лицо Барабаша потемнело.
   - Хватит, - загремел он и окатил Бекера ледяным взглядом. – Хватит, я  сказал! Начинайте работать и готовиться. И в среду я жду ваших тезисов! Все свободны.


     В коридоре Скляренко тихо сказал Бекеру:
     - Опять вы. Ну, к чему вы его задираете? Он и так на вас обозлен.
     Бекер рассмеялся.
     - Вы правы. Не хотел, ей-богу. Как-то вырвалось, само собой.
     - Само собой…а теперь он будет присматриваться к вам с особым вниманием. Так что готовьтесь. Тезисы на среду подготовите?
     - И даже не подумаю.
     Скляренко иронически хмыкнул.
     -Так я и думал. Что ж, вольному воля. Ждите новый взрыв. Но хоть в лабораторию их пустите?
     - Разумеется. Но материалов им никаких не дам. Всё только на словах. - Он покачал головой. - Ведь решения той злополучной конференции  нет  и  по сей день. А почему? Да потому, что примириться с тем, что их, как слепых котят, кто-то ткнул носом в, извините, их же дерьмо -  ну, не могут!
     Скляренко покачал головой.
     - Так-то оно так. Но только помните, что пока еще здесь всё решает Барабаш. Он сейчас вдохновлён, ждет поддержки от Гордеева. - Скляренко помолчал. - Кстати, эту идею с приглашением Гордеева подал ему я. Чтобы не устраивать суд Линча над вами. Ведь именно ради этого и была затеяна эта комиссия. Кстати, Парщик  выводы мне уже передал. Вернее, проект выводов. Пока без подписей. Хотите с ними познакомиться?
    - Нет. Я и так знаю, что в них. Ведь все эти члены комиссии, да и Парщик, в моих работах ничего не  понимают. Как и сам Барабаш. Так что отобьюсь без всякого труда. Одно мне неясно - зачем Барабашу это нужно? В чем смысл?
    Скляренко усмехнулся.
   - Вот вы умный человек, а простого не понимаете. Разве он не видит, что в институте лишь у вас современный уровень исследований? Что по полученным результатам  вы намного опередили работы бывшего головного ЦНИИ? Видит и знает. И поэтому боится вас. Боится потому, что не хочет терять связь с Москвой. Ведь это его опора, костыль, если хотите. Ему в будущем году семьдесят, а он лишь кандидат наук и какой-то там липовый профессор. И к тому же  член этой отнюдь не популярной, хилой компартии. Так что поддержки в верхах у него нет. И через год выпрут его на пенсию за милую душу. А он не хочет, цепляется! Ну а вы ему мешаете. С Гордеевым конфликтуете. Вот вам и ответ.
     - Ничуть не конфликтую. Я делаю свое дело и об этом говорю открыто. Ну, а если кому-то это не нравится, то вина не моя. Приспосабливаться ради сохранения  теплого местечка для Барабаша я не буду. 
     -Ну, ну. Только не лезьте на рожон. И всё же к ученому совету с москвичами подготовьтесь.

      Из своей лаборатории Бекер позвонил Гладушу. Шли долгие зуммеры, и он подумал, что старик не слышит или спит. «Еще один гудок, и кладу трубку», сказал он себе, и тут трубку сняли.
      -У телефона, - голос Гладуша был тихий и хриплый, будто простуженный. – Слушаю.
     Бекер уже пожалел, что позвонил. Похоже, что Гладуш болен.
     - Это Бекер, - сказал он. – Борис Федорович, извините за звонок.  Вы здоровы?
     - Здоров, - сказал Гладуш. - Здоров, как и полагается в восемьдесят два года. - Он надолго закашлялся. - Что у тебя? Какие-то новые неприятности? Ведь с приятностями мне уже давно никто не звонит. Так что у тебя?
     Бекер  усмехнулся.
     - Всё в норме, - сказал он. - В обычной хамской норме, я говорю о Барабаше. Но звоню я не по этому поводу. Дело в том, что к нам едет ревизор. Совсем как у Гоголя. Я шучу, Борис Федорович. К нам едет сам Гордеев. Со свитой. Пригласил их  Барабаш. И будет у нас объединенный ученый совет с их участием, на котором нам приказано раздеться догола. Так сказать, совершить научный стриптиз, раскрыть все наши наработки и планы. Чтобы их обольстить и соблазнить. И, как в былые времена, договориться о совместных работах на будущий год. Под их научным руководством, разумеется. И чтобы все хоздоговоры с заводами снова шли к ним. А к нам - через них. - Он помолчал. – Вот я и подумал – не могли бы вы приехать на этот совет? Чтобы поставить всё, если потребуется, на свои места. Я за вами приеду и потом отвезу домой.
      - Спасибо. Это не обязательно. Доберусь я и сам. Мне и самому интересно послушать.- Он засмеялся. - Думаешь, что тебя будут раздевать?
      - Будут пытаться. Но не выйдет. Не дамся.
      - Ну и ладненько. Сообщи, когда будет этот совет. Приеду обязательно.  Тебя на съедение им я не отдам. 
 
         14
 
В конце недели позвонил Лунц.
      - Привет, Валентин, -  сказал он. – Я уже в городе. Твоя проблема еще в силе?
      - Да, 
      - Тогда давай встретимся. – Он на миг умолк.- Понимаешь, днями мне придется снова уехать. Недельки на две. Так что не будем откладывать. И прямо завтра обсудим твои дела. Годится? Тогда приезжай в десять утра.
     - Отлично. Буду ровно в десять.
    - Хорошо. Только захвати документы. Какие? Ну, акт о приватизации квартиры. Есть такой? Хорошо. Твой паспорт с пропиской. Из старых бумаг что-нибудь сохранилось? Родительских? Чтобы подтвердить, что ты и твоя семья жили в этой квартире еще до твоей женитьбы.  Что-нибудь найдешь?
     Бекер  весело рассмеялся.  Михаил удивился.
    - Не понял. Чему ты смеешься?
    - Ох, Миша, - сказал Бекер.- Смеюсь, потому что мой дед был  очень предусмотрительным человеком. Понимаешь, среди его старых бумаг я как-то нашел его самый первый советский паспорт, со штампом прописки, конечно. То есть паспорт 1932 года, когда в СССР только была введена прописка. Понимаешь? Дед хорошо знал, с кем имеет дело. Квартира большая, самый центр города, могут попытаться уплотнить. Или даже вообще отнять. Чтобы отдать какому-нибудь своему человеку. Сам-то он жил в ней с 1914 года, то есть с года постройки этого дома, «Дома Саламандры». Я этот паспорт нашел и еще подумал - к чему мне он? Просто как музейная редкость?
     - Твой дел был молоток, - восхищенно сказал Лунц. - Да этому паспорту теперь цены нет! А кто жил в твоей квартире в годы немецкой оккупации?
     - Моя тётка с семьей, - сказал Бекер. - Из райцентра Лохвица. Об этом тоже есть документы. Дом тогда был в страшном запустении, лифт не работал, воды и света не было, топили буржуйками. Из-за этого, думаю, на квартиру никто не польстился.
     - Отлично. Принеси мне всё это и главное - паспорт деда. И завтра в десять будь у меня.
     - Договорились,- сказал Бекер. – Впрочем, есть еще одна деталь. Хочу тебя познакомить с моей новой подругой. Она из Питера, но сейчас гостит у меня. Живет в гостинице, конечно. Не возражаешь? 
     Лунц хохотнул. 
     - Хо-хо! Конечно, приезжайте вместе. Ты молодец. Рад за тебя.
 
     Было около девяти утра, когда Бекер и Ольга отъехали от гостиницы. С серого неба временами срывался мелкий дождь и Бекер включил дворники на  ветровом стекле.
     - Вначале заедем ко мне на Рымарскую, минут на десять, - сказал он. – Только захвачу кое-какие документы и двинем  к Мишке. Он о тебе уже знает. Пока я сбегаю наверх, ты подождешь меня в машине. Хорошо?
     - Хорошо. Но в каком качестве ты представил меня Лунцу? Любовницы?
     - Подруги.
     Ольга рассмеялась.
     - Это что, лучше?
     - Не знаю. Хотя и это совсем неплохо. Мишка тебя оценит. В отличие от меня, он всегда  был  настоящим знатоком женщин. Еще в институте.
     - Ой, смотри, Валик, сбегу к нему!
     - Буду смотреть. Сбежать не дам.  Даже и не надейся. 
     Она улыбнулась, обернулась, наклонилась к нему и поцеловала в щеку. 

     Стоя на лестничной площадке перед своей дверью, Бекер достал ключи и в недоумении прислушался. Странно. Он отпер дверь и вошел в прихожую. Теперь он ясно слышал - звуки шли из гостиной. Кто-то неумело, фальшивя, пытался играть на рояле «собачий вальс». Он мгновенно понял - это не Лариса. К роялю она никогда не подходила. Значит, кто-то другой.
     Он вошел и остановился в двери. Спиной к нему у рояля, сссутлившись, сидел полный  мужчина в вылинявшем тренировочном  костюме и шлепанцах на босу ногу. Рыжие волосы окаймляли обширную лысину. Пригнувшись к клавиатуре, он усердно тыкал пальцем в клавиши. В комнате был беспорядок, скатерть одной стороной сползла со стола и свисала до полу. На столе стояли квадратный штоф с остатками водки, две рюмки и желтел на тарелке нарезанный лимон. Тут же лежали распечатанная пачка сигарет, зажигалка и большая раковина-пепельница с вывалившимися  прямо на скатерть окурками. В воздухе висели запахи табачного дыма.   
     Бекер покашлял. Мужчина мгновенно испуганно обернулся. Он увидел  Бекера и на его лице медленно расплылась растерянная улыбка.
     Бекер его узнал. Это был Аркадий, бывший любовник Ларисы. За минувшие годы он сильно постарел, располнел и обрюзг. Господи, подумал Бекер. Во что он превратился. Развалина! Да и прежде был неряхой. Но Ларису он всё же чем-то тогда привлек. 
    - Привет, Валентин, - растерянно пробормотал Аркадий. - Извини, я тут, понимаешь, немного того…музицирую…- Он робко хихикнул. Смех у него был заискивающий и неприятный. -  Извини.
    Он захлопнул крышку рояля и торопливо вскочил. Один шлепанец при этом слетел с его ноги. Стоя на одной ноге он, не глядя, пытался  всунуть в шлепанец босую ногу с длинным  желтым  ногтем на большом пальце. Бекер всё еще не мог оправиться от шока.
    - Почему ты здесь? - спросил он. Это был глупый вопрос. Он произнес эти слова и тут же это понял. Было ясно, что Аркадий здесь не случайно. И, возможно, не впервые. - Пожалуйста, объясни?
     В комнату из кухни вошла Лариса. На ней был выцветший домашний халат и старые босоножки. Лицо ее выражало решимость.
     - Объяснять ничего не нужно, - грубо сказала она.- Тебя это не касается. Мы решили пожениться. Аркадий будет тут жить.
    Аркадий  улыбнулся. Улыбка у него была жалкой и подобострастной.
    - Понимаешь, Валентин, мы решили…- Он  хихикнул.-  Знаешь, ведь говорят,  что старая любовь не ржавеет…и  мы решили…
    Бекер напрягся. Сердце его колотилось. Он с трудом сдерживался, чтобы сохранять спокойствие. 
    - Не знаю, что вы решили, - сказал он. -  Но ты жить здесь не  будешь.
    - Будет, - каменным голосом проговорила Лариса. Она села и взяла сигарету.  Халат её распахнулся, открыв худые острые колени. Но она этого не замечала.- Будет жить на законных основаниях. Как мой муж.
    Она щелкнула зажигалкой, затянулась и выпустила дым вверх.
    - Я не позволю. И согласия на прописку не дам. 
    - А теперь это и не требуется. Хочешь с нами расстаться - продавай эту проклятую квартиру. Вот тогда и будем говорить. - Лариса усмехнулась.  -  А до тех пор мы будем жить здесь.
    Аркадий испуганно посмотрел на Ларису и кивнул.
    - Да, - послушно повторил он. - Здесь.
    Прошла минута. 
    - Значит так, - сказал Бекер. Он старался говорить спокойно. - Сейчас разбираться  с вами мне некогда. Но учти, что разговор не окончен.
   Он прошел в кабинет и плотно закрыл за собою дверь. У двери он остановился и попытался успокоиться. Ладно,  сказал он себе, пока пусть будет так. Ничего у вас не выйдет. Колотилось сердце  и  слегка дрожали пальцы. Из стенного сейфа он вынул документы и отобрал нужные. Потом нашел  паспорт деда и тоже положил к себе в кейс. Затем вышел в гостиную. Ларисы и Аркадия уже не было, и их голоса слышались из кухни.
     Бекер прошел в прихожую, минуту подумал и, вернувшись, приоткрыл дверь кухни. Лариса и Аркадий сидели за столом и завтракали. Пахло кофе.
    - Вот что, Лара, - сказал он.- Впредь никаких денег от меня получать ты не будешь. Пусть тебя содержит муж.
    Он  вышел на лестничную площадку и вызвал лифт.
 
         15
   
Он сел в машину и с силой  захлопнул дверцу. По его лицу и нервным  движениям Ольга поняла, что что-то произошло. Она с тревогой посмотрела на него. 
     - Что-то случилось?
     Он минуту помолчал, потом через силу улыбнулся.
     - Ничего особенного.- Он хмыкнул.- Если не считать, что моя бывшая жена собирается выходить замуж. За моего бывшего приятеля Аркадия. Которого когда-то я застал в её постели, очень некстати вернувшись домой. Собственно, с того дня у нас разлад и начался.
    Ольга удивленно подняла глаза.
    - Ты  этим  расстроен?
    - Нет, - сказал он. - Не этим. Противно, что этот жалкий тип уже освоился в моей квартире. И, понимаешь, чувствует себя в роли хозяина. Играет на моем рояле собачий вальс. Одним пальцем играет, сволочь.
     Она рассмеялась и положила ладонь на его руку.
    -  Только не горячись. Просто не дашь согласия на его прописку.
    -  А прописка теперь не требуется.
    -  Значит, найдутся другие пути. Ведь за этим мы едем к твоему Лунцу, не так ли? Кстати, ты сказал, что этот Аркадий был твоим приятелем. Это верно?
    - Не знаю. В молодости особо как-то не задумываешься. Была общая компания, девочки, вместе ходили на стадион или на пляж, встречали новый год…А потом все разбрелись, кто куда. Аркадия я встретил, будучи уже аспирантом. Он тогда заведовал продуктовым магазином и очень прилично жил по меркам того времени, имел деньги. И всё удивлялся, что я пошел в науку. Когда я ему об этом сказал, он искренно изумился и спросил: «Зачем тебе это нужно? Ведь там платят гроши». Я пытался ему объяснить, но он не понял. Хотя с того времени стал часто бывать у меня дома. Лариса ему очень нравилась, я это видел. Но ни о чем таком не мог и подумать.
    Он положил руки на руль и включил двигатель.
    - Едем. Нам нужно быть у Мишки к десяти.

