Особая благодарность очаровательной Ориби Камм Пирр за иллюстрацию. Другие работы художницы https://m.vk.com/club79550461
Испуганные многоголосым шумом голуби взлетают, возвышаясь над шпилями остроконечных монастырских сводов. Вокруг на сотни гектаров простираются необъятные просторы. Словно по артериям живого организма тянутся баржи по извилистым рекам, плетутся устало волы по дорогам. Кипит жизнь в просыпающихся деревнях, вознося молитвы Безначальному в благодарность за новый день. Все взоры, все пути обращаются к сердцу - монастырю.
Привлеченный возмущенным воркованием, аббат Бернард поднимает взор, щурясь от яркого солнца. Малейшее движение вызывает укол в пояснице. Пока еще укол, а не парализующая боль, но все равно приятного мало. Года, года беспощадны. Неважно как ты прожил жизнь, время настигнет тебя. Взвизгнет опускающаяся на спину плеть, напоминая - ничто не вечно. А ведь столько дел не завершено, столько планов.
Вот и сейчас бурная деятельность сродни мифическим гномам. Древние стены монастыря покрыты строительными лесами, будто маленькие паучки сплели узор паутины, ловко перебирая десятками лапок. Прибыль от производства и щедрые взносы благодетелей давно ищут выход. Ополчение жалуется на нехватку современного оружия и обветшалость стен, но Бернард не может устоять. Мастера фресок редкие гости в такой глуши, нельзя упускать шанс. Проморгаешь и они уже в столичных городах на два, а то и три сезона.
Монах не в силах сдержать отцовскую улыбку, глядя на труды ремесленников. Уже сейчас можно разглядеть, как безжизненная известь расцветает умиротворенным ликом молодой девушки. Святая Луиза. По задумке стены будет покрывать целая панорама, запечатлевающая появление святой покровительницы монастыря на поле боя. Тот день ознаменовал горькое поражение орд Темного Лорда, принесший надежду в сердца людей.
"Жарко сегодня", - грубая ткань рясы из верблюжьей шкуры касается лица, впитывая обжигающею глаза влагу.
Лето особенно щедро на солнце, норовя выжечь все живое и скупясь даже на мелкий дождик. Уже которую неделю стихийные маги с патентом академии воюют с неподатливой природой, поддерживая жизнь умирающих растений.
"Купаются наверное как коты в масле", - чуть хмурясь думает отец настоятель.
Услуги законного волшебника никогда не были дешевы. В такое время нанять специалиста для вызова дождя может в лучшем случае землевладелец, барон или крупный арендатор, но никак не меньше. Что уж говорить о других насущных услугах. Вот и плодятся по деревням ведьмы и ведьмаки, знахари и ворожеи, не брезгующие как крестьянским медяком, так и помощью нечистого. Любая незаконная магия строго карается, инквизиторы и их цепные псы паладины всегда на страже порядка. Вот только все бесполезно. Горят костры, накладываются анафемы на целые деревни, а хуторянин упорно идет за дешевизной, не понимая разницы и потворствуя расползающейся скверне.
Выныривая из эфемерных размышлений монах погружает руки в вполне материальную, размокшую от щедро политой из ведра, землю. Не боясь испачкаться он смыкает вязкую жижу над растением, помогая корням встать твердо.
- Эй, брат! - раздается сварливый голос.
Поднимая взгляд, аббат замечает юношу в несколько нелепых на первый взгляд цветных одеждах. Тобард всадника, как и попона благородного скакуна испещрены гербами и символами. Лицо молодого человека, увенчанное беретом с пышным пером, смотрит свысока на замурзанного работягу.
- Мне нужен аббат Бернард, деревенщина. Это срочно, послание с самого Святого Града, - говоря это герольд, а судя по одеждам никто иной и быть не может, не сдерживает ехидства. - Поторопишься, выпросишь у настоятеля дополнительный паек похлебки.
- Я передам аббату послание, не беспокойтесь, молодой господин, - настоятель склоняется в учтивом поклоне, принимая тяжелый от свинцовой печати свиток.
Монахи и послушники давно привыкли к подобным розыгрышам, но все равно с трудом давят смешки в кулаках. Они то знают: представься случай, Бернард "ненароком" пройдем мимо герольда во всем великолепии облачения.
