Хроника одной недели

               
                ХРОНИКА ОДНОЙ НЕДЕЛИ   
 
   
       Это последние дни октября 1952 года.    
       Суббота.

       Конец рабочего дня и рабочей недели. Марк прячет в ящик стола карандаши и логарифмическую линейку, прикрывает газетой начатый чертеж, потягивается и устало разминает плечи. На сегодня всё.
      Вокруг облегченный гул голосов, хлопанье задвигаемых ящиков, шум шагов, смех. Всё, как обычно. Завтра воскресенье, долгожданный выходной день, и хотя домашних дел накопилось немало, но завтра с Наткой он должен пойти в зоопарк. Он давно ей это обещает, но всё никак не получается - то одно мешает, то другое.
     Шесть часов, уже стемнело. Октябрь в этом году очень холодный, ветер и дождь, часто с мокрым  снегом. С улицы доносится равномерный гул города, слышны автомобильные гудки, сквозь серый туман желто светятся окна соседних домов.
      Марк поднимается, и в эту минуту к его столу приближается Ушаков, начальник отдела. В  1943-м  они воевали на одном фронте, у них много общих воспоминаний, и в их отношениях есть что-то дружеское, теплое, сближающее. Они на “ты”, хотя Ушаков старше Марка. Сейчас он стоит у стола и  негромко говорит:
      - Задержись, Марк, зайди ко мне.
      - Сейчас? В чем дело?
      Ушаков хмурится.               
      - Есть разговор.               
      
      Кабинетик у Ушакова крохотный, Это просто остекленная выгородка в общем зале. Он садится, кивком показывает Марку на стул и бросает на стол пачку «Беломора».               
      - Кури.
      Марк берет папиросу. Ушаков щелкает зажигалкой. Они закуривают.    
      - Ну? - удивленно спрашивает Марк. - Так в чем дело?
      - Хреновое дело, Марк.  В общем, понимаешь, ты уволен. С понедельника.
      - Что? - Марк застывает. - Как? Почему?
      Ушаков неловко мнется.            
      - Понимаешь, тут такая штука. Ведь наш трест «Энергоцентраль», как ты знаешь, учреждение секретное. - Он сопит. - А в твоей биографии вдруг обнаружили пятно. И поэтому тебе работать тут нельзя.            
     Марк бледнеет.   
     - Что? Пятно? Какое пятно? 
     - Дело не в тебе, а в твоей матери.          
     - Как? Ведь она умерла!
     - Знаю. Но во время войны она с твоей сестрой была в эвакуации в Алма-Ате. И в 1944 году получила вещевую посылку от её брата, из США. В смысле, от твоего дяди. Значит, выходит, что у тебя в США есть родня. И, значит, могут быть контакты. А это недопустимо.            
    
      Марк в недоумении.
      - Что?! Какие контакты?! О существовании брата мамы я узнал только после демобилизации. 
     Ушаков кивает.
      - Охотно верю. Но если в Америке у тебя есть родня, а общую обстановку в стране ты и сам видишь, то…Всюду какие-то безродные космополиты, сионисты, американские разведки, джойнты, что-то еще…
    У Марка дрожат губы.
     - Бред, - говорит он. - Просто больной бред.
     Ушаков опускает глаза.
     - Извини, это не моя инициатива. Я честно пытался тебя отстоять. - Он затягивается дымом. - Но не вышло.  Так что в понедельник сдашь работу. И в кадрах получишь трудовую книжку. С формулировкой “по сокращению штатов”. -  Он молчит. -  Это всё, чего мне удалось добиться. Учти, что это еще хорошо. Ведь могли  написать черт знает что.               
      
      Воскресенье.

