КРОВЬ ИЗ НОСУ
«Так жаждут разорвать его, разрушить...»
Рэм Вяхирев
«Но с иным накладно вздорить...»
Александр Пушкин
Раскрутил меня на исследование в дальнейшем, непредсказуемый в действиях наш режиссер Антон Авдеев. Ни с того ни с сего, вдруг подносит к моему лицу свой холеный кулачок. От неожиданной такой выходки коллеги я на секунду растерялся было даже. Ведь никогда не угадаешь, что может выкинуть рассерженный человек, если отреагировать адекватно. Я же сказал:
- Ты как режиссер должен бы знать, что, если в первом акте появляется ружье...
- Да… Но пулять оно не будет, потому что некуда, - ерническим тоном отпарировал он, раскрыл кулак и дунул в ладонь. - Пустое место вы, началь нички наши. Все другие за праздники пишут премии работникам. Мы же пластались дни и ночи, как угорелые, сделали тридцать минут новостей, плюс фильмы и прочее, когда все гуляли-веселились. Но, ни спасибо за это, ни отгулов. Даже книжек юбилейных в подарок, и тех не досталось. Сходи в большую контору, послушай, что там о нас говорят. Оказывается, мы снова кого-то не так показали, кого-то не заметили...
- Ну и нашел-таки, думаешь, оригинальный режиссерский ход!? - только и смог я ответить на это Авдееву, - Опять какой-то плоский...
А если быть честным к самому себе, этот фаталист все же, по большому счету, был прав. Как всегда, сапожник без сапог. Организуя работу налетевших к нам братьев по перу, то бишь коллег из масс-медиа «от Москвы до самых до окраин», мы совсем забыли о себе - недосуг было подумать и устроить презенты своему коллективу. Все имевшееся из изданного нами же раздарили кому ни попадя, гостям и не гостям. Наш шеф Антипин человек щедрый, и его «принцип проститутки - никому не отказывай», как поучает нас, зачастую нас же ставит в глупое положение попрошаек. Откладывая собственные запросы на потом, мы забываем отметить удачи своих сотрудников, вселить в ранимые творческие души коллег хоть какую-то светлость. А после по-доброму посидеть-то не получается, начинается новая какая-нибудь кампанейщина. В этом смысле работа у прессцентровцев конечно же неблагодарная...
Теперь, когда шеф в отпуске, все шишки принимал я.
Так и быть, собрался с духом, звоню комитетчикам в мэрию, то есть таким же коллегам:
- Пора начинать бартерный обмен. Вы нам то, что издали по мэрии, а мы вам - свои. Глядишь, будет целая библиотека.
- Спасибо, что хоть вспомнили, - ехидничают на том конце провода, - давайте, везите, мы подготовим наши.
Вот и все, думаю, разговор не стоил выеденного яйца. Пока там найдут своего кладовщика-завхоза, пока добьются разрешительной визы у начальства, я успею смотаться на базу, где у нас и без бумажек все о-кей - добрая знакомая Зина из уважения к прессе не откажет на «оформим потом». И не успеет моргнуть глазом режиссер-паникер, как всучу ему вожделенное...
Приезжаю на базу. А Зинон смотрит на меня невинными очами, удивляется:
- Дра-асте, пожалуйста! Пресса называется. Будто не слыхали, что все склады наши в первый же день после праздника, не успели остыть фейерверки, опечатали дорогие сердцу пожарники.
- А что, - подхватываю ее игривый тон, - от салютов искра крышу подпалила?
- Еще чего не хватало, - стучит по дереву стола. - Двадцать лет блюду, ишо, слава богу, ниче неожиданного не позволила. Иди, поговори с начбазой, может отопрет, фамилия у него позволяет.