Впрочем пока аббата больше занимают помидоры, позволяя посланию папы исчезнуть в складках рясы. Нет нужды читать очевидное. Слухи о надвигающейся войне разносятся быстрее посыльных. Да и ставшее традицией, его святейшество ненавязчиво поинтересуется делами Рихарда.
"Кстати где он, - вспоминает заработавшийся Бернард, - он же должен был помогать мне..."
- Рихард!
Ни ответа ни привета. Находясь метрах в дести от погрязшего в трудах монаха, мальчишка будто и не слышит. Парню стукнуло четырнадцать, хотя по внешнему виду и не скажешь. Суровая жизнь простолюдина не оставляет место для детства, покрывая ладони мозолями, подставляя тело ветрам и палящему солнце. И все в нем вроде бы обычное - холстинная одежда не по размеру, криво обскубленные черные волосы. Но вот лицо, все с больше пробивающимися нежными чертами, доставшимися от красавицы Гальдрады, словно неземное. То на тебя смотрит пронзительный и пытливый взгляд, то сменяется на мечтающий, направленный куда-то сквозь.
Года не превращают Рихарда в деревенщину. Нет, мальчик отнюдь не лодырь и далеко не слаб. Взрослеющий под присмотром могучего отца, мальчик с радостью познает ремесла и работает руками. Но в то время, как остальные крестьяне ни о чем ином не помышляют, Рихард тянется к знаниям.
Когда малыш впервые заглянул за спину читающего Бернарда, тот не удивился просьбе. Сын Бавдовина начал учится, став частым гостем аббатства, а после и неизменным атрибутом. Его конечно до сих пор не допускают в мастерские, где братья переписывают древнейшие рукописи, едва сохранившиеся в рассыпающихся папирусных свитках. И все же любознайку не редко можно увидеть, с высунутым язычком перерисовывающего буквы. Монахи и послушники сперва смеялись над таким рвением. Но упорство взяло свое. Вскоре Рихарда стали водить в более серьезные отделы библиотеки.
- Рихард! - громче зовет Бернард, не добившись однако эффекта и на этот раз.
Мальчик сидит в тени яблони, поджав ноги и чуть склонив голову. Глаза раскрыты и осознанный взгляд, направлен вперед. Кажется моргни и спадет пелена, открывая то, что доступно видению ребенка.
Глядя на чудом спасенное, едва разминувшееся со смертью дитя, монах снова и снова возвращается к моменту первой встречи.
Страшнее ночи и придумать сложно. На улице гробовая тишина, а стены монастыря содрогаются от воплей. Приступы Брунхильды становились все сильнее. Бедная девочка, окончательно заблудившись в недрах своего сознания, терзаемая видениями страдала. И душой и телом. Дважды она порывалась вскрыть себе вены. Буквально рвала руки зубами, захлебываясь кровью. Пятеро взрослых мужчин не могли с ней совладать. Священная магия Безначального лучше всего подходит для врачевания. Но и все знания в области чародейства отступили перед недугом. Несчастная скончалась, извергая кровь и рвоту, захлебываясь все еще пытаясь сказать пророчества. Вернее большинство обитателей монастыря верило, что то пророчество. К счастью все они были настолько поглощены суеверным ужасом, что забились по норам. Лишь единицы видели, как приехала повозка с "Кабаньей тропы".
В кабинете собрались трое. Сам аббат, отец Фернанд, привезший спасенное семейство, да глава ополчения Роланд. Высокий мужчина в черном дублете все метался из угла в угол. Взгляд то и дело обращается в прихожую. Даже сейчас Бавдовин и Гальдрада не чувствуют себя в безопасности. Устав от борьбы и бегства жмутся к друг другу и ребенку, ожидая судьбы.
Надоев от взглядов солдата, аббат закрывает двери кабинета. Бегства боятся нечего. Слишком устали и главное не глупы. Монахам и особенно монахиням лучше сейчас не попадаться.
- Боже, преподобный, это же дитя Черной Звезды! - раздается рев из пасти Роланда, извергая слюну.