      Завтрак проходит в угрюмом молчании. У Люси красные глаза, только  Натка стрекочет и смеется. И после завтрака Марк с нею отправляются в зоопарк. Утро пасмурное, дождя нет, но похолодало. В клетках обреченно мечутся звери. У Натки вопрос за вопросом, но Марк невнимателен. Натка с удивлением смотрит на него.
      - Папа, ну, почему ты молчишь? Это слон? Какой он большой! А что он кушает? Папа! Ну, папа!
      Марк отвлекается от своих мыслей.
      - Слоны живут в Африке, - механически говорит он. - Там жарко, а здесь  холодно. А ест он всё, только манную кашу не любит. Как ты.
      Натка хохочет.
      - Как я! Ой, папа! А дать конфету ему можно?
      - Можно.               
      Натка бросает сквозь прутья решетки конфету в бумажной обертке. Слон  хоботом ее поднимает и отправляет в невидимый рот.
   Натка испуганно открывает глаза.    
   - Ой! Папа, он её съел с бумажкой. Он не заболеет?
      - Нет, - говорит Марк. - Он обожает конфетные обертки.               
     Натка недоверчиво смотрит на отца и хохочет.
      - Ой, папа!               
   
     Воскресенье кончается. За обедом Натка трещит без умолку. Она  переполнена впечатлениями. Её с трудом удается уложить спать, а  Марк и Люся еще долго сидят, перебрасываясь редкими словами. Теперь необходимо искать новую работу. И начинать уже завтра. Но прежде нужно рассчитаться со старой.
   
     Понедельник.

     Хмурое небо, слегка моросит. Марк входит в вестибюль «Энергоцентрали». Здесь всё свое, привычное, но уже ставшее чужим. Ощущение горькое и оскорбительное. Знакомый вахтер здоровается и пропуска не требует. Навстречу пробегают сослуживцы, кто-то на ходу жмет Марку руку, кто-то кивает. Марк поднимается на второй этаж. Здесь отдел кадров.
      За столом сидит Маргарита. Ей лет тридцать пять, она бывшая фронтовичка. Говорят, что на фронте она была ППЖ – «походно-полевой женой» какого-то генерала, который сюда ее пристроил. Всё возможно. Хотя грамотностью Маргарита не блещет. Справки, которые она одним пальцем выстукивает на машинке, иной раз впору для журнала «Крокодил». Маргарита недурна собой, хорошо одевается и курит папиросы «Казбек». У неё прокуренный хрипловатый голос и громкий смех. Вообще-то она девка добрая, к Марку относится по-свойски, как к собрату-фронтовику.               
       - Привет, Бринер, - улыбаясь, говорит она. - А я как раз хотела тебе звонить.
      Марк присаживается к столу.               
      - Привет. Покажи мне приказ.
      - Ясное дело. Вот он, читай. И внизу распишись.               
      - А если я не распишусь? Это что-то изменит?
      Маргарита пожимает плечами.
      - Понятия не имею, - удивленно говорит она. - Но ты прежде прочитай. 
     Она протягивает Марку книгу приказов. Страничка с приказом об увольнениях уже вшита под приказами новыми, сегодняшними. Марк читает. Хотя читать, в общем-то, нечего. Текст приказа всего три строчки:  «В связи с сокращением штатов».
      Маргарита терпеливо ждет. Марка ей жаль. Он свой парень, фронтовик,  приветливый и спокойный. И начальство всегда отзывалось о нем хорошо. Но если так надо - значит, надо. Начальству виднее.               
      - Прочитал? Тогда распишись…Вот тут, внизу.            
       - Нет. Разве кодекс законов о труде отменен? Почему меня не предупредили за две недели? И где сказано о выходном пособии? 
      Маргарита в растерянности.   
      - Ладно, - говорит она. - Я этот вопрос провентилирую. Но ты всё же подпиши. Если по закону полагается, то выходное пособие тебе выдадут. Ты завтра мне позвони.               
      Марк колеблется. Ясно, что ничего хорошего здесь его уже не ждет. Он  берет ручку. «Не согласен, - пишет он. - Увольнение считаю незаконным. Нарушен КЗОТ -  кодекс законов о труде». Он расписывается и ставит число. Маргарита облегченно вздыхает.
      - Твое право, - говорит она. - И возьми «бегунок» - пусть подпишут партком, профком, архив, библиотека…Ну, сам знаешь. Потом я отдам тебе трудовую книжку.               
      