Говорят, наши судьбы предопределены создателем. Не ведая того, родители дают такие имена чадам, которые затем и направляют нас по жизни. А фамилии ведь образованы от имен и кличек, соответствующих характеру или жизнедеятельности предков. В данном случае у начальника базы фамилия действительно оправдывала его профессию. Закроева я нашел на новостройке на территории базы - он ходил, скучал в раздумье, пиная трубы. Пустые, они гудели звонко - каждая своим неповторимым тоном. Предвкушая обоюдное удовлетворение, приветствую и выкладываю:
- Вы, Валерий Ильич, наверняка ругаете нас: храним у вас презенты, а вам и не ам. Так вот приехал, чтобы в благодарность за содружество, за хранение...
- Увы, - перебивает Закроев без энтузиазма, продолжая пинать трубы, - опоздал, братец, причем, неизвестно на сколько... - И отмахнулся сокрушенно.
Словом, фамилия сработала - даже благорасположенный, он не мог распломбировать опечатанное пожарными. Пуще прежнего ведь расстроил. Выходит, ни базовские коллеги, ни мэровские братья, да и мы сами юбилейных презентов не скоро дождемся, вот обсмеют Авдеев и компания.
А что вышло-то? Та территория, где я нашел Закроева на стройплощадке, и была призвана ублажить требования пожарных - здесь был заложен фундамент новой насосной, чтобы в любую минуту, в случае чего, она могла бы дать напору на всю пожарную систему и раскинутому вокруг водоводу. Я удивился:
- У вас что, ничего подобного до сих пор не имелось?
- Как же не было. Все есть, и функционирует! Но появились новые нормы, будь они не ладны. Как-то непонятно все это...
Расстроен человек, по лицу видать. Опечатанные склады - это не только война нервов, но и простой в работе, дезорганизованность, нагоняи от начальства, значит, и премий с ноль, и зарплата по тарифу, а коллектив-то и не виновен.
Спрашиваю, может, пошуметь, или наоборот, пообещать им тех же подарочных изданий...
Но, выходит, никак не проймешь, давно зубы точат на газовиков нелюбители фаренгейтов. Закроев говорит, с год препирался, теперь уступки не будет.
Унылый, я вернулся на работу, нос и голову повесил, ни на что руки не поднимаются. А что делать, когда ничего не сделать. Думаю, размышляю весь день, дела с рук валятся, и настроения никакого. Я ведь тоже мечтал книжки наши разослать родственникам. Дорога ложка к обеду. Сейчас бы подвели итоги празднику, нашей работе в эти дни, все бы получили заслуженные наборы изданного о городе, вдохновились бы на новые подвиги в информработе.
А может, катануть на этих огнеблюстителей фельетончику, вдруг пришло мне на ум. А что, писать они тоже мастаки, пусть отписываются, наше дело ведь какое - мы можем и прославить, а можем и ославить, отплевывайся потом. Все так деликатно можно обтяпать, комар носу не подточит, что усовестятся. В наше время полной разрухи - дай им, кровь из носу, насосную за три дня. И аргументы есть, под ногами.
Как-то к нам одна красивая в серой униформе в погонах подъехала, говорит, что наши лестничные марши пожароопасны. Ошарашила ни с того ни с сего! Ничего себе, уже и пятки горят: «С чего это, милочка, вы взяли? - спрашиваю как можно корректно. - Не с потолка ли? Лестница у нас - вся керамической плиткой выложена, а под ней бетон, чтоб знали». «А бетон на металле...», - не моргнув глазом утверждает она. Е-мое: «А швеллер, по-вашему, очаг возгорания?» «Конечно. А вы не знали?», - заявляет. «Интересно-то как, - рассуждаю вслух, для нее, - может, попробовать поджечь?» «Не надо поджигать. Положено заштукатурить, и бетонным раствором загладить все»...