Бернард не говорит не слова. Молча пересекая кабинет, садится за стол. Глава гарнизона ожидает хоть какую-то отповедь, но в конечном счете извергается новым потоком:
- Ты знаешь о чем я! - палец в рваных перчатках упирается в невозмутимость настоятеля. - Человеческое дитя не рождается в ночь восхода Черной Звезды. Только порождение адской бездны. Этот ребенок одержим! Он вырастит чернокнижником. Или того хуже...
Роланд осекается, наткнувшись на все тот же взгляд аббата. Тот спокойно сидит, сложа руки домиком, словно издеваясь наблюдая за потугами ополченца. Слов о пророчестве Брунхильды так и не озвучиваются.
- Разумеется дети не рождаются в ночь Черной Звезды, - подает голос священник, поглаживая подбородок, будто он на лекции университета. Вдруг руки его опускаются, а лицо перекашивается гневом, - особенно если матери готовы придушить младенца его же пуповиной.
Отец Фернанд делает шаг вперед и опешивший Роланд, выше и шире худенького священника, пятится.
- Ты хоть знаешь сколько убито детей из-за этого глупого суеверия? Да то, что рождение этого мальчика стало достоянием общественности чудо из чудес. Завидев Черную Звезду матери уходят в лес, где убивают ребенка, боясь породить темное существо! Как вбить в ваши головы - что все это суеверия! Человек не может стать плохим или хорошим в зависимости от расположения звезд. Или месяца.
- Но пророчество..., - обронил солдат, теряя былую уверенность.
- Хорошо, - отец переводит дух и чуть успокаивается, переходя от штурма к диалогу. - На прошлой неделе мы выяснили, что жившая на болоте старушенция ведьма. Так?
Роланд кивает, чуть хмурясь. Эту историю забудут не скоро. Старушка, божий одуванчик, жила отшельницей. Не сразу конечно, так что подозрений не вызвало. Раньше там была крепкая семья, но кто умер, кто уехал, как это обычно и бывает.
Странности и ранее случались. Но достаточно незначительные, что бы от них можно отмахнуться, списав на случайность. Один мужик загулял, второй - с кем ни бывает. Священники читали проповеди о вреде блудодеяния, а в селе то и дело появлялась женщина неописуемой красоты. Да такая, что сразу наповал. Грудь, что налитые соком дыни, горячая и страстная, кажется прижмешься, ожог оставит.
Колокола забили только когда начался падеж скота, странные кошмары начали терзать души обитателей. Дома наполнились криками, где на свет появлялись обезображенные дети. Магический след привел к обветшалой избушке на болоте...
- Может быть ты скажешь, что и ведьма была рождена под сенью Черной Звезды? - с чуть снисходительной улыбкой сказал Бернард.
- Нет конечно, - пробурчал отводя взгляд Роланд, понимая, что спор проигран.
Старуху знают все. Она родилась в самый обыкновенный день в самой заурядной семье. Не было никаких громких пророчеств и небесных. И все же, когда солдаты присланные вместе с инквизитором из города выламывали двери, ведьма лежала на софе, в диких криках рожая нечто.
- Рихард, - на этот раз Бернард касается плеча мальчика, но и сейчас ничего не происходит.
Заподозрив неладное аббат приоткрывает незримые барьеры. Аккуратно, по воровски, проникая в сознания. В конечном счете не нужно обладать даром магии и почувствовать, что в дверь твоей души нагло ломятся.
Целый каскад эмоций подхватывает сознание, унося куда-то вдаль. Пахнет свежестью и лесом. Будто только прошел легчайший дождь, а солнце светит ярко, но не навязчиво. И смех. Всюду заливистый, по детски открытый девичий смех.
"Может быть ты сам хочешь стать монахом? Разве нет?"
"Нет! - поспешно отвечает Рихард, вклинивая в поток несдержанную эмоцию смущения. - С чего ты взяла?"
"Но ты столько времени проводишь в этом месте, что почти сросся с ним..."
"Ты читаешь меня как открытую книгу, - мальчик наполняется нежностью, его душа и душа собеседницы словно два плавающих в озере лебедя переплетаются. - Тут действительно замечательно. Отец Бернард хорошо ко мне относится и многому учит"
"Так чего же ты хочешь?"