    Лунц уже ждал. У него сидели люди, но он тут же их отпустил, вышел навстречу, пожал руку Бекеру и, церемонно поклонясь, поцеловал руку Ольге. Бекер уловил мимолетный оценивающий мужской взгляд,  который он бросил на Ольгу. Они сели в кресла. Лунц  нажал кнопку на столе.
     Мерилин Монро, улыбаясь, внесла кофе и конфеты. У неё была слегка покачивающаяся, танцующая походка, очень короткая мини-юбка и  ослепительной  красоты ноги. Бекер невольно проводил её глазами до двери. Он перехватил взгляд Ольги и смутился. Инстинкт самца, подумал он. Атавизм, еще из пещерных времен. Но у Мишуни губа не дура. 
    Лунц посмотрел на Ольгу.
    - Как вам наш Харьков после Санкт-Петербурга? Провинция?
    Ольга засмеялась.
    - Ну что вы. Хороший, вполне современный город.
    - Вы здесь впервые?
    - Да, - Ольга кивнула.- Здесь много интересного. В частности, «Дом Саламандры». - Она улыбнулась. - Особенно, со стороны Рымарской.
    - Да,- сказал Лунц. - Именно о нем сейчас мы и поговорим. – Он обратился к Бекеру. - Документы ты захватил? И паспорт деда? 
   -  Всё. Держи.
   -  Отлично. С Ларисой ты встречался?
   - Полчаса назад. - Бекер нахмурился. - В моей квартире. Там меня ждала малоприятная неожиданность. Ты Аркадия помнишь? Когда-то бывал в нашей компании. Рыжий.
    Лунц покачал головой.
    - Туманно что-то припоминаю. Какой-то рыжий вроде был. А что?
    - Считался моим приятелем. Не то, чтобы близким, но довольно часто захаживал к нам в гости. А потом я застал его в постели с Ларисой. С тех пор не виделись, лет десять. А сегодня он оказался в моей квартире. По словам Ларисы, они решили пожениться.
     - Вот как. Значит, у тебя появился квартирант. Но, насколько я понимаю, командует парадом Лариса?
     - Она. Заявила, что уйдет из этой проклятой квартиры только после её продажи. Какие-то покупатели у неё вроде бы уже есть.
     Лунц задумчиво поджал губы.
     - Что ж, это неплохо. А как ко всему этому относится твоя Аня?
     - Отрицательно. Она полностью на моей стороне. Между прочим, этого Аркадия она впервые увидела в тот памятный день, когда я застал его и Ларису в постели. И хорошо тот день запомнила. - Он хмыкнул.- Но об этой свежей истории с новым замужеством мамы еще не знает.
    Лунц посвистел.
     - Ти-ти ти! Всё это очень важно. И то, что Лариса настаивает на доле Ани, то есть на одной трети от всей суммы для неё, тоже хорошо. Даже очень. Ладно, не стану темнить. Вот мой план. Значит, так. Ты соглашаешься продать квартиру и разделить сумму поровну на троих, то есть перевести её на три счета – твой, Ларисы и Ани. Но при этом ты выдвигаешь одно, но основное условие – покупателя находишь ты сам. Иначе сделка вообще не состоится. Никакие другие покупатели тебя не устраивают. А без твоего согласия квартира продана быть не может. У юристов это называется «conditio sine quа non» – непременное условие. Это главное. И не смотри на меня так. – Он рассмеялся и посмотрел на Ольгу. - Вам скучно? Попробуйте эти конфеты. Это наши, харьковские, их очень хвалят. Так вот, продолжаю. Покупателя присылаю я. Ты, естественно, с ним не знаком. Он предлагает тебе хорошую сумму и ты на неё соглашаешься. После оформления продажи-покупки деньги поступают на все три счета. Лариса с её хахалем выезжают - лишь при этом условии её счет будет открыт, - а ты заключаешь арендный договор с новым владельцем квартиры на твое дальнейшее в ней проживание. Продолжаешь в ней жить и платишь за аренду. Тебе это нравится?
    Бекер молчал. Он понимал, что это лишь часть плана Лунца.
     - Не очень, - неуверенно сказал он. – Что-то пока я еще не понимаю…
    - И мне тоже это не нравится, - сказал Лунц и рассмеялся. – Тогда слушай дальше. Через два-три месяца владелец квартиры приходит к тебе с претензией и заявляет, что ты его подвел. Что квартира неудобная и малодоходная, уличный шум, сырость, плохо работает лифт, неудачные соседи по площадке…Да что угодно! И поэтому он желает получить свои деньги обратно. Правилами это разрешается. Ты, конечно, согласен, что делать! И возвращаешь ему деньги. То-бишь суммы, лежащие на твоем счету и счету Ани, это две трети от всей нужной суммы. Остается треть. Это и будет твой долг мне. Ведь ты хотел брать ипотечную ссуду? И потом долго её выплачивать под большой процент? Так вот. Эту сумму ты будешь выплачивать мне, притом под очень небольшие, почти символические проценты. Скажем, в течение пяти лет. Или десяти, как захочешь. - Он помолчал. - Ну и последнее. Ничем этим ты сам заниматься не будешь. Я дам тебе адвоката. Это мой человек. И всё у тебя будет о-кей. Тебе всё ясно? А теперь, если вы оба согласны, то едем  ко мне домой. Жена нас ждет. Это недалеко, тридцать километров. Там мой загородный дом. Пообедаем и поговорим.

            16

Загородный дом Лунца  стоял в глубине двора. Ворота им отворил охранник с собакой на подводке.
    К дому вела длинная аллея, обсаженная с обеих сторон серебристыми елями, в её конце был виден круглый павильон под шатровой крышей, за ним стеклянный купол оранжереи и еще дальше внутренние металлические ворота, ведущие, как видно,  на  хоздвор. Полукруглое крыльцо с широкими белыми ступенями с обеих сторон было ограждено изящно изогнутыми аннодированными перилами. Крыльцо перекрывал козырек в стиле ретро, с поддерживающими его двумя  металлическими столбами, увитыми чугунными амурами и виноградными лозами.
     У крыльца их встретила жена Лунца. Синий джинсовый костюм подчеркивал её небольшую спортивную фигуру. На миловидном лице с правильными строгими чертами таилась вежливая улыбка. Она протянула узкую жесткую ладонь и на  миг подняла внимательные глаза под  густыми ресницами.
    - Нина, - сказала она. Голос у неё был низкий и слега глуховатый. - Она улыбнулась и посмотрела на Ольгу. - О вас я знаю. После Петербурга, думаю, всё здесь кажется вам наивным и провинциальным. Знаете, ведь я сама из глуши, из Ханты-Мансийска. Когда я впервые сюда приехала, всё здесь казалось мне невероятно грандиозным. Вершиной цивилизации. Теперь, конечно, мне это смешно. Хотя там, у меня дома всё осталось почти по-прежнему. Больше меняешься сам, чем окружающее. Всё относительно. 
     Она из Ханты-Мансийска, подумал Бекер. Значит, Мишка привез её оттуда. Тогда, после армии, он исчез, испарился. Никто не знал, где он. Потом, правда, проявился – иногда присылал открытки. Но всегда без обратного адреса.
     - Нет, - сказала Ольга. - Мне город нравится. В нем есть что-то интеллигентное, как  в  Петербурге. Впрочем, я еще очень мало видела.
    Они  вошли в дом. Сидя в мягких креслах, они говорили обо всем сразу. Лунц почему-то ударился в сентиментальные воспоминания. Говорил о детстве и школе. Потом вспомнил свою мать. И операцию, которую ей тогда сделал отец  Валентина.
     Бекер слушал и изредка вставлял свои замечания. Но думал о своем. Иногда он поглядывал на Нину. Что-то было в ней неясное, затаенное. Как огонь под слоем пепла, подумал он. Если его разворошить, раздуть тлеющие угли, то тебя обдаст таким жаром, что того и гляди, сгоришь. Сейчас ему вдруг припомнилось. Когда-то у него была женщина, чем-то Нина на неё была похожа. Это был тот же женский тип. У неё было редкое имя Марианна, у неё были муж  и дочь,  и она была старше его на пять лет. Она была строга и внешне холодна. Их роман вспыхнул случайно и тянулся три месяца. Это было похоже на пожар. Она оказалось капризной и очень требовательной. Он от неё устал. Она хотела развестись с мужем и  уйти к нему. А он этого не хотел и боялся. С тех пор прошло много времени, он давно о ней забыл. Сейчас, глядя на Нину, он почему-то вдруг её вспомнил. Всё это было еще задолго до Клары. Он подумал о ней. Его вдруг бросило в жар. Клара! Как он мог о ней забыть?! Хотя бы позвонил, поговорил. Ведь она ничего не требует. Столько лет вместе, а он ведет себя  глупо, непорядочно.
     Горел камин и приятно пахло дымком березовых поленьев.  Было уже около двух часов дня. Лунц  поднялся.
     -Прошу всех наверх, в столовую. А потом мы с тобой, Валентин, кое-что еще обсудим. И в обратный путь. Сегодня в конце дня у меня еще две важные встречи.
   
      После обеда Нина повела Ольгу показать дом. Они постояли в библиотеке и биллиардной, потом спустились в зал с тренажерами, рядом ним была мини-сауна и гидромассажная ванна. Потом поднялись наверх. Там был домашний кинотеатр с плазменным телевизором и большим мультимедийным  проектором с современной системой озвучивания - «мультирум». Под потолком висели люстры  из роскошного мурманского стекла.
      Затем они снова вышли на территорию. Круглое сооружение в конце аллеи оказалось бассейном с подогреваемой голубой водой. За ним тянулась длинная оранжерея с экзотическими растениями. Они вошли туда. Было душно. Воздух в оранжерее был душный, насыщенный испарениями и запахами каких-то растений или цветов.
      - Я выросла на севере. Скудная природа, холод, долгие морозные ночи, - сказала Нина. – Никогда я не видела ничего подобного. А здесь у меня орхидеи всех видов. Около восьмидесяти разновидностей. Но это далеко еще не все, и я всё время пытаюсь доставать новые. - Она улыбнулась.- Это моё хобби. С ними  наедине я могу провести целый день.
      - Охотно верю, - проговорила Ольга.- Я тоже такого никогда не видела.
      Изобилие цветов, роскошные пальмы, спускающиеся с потолка лианы и резкие запахи  её утомили.
     - Это у вас с непривычки, - сказала Нина. Глаза её иронически блеснули. – Пока мужчины обсудят свои дела, мы с вами  погуляем.   

     - Вернемся к нашим баранам, - сказал Лунц. Он сидел в мягком кресле и курил сигару. - Первым делом тебе придется объясниться  с Ларисой. Объявить ей, что на продажу квартиры ты согласен, но покупателя найдешь сам. И сумму согласуешь с ним тоже сам. И только сам! Это твое условие. - Он задумчиво помолчал.- Ты сказал, что она собирается замуж за этого рыжего Аркадия? Чем сейчас он занимается? Это тоже тебе нужно узнать. Не исключено, что при необходимости будем действовать через него. Почему-то мне думается, что он зависит от Ларисы, а, значит, лишние денежки ему не помешают. Когда с ним встретишься, попробуй установить контакт. Я понимаю, что тебе это малоприятно, но преодолей себя. – Он помолчал и выпустил густой клуб дыма.-  Мой человек тебе позвонит, и вы договоритесь о встрече. Я уеду на пару недель. Думаю, за это время ничего важного не случится.
     Бекер кивнул. Он не знал, рассказывать ли Лунцу о своих сложностях в институте. Вряд ли его это может интересовать. У него хватает и своих забот. Нужно переключить направление разговора.
    - Знаешь, - сказал он. – Твоя Нина очень привлекательна. Хотя немного вроде бы  скрытна, замкнута, верно? Интраверт?
    Лунц помолчал.
   - Да, - сказал он. - Это так. Но её я не променяю ни на какую самую-самую красавицу. Она чудесный человек. Умница, и бесконечно мне предана. Ей двадцать девять, а мне сорок шесть. - Он на миг умолк, взгляд его застыл. – Я встретил её там, в Ханты-Мансийске, когда  мне было очень плохо. Не знаю, что было бы со мною, если бы не она. И  никакая другая женщина, поверь, меня не соблазнит.
   Бекер улыбнулся.
  - Даже такая, как твоя Люся? Мерилин Монро, второе издание. Поразительная красавица.
  - Даже она. Она тебя впечатлила? - он рассмеялся. - Знаешь, обычно я  приглашаю её в кабинет, когда у меня тормозятся или туго идут переговоры. Или попадаются слишком уж неуступчивые собеседники. В качестве якобы секретаря. Она не очень умна, но её присутствие образует невидимую сексуальную ауру. Какие-то флюиды в воздухе, вибрацию. А её походка, голос, манеры, уменье себя подать?! А? У мужиков пробуждается древний охотничий инстинкт и резко притупляется сообразительность. Иногда в разгар переговоров я специально уезжаю на полчасика, чтобы дать им возможность освоиться и, как им кажется, успеть очаровать мою Люсю. Приезжаю, а они большей частью уже готовы. Едят из рук. - Он усмехнулся. - Очень заметно глупеют. Кстати,  твоя Ольга тоже очень хороша. Что у тебя с нею?
   - Не знаю. - Бекер задумался. - Сам не могу себя понять. На старости лет влюбился. Неожиданно. Мне с нею очень хорошо, спокойно, надёжно. - Он покачал головой.- Но… ведь она в  Питере, а я - здесь. И дома, семьи  у меня нет. Просто есть крыша над головой и работа. И еще хорошая дочь. Что это за жизнь? Да еще неприятности. Ну и еще одно. Понимаешь, у меня есть Клара. С нею мы уже десять лет. И так просто это тоже не отбросишь. А с Ольгой мы совсем недавно. Но и  Клару я тоже люблю. - Он усмехнулся. -  Разве такое бывает?
    - Говорят, бывает. Впрочем, в подобных душевных тонкостях я плохой советчик. Придется тебе разобраться уже самому. – Он посмотрел на Бекера. – Вот ты сказал – неприятности. Это что, по  работе? Я могу чем-нибудь тебе  помочь?
   - Не уверен. Дело сугубо специальное. Не хотел тебя нагружать еще и этим. 
   - А ты нагрузи. Деньги?
   - И деньги тоже. В смысле хоздоговора. У меня они есть, но в институте с ними очень плохо. И многих это бесит и коробит. – Он усмехнулся. - Основное то, что в институте  я  как белая ворона. Мои научные  результаты существенно меняют устоявшиеся, привычные, подходы, которые до сих пор считаются классическими. Которыми и по сей день руководствуются предприятия некоторых военных отраслей. А это вчерашний день. На Западе  к пониманию этого пришли намного раньше, но кое в чем я опередил и их. Именно это вызывает страстное  желание меня осадить, поставить в общий ряд. Заставить «не высовываться». А я сопротивляюсь. Отсюда и перманентно текущий конфликт. 
   - Понял. А что теперь?
   - Ждут академиков из Москвы, которые, по идее моего директора, должны  меня осадить. Но я их не боюсь.
   - Это хорошо. - Лунц задумался и положил в пепельницу недокуренную сигару. - Всё же ты держи меня в курсе дела. Кое-какие неплохие связи у меня есть и там. При необходимости можно будет попробовать нажать. Но думаю, что всё дело в деньгах. А сейчас идем к нашим женщинам – и по коням.