Тут я глазами хлоп-хлоп, дара речи лишился. Больше того, она сказала, что оштрафует меня за невыполнение ее предыдущего предписания. А я-то причем? Оказывается, притом. Кто к моменту проверки возглавляет отдел, тот и отвечает. Был бы мой шеф на месте, дескать, он бы подвергся штрафу. Держи карман шире. Бывший народный контроль горкома, он бы по-другому с тобой разговаривал. А я не знаю, чем ответить. Не политик, как говорит про меня шеф. Главное, за что штраф-то? Ведь почти все, из предписанного в прошлый раз, нами выполнено. И двери, где надо, жестью обили. Правда тяжеленные стали, но раз надо... И пожарные щиты навесили, где указали, рукава пожарные туда впихнули, закрасили. Даже там придрались, надо, говорят, красным, чтобы заметно было. Еле уломал мой шеф их, чтобы на цвет стен. Что за офис у нас будет, если по их прихоти начнем разукрашивать его, как цирковой балаган, разноцветными висульками. Позволь им, так гидранты под потолком подвесить велят. Из какой такой Дымляндии, прибыли к нам, шутим. Во всей стране день ото дня не легче с экономикой, а этим вынь да положь в одночасье. Все это средств требует, а не предписаний. Одни огнетушители под миллион нынешними стоят. А их мы поставили в каждый угол, шеф даже под столом у себя держит, говорит, на всякий случай, для отпора от киллеров, подосланных героями наших фельетонов...
В общем, наскреб я аргументов в будущий фельетончик. Дескать, здесь пахнет не дымом, а больше - амбициями самих пожарных. Вспомнил и прописал про решетки на окнах второго этажа, которые, по их же требованиям вбили когда-то, нафантазировал, как бы могло произойти в жизни, с хлесткими фразами, типа, а вот, поди-ка, найди ключи от замков, да отопри заржавелые замки, когда петух красный тебе на макушку вспорхнул-вцепился, как царю Додону...
Здорово так получилось у меня на бумаге, аж руки зазудились от предвкушения. Вот посмеется над чиновничьей глупостью читающий люд. Осталось озаглавить как-нибудь неординарно, сообразно стилю материала, типа: «Наши пожарные - самые пожароопасные в мире!» или по-шекспировски «Много дыма из ничего»... Если призвать на помощь все творческие силы нашей службы, мы и не то понапридумаем, что не отмоешься.
Наброски отложил, чтобы самому немного остыть - в таких делах горячку пороть нельзя, иначе напорешься на неприятность, а рукопись пусть отлежится, заматереет, позже можно вернуться, чтобы еще чего из последних новостей добавить-подправить. Занялся другими текущими делами, каких немало в нашем непростом, так же, хозяйстве, чего не видно посторонним. То дети витражные окна разобьют, разбирайся, остекляй, то кассеты закончились, выбивай, доставляй, или же с договорами бегаешь, убеждая отделы в необходимости согласовать, иначе не видать нам публикаций о предприятии, то тут начальство подбрасывает кучу всяких поздравительных адресов - успевай сочинять, да согласовать с поручившими, еще лучше – пиши срочно им тексты для выступлений где-то… Наша служба может все, как в сказке: пойдет туда, незнамо куда, найдет и получит то, незнамо что. А тут, будь ты неладна, как часто случается в последнее время, заблокируют вещание наших материалов договорщики в своих каналах, говоря, что срок истекает, платите за выполненное, и снова «с дипломатом» стучишься до сердец их ...
Но намерения своего куснуть-таки пожарных не бросаю, и материал ни днем ни ночью не дает мне покоя. Такова специфика журналистской работы.
Отныне каждый мой сон отправляет меня в горящий пресс-центр, тьфу-тьфу. И я, большой знаток борьбы с огнем, там всех спасаю, кого-то из горящего окна выбрасываю, выпинав рамы и решетки, сам бегу с пламенем за спиной, смеюсь от того, что, вот же, не горю ведь, не задыхаюсь, сую кукиш под нос фифочке в сером: видишь, не страшен нам пожар твой, сами с усами, научим кого хошь, даже из вашего ведомства, а ты-то сама несгораема ли, ну-ка, пошли, прогуляемся по горящей лестнице. Она брыкается, царапает-кусается, плачет, я хохочу. Жена будит меня пинком колена под зад, спать будешь ли ты как человек, наконец, когда успел наклюкаться...