"Я хочу стать рыцарем-паладином...Что? Ну что?! Почему ты смеешься?"
"Глупенький. Ты просто Рихард, сын Бавдовина из "Кабаньего гнезда", крестьянина. А вовсе не сира Бавдовина из какого-то замка"
Впервые за время подслушивания Бернард замечает, что совсем не дышит. Тело кажется окаменело, а рассудок спешно пакует чемоданы, держа в кармане билет в никуда. Но как бы ни было безумно - происходящее реально. Рихард маг! То, что костью в горле стоит у аристократии происходит здесь и сейчас. Дар открывается лишь по воле Безначального и не важно, закутан ребенок в шелка или еще вчера вылез из свинарника.
"Но кто же собеседница?" - думает аббат, выходя из оцепенения.
Малейший неосторожный шаг раскрывает попытку. Миг и обращенные к монаху глаза мальчика наполняются страхом. Связь обрывается. Красный как рак Рихард, поддаваясь необъяснимому инстинкту, все еще пытается сделать вид, что ничего не происходило. Отворачивая взгляд, хватает одну из порванных пар обуви, отмеряя нитки из мотка.
Бернард по отцовски улыбается, глядя на смущения мальчика. Ему ли не знать важность момента. С раскрывшимся Даром нужно обращаться крайне осторожно. Зачастую дети и подростки даже не понимают, что происходит, воспринимая чудеса за нечто обыденное. Шок, новость о их магическом таланте способна на страшную катастрофу. Порой поднимается буря такой силы, что даже наисильнейшие волшебники не способны повернуть в спять. Иные теряют способность к чародейству навсегда.
Аббат садится рядом, обнимая Рихарда за плечи.
- Ты знаешь, как опасно вот так общаться с незнакомым человеком? - с шуточным тоном начинает он разговор.
Мальчик лишь дергает плечом, делая вид, что погружен в работу над обувью.
- Ты уверен, что говоришь с милой красивой девушкой, а на самом деле за тысячу лье отсюда сидит толстый волосатый мужик.
- Нет! - возмущенный Рихард наконец отбрасывает порванный сапог, но затем сам отвечает на улыбку пастыря.
- Откуда такая уверенность?
- Я...Я не знаю как объяснить это, отец. Просто знаю.
* * *
Девичьи пальцы чуть касаются журчащей воды, подталкивая кувшинку. Цветок сталкивается с другими и кружится в потоках воды, словно приглашая на танец. Привлеченные шумом крохотные золотистые рыбки подплывают к поверхности, ожидая лакомства. Девушка лениво водит рукой в воде, позволяя маленьким созданиям гоняться и щипать пальцы.
Хильда улыбается отражению, показав язык. Не смотря на довольно юный возраст девочка расцвела, раскрыв свету лепестки. Миловидное, покрытое веснушками личико, с чуть вздернутым носом, расстилающиеся до пояса светлые волосы, искрящиеся на солнце, будто сотканы золотыми нитями. Большие голубые глаза, открытые и искренние, не сходя с места обезоруживающие любое, даже самое окаменевшее сердце. Природное великолепие девушки подчеркивает мастерство сшитой одежды, изумрудного цвета платье с широкими рукавами обхватывает округляющуюся с годами фигуру.
Таинственно улыбнувшись, уносясь куда-то в даль, Хильда кладет голову на каменную каемку фонтана. Над головой смыкает крылья неподвижная виверна, сплетаясь с ощетинившимся клювом и когтями грифоном. Зияющая рана истекает потоками воды.
- Рихард, - беззвучно, одними губами произносит девушка.
Мысль о парне заставляют поддаться смеху. Крестьянский паренек, убегающий от суровой реальности в мир книг, мечтающий о рыцарстве. Что же происходит? Неужели она влюбилась? Что это слово значит для отпрыска королевского рода. Бесконечные приемы, послы, высказывание почтения монаршей особе, где ее как бы невзначай представляют богатым и влиятельным. Вереницы пэров, всех этих надутых болванов Харибертов, ожиревших от безделья Магнебодов, Беремодов с их прыщавым сынком, к тому же младше ее. А она, да что она. Улыбается, выставляет себя дурой болтая о том, как прекрасны этим летом розы в саду. Танцует, делая комплименты неуклюжему как кабан Магдебоду. Не замечает их вони. Их глупости и ограниченности. То, с каким вожделением смотрят на нее.