          17   

К концу пятницы Бекер наконец-то выяснил причину серьезного разнобоя в  показаниях приборов на стенде и в расчетных данных, полученных с помощью компьютерной модели. Ларчик открывался просто. После тщательных поисков обнаружился вышедший из строя резистор, искажавший данные замеров на стенде. Его тут же заменили и провели повторную серию замеров. И всё вышло так, как ожидалось.
    Бекер был доволен. Он листал журнал наблюдений и облегченно посвистывал. Теоретические выводы не вступали в противоречие с опытными,  а опытные, напротив, работали на его теорию. Для убедительности он попросил своих ребят выполнить те же расчеты с помощью так называемых классических  методов и со всей объективностью сравнить результаты. Как и следовало ожидать, расхождения были значительными. И далеко не в пользу классических методов.
 
      Он посмотрел на часы. Почти пять. На мобильном телефоне он набрал телефон Ольги. Она была в курсе его тревог и ждала звонка.
    - Всё о-кей, малышка, - сказал он. - Я его таки поймал, этого маленького негодяя-диверсанта. Это был резистор. Такой маленький-маленький и тихий. Затаился и из своего уголка потихоньку нам вредил. Мы его обезвредили и заменили. И сразу всё пошло, как надо.
     - Слава Богу, - с облегчением сказала она.- А я всё думаю – неужели где-то в наших рассуждениях ошибка? Когда ты приедешь?
    - Скоро. И куда-нибудь вечерком сходим.
    - Я скучаю. Приезжай скорее. Ведь завтра я уже улетаю.
    -  Могла бы остаться еще хоть на один день.
    -  Не начинай. Я всё уже решила.
    -  Жаль. Ну, ладно. Пусть будет по-твоему.
 
     Он отключил свой телефон и в этот момент зазвонил служебный телефон на его столе. Он поднял трубку.
     - Валентин Георгиевич, - строго сказала Наталья, секретарь Барабаша. - Владимир Иванович ждет ваших тезисов для выступления на совете. Все уже сдали, кроме вас. Еще позавчера.
     Бекер минуту помолчал.
     - Вот что, - сказал он. - Никаких тезисов не будет. Выступлю, если понадобится. А что говорить, я  буду решать на  месте.
     - Так и  сказать Владимиру Ивановичу?
     - Так и скажите.
     - Хорошо..
    Она положила трубку. Бекер усмехнулся. Сейчас она доложит Барабашу о моем ответе. Воображаю его ярость.  Ну ничего, пусть побушует. Выпустит пар. Интересно, когда ждут гостей из Москвы? Он снял трубку и набрал номер Скляренко.
     - Слушаю.
     - Андрей Васильевич, уже известно, когда ожидается приезд Гордеева со свитой? И кто в этой свите?
     - Очевидно, в понедельник. Знаю, что кроме Гордеева  будет Поповский. Кто еще – не ведаю. Кстати, сейчас мне звонила Наталья. Жалуется, что тезисов вы  так и не сдали. 
     - Она звонила и мне. Я объяснил, что тезисов нет и не будет.
     - М-да.. Ждите бури. Барабаш это так не оставит.
     - А мне всё равно. Я из института уйду. Лишь доведу год до конца. Об этом я говорил и вам, и Барабашу.
     Скляренко громко засопел.
     -  Не знаю, - хмуро сказал он.- Не знаю, правильно ли вы делаете. Подумайте. Ведь всюду одно и то же.
     - Нет. Хотя отчасти, возможно, вы правы. Но здесь мне уже невтерпёж. Приходится продираться сквозь сплошные препятствия и придирки. Доказывать дуракам, - к вам, ей-богу, это не относится, - что делаешь нужное дело. Тошно.
     Скляренко усмехнулся.
     - Хорошо, - добродушно сказал он. - Только давайте не спешить. К этому разговору мы еще вернемся. И не по телефону.
     - И не завтра. У меня завтра сложный день. Очевидно, уже на следующей неделе.
     - Пусть так, - сказал Скляренко.- Только, прошу вас, не делайте резких движений. Время еще есть.

   Бекер опустил трубку. Да, Скляренко беспокоится. В душе он знает цену работам его отдела, но полностью зависит от Барабаша, от его настроения, милостей или гнева. И вынужден приспосабливаться. Хотя его безусловно беспокоит еще и другое - большие хоздоговора. Он отлично понимает, что с Бекером уйдут и они. И, возможно, уйдут лучшие сотрудники. И аспиранты.  Да и совет по защитам, как разъяснил Мартынюк, может развалиться. 
      Он снова взял телефон и набрал номер Ани. Все эти дни он звонил ей редко и испытывал из-за этого угрызения совести.
    - О, папа! – воскликнула она.- Как я рада! Как раз  собралась тебе звонить. Какие у вас с Олей планы сегодня на вечер?
    - Конкретно никаких,  -  удивленно сказал он. – А что?
    - А то, что я приглашаю вас на любительский студенческий концерт. В зале  кинотеатра «Смена». Наши преподаватели не в восторге, но молчат. На семь часов.   
    - Вот как. Спасибо. А кто будет играть? И что?
    Она рассмеялась.
    - В том-то вся и штука. Играю я. Во втором отделении.
    - Что? А я всё думаю, что ты еще играешь гаммы и этюды Черни. И что же ты нам исполнишь?
    Он снова рассмеялась.
    - Твое любимое. Фортепианный концерт Гершвина. Правда, только первую часть. С нашим оркестром, студенческим. 
     - Бог мой, -  растерянно сказал Бекер. - А мне-то кажется, что ты еще маленькая. Ну и ну. Старый  дурак. 
      - Старый, старый,- со смешком сказала она. - Но не такой уж дурак. Особенно, когда увидишь твою Олю.
      - Ехидина.
      - Вся в тебя. Так как, старичок, вас ждать? 
      - Жди. Оля завтра уже улетает в Минск.
      - Почему в Минск? Ведь она из Питера?
      - У неё сестра в Минске. Старшая. По отцу.
      - Поняла. Значит, вечером жду вас.

     В тесном фойе перед дверью в концертный зал толпились студенты, стоял сплошной шум голосов и громкий смех. Ани еще не было. В стороне у буфета тоже чернела толпа. Стоя группками, не переставая разговаривать и смеяться, что-то пили из бумажных стаканчиков и жевали бутерброды  парни и девушки.
     Бекер оставил Ольгу у окна, протиснулся к стойке буфета и взял рюмку коньяку и фужер с ананасовым соком. Неожиданно появилась Аня. Лицо её возбужденно пылало.
     - С трудом вас нашла. Идите за мною, - торопливо сказала она. – Я вас усажу. В первом ряду, для профессоров. Я зарезервировала два места.
     Она быстро пошла вперед. Ольга и Бекер следовали за нею. Он смотрел на дочь. Смуглая, тоненькая, стройная, в облегающем светло-голубом свитере, сейчас она напомнила ему Ларису давних лет.
     -  Какая красивая у тебя дочь, -  тихо сказала  Ольга. - Просто красавица.
     - Да, -  коротко ответил он. Он гордился её красотой, но в его радости был болезненный привкус горечи. Всё, что было в ней от Ларисы, сейчас ему было неприятно. Он понимал, что это чувство несправедливо, но в нем было что-то иррациональное, не зависящее от сознания.
     -  У неё очень хороший характер, - добавил он, как бы отвечая своим мыслям.   
     Он это сказал, и ему стало легче.
     Они вошли в зал и уселись на указанных им местах в первом ряду. Аня  тут же исчезла. Зал постепенно заполнялся. Стало душно. Заполнился и первый ряд. Рядом с Бекером и Ольгой сидели две седые дамы, они тихо переговаривались и обмахивались платочками. В центре еще пустой сцены стоял рояль, перед  ним  на  высоких  ножках два микрофона.
    Прошло около двадцати минут. На сцену вышел седоватый мужчина, он поднял руку, и гул в зале вмиг стих. Мужчина выждал минуту, улыбнулся и что-то негромко сказал. В зале послышался одобрительный смех и кое-где  аплодисменты. Было понятно, что здесь все свои  и  друг друга знают. 
    Концерт начался. Вначале выступали певцы. Бойкая рыжеватая девчушка с озорными ужимками спела куплеты Периколы из оперетты Жака Оффенбаха, толстый парень исполнил арию Германа, потом выступали скрипачи и пианисты, худой и высокий  человек что-то сыграл на трубе. Духота в зале сгустилась.
    Бекер слушал невнимательно. Он с нетерпением ждал второго отделения концерта. Наконец объявили антракт на пятнадцать минут. Снова начались  шум, хлопанье сидений кресел, женский смех  и перекличка молодых голосов.
    Бекер и Ольга решили в фойе не выходить. Сидящие рядом дамы оставили на своих креслах программки и ушли. Ольга взяла руку Бекера и посмотрела ему в лицо.
    - Ого,- сказала она. – Ты волнуешься! Твой пульс частит, как пулемёт. - Она улыбнулась. - Всё будет хорошо,  я уверена. У меня хорошая интуиция.
    Бекер кивнул.
    - Надеюсь, - сказал он.- Знаешь, всё никак не могу свыкнуться с мыслью, что она уже взрослая. Играет с оркестром концерт Гершвина! А? Просто фантастика! - Он посмотрел на часы. -  Ох, скорее б уже начинали.

     На сцену стали выходить оркестранты. Это были студенты разных факультетов и курсов консерватории. Каждый нёс свой инструмент и свой пюпитр. Выходя, они смотрели в зал и по-свойски подмигивали знакомым. Зал отзывался веселыми приветственными репликами и легкими смешками. Все оркестранты были одеты, кто во что горазд. Некоторые были в джинсовых костюмах,  кое-кто из парней  в пиджаках с галстуками.
     Установив пюпитры, они уселись и принялись деловито разворачивать ноты. Тут же два парня с гулом выкатили на авансцену рояль, подняли крышку и установили дирижерский подиум. Другие, протянув провода, поставили микрофоны на высоких ножках у рояля  и  между пюпитрами оркестрантов.
    Зал уже заполнился и нетерпеливо, как пчелиный улей, гудел. Первый ряд тоже был заполнен.   
    У Бекера от волнения колотилось сердце. Прошло еще несколько минут. Все оркестранты уже сидели на своих местах. Снова у рампы появился седоватый мужчина. Откуда он вышел, Бекер от волнения не заметил. Сразу стало тихо.
   - Гершвин, - негромко проговорил он, глядя в зал. - Концерт для фортепиано с оркестром. Первая часть. Аллегро. Исполняет студентка второго курса Анна Лисовская. Дирижирует доцент Лев Борисович Магнус.
    Ольга наклонилась к Бекеру.
     - Лисовская? Это её фамилия по мужу?
     - Да. А вот и они.
    На сцену быстрым шагом вышла Аня, за нею, слегка косолапя, шел Магнус, мужчина лет сорока пяти. Он был маленького роста, мятые черные брюки гармошкой лежали на его ботинках. На Ане был тот же облегающий светло-голубой свитер и светло-голубые джинсы. В зал она не смотрела. Лицо её было напряжено и губы сжаты. Она прошла к роялю, придвинула  поближе стул и села, сосредоточенно глядя на клавиатуру.
     Магнус поднялся на подиум. Он поднял палочку и внимательным взглядом окинул оркестрантов. Прошла минута. Аня выжидающе смотрела на Магнуса. Зал затих. Магнус выждал еще миг, едва заметно кивнул Ане и вдруг резко взмахнул палочкой. Концерт начался.
     Громко зазвучали литавры, и тут же за ними вступили другие ударные. Всё шло в ритмах чарльстона - готовилась первая тема рояля. Аня еще ниже пригнулась к клавиатуре и подняла над нею обе руки. Бекер замер. Сердце его стучало. Еще миг, и Аня  вступила. Синкопирующий ритм, ладовые переходы, неожиданные, будто импровизационные вставки…И  вдруг короткое  затишье, и за ним, тут же, вторая чарльстонная  тема – капризная, танцующая, грациозная и сверкающая, вся в вакханалии ритмов и контрастов…Но уже постепенно теряющая блеск и переходящая  в экстатический финал. Бекер уже немного успокоился. Ольга не отпускала его руки. Он расслабился. Всё было хорошо, гораздо лучше, чем он предполагал. Какие-то мелкие огрехи он услышал, два или три раза сфальшивил трубач, не таким острым, как он любил, прозвучало у Ани синкопирующее стакатто, но в целом всё было прекрасно.
    Играла его дочь, и он был счастлив.
    Он очнулся, когда в зале раздался рёв и гром аплодисментов. Даже сидящие рядом седые дамы, мягко улыбаясь, снисходительно аплодировали кончиками пальцев.
   
     В фойе к ним подбежала Аня. Лицо её пылало. Она бросилась к Бекеру, обняла его и поцеловала. Затем обернулась, засмеялась и чмокнула в щеку Ольгу. Глеб, улыбаясь, стоял за её спиной.
    - Ну, как? – спросила она, еще задыхаясь от волнения. – Я не очень врала? В одном месте я сбилась, но Магнус меня вытащил. Он железный старик. Вы заметили?
    - Нет, - сказал Бекер. От волнения он действительно ничего не заметил. Хотя этот концерт он знал досконально. – Я  горжусь тобой.   
    - Аня, вы играли замечательно, - сказала Ольга. – Я просто в восторге. Меня тоже учили, но дальше этюдов Черни и нудных инвенций и фуг Баха я так и не пошла. А вы умница. Можно, я вас поцелую?
    -  С удовольствием. И я вас. И  вообще, Оля, говорите мне «ты». К «вы» я еще не привыкла.
    -  Я хочу, чтобы ты тоже говорила мне «ты».
    - Принимается. А пока убегаю. – Она счастливо засмеялась и, как бы по секрету,  добавила:- У нас в кафе банкет! 
    
            18
   
В аэропорт они приехали к концу регистрации. У регистрационной стойки было  уже  пусто  и  дежурная  в  синей форме,  держа  в одной руке телефон, что-то  вписывала  в журнал регистрации. Они едва успели зарегистрироваться, как объявили посадку.
      У входа в накопитель они попрощались. Почти все пассажиры уже прошли, а они всё еще стояли и разговаривали. Девушка в синей униформе, придерживая остекленную  дверь, нетерпеливо ждала.
      - Проходите же, прошу вас, - сказала она с недовольной гримаской. - Пожалуйста, господа, пора. Вас ждут.
      - Минутку, - сказал Бекер. – Еще лишь одну минутку!
      Он поцеловал Ольгу. Они стояли, обнявшись, у неё были влажные глаза.
      -  И сразу позвони, - сказал он.
      - Конечно. Спасибо тебе за праздник. Я давно не была так счастлива, как в эти безмятежные полторы недели.
      -  Да, - задумчиво сказал он.- Что за жизнь теперь будет у меня без тебя?! Не представляю. Жалкое существование. Как у засыхающего  без  воды растения.
      -  Приезжай ко мне.
      -  Приеду. Обязательно.
     Он поцеловал её. Девушка в двери раздраженно повторила:
      - Проходите же, пожалуйста! Вы задерживаете! 