      Марк поднимается на свой этаж и входит в отдел. Разговоры сразу смолкают и становится непривычно тихо. Он сгребает в кучу свои вещи -  логарифмическую линейку, карандаши, справочники, коричневую от чая чашку,  разные мелочи. Не глядя, бросает всё в портфель и сворачивает в трубку начатый чертеж. Затем кладет горкой тетради с расчетами, книги и папки и относит в кабинку Ушакова. Тот как раз на совещании. Это даже лучше, нет пустых разговоров. Всё принесенное  Марк кладет на стол и прижимает толстой книгой. Не прощаясь, он выходит в коридор и задумывается. Еще нужно решить  вопрос с партучётом. Для этого нужно идти к Рогальскому, парторгу треста. Малоприятный тип. С нудной манерой всех поучать и наставлять.
     Марк поднимается на третий этаж. Рогальский сидит за столом.      
       - А-а, товарищ  Бринер, садись, я уже в курсе, - говорит он. - Ты коммунист и, значит, сам обязан всё понимать. Это просто бдительность. Помнишь слова товарища Сталина о бдительности? Ну то-то. Лично тебя никто не обвиняет, но благодушествовать нам нельзя. Сам видишь, как нагло ведет себя американская военщина. Мало ли что! Ты согласен?   
      - Да, - коротко отвечает Марк.  Обсуждать эту тему с Рогальским желания у него нет. – Но у меня вопрос. С партучета мне сниматься?
      Рогальский возмущенно открывает глаза.
      - Да ты что! - говорит он.- Даже и не думай! Пока не возьмешься на учет в другой парторганизации, из нашего поля зрения мы тебя не выпустим. Ты с какого года в партии?
       - С февраля сорок второго. С фронта.
       - С фронта? Ты воевал где? На 2-м Украинском?
       - Это уже потом. А вначале на Западном, под Москвой, в сорок первом.  Там был ранен.         
       - Молодец. Значит, политическую обстановку понимаешь. Обижаться на партию нам нельзя, партия всегда права. Ты с этим согласен?   
      - Да.
      - Молодец! Бегунок у тебя? Давай подпишу. Да, и еще. Смотри, партвзносы плати аккуратно, не пропускай! И собрания тоже. Это обязательно!
             
      Низкое серое небо грозит дождем или снегом. Бегунок готов. Завтра можно будет получить трудовую книжку и начинать поиски новой работы. Оставаться без работы Марку никак нельзя.
   

     Вторник. 

    Марк входит в вестибюль проектного института «Гипроэлектро». Холодно, пальто намокло. Дождь льет с утра, а троллейбуса долго не было. На затоптанном мокром полу следы мужских и женских подошв, в воздухе висят запахи сырой одежды. Из остекленной будке смотрит вахтерша. 
     - Вам куда? 
     - В отдел кадров.
     - Туда только после двух.
     - Да, но…
     - Нельзя. После двух.
     Марк смотрит на часы. Половина одиннадцатого. В газетном объявлении  о  времени  приема ничего не сказано. Ехать домой - час туда, час обратно, Натка в садике, Люся на работе. В раздумье Марк направляется к выходу. И в дверях  сталкивается с входящим молодым мужчиной. Тот бросает взгляд на Марка и улыбается.   
     - Привет, Марик! Какими судьбами?
     - Привет, Вадик. Я, понимаешь, сюда по объявлению.
     - В нашу богадельню?! А что, из своей конторы ты ушел?
    Марк хмурится.
    - Ушли меня. - Он хмыкает. - По сокращению штатов.
    Вадик удивлен.
    - Как? - растерянно говорит он. - Ты же, помню, направлен туда был как фронтовик и еще член партии? Так ты что, хочешь к нам?
    - Попробую. Да вот не пускают. Только после двух.
    - Ерунда! - Вадик решительно берет его за руку. Он славный парень. В институте они учились в одной группе. Он моложе Марка и на войну не успел. Но к демобилизованным ребятам относится с уважением. Он подходит к вахтерше и говорит начальственным тоном: 
    - Товарищ со мной. 
    Вахтерша молча пожимает плечами. Ей все равно. Вадик пропускает Марка вперед. 
     - Вот и всё. А теперь ты куда? В кадры?
     - Да.
     Вадик хмурится.
     - Мда…Там сейчас у нас новый. - Он понижает голос. - Отставник, говорят, из особистов…из «Смерша»…понимаешь? Очень неприятный тип.  Но ты не теряйся.  Электрик нам  очень  нужен, вчера на планерке у главного об этом шла речь.
    