И лишь заканчиваются торги, запершись в комнате, вдали даже от пытливых взоров нянь, Хильда погружается в Рихарда. Готовая часами слушать его голос, мечтать вместе с ним.
"Да, все же я влюбилась", - только сейчас понимает она и от мысли становится как-то грустно.
Размышления прерывает металлический лязг. Принцесса поднимает взгляд, вскользь смотря на маячивших стражников. Вот уж кто способен сделать и без того грустное утро окончательно испорченным. Небритые, испачканные грязью физиономии, засаленные одежды, витающий в воздухе чесночный запах. Благо оборванцы ведут себя тихо и не открывают рот, повергая в ужас благовоспитанную даму словоохотливым обилием солдатского жаргона.
Разве может ЭТО сравниться с красавцами из королевской гвардии. Вот уж где ожившие статуи мастеров древности, сошедшие с картин герои. Начищенные до блеска доспехи, пылкие юношеские лица, изящные манеры. Просто мечта любой придворной дамы.
- Отец, - не понимая, почему должна терпеть присутствие неотесанных мужланов еще хоть минуту, Хильда отрывается от созерцания водной глади.
Лабиринт из дикорастущего винограда приводит ее на голоса. Подобрав юбку и обгоняя следующую по пятам стражу девушка решительно входит на веранду. При виде принцессы сановники прерывают речь, склонившись в почтении.
- Отец, - с воинственным видом девушка останавливается подле короля, сидящего в тени виноградных лоз в плетенном кресле. - Почему меня не охраняют гвардейцы? ...
- Я же велел тебе собирать вещи, Хильда. Мы покидаем это место и возвращаемся на юг.
Королю Оттону не так давно исполнилось тридцать. Слишком стар для мужчины королевства и младенец для управления государством. Человек могучего телосложения, светловолосый, как и дочь, с коротко подстриженной бородой. Оттон обладает довольно редкой и ценнейшей чертой среди людей высшего сословия, не любящий демонстрировать излишки роскоши. Он конечно не из тех, кого принято именовать "отец солдатам", но все же в хоть и богатом, но без излишеств, длинном, доходящим до колен сюрко чувствуется сдержанность хозяина.
- На юг? - после паузы переспрашивает принцесса. - Но на юге сейчас слишком жарко. разве не для этого мы переезжаем на лето в северную резиденцию?
- Хильда!
Так Оттон никогда не разговаривал с дочерью. Нутром чувствуя, происходит нечто важное, девушка заталкивает капризы в долгий ящик. Присев в коротком реверансе она извиняется, отправляясь на поиски фрейлин.
Оттон некоторое время смотрит в след уходящей дочери. Жаль, что приходится доверять жизнь столь драгоценного сокровища наемникам. Все гвардейцы заняты охраной подходов к дворцы. Людей катастрофически не хватает.
- Так на чем мы остановились? - король едва притрагивается губами к вину. -Что мешает нам раздавить восстание одним мощным ударом? Подавим мятеж сейчас же, пока он не окреп и люди не убедили себя в нашей слабости.
Восстание. Север всегда был недоволен, как сварливая жена, что только и ждет, что нелюбимый муж спьяну утонет в луже. Правление короля Теодориха было бескомпромиссным. Король обладал железной хваткой, его боялись и это породило безнаказанность. Север богатый край, не смотря на то, что в нем нет пахотных полей или выхода к морю. Тамошний народ выращивает скот, в шахтах добывают металл, драгоценные камни. Теодорих требовал с вассала все больше и больше, ничего не давая в замен.
- Видимо князь Влад посчитал, что если мой отец отошел к Безначальному, его сын не справится, - продолжает Оттон. - Пришла пора доказать обратное.
- Увы, мой король это невозможно.
Монарх поднимает взгляд из под густых бровей. Ну конечно, Гримберт. Дубленая кожа с заклепками, испещренное шрамами лицо, казалось бы неспособное выражать эмоции. Солдат до мозга костей. Самый пылкий феодал, снискавший славу при бесчисленных распрях, затеваемых то Теодорихом, то завистливыми соседями.