     Ольга  ушла, оглядываясь, и через миг исчезла за второй дверью накопителя, выходящей на летное поле.
     Бекер поднялся на второй этаж и остановился у витража. Гул турбин сюда доносился глухо. Вдали заходил на посадку самолет и туда торопливо бежал сдвоенный полуоткрытый автобус-вагончик. Впереди на фоне угрюмо-серого неба резко вырисовывался контур водонапорной башни и на горизонте в туманной дымке чернела стена леса. Немного в стороне огромный самолет, неуклюже и опасливо разворачиваясь, медленно выруливал в сторону взлетной полосы, а чуть дальше крохотная машина-буксир, как муравей мертвую бабочку, тянула с натугой покорную серую махину к  стоящим вдали ангарам. 
     Затем из здания аэровокзала на летное поле вытекла цепочка пассажиров и направилась к стоящему поблизости серо-голубому гиганту. Впереди быстро шагала девушка в синей униформе, у трапа ждали две стюардессы. Тележка, загруженная доверху багажом, обогнала пассажиров и остановилась под крылом самолета. Рабочие в черной спецодежде, спрыгнув на землю, уже сгружали и подавали наверх, в самолетное чрево, чемоданы, коробки  и  сумки. Ольга шла среди идущих,  Бекер видел её, затем она слилась с толпой и он потерял её из виду. Еще через несколько минут цепочка пассажиров иссякла, дверь самолета закрылась и трап с сидящим впереди маленьким человечком торопливо откатился в сторону.
      Бекер посмотрел на часы. Половина первого. По расписанию вылет в двенадцать тридцать. Пора был им уже взлететь, но турбины молчат. Как обычно, подумал он. Всегда указанное в расписании время отличается от реального.  Хотя потом они как-то нагоняют.
      Прошло еще минут пять. Самолет лениво и как-то нехотя  двинулся и стал неспешно выруливать на взлетную полосу. Затем на миг, будто в нерешительности, замер. Прошла еще одна долгая минута. Внезапно турбины взревели. Гул окреп,  усилился и стал громоподобным. Казалось, задрожало само небо. Махина медленно и как бы несмело тронулась с места и, всё набирая скорость, помчалась по полосе. Еще через минуту гигант оторвался от земли.
      Красные бортовые огни стали медленно тускнеть и затем растворились в сером небе.
      Бекер спустился вниз и неторопливо вышел на пустую площадь. День был серый и какой-то тусклый, неприветливый. Под стать его настроению. Низко над головой с грохотом пролетел самолет, он проводил его глазами. Было непонятно, взлетает он или идет на посадку. 
      Его розовый  «рено» стоял у обочины рядом с  павильоном «Соки-воды». Бекер вошел в полупустой павильон. Пить не хотелось, но ехать в институт тоже желания не было. Он сел за столик и заказал фужер вишневого сока. Сок был кисловат, он отодвинул недопитый фужер и задумался.
      Все эти десять дней у него был дом. Гостиница, притом, не бог весть какая. Но там его ждала Ольга. И поэтому всё было хорошо. А сейчас её нет и ему ничего не хочется. Всё опостылело - и Барабаш, и Лариса с Аркадием, и квартирные дела. Всё к  чёрту! Он снова глянул на часы. Скоро час дня.
    
     …Вчера  вечером, когда они из концерта вернулись в гостиницу, ему позвонил Скляренко. Было уже довольно поздно  и  Скляренко был раздражен.
      - Не могу к вам дозвониться, - сказал он.- Звоню, звоню, а мне отвечает - «абонент вне досягаемости». Где  вы пропадаете?
      - Извините, - сказал Бекер. - Были в концерте, играла дочка. Отключил там телефон, а включить забыл. Извините. Я  весь внимание.
      - Ладно, – голос Скляренко потеплел. - Бывает. Дело в том, что завтра в одиннадцать Барабаш  созывает совещание. По поводу подготовки к приезду москвичей. Просьба  быть.
      - Завтра я никак не могу. Провожаю жену в аэропорт. - Раздражение захлестнуло его. – Да и вообще - какого чёрта?! Завтра суббота, нерабочий день. А к посещению гостей я вполне готов.
      Скляренко помолчал.
      - Понимаю. Но Барабаша вы знаете. Будет рвать и метать.
      - Ну и пусть. Мне наплевать.
      Снова наступила пауза.
      - В общем, я вам сказал. Если успеете - приезжайте. А я попытаюсь ваши мотивы ему объяснить.

      …Сейчас он сидел в этом пустом павильоне с фужером прокисшего сока на грязном столе и слышал доносящийся с поля густой самолетный гул. Потом вынул телефон и набрал номер справочной аэропорта. Конечно, проще было подняться, войти в зал и посмотреть на табло. Но вставать не хотелось.
     Справочная ответила. Самолет Ольги уже летел, всё шло по расписанию. Поколебавшись, Бекер набрал номер приёмной института. Никто не снимал трубку. Как видно, совещание окончилось, подумал он. Тем лучше. Можно не ехать. В понедельник приезжают москвичи, всё закрутится и тогда станет ясно, что делать, что говорить и как поступать.
      А  пока нужно поехать на Рымарскую. За эти полторы недели он был там лишь два раза. Никого не застал, но в квартире был беспорядок, пахло табачным дымом, в прихожей валялись грязные шлепанцы Аркадия и в кухонной раковине  стояла немытая посуда. Вспоминать об этом было противно.
     Он купил в киоске газету с политическими новостями, которыми никогда всерьез не интересовался,  сел в машину  и  вырулил на шоссе.

         19 

Он вошел в прихожую и тут же из гостиной ему навстречу вышел Аркадий.  По-видимому, он думал увидеть Ларису. Увидев Бекера, он от неожиданности растерялся, покраснел и глупо улыбнулся. На нем был тот же обтягивающий вислый живот старый  тренировочный костюм с большой дыркой на локте  и  стоптанные шлепанцы.
     - Здравствуй, - пробормотал он  и  робко протянул Бекеру  руку.
     Бекер сделал вид, что не замечает. Не ответив, он прошел мимо, пересёк гостиную, вошел в кабинет и с силой захлопнул дверь. Колотилось сердце. Не снимая плаща, он опустился в кресло. Пора с этим кончать, подумал он. Не квартира, а хлев. И еще этот жалкий тип. Который  когда-то был его приятелем.
     Внезапно он ощутил к нему жалость. Скорее, это была не жалость, а презрение. Смешанное с брезгливым отвращением, как к неприятному насекомому, которое опасается быть раздавленным сапогом случайного прохожего. И старается  спастись. И всё же какая-то капля простой человеческой жалости к  Аркадию в этом чувстве тоже была. Бекер поднялся и открыл дверь. Аркадий стоял, держа в руке стопку. Вид у него был жалкий. На столе стояла полупустая бутылка водки. Он увидел Бекера, смутился и поспешно поставил стопку на стол. 
     - Валентин, - произнес он и заискивающе улыбнулся. - Я всё понимаю. Ты, конечно, прав. Я вторгся  в твой дом, понимаю.  Просто Лара меня пожалела. И никакая тут не любовь, ты и сам это прекрасно знаешь. Всё это болтовня. - Он помолчал.- Выгони меня к чёрту, Валентин! Я сам себе противен, поверь. - Он потянулся  к бутылке. – Вот мое спасение. Недолгое, правда. А-а, всё равно жизнь пропала.
     - Оставь водку, - сказал Бекер. -  И зайди  ко мне. Поговорим.
    
     Они слышали, как пришла Лариса и как она окликает и ищет Аркадия. Он равнодушно скривился.
     - А-а, пусть себе. Я ей не нужен, всё это лишь демонстрация независимости от тебя. А я бомж. Не в переносном, а в самом прямом, буквальном смысле. Нигде не живу. И нигде не работаю, если не считать случайных заработков. На пристани или в магазине грузчиком. - Он хитро усмехнулся. – Но, знаешь, люблю картишки.  И, как ни странно, обычно мне везёт. Хотя для хорошей игры нужны, конечно, деньги. А так…- Он поморщился и махнул рукой. - Всё по мелочам.
     - Но ведь ты имеешь образование. Как это случилось?
     Аркадий помолчал.
     - Институт ведь я так и не окончил. А потом сидел. Шесть лет. Жена не дождалась, развелась. Квартиру продала, а сама с деньгами и  дочкой смылась за рубеж. На историческую, так сказать, родину.
     -  Насчет женитьбы с Ларисой – это у вас как, всерьёз?
    Аркадий  засмеялся.
    - Да ты что! Зачем ей я?! Никто и ничто. Да еще импотент. Просто кто-то живой в доме. Вроде кошки. Ходит, мяучит, просит покормить.
     - Н-да. А что дальше?
     - Понятия не имею.- Он пожал плечами. – О твоей проблеме с этой квартирой  я  в курсе. Но вмешиваться не хочу. Да она и не спрашивает моего мнения.
     - А как ты встретился с Ларисой?
     -Случайно.- Аркадий усмехнулся. - На рынке, у  рыбного павильона. Сгружал ящики. Был крепко поддатый. А она меня узнала. И привела домой. – Он хмыкнул.- Воняло от меня, как из выгребной ямы. Она меня отмыла и переодела. Теперь я живу тут. Временно, думаю. 
     -  Думаю, да.
     -  Да. Слушай, мне бы выпить. Рюмочку. – Он понизил голос.- Знаешь, я тебя понимаю, ей-богу. Скверная баба, злая. - Он перешел на шепот.- И, знаешь, пьет. Не хуже меня. Ей-богу! 
         
     Дверь кабинета неожиданно отворилась. В комнату вошла Лариса. Она бросила короткий взгляд на Бекера  и обратилась к Аркадию.
     - Что ты здесь делаешь?
     Аркадий смущенно заёрзал.
     - Да вот болтаем…вспомнили былое…- Он подобострастно улыбнулся. - Сейчас, Лара, я  уже иду.
    Он поднялся и торопливо сделал шаг к двери.
     - Сядь, - сказал Бекер. - И ты, Лариса, тоже сядь. Нужно поговорить.
    Лариса присела на кончик стула и подняла на Бекера хмурые глаза.
     -  В чем  дело?
     - Значит, так,- сказал Бекер.- Я всё обдумал. Квартиру эту продать я  согласен.  Но только покупателю, которого найду сам. Это мое условие. И сам с ним договорюсь о сумме. Из  которой треть будет твоя, Лариса, как ты и хотела. Понятно? Хотя есть еще и второй вариант. Я готов дать тебе, Лариса, необходимую сумму для покупки квартиры. И ты выезжаешь отсюда.
     Лариса поджала губы.
     -Что-то ты задумал, Бекер, -  задумчиво сказала она.-  Только что, я пока не понимаю. Но я разберусь.
     - Вот и разбирайся. Но не тяни. Долго ждать я не намерен. Найду покупателя и поставлю тебя перед свершившимся фактом. Так что решай. Выбор у тебя есть. 
     - Подумаю.- Она с брезгливостью посмотрела на Аркадия. - Ты еще в форме? На ногах держишься? Тогда пошли. Там на  кухне картошка, начисть и поставь на плиту. А мне нужно уйти на пару часов.

      Они вышли из кабинета и закрыли дверь. Бекер посмотрел на часы. Скоро должна позвонить из Минска Ольга. Надеюсь, подумал он, что у неё всё благополучно. Сейчас она будет разговаривать с сестрой и на время меня  забудет.
      Ему стало грустно. Он сел к столу и раскрыл книгу, но ни читать, ни работать настроения не было. За  эти  дни он привык к  Ольге, к её присутствию в его жизни, её улыбке, заботах о нём. Сейчас он ощущал себя осиротевшим, неприкаянным.  Он находился в своей квартире, у себя дома, но дома у него не было. А то, что было сейчас, было временным  и  неприятным. Он слышал, как хлопнула входная дверь и ушла Лариса. Тогда он поднялся и вышел на кухню. Аркадий, стоя у плиты, чистил картошку. Очистки падали на пол, но он этого не замечал. Вся его фигура выражала безнадежность. Он услышал шаги Бекера и обернулся.
      - Послушай, -  сказал Бекер. Ему пришла в голову мысль. -  Оставь картошку. Я хочу кое-что тебе сказать.
      Аркадий положил нож, вытер руки о штаны и выжидающе уставился на Бекера.
      - Есть идея. Ведь ты слышал, что я говорил по поводу квартиры. Уговори Ларису на вариант без продажи. Деньги на покупку квартиры я ей дам. Возьму ссуду в банке. - Бекер помолчал. - А ты от меня получишь комиссионные. Знать о них она не будет.
      Аркадий  молчал и не отводил глаз от лица Бекера. Было заметно, что он  переваривает слова  Бекера.
      - А что, - сказал он после долгой паузы и ожесточенно почесал острый локоть, вылезший через дыру в гимнастерке. Глаза его загорелись.-  А что, это идея. Можно попытаться. А что ты мне дашь?
      - Купить квартиру не хватит, - усмехаясь, сказал Бекер. - Но я тебя не обижу.
     - Понял, - сказал Аркадий. – Что ж, ладно. Буду пробовать. Кстати, - он усмехнулся. - Думаю, что она сейчас поехала к своему адвокату. Поговорить о твоем плане. Она тебе не доверяет. Боится, что ты её оставишь с носом, без жилья и без денег.
     Бекер нахмурился.
      - Глупо. У меня и в мыслях ничего подобного нет. Единственное,  чего я хочу, это избавиться от неё. И самому остаться  в этой квартире.
      - У тебя кто-то есть? В смысле, женщина?
      - Есть. Сейчас я жду от нее звонка.
      - Счастливец. Тебе всегда везло.
      - Не очень. Лариса тому пример.
      - Да, но у тебя есть дочь. И она тебя любит. Предмет ревности Ларисы.
      - Верно. Дочь у меня хорошая. Но у неё своя  жизнь.
      Аркадий кивнул.
      - Да. А у меня никого нет. То есть, дочь тоже есть, но где она? - Он помолчал.- Слушай, а  давай-ка выпьем по маленькой. А?
      - Нет.
      -А я выпью. - Он открыл дверцу шкафчика, достал бутылку водки и хмыкнул. - Думаешь, деньги на это дает мне Лариса? Как бы не так! Сама-то она пьет коньяк. Даже хлещет. А я водочку. Покупаю на свои кровные. Выигрываю в двадцать одно. Хоть в этом мне пока везёт. - Он взял стакан и наполнил его до половины. – За твое здоровье. Когда-то я тебе здорово насолил. По дурости. Никогда, поверь, не хотел. Так вышло. Прости.
     - Забудем. О моем предложении ты помнить будешь?
     - Обижаешь. Дай мне номер твоего  мобильника.  Если что - позвоню.
     - Хорошо, запиши.
 
    Он вышел из кухни, и в этот момент зазвонил телефон. Бекер торопливо зашел в кабинет и плотно затворил дверь.
     - Алло!
     - Это я, Валик, - голос Ольги звучал громко и искаженно.– Звоню из аэропорта. Здесь льет дождь, прямо как из ведра. Как ты?
     - Плохо, - сказал Бекер. – Тебя нет и мне плохо. Не знаю, куда себя деть. Всё валится из рук. А завтра воскресенье. Бесполезный  день. Тебя встретили?
     - Да. Привет тебе от моей сестры. Я ей всё о нас рассказала. Она бывала в Харькове  и даже знает институт, в котором ты учился. Валик, ты мне звони, я уже скучаю.
   