     Марк сворачивает в коридор. Справа и слева на дверях таблички с названиями отделов. Хлопают двери, выходят и входят люди, пробегают женщины с бумагами, слышны телефонные звонки. В конце коридора у обитой жестью двери Марк останавливается и осторожно стучит. Никто не отзывается. Он нажимает ручку. Заперто. Он стучит сильнее. Слышатся шаги, щелкает замок. В проеме пожилой мужчина в военном кителе без погон. Он окидывает Марка быстрым взглядом и на миг останавливается взглядом на трех рядах наградных планок на его пиджаке.
   -  Вам чего?
   -  Я по объявлению. Инженер-электрик.
      -  Нужно приходить после двух. - Он недовольно  сопит. - Входите.
      В глубине темноватой комнаты стоит письменный стол, на нем горка папок, телефон, сбоку сейф с торчащим из дверцы ключом. Под потолком лампочка в проволочной сетке. Окно забрано железной решеткой. Марк садится.
      -  Я по объявлению. Инженер-электрик.
      -  Понял. Фамилия, возраст, образование.
      -  Бринер, Марк Иосифович. - Лицо кадровика каменеет. - Тридцать один  год. В сорок четвертом демобилизован по ранению. Имею награды - ордена «Отечественной войны» 2-й степени и «Красной звезды», еще медали. В тресте «Энергоцентраль» работал старшим инженером. Имею статью в журнале и два авторских свидетельства.
       Кадровик молчит, раздраженно вертит между пальцами красный карандаш. Проходит минута, другая. Карандаш выстукивает марш. Пауза. Звонит телефон. Кадровик хватает трубку.
      - Слушаю! - раздраженно кричит он.- Да, да, говори, меня тут отвлекли. Давай подробнее.
      Марк ждет. Проходит несколько минут. Кадровик кладет трубку.
       - Как, вы еще тут? - с фальшивым удивлением говорит он. - Я же сказал, что электрик нам уже не нужен. Что? Не сказал? Значит, говорю сейчас. Уже взяли. Вам ясно?
      - Я знаю, что никого не взяли. И место есть.   
      Лицо кадровика наливается кровью. 
      - А я сказал - взяли! Всё! Разговор окончен! Уходите!   
     Марка охватывает ярость. То, что ему здесь не работать, уже ясно. Он с       ненавистью смотрит в отечное лицо кадровика с синими мешками под заплывшими щелками глаз. Типичный особист. На фронтах, подальше от передовой,  их  шныряло много. Вынюхивали, чуть что - стряпали дела для военных трибуналов.   
     - Я уйду, - говорит Марк. - Только напоследок скажу, что такую мразь, как ты, мы на фронте сами кончали. - Он усмехается. - Впрочем, ты сам скоро подохнешь.   

     Он выходит на улицу. Туман сгустился и в воздухе висит липкая морось. День пропал. Сегодня идти уже некуда.

    Среда. 
   
   Троллейбус останавливается у парадного входа пятиэтажного здания. На стене  остекленная доска с названием института - ЦНИИЭЛ. Марк с волнением  смотрит на доску. Это один из лучших институтов. Здесь разрабатываются государственные стандарты и издается журнал, в его отделах трудятся специалисты, по книгам которых учат студентов. Работать здесь - мечта. Бесшумно вращающаяся дверь вносит Марка в вестибюль. Светло, у широкой лестницы стоят пальмы в кадках. И тишина. Появляется вахтер.
  - Вам куда?
     -  В отдел кадров. Я по объявлению.
     -  Минуту.
     Он отходит за загородку и набирает номер.
     - Кадры? Тут товарищ по объявлению. Понял. - Он опускает трубку. -  Пальто сдайте в гардероб. Второй этаж, комната двадцать три.
   