Потом другие неотложные дела нагрянули - предвыборные, какие в наши дни пошли валом, каждые квартал или полгода. Хлопот наваливается куча, но наши привыкли к такой пожарной кампанейшине и бешеной гонке в ней, смеются и потирают руки, хоть зарплату подвезут к выборам.
***
Как-то по делам пришлось мне заглянуть в контору снабкомплектовскую. Вспомнил незадачливого Закроева, и решил проконсультироваться о том же у его руководства, надеясь напороться на новые глупости от служак из «01». Ко всему, Новицкий, их главный, в чьем ведении борьба за пожаробезопасность, оказался на своем месте, как говорится, на ловца и зверь. Голубоглазый, огромных размеров брюнет Ефим Новицкий - раскинет руки, раздвинет стены в своем небольшом кабинете - только улыбнулся, узнав, что наговорил мне Закроев:
- Не от большого ума это, - сказал и поднял чашку с кофе.
Я полагал, он так о злополучных предписаниях отозвался. Новицкий же продолжил о том, что в нашем округе появились новообразованные окружные шефы пожинспекции, вот и усердствуют в их глазах. Хотя у главного инженера тоже имелся зуб на этих зарвавшихся выскочек, но, по гамбургскому счету, они правы, говорит. Показывает мне новый закон по их ведомству:
- Хорош он или не вполне, судить теперь поздно, он уже действует, и все обязаны жить по нему, так что претензии к нам законны. Другое дело, как отдельные представители этих служб ведут себя в каждом конкретном случае. Мне кажется, на газовиков взьелись они после того, как началась бодяга по поводу заселения дома за новым пождепо. По мне дак, даром он никому не нужен. Какой дурак захочет жить на задворках города, так отдали б весь этим бедным пожарникам. Нет же, затеяли бузу. А все равно вышло так, что многие газовики сами отказались туда вселяться. Это же все равно, что на Камчатке жить! - заключил он, сам того не подозревая, что же подкинул журналисту...
«Вот оно что!», - возликовал, задумался я вопреки настроению старшего товарища. Хоть и мудрый вы человек, друг Новицкий, не подозреваете, какая тут собака зарыта. Вот это поворот темы! Значит, мало наше предприятие намазывает маслом их кусок белого хлеба. Вот прет тема мне в руки.
На всякий случай попросил у Новицкого закончик этот, регламентирующий взаимоотношения предприятий с противниками жаркой энергии, и углубился в чтение. Интересный, должно быть, предмет правоведение. Жаль, что в свое время не задумался, может пошел бы в юристы... Сейчас же, задним умом, дохожу, что ведь законы-то пишут те, кто в них заинтересован профессионально, кровно, а не те, в отношении кого они применяются. То есть, эмведешники сочиняют о милиции, военные об Армии, налоговики - о сборах в казну государства. Поэтому и твориться чиновно-рэкетирский беспредел, не дающий свободно вздохнуть ни добропорядочным предпринимателям, ни рядовому налогоплательщику. Депутаты? Эти популисты ведь только минералкой в лицо раскаленному оппоненту плескать мастера, да ночных бабочек в номера заманивать. Ну, если не уснут на своих заседаниях, для виду поспорят, полаются, хватанут друг друга за пуговицы или космы в пылу полемики, ткнут в нос разработчикам проектов, вернут на доработку, демонстрируя свою компетентность. А потом все равно примут, проголосовав за двоих-троих - кто-то не появится, кто-то с похмелья не уразумеет подводных камней в законе. Не им же тушить, ловить, служить, бурить, пахать. К тому времени они все уже хорошо устроены при неприкосновенности своей, или, еще лучше - куплены теми же лоббистами, что и пикнуть не смеют...