     Он  нехотя положил трубку. Короткий пустой разговор ни о чем, но настроение улучшилось. Как будто что-то изменилось. И даже день посветлел. Хотя всё оставалось по-прежнему. 
      Он набрал номер Ани. Со вчерашнего дня он ей еще не звонил. Но временами какие-то обрывки мелодий концерта Гершвина всё еще бродили в  его голове. 
      - Привет, папчик, -  сказала Аня. - Ну как, сейчас уже можешь трезво оценить вчерашнее? Без слезливых родительских восторгов?
      - Могу, - ответил он. - Вполне могу. И до сих пор испытываю чувство радости и белой зависти. Хотя, конечно, мелкие огрехи были. Но они не главное. Играла ты хорошо, темпераментно, с внутренним чувством негритянского джаза. Я это ощущал. Играя, ты улыбалась. Значит, ты ощущала Гершвина, танец, душу чарльстона, а это дано не всем. – Он на миг умолк.- Но для меня главное то, что играла этот концерт именно ты. С настоящим оркестром. Ведь обычно я сам играю его по слуху, кое-как, а теперь сыграла его ты, как профессионал. И для меня это даже важнее, чем  если бы играл его я сам.
     - Спасибо, пап. Мои друзья не так добры, как ты. Дружеский террариум. Вчера в кафе они меня разделали под орех. Так, что полночи я не спала. Каждый из них знал, как надо было играть, а я, выясняется, не знала. И вообще непонятно, как попала на сцену. Вот так. В общем, обычная в нашей среде вроде бы дружеская критика.
     -  Старайся  не думать. Между прочим, такое не только в вашей среде. У нас не лучше. Хотя по общему уровню культуры мы в сравнении с вами жалкие инфузории. Но и у нас свои жаркие страсти, интриги и переживания. В понедельник  я  в такой бульон с инфузориями окунусь. С  головой. Вернее, окунут меня. Но я  выплыву.
     - Только не обожгись. Инфузории злопамятные. Твоя Оля  уехала?
     - Сейчас звонила уже из Минска. Аннуля, нам нужно встретиться. Я говорил с Михаилом. У него есть интересные идеи. Ты о них должна знать.
     - Созвонимся, пап. Сегодня мы с Глебом уезжаем в Полтаву к его родителям, до понедельника.
     - На машине?
     - Нет, экспрессом. Полтора часа в пути. Кофе, телевизор. Как в лучших домах Филадельфии.
     Он засмеялся.
     - Счастливого пути. Глебу привет.
   
          20

Было одиннадцать утра, но Гордеев, Поповский и приехавший с ними доктор наук Черемыш всё еще не выходили из кабинета Барабаша. Уже дважды Наталья вносила им чай с бутербродами, но оттуда никто не появлялся. И даже вышедший на несколько минут Скляренко загадочно улыбался и на вопросы не отвечал.
    О ведущихся переговорах было известно всем, но никто не знал, о чем идет речь. Догадывался лишь Гена Парщик. И, конечно, понимал Бекер. Уже с утра он собрал у себя в кабинете ведущих специалистов своего отдела  и сейчас давал им необходимые установки.
    То, что в числе приехавших был Черемыш,  его удивило. Позже, подумав, он сообразил, в чем был смысл включения его в состав делегации.
   Черемыша он знал давно, еще со студенческих  лет. Как и Бекер, он был выпускником того же ХММИ. Друзьями они никогда не были, но вместе участвовали в лыжных походах, а иногда и в институтской самодеятельности. Участие Бекера обычно ограничивалось аккомпанированием кому-то на рояле, а Черемыш обладал довольно приятным баритоном и с успехом исполнял украинские песни. Он был очень красив – настоящий украинский парубок с залихватским смоляным чубом и ироничным взглядом черных глаз в длинных, как у девушки, ресницах. Потом Черемыш женился и уехал – говорили, будто в Москву. С тех пор Бекер о нем ничего не знал и вспомнил лишь сейчас, когда  услышал о его приезде.
     Смысл включения Черемыша в состав делегации ЦНИИ, подумал Бекер, скорее всего, состоит в том, что сам он отсюда, местный, харьковчанин. Значит,  многих может еще помнить или знать. И, возможно, Гордеев знает, что учился он вместе с Бекером. Не исключено, что именно это могло послужить мотивом для включения его в состав делегации. Пока не ясно, чем он занимается, каковы его научные интересы. Что ж, подождем. Скоро всё прояснится. 
    
     Бекер оглядел сидящих у его стола сотрудников.
     - Ситуация у нас такая, - сказал он. - Гордеев, как сами понимаете, приехал не ради прекрасных глаз Барабаша. По всей вероятности ему обещано полное сотрудничество, причем, под их руководством. Как в милые сердцу Барабаша незабвенные времена. И, думаю, участие в наших договорах. А то и перехват их. В общем эдакий патернализм, опека над нами, младшими, несмышленышами, как было когда-то, в советские времена. То есть, дескать, дружба дружбой, а табачок врозь. - Он помолчал.- На последней оперативке Барабаш говорил об этом прямым текстом. Значит, полагаю, от нас они захотят получить всё, нами наработанное. Чтобы потом выдавать за общее. Картина ясна? Отсюда вывод. Ничего не передавать! На вопросы о компьютерных программах отвечать, что последняя версия программы «Контакт-5», по которой мы сейчас работаем, не завершена, а новые блоки еще в отладке. Вообще-то так оно и есть. – Он помолчал.- Ну, а показать можно всё, но кратко, без детальных объяснений. Конечно, наши отчёты, что лежат в архиве, им доступны. Но сверх этого - ни единого слова! На всё отвечать односложно: «да», «нет», «еще в работе», «вероятно», «предположительно» и так далее  -  весь арсенал уклончивых слов и фраз. В трудных случаях ссылайтесь на меня. Или на наши публикации. Всё ясно? Тогда по коням. И работаем. Когда они явятся, не знаю. И приготовьте стулья для всех.   

    В двенадцать позвонила Наталья. У неё был взволнованный, возбужденный голос.
    - Валентин Георгиевич, у вас всё готово? Комиссия направилась к вам.
    Бекер зло огрызнулся.
    -  Что еще за комиссия?! Ревизия нашей деятельности?
    - Извините, я не так выразилась. Гости. Хотят познакомиться с вашими работами. Директор и Скляренко с ними.
    Бекер положил трубку.
    - Готовность номер один, - сказал он со смешком. – Сейчас явятся. Вся  честнАя  компания. Будьте начеку. 
      
    Прошло еще пять минут. В коридоре послышались громкие голоса. Дверь распахнулась. Первыми появились Гордеев и Поповский, за ними вошли Барабаш и Скляренко. Замыкал процессию Черемыш. Он быстро оглядел комнату, на миг встретился взглядом с Бекером  и едва заметно ему подмигнул, как старому товарищу.
    Бекер вышел навстречу входящим. После рукопожатий все расселись и сотрудники заняли рабочие места.  Гордеев добродушно улыбнулся.
    - Рад вас видеть в боевой форме. – Он окинул взглядом комнату, сидящих  за компьютерами сотрудников и посмотрел Бекеру в глаза. - Ваш доклад на конференции нам понравился, - сказал он. - Но хотелось бы ознакомиться и с другими вашими работами. Конечно, и со стендом, о котором тогда столько говорилось. - Он огляделся. За остекленной перегородкой горел яркий свет и неслышно перемещались сотрудники. Оттуда доносилось низкое гудение трансформатора. - Вижу, что времени вы не теряете. Если разрешите, задам вам пару вопросов.
    - Пожалуйста.
    Бекер внутренне напрягся. Сейчас начнется самое главное. Мельком он глянул на Барабаша. Лицо того было потным и багровым от волнения. В лаборатории Бекера он давно не был, и сейчас впервые видел остекленную перегородку, разделяющую помещение на две части. В той части, где находился стенд, он вообще никогда не был.
     Сидящий рядом с Барабашем Поповский внимательно следил за мониторами. Черемыш с любопытством осматривался. Лицо Скляренко ничего не выражало. Он здесь бывал часто,  и  всё ему было хорошо знакомо.
     - Вопрос первый, - проговорил Гордеев. Он полуобернулся и рукой показал на три компьютерных стола с включенными мониторами. – Чем одновременно у вас заняты эти компьютеры?
     Бекер кивнул.
     -Отвечаю. Но начну с самого стенда. На нём сейчас установлен опытный образец изделия, которое предоставил нам заказчик для проверки и отработки его параметров. Сейчас идут его испытания. Данные замеров снимаются с приборов и поступают сюда. Все виды возможных внешних воздействий включаются и отключаются автоматически. Теперь вернусь сюда. На первом  компьютере образец рассчитывается с помощью наших теоретических положений. На втором – выполняются те же расчеты, но уже путем обсчета на компьютерной модели. Ну и на третьем ведется непрерывный сравнительный анализ теоретических, компьютерно-модельных  и опытных стендовых данных. Это дает нам возможность уточнять и корректировать теоретические выводы и расчетные методики. – Он на минуту умолк и всмотрелся в лица сидящих.  Было видно, что многое для них было в новинку. Особенно, одновременная параллельная обработка данных на трех компьютерах. – Еще вопросы есть?
     - Да, - сказал Гордеев. – Вопрос второй. На  кого вы работаете? В смысле, кто использует ваши результаты? Надеюсь, не только ради чистого научного интереса?
     - Конечно. У нас крупные хоздоговора с некоторыми военными предприятиями. - Он усмехнулся. - Ну, конечно, и для души. Ради научного интереса.
    Гордеев одобрительно кивнул.
    - Понятно. Вопрос третий. Как я понял, образцы приборов вы получаете от предприятий. Верно? А их разработка происходит с вашим участием или без такового?
    Бекер усмехнулся.
    - Лишь отчасти с нашим участием. Ведь конструкторского  подразделения у нас нет. Но есть очень опытные специалисты, которые когда-то работали еще над номерными  изделиями. Это профессора Щеглов и Семин. Вот они часто дают важные рекомендации по совершенствованию опытных образцов. А все расчеты делаем мы. Иногда даже вносим предложения по конструктивным изменениям или улучшению. А потом опытное изделие  испытываем  вторично. Вот как сейчас.
     Он кивнул в сторону стенда.
     Гордеев задумчиво помолчал.
    -  Понятно. Стенд посмотреть можно?
    -  Прошу. Будьте внимательны. Не зацепитесь, по полу идут кабели.   
    
      В стендовом зале было тесно, и подойти близко к самому стенду всем не удалось. Приблизился  лишь Гордеев. Было видно, что ему всё здесь интересно и что он хорошо понимает, какие исследования и для чего они ведутся. Он стоял и молча рассматривал. Потом задал вопрос. Бекер вопрос оценил. Это был вопрос человека, знающего суть решаемой задачи. За ним задал второй вопрос и за ним  третий. Бекер отвечал, а он выслушивал ответы и молча кивал. Прошло полчаса. 
    - Спасибо, - одобрительно сказал Гордеев. – Ну что ж. Было очень интересно.
     Поповский тоже одобрительно кивнул. Барабаш стоял в конце и осматривался. Сейчас он вдруг осознал, что работ Бекера не знает и ничего в них не понимает. Как, впрочем, любой научной деятельности. Когда-то ему помогли, он состряпал и защитил диссертацию. Но о ней он давно забыл, и сейчас с трудом мог вспомнить, о чем в ней шла речь. В то время это было нужно и работало на карьеру. Никто и гадать не мог, что всё рухнет. Многие потом пошли на дно. Но он не утонул. Уцепился, уцелел и выплыл. За эти годы он усвоил готовые обтекаемые фразы на все случаи жизни. На ученых советах или обсуждениях он мог вовремя подать нужную реплику. Или задать вопрос, который свидетельствовал о якобы глубоком понимании им научного существа дела, хотя ответ его не интересовал, а часто он его не ждал и не понимал. Но в душе он испытывал злобу и неуверенность. Ведь он родился администратором, настоящим партийным руководителем. А сейчас всё это ушло. И его истинные способности не нужны. Поэтому так важно уцепиться хотя бы за это место. И ради этого делать вид, будто всё здесь ему хорошо понятно и давно известно. Он видел любопытство и заинтересованность на лицах Гордеева и Поповского. Похоже, что его план сработал. Они, безусловно, заинтересовались. Значит, он им нужен. Они ему помогут. 
     Гордеев обернулся к Барабашу.
     - Что ж, - сказал он.- Работы отличные.
     Он посмотрел на Бекера.
     - Кое в чем, скажу прямо, вы нас обскакали. Компьютерные программы вы сможете нам передать?
    - Да, - поспешно проговорил Барабаш. Он давно ждал момента, когда Гордеев попросит передать ему материалы Бекера. Он грозно глянул на Бекера. Бекер усмехнулся.
     - Нет, - спокойно проговорил он. - Не передадим. Кроме тех, которые уже опубликованы. А та, по которой мы сейчас работаем, это пятая версия, она еще не полностью закончена. Имеются некоторые трудности при отладке новых  программных  блоков.
   Барабаш  побагровел.
    - Передадим, – грозно сказал он. – Это обещаю вам я. От коллег секретов у нас быть не может. А трудности будем преодолевать  вместе.
   Бекер хмыкнул. Реакция  Гордеева на его работы была ему приятна.
    - Разве что передадите вместе со мною, - сказал он, усмехаясь.- Ведь всё это пока еще у меня в голове. И в пробных программах. Думаю, работ хватит  еще на полгода.
   Барабаш по-рачьи выпучил глаза.
    - Не знаю, - злобно произнес он. – Что-то слишком уж долго.
   Гордеев снисходительно улыбнулся.
   - Ничего, мы подождем. Ну, а если передадут вместе с вами, то что ж, так и быть, возьмем. Если, конечно, Владимир Иванович расщедрится и отдаст. - Он  добродушно рассмеялся. Было видно, что у него хорошее настроение. - Ладно, пошутили и хватит. Ведь у вас есть еще и другие лаборатории? Посмотрим  и  их, а  потом всё обсудим.
   
     Последним из комнаты вышел Черемыш. В двери он обернулся и хитро подмигнул Бекеру.

            21
 
Заседание ученого совета, которое началось в час дня, длилось уже два часа.  Приглашены были все научные сотрудники института, включая младших научных и даже аспирантов. И поэтому происходило всё не в кабинете Барабаша, как обычно, а в пустом и холодном  актовом зале.
     Зал этот обычно пустовал и зимой не отапливался. Но сегодня ради приезда москвичей радиаторы отопления были горячими. Покоробившиеся от сырости и вылинявщие древние плакаты технических достижений института  были убраны и заменены новыми.
     Утром Бекер заехал за Гладушем, который был членом совета и выразил желание присутствовать.
     На подиуме за длинным столом, укрытым свисающей до пола зеленой  скатертью, сидели Барабаш и московские гости, а перед ними в первом ряду разместились все доктора наук и среди них членкор Борис Федорович Гладуш. 
      Бекер сидел во втором ряду рядом со своими сотрудниками. Заседание открыл Барабаш. После его краткой вступительной речи, в которой он снова повторил свои идеи важности объединения научных усилий обоих институтов, взял слово Гордеев. Он был краток. Объединять усилия надо, сказал он, это веление времени. Но только на главных, перспективных направлениях. Хотя их не так уж много. Он не уточнил, что имеет в виду, но Бекер догадался.      Догадался и Барабаш. Это его насторожило. Что-то ему не понравилось в словах Гордеева и в его одобрительной реакции на увиденное вчера в лаборатории Бекера.  Но что именно, понять Барабаш еще не мог. В душе он надеялся, что при посещении лаборатории Бекера между ним и Гордеевым вспыхнет конфликт, что недовольство Гордеева выступлением Бекера на московской конференции получит продолжение и это даст возможность ему, Барабашу, сделать оргвыводы и найти правильный подход к работам  Бекера. Осадить его. Вплоть до угрозы увольнения. И Гордеев будет доволен. И поддержит его, Барабаша. Но ничего такого не произошло. Даже наоборот. И теперь  Барабаш находился в легкой растерянности.
     Бекер тоже ощутил новое и не очень еще ему понятное отношение к нему со стороны Гордеева. Он приписывал это уважительному отношению ученого-специалиста к серьезным работам, которые тот увидел в его лаборатории и правильно оценил.