    Ступени лестницы устилает ковровая дорожка. Мягкий ворс приятно пружинит под ногами, шаги почти не слышны. Откуда-то издалека слышны телефонные  трели. На дверях табличек нет, только номера. Под номером 23 аккуратная табличка: «Отдел кадров. Просьба позвонить». Яков коротко нажимает черную кнопку. Секунда, щелчок, дверь отворяется. Женщина со строгим лицом выжидающе смотрит на него. 
     - Это о вас сообщил вахтер? Входите. 
     В светлой комнате столик, на нем пишущая машинка «Оптима», вдоль стен остекленные шкафы, цветы в горшках. Дверь в соседнюю комнату открыта.
     - Пройдите к товарищу Козлову, - говорит женщина.
     Марк входит. За столом сидит мужчина в золотых очках. Сквозь толстые стекла Марка рассматривают внимательные глаза, скользят по наградным планкам на лацкане пиджака.
     - Садитесь.
     Марк присаживается на кончик стула.
     - Вы по объявлению?
     - Да. Инженер-электрик, Бринер, Марк Иосифович.
     Кадровик улыбается.
     - Не торопитесь, это всё позже. - Он разглядывает ленточки на  пиджаке Марка. -  Фронтовик?  Понятно. Теперь вопрос: что кончали? О-о, отлично. Где работали до сих пор? В тресте «Энергоцентраль»? И уволены по сокращению штатов? Ясно. Документы с собой? Давайте. А это что? Статья в нашем журнале? О-о, и даже два авторских свидетельства! - Он смотрит на Марка, улыбается и что-то записывает в настольном календаре. - Тогда сделаем  так. Сейчас мне нужно уезжать, а завтра я доложу руководству. Вы мне позвоните…Сегодня у нас что, среда?  Значит, послезавтра…в пятницу. - Он улыбается. - Ну что ж, тогда пока всё.
     Марк поднимается.
   - Анкета разве не требуется? - спрашивает он.
     - О-о, это успеется.
     Прищуренные глаза за стеклами очков бросают на Марка быстрый взгляд и тут же убегают вниз. 
   
     Марк выходит на улицу. Ощущение самое неопределенное. Для пессимизма, как и оптимизма, оснований нет. Он приближается к телефонной будке и набирает номер Люси.    
     - Ну? - тревожно спрашивает она.
     - Не знаю. Сказали - позвонить в пятницу.
      В трубке становится тихо, и Марк слышит дыхание Люси. Она неуверенно спрашивает:
     - А почему? Он тебе объяснил?
     - Будто нужно доложить начальству.
     В трубке опять тишина.
     - Значит, в пятницу?
     - Ага. Знаешь, у меня есть надежда…По-моему, я ему понравился.
     Люся молчит.
     - Увидим, - сухо говорит она. -  Ты сейчас куда?
     - Сам не знаю. Наверное, домой. А завтра пойду на завод, по объявлению. 
      - Ладно. А пока зайди в овощной и купи картошку. И потом сходи за Наткой в садик. Я задержусь, у нас сегодня какое-то неожиданное собрание.

     Четверг.
 
      Пасмурное утро.  На просторной заводской площади стоят грузовые и легковые машины, через дверь проходной снуют люди. На фанерных щитах под стеклом висят газеты, тут же перечень требующихся профессий. Вахтер в ватнике и солдатской ушанке, прислонясь к стене, курит. Марк приближается. Через сквозной проход ему виден заводской двор, проезд в глубину и «Доска почета». Под нею куча желтых листьев и мусора с воткнутой лопатой.
    - Вам куда?
    - В отдел кадров.
    - Тогда сначала в отдел пропусков, - говорит вахтер. -  Это с улицы, налево.
    Марк возвращается на площадь. В небольшой комнате под зарешеченным  окном стоит испещренный надписями и цифрами старый канцелярский столик с вспучившейся столешницей. В стене окошко и висит черный телефон. Окошко изнутри закрыто фанеркой. Марк осторожно стучит. Фанерка убирается.
      - Мне нужен пропуск в отдел кадров.   
- Документ.
     Марк протягивает паспорт. Окошко захлопывается. Проходят две-три минуты. Фанерка убирается.
-  Паспорт получите при уходе. Пропуск не забудьте отметить.
    