- Силами одной гвардии с Владом не справиться, - даже голос аристократа звенит грубым железом. - Он долго планировал и пока видимо все идет согласно его замыслам. Если вы собираетесь решить вопрос силой, - Гримберт делает акцент на "если" как будто есть другой способ, - нам придется созвать ополчение. Гвардия еще сумеет удержать позиции, но не наступать.
- Боже праведный! - зашевелился в кресле обрюзгший Магнебод. - В горных проходах численное превосходство не играет роли. Рыцари короля легко справятся над головорезами этого зазнавшегося князя. У нас три крепости в горах, три! контролирующие пути на север. Я не узнаю вас, граф Гримберт, где ваш задор?
- У нас были три крепости, - граф с прежней невозмутимостью передает запечатанный пакет королю. - Гонец только что принес весть. Войска Влада ночью сделали дерзкую вылазку и заняли все проходы, все крепости. Так что я настаиваю на созыве ополчения.
"А ведь это война", - думает король Оттон, чувствуя на себя взгляды сановников.
Ополчение не созывалось с самого нашествия Темного Лорда. Феодалы улаживали дрязги при помощи профессиональных наемников и рыцарей. Но теперь это означает, что нужно оторвать мужиков от семей, от работы в полях.
- Отдавайте приказ...
* * *
Главный колокол собора святого Себастьяна чинно и величественно отбивает полдень. Купола эпичного строения высоко возвышаются над Святым Градом, застывают безмолвно статуи, протягивая руки куда-то за грань материального мира. Вьются, обнимая колоны, живые, питаемые магией растения, расцветая самыми немыслимыми цветами, наполняя округу ароматом, а сердца благоговением.
Главная дорога ведет к площади. Шум. Нескончаемый гул сотен и тысяч людей, не смотря на жару жмущихся друг к другу от давки. Ремесленники в спешке закрывают мастерские, бросая недоделанную работу. Пьяницы и бездельники оставляют недопитую кружку эля, рядом с трактирщиком спеша на зрелище. Стар и млад, женщины с детьми, все спешат к площади. Людские лица мелькают на фонарных столбах и среди листвы деревьев. Вот уже кто-то облюбовал колени трехметрового гиганта Эдварда Победителя и бока его каменного коня. А давка все усиливается, народ продолжает стекаться. Гул нетерпения сменяется все отчетливо слышимым гневом.
Гилберт равнодушно смотрит на серую массу. Сейчас роль рыцарей-паладинов скорее почетная, с толпой прекрасно справляется и городская стража. Сейчас их уплотняющиеся цепи стягиваются, шаг за шагом щитами оттесняя зевак. образуя коридор. Кто-то недовольный отлетает с выбитым зубом, иного чуть насмерть не задавили. Но в целом ситуация под контролем.
Рыцарь переминается с ноги на ногу. Непривычно часами стоять в карауле, облаченным в полную броню.
"Рыцарь", - Гилберт невесело улыбается, щурясь на солнце.
Сейчас все непривычно и так ново, что голова идет кругом. Особенно заветное слово - паладин. А ведь парню всего пятнадцать. Безусый юноша с каштановыми волосами, а уже облаченный в белоснежное сюрко с гербом Святого Города. Переливаются светом рунические заклинания на клинке обнаженного меча.
Чья-то рука ложиться на плечо юноши, заставляя вздрогнуть от неожиданности и улыбнуться.
- Отец Альфонсо?
- Здравствуй, сынок, - пожилой священник с низко опущенным капюшоном становится рядом. - Надо же, уже при мече и шпорах. А ведь недавно еще оруженосец. Первый караул? - Альфонсо помедлил, но Гилберт неподвижный как одна из статуй собора святого Себастьяна, остается безмолвен. - Я бы поздравил тебя, но знаю, что не с чем. Все это слишком печально.
Шум толпы резко меняется, срываясь на дикие визги. Людское море в едином порыве необъяснимого стадного разума качается вперед, отступая лишь перед опустившимися копьями стражи. Не в силах продраться сквозь ряды солдат, обыватели срывают глотки, силясь перекричать друг друга, изощряясь в самой грязной и отборной брани. Через головы вооруженных людей летят камни и объедки.