     …Заседание ученого совета продолжалось, но Бекер уже не слушал. Час назад, во  время короткого перерыва к нему подошел Черемыш.
     - Привет, Валентин, - сказал он, приветливо улыбаясь. - Давненько не видались, верно?
     - Лет шесть-семь. Или даже больше. – Он внимательно посмотрел на Черемыша. - А ты ничего. Правда, располнел.
     - И облысел. Где мой козацкий чуб?! А у тебя, гляжу, прическа в порядке. Только немного поседел. Стал чернобурым.
    Бекер засмеялся.   
    - Пора уже седеть, пятый десяток. А ты, знаю, защитился. Поздравляю.
    - А-а, мог бы и раньше. Затянул. Ты когда докторскую защитил?
    - В октябре было десять лет.
    - Ну вот. А я  только год назад. - Он досадливо вздохнул.- Знаешь, слушал тебя на конференции. Очень, очень любопытно. Наши, скажу тебе, не ждали. Думали, провинция, захолустье, куда уж им до нас, до Москвы. Тогда ты Гордеева уязвил в самое сердце. Да и вчера, скажу прямо, удивил. Вечером  в гостинице всё вспоминал о твоих работах. Раза два-три. Очень хвалил. 
    -  Приятно слышать. От Гордеева в особенности. Я и не ожидал. 
   Черемыш сощурился. Помолчав, с невинным  видом  добавил: 
    - Нет, не скажи. Очень умный мужик. Вчера как бы вскользь заметил, что работай бы ты в нашем ЦНИИ, имел бы совсем другие условия. И что здесь ты вряд ли  реализуешь свой научный потенциал. А? Каково? - Он умолк и хитро глянул на Бекера. - Такое от старика редко услышишь. Обдумай. Это шанс, гляди, не упусти.
    Бекер  усмехнулся. Так вот в чем смысл приезда Черемыша! Теперь понятно. Значит, его работы Гордеев оценил еще тогда, в Москве. И теперь пытается собрать в своем институте нужных  специалистов.   
    - Заманчиво, - сказал он. - Но не просто.
   Черемыш  засмеялся.
    -  Да уж. Ясно, что не просто. Но ты всё же подумай.

   
     Было уже четыре часа дня. Самолет на Москву вылетал в половине седьмого, и для официального оформления протокола времени оставалось мало.
      Барабаш поспешно свернул работу ученого совета. Продолжение было перенесено в его кабинет. Теперь туда были приглашены только заведующие подразделениями института и доктора наук. Гладуш сел рядом с Бекером.
     - Потом покажешь мне твое хозяйство, - сказал он. – Давненько я тут не был. – Он усмехнулся. - Гордеева я знаю очень хорошо. Хитрый лис! Думаю, что у него имеется какой-то план. Что-то он приметил. Для себя. Как бы это не твои работы, Валентин, а? Других  серьезных работ у вас в институте я что-то не помню.
     - Похоже, что так. - Бекер кивнул. После разговора с Черемышем он еще ощущал волнение. - Только что мне был сделан довольно толстый намёк. В смысле перехода в институт к Гордееву. Что там будут у меня совсем  иные условия для работы.
     Гладуш насупился.
    - Так я и думал. Завлекают, черти. А тут еще этот дурень Барабаш строит козни.
    -  Я это еще не переварил. А от Барабаша уйду, это решено.
    Гладуш по-отечески положил руку на руку Бекера.
    - Не спеши, Валентин. Давай послушаем, что они решили. Не думаю, что Гордеев такой дурак, чтобы в открытую начать тебя переманивать. Скорее, думаю, пока пойдет речь о совместных работах. Вот тут ты и будь начеку. Если по твоему направлению работы задумают совместные, то научный руководитель – ты. И деньгами делиться с ними не торопись. И никак не иначе. Ты ведущий, а они ведомые.  Всё прочее  выяснишь позже. Разберешься. – Он замолчал и приложил руку к уху.  Барабаш, стоя, что-то  зачитывал. – Плохо я слышу. О чем речь?
    Бекер вслушался.
   - Протокол о намерениях. - Он выждал минуту. - Общие слова. Ага, еще и вот что…По некоторым темам нужно создать общие рабочие программы исследований. С рассмотрением их на обоих ученых советах   - у нас, и у них.
   Гладуш усмехнулся.
   - А  я тебе о чём? Так что не торопись, выжди. Как у нас говорят, вместе и батьку бить хорошо. Авось что-то и выйдет. Слушай, а давай-ка выйдем. Хочу посмотреть твой стенд. И поеду домой, уже темнеет.
   - Я вас отвезу.
   - Нет, найду такси. А тебе нужно быть тут. Мало ли что.
   
    В лаборатории Бекера  Гладуш пробыл недолго. Он очень устал и глаза его слипались.
    Бекер усадил его в машину и вернулся в  кабинет. Совет уже окончился, люди толпились в коридоре и приемной. Скляренко увидел Бекера.
    - А я вас ищу. Гордеев хочет с вами повидаться. Он еще в кабинете у Барабаша.
    Они вошли в кабинет. Гордеев, Поповский и Черемыш стояли у стола Барабаша, оживленно разговаривали и смеялись. У всех в руках были бокалы с коньяком. На столе стоял штоф, в вазе виноград и яблоки.
    - А  вот и он, -  весело сказал Гордеев, увидев  входящих. – Присоединяйтесь. Нам уже пора в аэропорт, так давайте на посошок, на прощанье. - Он прищурился и глянул Бекеру в глаза. - Так как? Ждать вас в Москве с программой работ на будущий год? Согласны? Приедете? 
    Барабаш глянул исподлобья и тоже выдавил кривую улыбку.
    - Приедет, - по-хозяйски уверенно сказал он. - Обязательно приедет! А программу мы  подготовим. Поможем товарищу Бекеру.
     Гордеев и Поповский иронически быстро переглянулись. Черемыш сосредоточенно разглядывал картину на стене. Лицо Скляренко, ничего, как обычно, не выражало. Бекер  качнул головой.
   - Программу мы, конечно, подготовим, - сказал он. – Но помощь мне не нужна. - Он помолчал. - Главное, чтобы только не мешали. 
   Повисла многозначительная пауза.
   - Ну, всё, - нарушил молчание Гордеев. - В путь. Было интересно, скажу прямо. И полезно. Приезжайте к нам.
   В двери Скляренко тихо  сказал Бекеру:
   - Работайте спокойно. Комиссия  Парщика отменяется.

          22

В ресторане Бекер заказал себе горячий ужин и водку. Лишь сейчас он ощутил голод. С самого утра он ничего не ел и вообще забыл о еде. В зале стоял тихий гул голосов и негромко звучала музыка. Пахло жареным мясом, бесшумно перемещались официанты, толкающие перед собой столики, уставленные блюдами и бутылками.
     Он сел у окна. Здесь было тише, но дуло из окна. Он поднялся и задернул штору. Было лишь семь вечера, но уже стемнело и на площадке перед входом в  ресторан в сыром воздухе бледно светились матовые шары уличных фонарей. Вдали в вечернем тумане бесшумно скользили лучи фар невидимых автомобилей.
      - Пожалуйста, - сказал он официанту. - Никого ко мне не подсаживайте.
      Официант кивнул и удалился. Бекер задумался. Прошел всего один день, но многое изменилось. Предложение от Гордеева. Пока, правда, в виде намеков, недоговорок. Он усмехнулся. Никогда не подумал бы, что такое возможно. Значит, его работы оценены. Это было победой. Когда-то такое предложение могло быть лишь мечтой. Теперь же всё было иначе. Восторга он не испытал. Не потому, что переезд в Москву требовал жить в чужой стране. Несмотря на все политические перемены, ощущать Россию чужой страной он не мог. Вся его жизнь прошла в единстве с этой страной. Там жили и работали ведущие ученые, там издавались главные журналы и книги, оттуда приезжали оппоненты на его защиту докторской диссертации. Ко всему,  родным  его языком был русский.      Но не это мешало ему ощутить радость. В неприятии предложения Гордеева крылось что-то еще. Что? По постоянной привычке он попытался разобраться в себе, в своих ощущениях. Всё, казалось, было хорошо, всё у него шло успешно. Так, как он хотел. И в то же время что-то мешало и омрачало ощущение успеха. Какое-то не совсем понятное ему самому недоверие, внутреннее предубеждение  по отношению к людям, сделавшим предложение. Ощущение исходящей от них невидимой унизительной снисходительности, скрытого барственного  покровительства. Чёрт побери! Какая-то чепуха. Он рассердился на себя. Прекрати это самокопание, вечные интеллигентские рефлексии, сказал он себе. Не можешь сформулировать, что тебе мешает, так просто ешь и пей.
    Появился официант, поставил тарелки и наполнил его рюмку.
    Он с удовольствием выпил и принялся за еду. И снова невольно вернулся к поискам причин своих необъяснимых и неприятных ощущений. Женский голос вывел его из задумчивости. Он поднял глаза. Женщина улыбалась. 
    -У вас свободно? – спросила она.
    Он  посмотрел на неё. На вид ей было лет тридцать пять. У неё было красивое лицо и капризный рот с узкими ярко накрашенными губами. Она была в строгом темно-синем костюме английского покроя, подчеркивающем талию, и в белой блузке, на шее на цепочке висел золотой крестик,
    - Нет, - грубо сказал он. - Занято. А, впрочем, садитесь.
    - Спасибо. Ох, замерзла!
    - Вам налить?
    Она засмеялась. У нее была хорошая улыбка.
    - Чуть-чуть можно, - сказала она.- Хотя вообще-то я почти не пью. А сейчас продрогла и ужасно хочу есть. Я, понимаете, приезжая, с утра мотаюсь, а поесть не успела. Сегодня вечером уезжаю, а еще нужно успеть заехать за вещами в гостиницу. В общем, полный цейтнот.
    - Откуда вы?
    - Из Киева. - Она нетерпеливо остановила пробегающего мимо официанта.- Пожалуйста, обслужите меня поскорее, я очень тороплюсь. Что-нибудь горячее. И чай. Горячий и покрепче. И побыстрее, умоляю.
    Официант ушел. Бекер посмотрел на часы.
    - Восемь, - сказал он.- Когда у вас поезд?
    - В двадцать два с копейками.
    - А гостиница?
    - «Центральная».
    - Успеете. Могу  вас отвезти. Я на машине.
    - А это? – она показала на графин с водкой. - Не боитесь?
    - Нет, - сказал он.- Тут близко. Никто и не заметит. Как вас зовут? И кто вы?
     Она засмеялась. У неё была приятная улыбка, белоснежные ровные зубы, как на рекламе зубной пасты, и светлые серые глаза. И обручальное кольцо на пальце. Официант уже вернулся и поставил перед нею тарелки.
    - Галина Петровна. По специальности я юрист. Следователь  прокуратуры. Самое дно жизни. Вам это к чему?
    Он пожал плечами.
    - Кто знает. Пути Господни неисповедимы.
    - Тогда вопрос встречный – ваше имя? И кто вы?
    - Валентин Георгиевич. Научный работник. Служу в НИИ. Вот что, Галина Петровна, ешьте и поедем. А то, чего доброго, и впрямь опоздаете.
    Она кивнула и усердно принялась за еду. Он молча смотрел на неё. Очень хороша, подумал он. Жаль, что сегодня уезжает.

     Он вышли и сели в машину. Было холодно, дул резкий ветер и с неба срывалась мелкая снежная крупа. Бекер включил оба дворника на ветровом стекле.
    Они подошли к её вагону.
    - Вот и всё, -  сказал он. - Рад был познакомиться. Авось, еще увидимся, кто знает.
     Она молча смотрела на него, потом решительно раскрыла сумочку, порылась в ней и протянула ему визитку.
    - Возьмите. Будете в Киеве - звоните. Верхний домашний, внизу мобильный. - Она засмеялась.-  Лучше на мобильный.
   -  В Харькове вы бываете часто?
   -  Не очень. Но, видимо, скоро придется быть. Пока не знаю.
   - Тогда так,- сказал он. – Визитки сейчас у меня нет. На чем записать вам мой телефон?
    Она вытащила вторую визитку.
    - Напишите на обороте.
    - Буду ждать звонка.
    Она промолчала и пристально посмотрела ему в глаза. Стоящая у вагона проводница равнодушно сказала:
    - Отправляемся, граждане. Поднимайтесь.
   Она сняла перчатку и  протянула ему руку.
    - Ну, пока.
    Уже из тамбура, стоя за спиной проводницы, она  коротко проговорила:
    - Я позвоню,  -  и тут же быстро скрылась в вагоне.

              23

В конце рабочего дня, Бекеру позвонил Аркадий. Лишь вчера вечером они виделись дома, на кухне, где Аркадий жарил яичницу.
     После разговора в кабинете прошло больше двух недель, но за это время они ни разу ни о чем не говорили. Сейчас звонок Аркадия Бекера насторожил.
     - Слушаю тебя, - сказал он. - В чем дело?
     - Нужно поговорить, - Аркадий хихикнул.- Я о том нашем разговоре, помнишь? - Он понизил голос. - Понимаешь, я с нею говорил. В том плане, как хотел ты. Вроде клюнула.
      - Ты сейчас где?
      - Дома.  Могу тебя встретить. Скажи, где.
      Бекер подумал.
     - Иди в «Ротонду» и займи столик. Через час я буду там. 
     - Иду. Уже в пути.
    