     С пропуском в руке Марк направляется к проходной. Вахтер равнодушно  кивает.
     - Кадры прямо, потом налево. Не доходя кузнечного цеха.
      Навстречу Марку катится автокара. Вдоль обочин валяется ржавое железо, отливают кобальтом пучки металлической стружки. Стоят намокшие фанерные щиты с решениями пленума ЦК ВКП(б). Марк сворачивает налево. Асфальтированная дорожка ведет к двери, над нею табличка «Отдел кадров».
     Марк входит. В тесной комнате сидят две женщины. Одна, постарше, с  папиросой  во рту. За её спиной к стене приколот кнопками вырезанный из журнала цветной портрет Сталина в форме генералиссимуса. За пишущей машинкой сидит вторая. На подоконнике спит кошка.
     -  Я по объявлению, - говорит Марк - В конструкторское бюро.
     Старшая  испытующе оглядывает его.
     - Анкета по учету кадров есть?
     - Есть. 
    Женщина берет анкету и бегло её просматривает.
     - Это в кабэ, к начальнику. В конце проезда, у забора. А потом опять сюда.
   
      Марк выходит на территорию. Потемнело, и на поверхности луж уже разбегаются колечки дождевой ряби. Из ворот кузнечного  цеха доносится  уханье молота и шипение. В темной глубине мечется багровый огонь и перемещаются неясные фигуры. Из распахнутых ворот, сигналя, выползает грузовик со свисающими с кузова длинными стальными полосами. Полосы раскачиваются и гремят. Одна полоса задевает стойку ворот и с оглушительным лязгом слетает на землю. Из кабины выскакивает шофер и разражается многоэтажным матом.   
    Марк обходит машину и направляется к двухэтажному дому у забора. Входная дверь открыта, лестница ведет на второй этаж. Марк поднимается на второй этаж. Горит свет, в раме стенгазета и под стеклом доска приказов. Откуда-то слышатся голоса. Марк толкает дверь. В большой комнате за кульманами стоят люди. У самой двери столик, на нём пол-литровая стеклянная банка с кипятильником, рядом распечатанная пачка чая. Марк входит.
     - Привет, - говорит он. - Я по объявлению, инженер-электрик. Где найти начальника кабэ?
      - Привет,  - отвечает мужчина в очках. - Кабинет его в конце коридора. Но у него совещание. - Он иронически хмыкает. – Возможно, скоро окончится. Они там с самого утра ругаются. А электрик нам нужен.      
      
     Марк направляется в конец коридора. У окна стоит деревянная кадка с пыльным фикусом, на грязном подоконнике переполненная окурками консервная банка. В кадку тоже воткнуты окурки, валяются окурки и спички на полу. Из неплотно прикрытой двери кабинета начальника слышны громкие голоса и тянет табачным дымом.
      Марк ждет. Сесть негде. Как всегда в такую сырую погоду ноет раненное колено. Проходит полчаса.
      Дверь распахивается, из комнаты выходит человек с багровым лицом, за ним еще двое с портфелями. Перебрасываясь негромкими словами,  они шагают к лестничной клетке. Марк заглядывает в кабинет. В воздухе висит сизый табачный дым. В глубине комнаты за столом сидит тучный мужчина лет сорока с усами. За приставным  столом еще четверо. На  столе кучи бумаг.
     - Окно открой, Рябчук! - кричит усач.- Провоняли весь кабинет чесноком, мать их! 
     Из-за стола поднимается мужчина и идет к окнам. Начальник откидывается на спинку кресла.
     - А? – смеясь, говорит он. - Как мы сделали этого Шапиро, а? Учитесь! А ты, - он смотрит на  мужчину в очках. - Махнул ты, Горобец! Что же ты сразу карты им раскрываешь? Темнить надо, путать! 
     Марк стучит в полураскрытую дверь.
     - Разрешите?
     Усач вскидывает глаза.
     - Вам чего? - говорит он. - По какому делу?
     - Из отдела кадров, по объявлению.
     - А вы кто?
     - Инженер-электрик.
     - А! Это хорошо, давай входи. - Усач пристально рассматривает Марка. - Документы у тебя есть?
     Марк протягивает бланк по учету кадров. Душно, накурено,  нечем  дышать. Он расстегивает пальто. Начальник пробегает глазами по рядам наградных ленточек на пиджаке Марка. Долгая пауза. 
      - Вообще-то, - медленно говорит он. - Вообще-то, понимаешь, электрик нам нужен. Но вы, товарищ  Бринер, нам не подходите.
     -  Почему?
      - А потому, что в объявлении напутали. Это ты, Рябчук, напутал. - Он смотрит на Марка. - Нам, понимаещь,  нужен не инженер, а электрик-ремонтник. Для ремонтных работ в цехах. 
      -  Но ведь в объявлении указано, что для работы в кабэ.
   -  Вот я же вам и говорю - напутали! Ясно?
   -  Да, - отвечает Марк.- Теперь ясно.
      -  Ясно? Тогда, товарищ  Бринер, уж извините. Больше я вас не задерживаю.
      В глазах начальника явная издевка. Сидящие за столом молчат. Один что-то рисует, другой смотрит в окно. Лишь у мужчины в очках мелькает в лице что-то вроде сочувствия.
   