Гилберт и Альфонсо смолкают, едва из-за поворота появляется торжественная и молчаливая процессия. Распятая цепями, облаченная в покаянные шутовские одежды девушка спокойно смотрит вперед. Кажется нет живого места на создании. Один глаз заплыл, даже в балахонных одеждах видны страшные гноящиеся раны, выдернутые ногти. Нелепый колпак нахлобучен на остриженную голову, остатки волос слиплись от кровавых потеков. Но взгляд молодой девушки невозмутим и более того легкая игривая улыбка мелькает на губах.
- ВЕДЬМА! - раздается рев толпы.
Повозка проезжает сквозь площадь, сопровождаемая инквизиторами и неистовством народа. Ведьма в чертогах святая святых - папского города.
- Шлюха так и не созналась, - заправляя руки в широкие рукава рясы нарушает молчание священник. - Ее ментальная защита так высока, что даже я оказался бессилен. Мы так и не узнали ни что она хотела, ни кто за ней стоял.Не помогли и обычные средства.
Гилберт не отвечает и на это.
"А ведь она красива, - юноша не отводит взгляд от девушки, даже сейчас, сквозь побои и пытки можно узнать тонкие и изящные черты. - Зачем?"
Юный паладин закрывает глаза, снова и снова возвращаясь в прошлое.
Обычный хутор. Хотя не совсем обычный скорее заурядный, на большинстве рукотворных карт не найти. Разве что на сверхточных магических проекциях. Даже название трудно вспомнить. Что-то связанное то ли с кабанами, то ли со свиньями.
Жизнь в подобных умирающих селениях так же тяжела, как и скучна и однообразна. А к среднему возрасту на плечи хуторян падает весь груз одиночества. Взрослеющие пылкие сердца молодежи, желающей все и сразу, не удержать в трех домах на одной улице. Наиболее разумные идут наниматься к крупным и зажиточным арендаторам. Хотя всегда найдется романтик, ищущий счастья в городе. А то и вовсе сорвиголова, тянущийся к вербовщикам в наемные отряды.
Раннее утро не предвещает ничего нового. Те же мычащие коровы, лениво отгоняющие мух хвостами, блеющие козы. Те же мужья, недовольно бубнящие что-то с похмелья. Никто так и не понял, как она появилась на улицах. Большеглазое чудо лет десяти, кутающаяся в грязные тряпки, с протянутой для подаяния ладошкой. Как тут не всплакнуть? Как не пожалеть милую девочку, не влюбившись раз и навсегда. Одинокие дамочки едва не подрались не сходя с коровьего выпаса.
- Будешь у меня жить, доченька, - Авдонода смахивает слезы, вводя оборвыша в дом.
Что еще нужно женскому сердцу, когда казалось бы счастье и молодость за горами? А тут такая радость! Есть для кого на кухне расстараться и постель застелить. Женщина отмывает грязь, осторожно обрабатывает многочисленные, покрытые гноем струпья.
Следующее утро раз и навсегда перечеркивает историю хутора Кабанье логово. Авданода открывает дверь комнатушки ребенка... По бесформенной вздувшейся массе, источающей острый запах желчи, разъедающий пол, трудно узнать человека. Лишь хлопают большие голубые глаза.
- Мама! - хрипит она. - Больно!
Дикий вскрик и взрыв. Громадные черные крысы, супящиеся с разлагающейся плоти, с пронзительным криком разбегаются по щелям, забираясь в дома, в подвалы, прячась в коровниках и свинарниках.
Над самым высоким зданием хутора, часовней, вывешивают черное знамя с белым черепом. Ведьмин мор.
- Назад! - крик оруженосца срывается на детский визг, трясущийся палец судорожно ищет спусковой крюк.
- Я не болен, умоляю! - крестьянин первый спрыгивает с телеги, падая на колени и захлебываясь слезами. - Во мне нет демона! Прошу. у меня жена, ребенок. Проверьте меня, я не бесноватый!
Это не первый случай. И тут нет места жалости. Окружить, локализовать очаг демонического прорыва. Малейший просчет косой смерти уничтожит пол страны.