     «Ротонда» была  полупуста, лишь у буфетной стойки две старушки, держа в руках бульонные чашки, из которых шел пар, стоя жевали пирожки. Еще несколько человек в разных местах комнаты ели, пили и разговаривали. Пахло кофе и шашлыками. На стенах висели неуклюжие, под купеческую старину, бра с плафонами-тюльпанчиками, освещавшие комнату неярким оранжевым  светом. У самого входа пожилая уборщица в синем переднике, недовольно ворча, с ожесточением размазывала тряпкой на палке мокрые следы подошв посетителей. Две официантки в помятых голубых передниках, стоя у стойки бармена, шептались и хихикали.         
      Аркадий сидел в углу за столиком. Перед ним на несвежей скатерке стояла керамическая  пепельница, наполненная доверху окурками. Увидев входящего Бекера, он приподнялся и помахал ему рукой. Рядом с ним стояла вешалка для одежды.
     - Сюда,- сказал он. – Раздевайся. Вот вешалка.
     Бекер сел. Куртку он снял и положил на колени.
     - Слушаю тебя, - сказал он. - Так что же произошло?
     Аркадий усмехнулся.
     - Вроде наклевывается так, как ты хочешь. Я её уговорил. И адвокат, думаю,  посоветовал ей согласиться на твои условия. - Он глянул на Бекера.- Слушай, ты при деньгах? Закажи мне шашлык, а? Давно не ел. Ну, и само собой рюмашечку. - Он хмыкнул. - И пивка. В счет будущих наших расчетов, а?
    Бекер подозвал девушку-официантку и сделал заказ.
    - Рассказывай, - сказал он Аркадию.- Так какие новости?
    - А то, - сказал Аркадий и хитро подмигнул. - А то, что я  её уговорил. Она всё колебалась. Да и адвокат ей объяснил, что ей это выгоднее. Понимаешь, твое условие, что покупателя найдешь ты сам, её насторожило. - Он усмехнулся.-  Она баба сообразительная, практичная. Не знаю, в чем смысл этого твоего условия, но она боится, что ты её обставишь. В смысле, продашь задёшево, лишь бы ей дать поменьше. А так она  выдурит с тебя любую сумму.
   - Ну уж любую! – Бекер рассмеялся. - Это вряд ли. В разумных пределах. Если она этот вариант примет, то с нею мы договоримся.
     Принесли шашлык и водку. Аркадий накинулся на еду. От водки лицо его покраснело и глаза заслезились. Он ел с жадностью, проглатывая куски мяса, почти не разжевывая, крошки падали ему на грудь и на колени, но он не замечал.
    - А пиво? - спросил он, вытирая ладонью жирные губы. - Пиво ты мне возьмешь? Ты обещал.
    - По-моему, тебе хватит.
    - Только одну кружку, только одну.
    - Ладно, – неохотно сказал Бекер. Он подозвал официантку. - Одно пиво.
    - И что-нибудь к пиву, - просительно произнес Аркадий.- Раки у вас сеть?
    - Нет, - сказала официантка. – Раков у нас нет.
    - Жаль. Тогда мне к пиву еще бы грамм сто. А?
    - Нет, - сказал Бекер. - И не мечтай. Ты уже пьян.
    Девушка принесла пиво. Аркадий тут же схватил кружку и, закрыв глаза, с жадностью стал глотать. Казалось, что еще минута и он умрет от жажды. Бекер с жалостью и отвращением смотрел на него. Трудно понять женщин, подумал он. Что могла найти в нем Лариса? Необъяснимо.
    - Ну,  всё, - сказал он.- Поднимайся. Куда тебя отвезти?
    Аркадий поднял мутные глаза.
    - К чёрту, - проговорил он хрипло. - Отвези меня к  чёрту. А, друг? Отвезешь?
    - Поднимайся же!
    Аркадий вдруг заплакал. Слёзы выкатились из его глаз и повисли в рыжей  щетине плохо выбритых щёк. Он был пьян. Бекер подозвал официантку и рассчитался. Затем обошел столик и попытался поднять Аркадия. Тот обеими руками вцепился в стол. 
    - Валя, - сказал он, жалко улыбаясь и пытаясь поцеловать руку Бекера. - Валя, ведь мы с тобой были друзьями? А? Да? Верно? Валя, я к ней не хочу! Она злая. Отвези меня домой.
    - Куда? Где ты живешь?
    Аркадий посмотрел на него бессмысленным взглядом.
    - А? Где живу? - Он удивленно помотал головой.- А хрен меня знает! Забыл.
    - Ладно. Вставай, поедем.
    - Не хочу. Мне здесь нравится.
   Бекер разозлился.
    - Вставай же, ну!
    - Не хочу. Ты уходи.  А я останусь.
   Подошли охранник и с ним буфетчик.
    - Помогите мне его вывести,- сказал им Бекер.- Там у меня машина. Мне бы его только усадить.
    - Усадите сами, - сказал охранник.-  Мы его выведем, а там уже сами.
   
    Аркадия они усадили на скамью у входа в бар и ушли. Моросило и дул холодный ветер. Аркадий тут же уснул. Бекер с трудом придерживал его, не давая сползти на землю. Ну и ну, подумал он, ведь пил он совсем немного. Алкоголик. Да еще был голоден, как бродячая собака. Как видно, Лариса плохо его кормит. Он вытащил из кармана мобильный телефон и набрал номер Глеба.
    - Приезжай к «Ротонде», - сказал он Глебу.- Поможешь мне.
    - Что-то случилось?
    - Ничего особенного. Увидишь сам.
    - Буду через пятнадцать минут. 

   Глеб с Аней приехали через четверть часа. Аня выскочила из машины и увидела отца и сидящего на скамейке человека. Звонок отца её встревожил.
    - Что происходит? – крикнула она, подбегая. – Боже мой, кто это?
    - Аркадий. Мамин, так сказать, друг. Он пьян. Нужно отвезти его домой, а я сам не могу усадить его в машину.
    - Господи! Куда же ты его повезешь?
    - Как? Ты не знаешь? Ведь он живет у мамы, на Рымарской. Она за него собирается замуж.
    - Что-о? Замуж? Ты что, шутишь?
    - Ничуть. Глеб, бери его. Поднимаем! Ра-аз! Взяли! Вот так. Повели. Давай, Аркадий, переступай. Двинулись!

    Они повели Аркадия к машине, Аня шла за ними. Аркадий с трудом переступал, не открывая глаз. Ноги его время от времени подгибались, приходилось его подхватывать.
    В машине его стошнило. Бекер едва успел отстраниться.
 
    Лариса была дома. Она сразу всё увидела. Присутствие Ани её смутило.
    - Ведите его прямо в ванную, - не поднимая глаз, скомандовала она. - Дальше справлюсь сама. А вы, - она повернулась к Ане и Глебу. - Вы уезжайте. Вам это ни к чему. Это дела наши.
    Бекер усмехнулся.
    -Твои, Лариса, - сказал он.- Только твои. Веди его, Глеб. Осторожней, не замарайся.
   Лариса нахмурилась.
    - Оставьте его там. А сами уходите.
   Она ушла в ванную комнату и захлопнула дверь. Глеб и Аня стояли в растерянности.
   - Папа, нам уехать? – спросила Аня.
   Бекер подумал. Ведь Аня еще ничего не знает о квартирных  вариантах. Нужно ей всё рассказать.    
   - Останьтесь, - сказал он.- Есть информация. Заходите ко мне в кабинет.

    Прошел час. Аня и Глеб уехали. Бекер вышел в гостиную. У балконной двери  стояла раскладушка и на ней, похрапывая, сладко спал Аркадий.

        24
 
Оперативка закончилась полчаса назад. Всё прошло штатно, обсудили подготовку к отчетной страде, кого надо, подстегнули, поговорили о рецензентах. Все разошлись.
     Кабинет опустел, но Барабаш всё еще сидел за столом и размышлял. После отъезда москвичей прошло две недели, но Гордеев молчал, хотя и обещал позвонить. И вообще, визит прошел не совсем так, как думалось. Вернее, совсем не так. Хотя отношения вроде бы наладили и неприятный холодок, что возник после доклада Бекера на осенней конференции, устранили. И даже наоборот – всё прошло тепло и внешне даже дружески. Но осталось что-то не до конца ясное. Эти странные реверансы и похвалы в адрес работ Бекера. И нескрываемое, даже чуть брезгливое, презрительное равнодушие к другим работам института. Да еще эта непонятная шутка Гордеева – мол, готовы взять к себе не только компьютерные программы Бекера, но и его самого. Каково? Шутка? Шутка, да неспроста, похоже. Что-то за этим кроется. Нюх у него, Барабаша, на такие дела отменный, как у легавой на зайца. И еще неопределенность, уклончивость в смысле согласия ему помочь, для удержания в кресле на будущий год. Как только они остались в кабинете одни, с глазу на глаз, он об этом и спросил Гордеева напрямик - есть ли у того нужные связи, чтобы  поддержать, помочь удержаться? Хотя бы еще годик. Гордеев поджал губы, помолчал, ответил неопределенно: «Попробуем. Люди еще есть, да только обстановка не та. Но попытаюсь». Потом пошутил: «А вот мне кто поможет? Я-то этот предел уже перешагнул. Может, лучше нам с вами о здоровье подумать?» Посмеялись. Да только шутка не всерьез. Сравнил шестисотый «Мерседес» с детским трехколесным велосипедом. Академик как никак, Москва,  ЦНИИ. А тут – просто кандидат, захолустье, провинция. М-да…     Барабаш нажал кнопку приемной. Понедельник, ровно две недели. Можно и позвонить.
     - Соедините меня с Гордеевым, - сказал он Наталье. – И меня нет, ни  для  кого.
     Прошло пять минут. Вошла Наталья.
     - Гордеев уехал, будет через час.
     - Хорошо. Повторите через час. А пока вызовите ко мне Скляренко.

     - Слушай, Андрей Васильевич, - сказал Барабаш, когда Скляренко сел у его стола. - Скажи мне, как на духу, - тебе слова Гордеева на том ученом совете, да и потом, при отъезде, странными не показались? Будто у него что-то на уме, чего-то будто не договаривает. А?
    Скляренко отвел глаза.
     - Есть немного, - сказал он уклончиво.- Особенно в части работ Бекера.  Будто и не было той конференции и нашего, то есть его, Бекера, доклада. Из-за которого столько шума. 
     - Верно. А еще этот Черемыш. Зачем они его привезли? Ну, наш, харьковский, ну и что? Друг Бекера? А смысл-то в чем? Чтобы друзья повидались? – Он ухмыльнулся. - Нет, тут что-то другое.
     Скляренко задумался.
     -  Пожалуй. Не зря просят передать им наши компьютерные программы. Да и сам стенд, скажу прямо, их удивил. Думали,  дескать, периферия, глушь, удивить их уже  нечем, а тут сами увидели и поняли, что отстали. Ну и на ходу перестроились. Вначале как бы общие работы на будущий год, а потом, глядишь, и руководство перехватят. Им не впервой. А вот работы других наших лабораторий их и не заинтересовали. Там для них ничего нового нет.
   - Думаю, ты прав. Вот только хорошо это для нас или плохо – пока не пойму. – Барабаш злобно хмыкнул. - Значит, и ты это приметил. Это хорошо. А то я уж подумал – не кажется  ли мне? Нет, не кажется.  Ладно, иди, буду думать.

   Скляренко ушел. Да, подумал Барабаш. Так хорошо это для нас? Или плохо? И кому это – «для нас»? Ведь вся затея с приглашением москвичей была совсем ради другого. Ради помощи Гордеева ему, Барабашу. Ну и попутно, чтобы осадить Бекера. А что вышло? Ни того, ни другого. И даже вроде как бы специально подчеркивали свои симпатии к Бекеру. Зачем? Действительно, ради науки? Но сейчас времена другие. Так в чем же дело? Не дать периферии вырваться вперед? Не дать обогнать, сказать своё, новое слово в науке? Или всё проще - перехватить хоздоговора? А Бекер…что Бекер! Одиночка. Таких, как он, вообще единицы. Неприятные единицы. Фанатики, гордецы, никто им не указ. Так, может, вся разгадка в шутке Гордеева насчет согласия взять Бекера  к себе? А что, это вполне возможно. Тогда и приезд Черемыша проясняется. Но отдать Бекера нельзя. Ведь основные хоздоговора его. И авторитет  института тоже связан с ним. Даже американцы хвалили. Ладно. Поговорю с Гордеевым. Если придется уходить на покой, тогда пусть Бекера к себе и берет. Мне это будет  неинтересно.
   Гордеев позвонил сам через полтора часа.
   - Привет, Владимир Иванович, - сказал он. -  Мне сказали, что вы меня искали. Я весь внимание.
   Барабаш усмехнулся.
   - Просто давно не беседовали. Время летит. Вот сегодня как раз две недели, как вы к нам приезжали. Рабочие программы мы готовим. Думаю, после нового года пришлю к  вам  Бекера для согласования и увязки.
   - Это хорошо. Мы тоже работаем. – Он помолчал. – Думаю, Владимир Иванович, вас интересует и кое-что другое. Могу сообщить. Как обещал, кое- кому я звонил. Так вот. Друг мой, академик, на которого я очень рассчитывал, помер недавно, царство ему небесное. А второй, членкор, не мычит и не телится. Говорит, что и сам на волоске висит. Может,  врёт, а может и правда. Теперь не поймешь. И в Киеве, в министерстве люди у вас всё новые, молодые, никого из них не знаю. Вот такие дела. Потому и не звонил. Так что, извините, пока не вышло. Но еще буду искать связи. Не расстраивайтесь.
    - Спасибо за старания, - сказал Барабаш. - Что ж, будет, как даст бог. А пока будем трудиться.

     Он опустил трубку и проанализировал  разговор. Значит, позаботиться о себе придется самому. Зря он рассчитывал на Гордеева. Явно хитрит, сукин сын. То ли действительно у него связей уже нет, то ли просто не хочет. Или у него какие-то свои планы.  Он снял трубку.
      - Машину мне, к подъезду.

      В вестибюле Барабаш в двери столкнулся с Геной Парщиком. Гена сделал шаг назад и подобострастно улыбнулся.
      - Владимир Иванович, заключение комиссии по Бекеру мы окончили. Вам его передать?
      Барабаш  нахмурился.
      - Передайте товарищу Скляренко.
      Гена послушно кивнул.
      - Хорошо, Владимир Иванович.

     О том, что заключение комиссии Барабаша уже не интересует, Гена знал и сам. На ученом совете, на котором присутствовали москвичи, он сразу уловил неожиданные новые веяния. Как видно, москвичи работами Бекера заинтересовались. Их поняли и оценили - в отличие от Барабаша. Это было хорошо. Значит, задача Гены упрощалась. В предвидении защиты докторской ссориться с Бекером было бессмысленно. И даже опасно. Тем более, что на предложение показать ему проект заключения комиссии он и не клюнул. И вообще отнесся к нему настороженно и недружелюбно.
    Парщик постоял и подумал. Конечно, идти к Скляренко не нужно, тот в курсе дела. Знает, что проект заключения готов и что надобность в нем отпала. Ситуация изменилась. Значит, нужно попытаться  наладить отношения с Бекером. 

    Бекер был уже в пальто и торопился к выходу.
    - Валентин Георгиевич, - сказал Парщик. – Извините, я вижу, что торопитесь. Назначьте мне время. Мне нужен ваш совет. Очень.
    Бекер остановился.
    - Какой совет?
    Гена смущенно потупил глаза и изобразил провинившегося мальчика, просящего прощения. 
    - По моей докторской. Что-то, понимаете, увяз я. Не знаю, как двигаться дальше.
    - Вот как. Ну, а Шерман? Или Карпенко? Ведь вы работаете с ними.
    Гена презрительно усмехнулся.
    - Да что вы! Они отстали, у них всё в прошлом. – Он хмыкнул. - Да и прошлое, пожалуй, уже забыли.
    Бекер с любопытством посмотрел на Парщика. Интересный экземпляр, подумал он, образец человеческой мимикрии. Типичный продукт нашего смутного времени. Абсолютно никаких моральных принципов. Вероятно, он сам это понимает, но это его ничуть не смущает. Хотя не лишен способностей.   
    - Хорошо,- сказал он. - Давайте завтра.  Позвоните, время  уточним.
    - Спасибо. - Гена доверительно понизил голос и огляделся. - Еще скажу вам по секрету: вся эта возня с комиссией и заключением по вашему стенду отменена. Я, поверьте, просто рад и счастлив.
    Бекер иронически хмыкнул.
    - Отлично. Впрочем, об этом я уже знаю. Даже отчасти жалею – люблю научные дуэли. Итак, до завтра.   