Вот и наразработали эти службисты от 01 такое, что даже ярый блюститель законов Новицкий не удержался, и почеркал в нескольких местах этот закончик алогичный. И что же получается, если по его красной черте пройтись? Не закон, а сплошное беззаконие натворили вы, господа горячие головы. Эти шкуродеры, по их правам, оказывается, могут отныне и в частные владения ворваться, когда моя собственность вроде бы утверждена моей крепостью по основному закону страны. Дальше - больше. Некоторые статьи вовсе противоречат здравому смыслу. Например, пожарные инспектора могут, получается, «приостанавливать полностью или частично» работу предприятий, промыслов. Что значит, частично? По похмельному настроению, что ли? Не дотумкают они своей несгораемой башкой, что, опечатав склад, сами же остановили необходимое строительство. Ведь остались взаперти, к примеру, те же электроды... Не говоря о более серьезных составляющих производства. Рубите, господа, сук, на котором сидите! Не головотяпство ли это?
Так, я вооружился дополнительными большими аргументами, что держись, законные мародеры. Диаметр водовода вас не устраивает? Не-ет, дорогие мои, размеры подношенья вас не устраивают, вот что...
***
Предвыборная борьба накалилась до предела, что впору вмешаться пожарным с огнетушителями. Их новый начальник Петр Горячев, с год назад всего присланный из окружного центра, вдруг выдвинулся в городскую Думу, в альтернативу нашему главному экономисту Антону Мелехову, человеку башковитому и известному в городе. Бодался теленок с дубом. Вопиет новая метла пожарная, что в районе выявил столько безобразия, а никакого влияния на этих монстров-газовиков нету - предписания игнорируются, а балки и деревяшки горят. Наш кандидат, поняв в чей огород камушек, преспокойно парирует: «Балки, что, тоже предписания получали?» «Причем тут балки? - забывается в запале пожарный командир, - Я ведь о вас говорю»... И тому подобную чепуху. Наш ему отвечает спокойно: так ведь мы с балков и деревяшек своих людей давно переселили! Народ в зале хохочет над этим майором, которому хочется в полковники, поэтому нынче рвется в депутаты. Он уже почти кричит, это вы не выполняете, чего мы требуем. «А что вы требуете-то, чтобы мы построили новые насосные? Так вы же сами опечатали оборудование в складах, как же теперь строить-то?», - ответно испрашивает его наш экономист. В общем, все насмеялись вдоволь. Эти дебаты телевизионщики засняли и показали без купюр. Сам Горячев так потребовал. Говорит: вы, придворные борзописцы, своего там обязательно приукрасите, вот пусть видит народ все, как есть, мол, гласность - его предвыборная платформа... «Имею право!», - кричал нам, чуть не брызгая слюной.
Ну и получай, как есть, ответили наши. И увидел город железобетонные несгораемые мысли главного огнененавистника. Оказывается, никто кроме него здесь не горит душой за дело общенародное - государство поставило его охранять нас, а мы горим и не чешемся, и для этого он баллотируется во власть законотворческую, чтобы иметь влияние на монстров.
Наутро на заборах он наклеил нетленные лозунги и плакаты собственного мыслетворчества: «Нет огню-пожарищу! Горячеву - «Да», товарищи!»
Наш кандидат повел себя скромнее, и этим выиграл.
Вопреки ожиданию, проигравший остепенился, присмирел, ушел в тень. Склады вдруг распечатали во всем районе, все же, видать, где-то и с понятием он был человек. Не сделай так, все бы подумали, что мстит за поражение. Может, больше подействовали слова оппонента, нашего экономиста, ведь глупо требовать работы, когда сам же препятствуешь этому... А может, и бодался-то он так бесшабашно и принципиально лишь ради голосов, чтоб заметили...
Подарки свои мы получили, обменялись с мэровскими, я успокоился.
****
Но на одном из аппаратных совещаний в конторе обьединения выступил начальник автохозяйства Егор Перевощенко, и вновь сыпанул всем соли на раны. Оказывается, он уже больше года бьется с этими террористами, как выразился. Просил руководство помочь с финансированием, иначе будет день, когда ни одна машина не выедет из гаража. Разбередил былую боль этот обьективно справедливый Перевощенко своей проникновенной речью.