Очередная телега с беглецами упирается во врытые колья, пронзенная стрелами лошадь еще тихо хрипит, на губах пузыриться кровавая пена. Но хуторянин не унимается, лишь хнычет и таращиться, как группа солдат баграми оттаскивает тело прорвавшегося демона. Чудовищные когти мертвого монстра вспахивают землю. Мужик из которого прорвалась тварь тоже умолял и говорил, что не болен.
- Гилберт! - высокий рыцарь гарцует верхом на коне, за линией кольев и слуг. - Именем короля - действуй!
Глаза беглеца становятся совсем безумными.
- Возьмите хотя бы ребенка! - в порыве отчаяния он хватает из рук рыдающей матери младенца. И делает шаг к кольям.
Щелчок. Свист. Короткий вскрик.
Генеральный инквизитор Альфонсо тяжело вздыхает, догадываясь, где витают мысли молодого рыцаря.
- Я слышал именно ты нашел и поймал ведьму, - произносит священник. - Что бы не произошло в том хуторе, не кори себя. Твой героизм предотвратил много смертей. И кое что хуже.
Процессия достигает апогея. Толпа неистовствует, голос герольда, зачитывающего длинный список обвинений, тонет в воплях. Но вот гомон стихает. Вперед выходит мать зараженного ребенка.
- За что? - почти беззвучно спрашивает она, иссушенными глазами смотря на ведьму.
- Возрадуйся, дурная женщина, - порождение бездны впервые заговорило с момента раскрытия и ареста. - Твоя дочь послужила во имя Темного Лорда. Это была месть недостойным!
Папа Адриан скучающе отворачивается от открывающегося в окне зрелища. Все эти суеверия вокруг Темного Владыки утомляют. Сперва истерия вокруг пророчества этой полоумной Брунхильды. Теперь ведьма. Хотя второе более реально. И опасно.
- Вина, ваше святейшество?
- Да, пожалуй, - понтифик при помощи ножа отделяет кусочек от стейка. Вино восхитительное. Северяне знают толк в хорошем винограде. Жаль из-за войны поставки сойдут на нет.
Возвращаясь мыслями к ведовстве Адриан пытается вспомнить последний случай с настоящим, целенаправленным малефиком. Обычно даже наикрупнейшие случаи прорыва последних десятилетий - следствия цепочки случайностей. Решил паренек приворожить игнорирующею его красавицу, намешал травок в котелке, пробубнил тарабанщину на мертвом языке. А на следующее утро вместо предмета обожания в дверь ломится похороненный тридцать лет назад прадедушка, с явным намерением полакомиться внутренностями. Никогда не знаешь, чем обернется заигрывание с темными силами.
- О прошу вас, кардинал Фламини, - вне официальных приемов папа не любит лишние любезности и помпезность, - вы не паладин на карауле. Садитесь, говядина просто великолепна. И я бы не игнорировал вино северян. Вы знаете, что это последний бочонок?
- Кстати о северянах, - священнослужитель в кроваво красном облачении не заставляет себя упрашивать, присоединяясь к трапезе. - Курия очень обеспокоена просьбой короля.
Разговоры о войне и королях способны испортить аппетит. Папа отодвигает тарелку, промакая губы салфеткой.
Оттон молод, но старается казаться изворотливым. Штурмуя канцелярию письмами и посланниками монарх неоднократно намекает на один обряд. Интердикт. Запрет на проведения любого рода священнодействия. А это означает, что люди начнут спариваться как животные без церковного благословения, порождая на свет монстров. Мертвых зароют в землю без отпевания, где они не усидят и неделю. Без защиты священной магии людские души останутся один на один с самыми мрачными порождениями бездны.
Уже через год страна опустеет.
- Король хочет воевать, но не намерен тратить ни сил, ни времени, - папа скучающе смотрит в потолок и раскачивается на кресле. - Если ему хочется поиграть в войнушку, пусть ощутит на себе всю ее тяжесть. Я не стану налагать на Север интердикт.
- Вот так? Просто проигнорируем? - изумился Фламини, поднимая бровь.
- Отнюдь. Проявим солидарность и пошлем в подмогу ополчение.
Это не удовлетворит аппетиты Оттона, но по крайней мере закроет рот.
Доносящиеся даже сюда запахи паленого тело окончательно портят трапезу.