           25 
 
      У Лунца  были посетители, и Бекеру пришлось подождать, пока они вышли. Мерилин Монро напоила его кофе, одарила обольстительной улыбкой и грациозно покачиваясь на каблуках, неторопливо принесла и положила перед ним пахнущие типографской краской толстые глянцевые журналы и свежие газеты.   
     Прошло минут десять.
     Дверь рывком отворилась и оттуда вывалился грузный, похожий на медведя бородач с папкой в руке. За ним семенил худой человечек с лисьей физиономией. У обоих лица были красные и раздраженные. Что-то бормоча, они направились к выходу в коридор, не закрыв за собою дверь. Бекеру было слышно, как  в двери бородач негромко проговорил глухим басом: «Сказал же я вам, что с ним так не пройдет. Не тот случай. Вот и результат», а второй отвечал: «Нельзя было предвидеть. Но попробуем еще один ход». Мужчины ушли, голоса их стихли. Мерилин Монро поднялась и затворила за ними дверь. В ту же минуту из кабинета вышел Лунц. По его покрасневшему лицу было видно, что разговор был неприятный.
    - Извини, Валя, что заставил ждать.- Он обнял Бекера и повел в кабинет.- Ах, сволочи, - сказал он, как видно, всё еще думая о недавнем разговоре и недоуменно усмехаясь.-  Решили меня облапошить. - Он хмыкнул.-  Хитрецы! Нашли простака! Чудаки. Ну, ладно, Бог с ними. Давай-ка  выпьем.
    Он достал коньяк и рюмки.
   - Ты за рулем, понимаю. Так что мы по чуть-чуть. За удачу. - Они выпили.- Теперь слушай. Значит, так. Мой человек встречался с твоей Ларисой и они всё обсудили. Она согласилась взять деньги. Это намного упрощает дело. Деньги я ей дам. Из расчета на покупку квартиры, на переезд и на кое-какое обзаведение. И тогда она выезжает из твоей  квартиры в течение этого месяца. Ты доволен?
    Бекер растерялся. Такого быстрого решения проблемы он не ждал.
    - Позволь, - сказал он. – Ты даешь деньги. Спасибо. Но назови сумму – ведь я должен буду её тебе отдать. И мне нужно рассчитать свои возможности. И еще вопрос - как твой человек её уговорил? Ведь она на этот вариант не соглашалась.
    - Отвечаю. Уговорил её он легко – просто напрямую рассказал ей о нашем первом варианте. Что так или иначе, а квартира останется твоей. А она будет в проигрыше. Она покипятилась, покричала, потом посоветовалась с каким-то юристом и, в конце концов, согласилась. Ну и второе. О деньгах. Во-первых, я твой должник по гроб жизни. Хотя моей мамы на свете давно нет, но когда-то ты продлил ей жизнь на пять лет и этого я  никогда не  забуду.
     - Не  я, а  мой отец.
     - Всё равно, ты его сын. И еще мой друг. Этого вполне достаточно. А деньги, - он махнул рукой.- Что такое деньги?! Для чего мне они, если не для нужных дел? - Он хитро посмотрел на Бекера. - В общем, успокойся, отдашь, не волнуйся. Выплатишь в течение нескольких лет. У меня для тебя, возможно, будет интересное предложение, но пока об этом говорить рановато. Лучше расскажи, что у тебя с Ольгой.
     Бекер пожал плечами.
     - Ничего. Она там, а я тут. И никаких вариантов. Сюда переезжать она не хочет, а я не перееду в Питер. Просто перезваниваемся.  А что дальше? Она не девочка, ей нужна семья. Да и я не мальчик.
     -  М-да. Жаль, мне она понравилась.
     - Чудная женщина. Красивая, умница, очень добрая и ласковая, заботливая. И совершенно не капризная. После жесткой Ларисы я лишь теперь это понял. Если честно, то я по ней очень скучаю. Да и вообще, трудно без женщины. - Он улыбнулся. - Ведь мы с тобой еще не старики.
     - Ну а твоя Клара?
     - Что Клара! У неё семья, сын и муж.  И вообще ни разу вопрос о совместной жизни у нас не возникал. А теперь в особенности. Она знает об Ольге.
     Лунц понимающе кивнул.
    - Худо. И помочь нечем. Ладно, давай еще по рюмашке – и по коням. А о ходе решения твоей квартирной задачки я буду тебя информировать.
            
      Автомобильная пробка, в которой застрял Бекер, тянулась от Южного вокзала почти до центра города. Машина продвигались рывками по пять-шесть метров, водители раздраженно сигналили, подгоняя друг друга. Было почти четыре и уже начало темнеть.
      Бекер никуда не торопился, но сидеть в машине было тошно. Он включил радио. Шла трансляция из Киева, из Верховной Рады. Депутаты страстно ругались и обливали друг друга потоками оскорблений.  Бекер три минуты послушал, тихо ругнулся и радио выключил. Затем нашел диск и вставил в проигрыватель. Гленн Миллер, «Серенада Солнечной долины», примитивный фильм, но теплые мелодии, чудные, мягкие гармонии. Нынешним молодым такая музыка кажется устаревшей и слащавой, мелодии им ни к чему, им нужен  шум и ритм, драйв, энергия и дерзкие слова, это их возбуждает, создает иллюзии независимости, вечной молодости, свободы и раскованности. Да, всего того, чего у нас не было и в помине. Слушая негромкую музыку, он расслабился, откинулся на спинку сиденья и посмотрел в окно. В сгущающихся сумерках в обоих направлениях суетливо бежали люди, открывались и закрывались двери магазинов, женщины катили детские коляски. Светились витрины, загоралась и гасла дрожащая синяя вывеска «Кафе-бар». Неожиданно вспыхнула убегающая вдаль двусторонняя цепочка уличных фонарей и вмиг стало темным небо. Шел легкий снежок. Снежинки бесшумно садились и тут же таяли на ветровом стекле и на уже мокром капоте машины. В сгустившемся   вечернем тумане многоярусно желтели окна домов. Поток машин сдвинулся еще на несколько метров и снова застыл. Бекер задумался. То, что вопрос с Ларисой решился, было хорошо. Она уберется и квартира останется ему. Это радовало. Но всё же беспокоил денежный вопрос. Сколько даст ей Лунц? Как выплачивать, сколько и как долго? Справится ли он? Конечно, Мишка  друг и нажимать не станет, но, как известно, ничто не портит отношений так, как деньги. Надо было сразу спросить, а он постеснялся. Глупо. Но это поправимо. И еще – как он сказал? – «возможно, у меня для тебя для тебя будет интересное предложение». Что он имел в виду? Что может быть? Нужно будет нажать на Михаила и узнать.
     Он посмотрел на часы. Половина пятого. В этой чёртовой пробке он стоит уже почти пятьдесят минут. Вообще, не мешало бы пообедать. Днем перед отъездом он наскоро перекусил в институтской столовой. И сейчас ощущал голод. И еще обязательно нужно позвонить Ольге. Собирался еще вчера, но что-то помешало.
      Вдруг запищал телефон.
    - Это я, - игриво проговорил женский голос. - Галина Петровна. Помните? Мы с вами  ужинали в ресторане, три недели назад. Еще потом  вы меня отвезли на  вокзал. Забыли?
     Бекер  рассмеялся.
     - Конечно, нет. И даже вспоминал. Но вы не звонили, и я подумал, что вам не до меня. Где вы сейчас?
    - Вчера приехала и завтра уезжаю. Хотите увидеться?
    - Охотно. Где вы остановились?
    - У друзей. Они сейчас отдыхают в Египте и в доме я одна. Приедете?
    - Диктуйте адрес. Запоминаю: Инженерный переулок четыре, угол Бакулина. Знаю. Только вот что - стою  в пробке, уже скоро час. Как только вырвусь - приеду.
   - Я буду ждать.
   - Хорошо. Я не прощаюсь. 

    Астры Бекер купил в большом цветочном магазине  на  Пушкинской. Уже совсем стемнело. Инженерный переулок освещен был слабо, но угловой дом номер четыре он нашел без труда. В темном дворе под черными деревьями стояло несколько машин, он отыскал среди них место и поставил свой «Рено».
    Затем поднялся на третий этаж и позвонил. Она сразу открыла дверь, улыбнулась, и он понял, что она его ждала. Он протянул цветы.
    - Спасибо, - сказала она.- Ох, какие красивые! Как долго вы добирались. Что, пробки?
    - Всюду. Едва прорвался.
    - Давайте пальто. Входите. Есть хотите? 
   Он усмехнулся.
    - Очень. Днем перекусил, а потом сидел в машине и, как медведь в берлоге, сосал лапу.
    -Поняла. Входите, медведь, сейчас буду  вас  кормить.
    Она прошла вперед. Он посмотрел ей вслед. На ней было облегающее темное платье, тонкая талия, туфли на высоких каблуках. Фигура молодой женщины.

    Комната была большая и хорошо обставленная. На полу лежал ковер, на нем под окнами в углу рояль с хрустальной  вазой и стопкой нот. Цветы она поставила в вазу. Раскрытая двустворчатая дверь вела в другую комнату - спальню. Света там не было, но была видна широкая застеленная  кровать.
    - Погодите, - сказал Бекер. - Сядьте. Дайте посмотреть на вас. Ведь в тот вечер я  толком вас так и не рассмотрел.
    Она с усмешкой посмотрела на него.
    - Вот, значит, как. А я вас рассмотрела хорошо. Сразу приметила, как только вошла. Вижу - сидит один, скучает. Немного на Джона Кеннеди смахивает, седоватый пробор,  прическа «а-ля сенатор». -  Она рассмеялась. - Глаз-алмаз.
    - Это у вас что, профессиональное?
    Она рассмеялась.
    - Женское. Женщины более наблюдательны. Они видят суть, а вы, мужчины, только внешнее. Для вас главное фигура, бюст, ножки, смазливая мордочка. А мы  иные.
     Она говорила, смеялась, а  Бекер смотрел на неё. В тот вечер в ресторане ему показалось, что ей лет тридцать пять. Нет, подумал он, пожалуй, она старше. Наверное, ей уже под сорок. И эти узкие недобрые складочки у губ. И еще иногда быстрый и жесткий, словно оценивающий, взгляд. Следователь. К такой,  пожалуй, лучше не попадаться, если она ведет твое дело. 
    Он поднялся, подошел к роялю и полистал ноты. Шопен, Моцарт, Григ. Она сказала:
    - Это моей подруги, она концертмейстер в филармонии. А муж мой коллега, юрист.  В здешней коллегии адвокатов. Учился с моим мужем, они приятели. 
    - Муж тоже адвокат?
   Она сделала  быструю гримаску.
    - Сейчас нет. Чиновник. Служит в администрации президента. - Она на миг отвела глаза  и  в них промелькнуло что-то недоброе. - Шишка на ровном  месте. Ладно, давайте  ужинать. А то заморю вас голодом, потом отвечай. Ваша жена меня проклянет.
   - Никакой опасности. Я не женат.
   Он заметил, что она вмиг насторожилась.
   - Как? Странно. Почему? Убежденный холостяк?
   - Разведен.- Он засмеялся. -  И  дочке скоро двадцать один.
   - Вот как. Так что, идем ужинать?
   - Охотно. На кухню?
   - Да. Стол уже накрыт.

    В кухне она спросила:
    - Коньяк? Вино? Какое?
    - Водку, -  ответил он. - Только водку. Коньяк меня усыпляет. А вино люблю сухое и только летом, в жару на дачной террасе, и еще с хорошей беседой.
    - Пейте, - сказала она и наполнила его рюмку. Водка была холодная, из запотевшего, в мелких капельках, изящного хрустального штофа. - Только не спивайтесь. Сейчас зима и террасы нет. А потом мы еще потанцуем, хорошо? 
    - Попробуем, - сказал Бекер. -  Последний раз такое со мною было лет двадцать назад. Тогда танцевали танго и фокстроты. А что танцуют теперь, не имею понятия. Еще выпьем?
    - Почему бы и нет. Наливайте и мне. Но вообще…сидеть ночью вдвоем с мужчиной в пустой квартире и говорить ему «вы»? Смешно, не так ли? - Она  бочком глянула на него. - Перейдем на «ты»? А? Я - Галя, а ты Валя. Как в детской считалочке.  И будем танцевать. Я научу. Согласен? 
     - Еще бы!- сказал он.- Уже давно пора мне  научиться.
    Решительная баба, подумал он. С таким напором она сегодня меня не отпустит. Но я и сам знаю, к чему идёт дело. Не мальчик, слава Богу. Она засмеялась.
    -Тогда еще по рюмке и переходим в гостиную
    В гостиной она быстро зажгла несколько свечей и тут же выключила верхний свет. Одна свеча стояла на рояле, другие в углах комнаты. Было полутемно. Откуда-то полилась тихая музыка. Из окна с улицы в комнату падал бледный свет фонаря. Проехала машина, лучи фар скользнули по оконным стеклам, косо пробежали по стенам и потолку и ушли в темное окно. В комнате снова сгустился полумрак.  Всё продумала, сказал себе Бекер. Ай да баба! От такой не уйдешь. Впрочем, уходить желания и не было. От водки настроение стало безоблачным, ни о чем серьезном думать не хотелось. 
      Музыка всё длилась, ритм был неясный, качающийся, какой-то зыбкий, то ли танго, то ли вальс или что-то другое, они молча танцевали, обнявшись и  прижимаясь друг к другу. Он поцеловал её. Волосы у неё были мягкие  и  пушистые, слегка пахли духами. Запах был резкий и приторный, но сейчас это почему-то было приятно. Пролетела еще одна минута. Вдруг она гибко выскользнула из его рук.
      - Иди туда, туда. - Она подтолкнула его в сторону двери спальни. - Я быстро,  я сейчас…
      
   …Бекер  открыл глаза. Было уже совсем светло, он слышал рядом чье-то дыхание и не сразу понял, где находится. И тут же услышал писк своего мобильного телефона. Он вскочил и вышел в прихожую. Далекий голос озабоченно проговорил:
      - Валик, ты где? Я волнуюсь, ты не звонишь. Ты  здоров?
      Господи, подумал он, какая же я свинья. Ведь вчера я собирался ей звонить, и вот…
      -Здоров, - сказал он вполголоса, прикрывая аппарат рукой.- Немного позже я  тебе позвоню. Через час, хорошо?
      - У тебя странный голос, - сказала она после паузы. – Ты что, не один?
      - Один, один, - торопливо сказал он и глянул в сторону спальни. - Просто сейчас не могу говорить. Потом всё объясню. Извини, Оленька.
    Он отключил телефон и обернулся. В двери, совершенно голая, стояла Галина. Машинально он отметил, что она прекрасно сложена. Длинные ноги, высокая,  как у девушки, грудь. 
     - Застукали тебя?- спросила она со смешком.- Это кто звонил? Твоя дама сердца?
    Бекер промолчал. Она рассмеялась.
    - Пусть не волнуется, - сказала она. - Я не посягаю. И сегодня  уеду.
    - Она живет в Петербурге, - сказал он. - Вот такая у нас любовь. На расстоянии.
    - А-а! - сказала она. – Тогда  это простительно. Я бы простила. Ну а я пока еще здесь. - Она подошла к нему и обняла. - Пойдем? А ей позвонишь через час, как ты сказал.
    - Да, - сказал он с раскаянием.-  Ах ты чёрт! Она догадалась.
    Галина усмехнулась.
    - Женская интуиция. Вранье мы слышим сразу. Не переживай, я сегодня исчезну. И вы снова будете любить друг друга. - Она ехидно хохотнула. - На расстоянии.

               

                Конец 2-й части