Финансов - все нет, как не было, думаю, надо бы хоть морально поддержать человека. Иду и я к нему, авось подкинет новых аргументов на мою чашу нетерпенья к этим «террористам». И ведь как чувствовал. Достали человека настолько, аж сердце плачет за дело. За всю богатую на испытания северную жизнь, пройдя огонь, воду и медные трубы, он ни разу так не роптал. Не успеваю задать вопрос, а Перевощенко уже говорит, говорит, изливая душевную боль за свое хозяйство:
- Ремонтные мастерские наши в течение всего года уже лихорадят своими придирками. То откроют, то опечатают. Объясняй, ни объясняй им экономическую ситуацию, а они вынь да положь. Говорят, на фейерверки же деньги находите... Ответить же на это нечем, всамделе... Чтобы у меня привести все в соответствие с новыми у них нормами, надо провести серьезную реконструкцию, вплоть до капремонта, а лучше – сломать и построить заново все. Ведь мы самая старая в городе организация. Значит, кланяйся вновь к проектантам, которые не газовики-дураки бесплатно пахать. Такой беспредел никто не переживет. Раньше хоть как-то могли договориться - чего-нибудь из запчастей сунешь, чего-то им перевезешь, заправкой подмажешь. Видят ведь, что нет у нас каприза, есть объективные финансовые причины, какие есть нынче у всех. Уволенных рассчитать не могу, на меня заявления в суде пачками. А эти - ну за горло только не хватают еще...
Перевощенко по своему уму и знаниям за пояс заткнет любого инспектирующего. За все время разборок с ними он горы литературы перевернул. Одного не поймет его трезвый ум: эти пожарные знают ли, в какой стране нынче находятся. Спорит, разъясняет им, что если нас задушите, то и вам здесь не выжить. Горы бумаг накопилось по его переписке с пожинспекцией города. Были б деньги, разве б так унижал кто свое достоинство.
Перевощенко не спихнул свою проблему выше, засел за дополнительные материалы, до всего докопался. И пришел к выводу, что во всем виновна негибкая в работе система. Все поменялось в стране за последние пять-шесть лет, но эта гидра не меняет свою кожу. Ведь еще на стадии проектирования все наметки обязательно согласовываются со специалистами всех отраслей, затем ими же производится экспертиза готовых документов. И вот, когда по ним уже вводится объект, он вновь на разных стадиях получает одобрение у всех, и никто объект не примет без подписей тех же экологов, санитаров, пожарных. А начинаешь эксплуатировать, почему-то появляются претензии.
- Какой-то тупой и целенаправленный чиновничий рэкет получается, иначе не скажешь, - заключает он разговор.
Много полезного наговорил мне ветеран-автотранспортник. Я сидел, и знал себе, кивал, соглашаясь с каждым его доводом. Ни разу не услышал нотки бравады или фальши в его рассуждениях. Есть всякие люди в нашем огромном ведомстве. Одни только отсиживаются, пригревшись, лишь бы скоротать день, да не попасть на глаза начальству. Настоящие дела идут от таких малозаметных Перевощенков и Новицких, которые не мельтешат на глазах у «генералов», не заигрывают с подчиненными, не фамильярничают с работягами. Этот человек всей своей жизнью оправдывал свое здесь предназначение. Одно время пошли было разговоры, якобы Перевощенко куда-то переводят. На мой вопрос он откровенно ответил, что сам заметил косые взгляды после одного своего резкого выступления - кое-кто из влиятельных стал проявлять к его делам повышенный интерес. Но сам он никуда уходить не собирается, да и возраст еще далеко до пенсионного, когда рановато менять шило на мыло, а здесь он в родном коллективе, который любит...