     В отдел кадров Марк входит без стука.
     - Ну? - спрашивает начальница. - Договорились?
      - Нет,  - отвечает Марк и протягивает пропуск. Начальница берет бумажку, не глядя, шарит рукой в ящике и вытаскивает штамп, дышит на него и с размаху шлепает по листку.
     - Я так и знала, - говорит она. - Знала, что не возьмет. Он таких не берет.
     - Каких это «таких»? - спрашивает Марк.
      - Таких,  таких, - миролюбиво говорит она. - Ну, вы что, сами не понимаете? Таких. Только от меня это не зависит. Я бы принимала всех.   

   …На дворе дождь уже льет вовсю, и фанерный щит у проходной с перечнем требующихся специалистов намок и покоробился.
               
        Пятница.

     С утра Марк в волнении. Он ждет девяти - начала рабочего дня в ЦНИИЭЛ. На висящих над дверью электрических часах без трех минут девять, вбегают последние опаздывающие. Сегодня впервые за неделю нет дождя. Асфальт еще влажный, но светло и ясно. Почему-то это внушает Марку безотчетный оптимизм. Он ждет еще несколько минут. Тревожно и учащенно стучит сердце. Вахтер выжидающе смотрит на Марка. 
  - Вы к кому?
     -  Мне нужно позвонить товарищу Козлову.
     Вахтер кивает.
     - Телефон в конце вестибюля, попросите отдел кадров.
     На стене висят три аппарата без цифровых дисков. По двум разговаривают, третий свободен. Марк снимает трубку. 
     - Пожалуйста, отдел кадров.   
     - Минуту.
     Марк ждет, не дыша. Проходит минута. Трубку снимают, слышны чьи-то голоса, кто-то кому-то говорит: «Подожди минутку» и затем в трубку нетерпеливо:
     - Козлов у телефона.
     - Товарищ  Козлов? Это  Бринер. В среду я у вас был, вы велели позвонить в пятницу…Насчет работы. 
     -  Кто? Как вы сказали? Бринер? Бринер, Бринер…одну минутку…А-а,  товарищ Бриннер, вспомнил! Ох, извините, но у нас совершенно неожиданно возникли сложности со штатным расписанием. Вы меня понимаете? Так что придется вам подождать. Алло! Алло! Вы меня слышите?
    - Да, - безнадежно отвечает Марк. - Слышу. И сколько же придется  ждать? 
    - Сколько? - в трубке пауза. - Сейчас сказать трудно, всё зависит от министерства. Но вы позванивайте! А сейчас, извините, я занят, у меня совещание.
    Щелчок, и в трубке идут гудки отбоя.
    Марк направляется к выходу. На улице яркое солнце, а в душе безнадежность и тоска. Завтра суббота, одна неделя. 
               
                ВМЕСТО ЭПИЛОГА 

     Проходит еще неделя. За нею еще много недель. И затем полгода. Это уже весна, апрель 1953 года. Месяц назад умер Сталин, и в воздухе повеяло едва заметными проблесками надежд на перемены к лучшему.
    И Марк на работу устраивается. Устраивается туда, куда его берут. Берут после долгих хождений, ожиданий, унизительной неопределенности, лживых  обещаний  и  грубых отказов. Теперь он инженер ЖЭКа. Он аккуратно ходит на работу и получает зарплату.
    Правда, статьи им уже не пишутся и новые идеи не возникают.
    Но начальство ЖЭКа им довольно. Он исполнительный работник. Только слишком уж вялый и какой-то погасший. Как задутая и еще коптящая свеча.