*****
С некоторых пор свои материалы, перед тем, как сдать в газету, я стал показывать шефу. Человек он бывалый, когда-то прошел большую школу горкомов комсомола, партии, возглавлял контрольные органы, словом, из «зеленых беретов» страны советов, как выразился о нем Авдеев. Этот мой непосредственный начальник Вадим Антипин умел каким-то шестым, десятым чувством-чутьем угадывать скрытые «бомбы» в любом журналистском материале. Особенно полезно бывает посоветоваться с ним, когда готовишь критическую статью. Как всегда, он на бегу сунул мой труд в портфель свой, сказав, что на бессонницу посмотрит.
И, как-то дозрев, подзывает меня, и начинает обычную в таких случаях свою партобработку:
- «Нам не дано предугадывать, как слово наше отзовется», не так ли, редактор?..
- Ну и? - спрашиваю в ответ, будто не понимаю, к чему он клонит.
- Интересный вы народ, творческий люд. Вам бы скорее спровадить горячий материал, а там не рассветай!?
-Так я же еще не спровадил, - пытаюсь объяснить.
Но Антипин уже вошел в раж, и, как всегда, уже невозможно ни слова вставить:
- Если б меня не было, уже сдал бы - застолбил. Когда вы научитесь у коммунистов терпенью!? Прежде чем выдать, подумайте вы о последствиях, журналюги, вашу мать. Чья бы фамилия не стояла под материалом, он наш, прессцентровский. А посему заруби себе на носу очередное мое правило - «правило первой ночи: все подписывает начальник!» Не щадите вы сердце мое. Город у нас маленький, мероприятий пруд пруди. Твои герои на фуршетах чокаются, тосты произносят друг о друге, фотографируются на память. А ты их врагами развел по противоположным берегам. Так что в печать не разрешаю.
Без слов остался я, как всегда, от такого его партналета. Наша главная контора все больше прячет нужную информацию, выудить стоит больших маневров и усердий. Да еще тормоза от своих. Обидно, что исходит это от шефа, требующего строчек. Какая охота писать после этого.
Затаился я и стал ждать. Писанину отложил, неохота зря марать бумагу, работать в корзину никому не в радость. Наш брат обижается безмолвно, безропотно, но недолго - не расти трава. Лично меня уже поздно переучивать, разубеждать. Поправлять и направлять - пожалуйста. Опыт работы в прессе подсказывал мне, что направление моих идеи, как и сама затея - верные, все же не мог я быть не правым во мнении своем о зарвавшихся инспекторах...
******
В подтверждение моих рассуждений, вдруг случилось неожиданное ЧП - сгорела в центре города контора крупного строительного треста, где в последнее время работяги день-деньской то бастовали, не выезжая на работу в знак протеста, то объявляли голодовку за невыплату зарплаты в течение года. Городская газета по этому поводу выдала успокоительное коротенькое сообщение, дескать, все ценные документы, оргтехника были вовремя спасены, пострадавших, человеческих жертв нет, что пожарная команда прибыла на место вовремя, создан штаб, идет расследование случившегося.
Сторонние к происшествию люди задались уместными в данном случае вопросами. Как могло так случиться, что, если пожарные прибыли вовремя, сгорела не часть почти стометровой двухэтажки, а целиком все здание, где конторы, каких было несколько помимо хозяев, отгорожены друг от друга не только отдельными дверями, но и стенами; и вообще, здание состояло из двух не проходных на обоих этажах корпусов с кирпичными меж ними перегородками. Невероятная, неподдающаяся здравому рассуждению очевидность...
Любопытства ради мне, как Фоме неверующему, пришлось провести собственное небольшое расследование. И выяснились поражающие всякий трезвый расчет факты.
Во-первых, прибывшие всамделе вовремя пожарные почему-то долго топтались на месте, не начав тушения. Как объяснили действовавшие там рядовые сотрудники, они, как обычно, прибыли, рассчитывая на пожарный резервуар рядом, а тут его не оказалось. Как говорит Жванецкий, «у нас чего только может не быть - у нас всего может не быть!» Ведь возле каждого здания цистерны с водой не поставишь. Но почему же сами они прибыли без воды? Дальше в лес - больше дров. Как оказалось, имевшиеся во внутренних холлах и коридорах пожарные рукава сгорели даже не раскрученными - никто к ним не притронулся. То же самое с огнетушителями... Для чего ж они там установлены?..
Во-вторых, пожар-то из небольшого очага раздут был самими пожарными!.. Ринувшиеся в разбитые ими же окна, они спровоцировали доступ воздуха и сквозняка, и огонь прорвался во все помещения...
В-третьих, почему-то всеми действиями пожарной команды в ту ночь командовал... лично Горячев - командир отряда, а не дежурный, как полагается!..
Дом горел, тлел, тушился два дня, испуская чад и дым на весь город. Народ их на смех поднял, мол, наконец, нашлась большая работа лежебокам. В штабе Горячев доказывал, что это по их отработанной технологии так делается, чтобы не допускать большего пламени и искрения, так сказать, локализовали, чтобы дальше на город огонь не перекинулся.
Еще один факт, вполне житейский, тем не менее, не умаляющий требований профессионализма и степени вины представителя пожарных, остался вне поля зрения широкой общественности на первых порах. В ту ночь, оказалось, на этом объекте дежурил подрабатывающий в свободное от основной работы время служащий... другой пожарной части города. А на 01 позвонил... женский голос... По городу поползли слухи, на которые не придал никакого значения штаб, что охранник-то в ту ночь на объекте был не один. Что пьяные любовники забыли выключить телевизор, который ночью взорвался. С похмелья, разбуженные взрывом, в угарном дыму они уже не способны были соображать, где находятся, и что надобно им сделать-предпринять. Потребовав, чтобы дежурный любовник нашел огнетушитель, женщина побежала звонить… А телефон был рядом на тумбочке... Через некоторое время, полуодетые, они выскочили на улицу и дали стрекача. Дама - домой, откуда и дозвонилась, а хахаль, прикинувшись теряющим сознание - на дорогу, где его подобрало подвернувшееся такси. И он рванул в скорую, чтобы зафиксировать телесные раны борца с огнем…
*******
Оказавшись по личным делам в том краю города, я решился, и заглянул в контору пожарной части, курирующей наше предприятие. Для объективности и истины ради, проблему все же следует обсосать со всех сторон, поговорить с любыми героями, хоть и не положительными в материале. Примешь их доводы, или нет, другой вопрос. Все же истина не монопольное понятие, а категория срединная. Настроен был, чтобы придти к взаимопониманию, то есть - консенсусу, по лексикону новых русских, привыкших быстро ко всему нерусскому.
Контора ничего так, снаружи смотрится скромно, как и другие рядом.
А внутри… конечно же не ожидал я такого великолепия в наше небогатое время - вся отделка под евроремонт, кругом блескучая белизна, полуматовый свет стекол на окнах, зеркала, навешанные где надо и где не надо, идешь будто насквозь просвечиваемый под чьим-то надзором негласным. У входа возле вертушки стоит обалдуй в форме пожарного же:
- Кто такой, к кому, по какому вопросу? – спрашивает, будто допрашивает.
От увиденного, я вдруг растерялся настолько, что забыл, зачем оказался здесь, лопочу:
- Из прессы я, мне бы побеседовать с начальством.
- По вопросу?
- Интервью в газету...
- А вы договаривались?
- Нет. Но позвоните и доложите, если не сможет принять, пусть скажет, когда.
Удосужился, позвонил, сообщил о моих намерениях в приемную. Долго ждал ответа из трубки. Минуты через две ответил «Есть» и перевел мне:
- Начальник выделяет вам пять минут, проходите.
«Очень даже немало для моего небольшого вопроса», - усмехнулся я, не понимая, не принимая душой такие новые порядки в стране дураков. Направляюсь по мраморным ступеням на второй этаж. Неожиданно и там останавливает меня такой же охранник, требует для проверки документы. Хорошо, оказалось журналистское удостоверение, ношу по привычке для получения гонораров. Молча указывает рукой, куда следует держать направление, хотя здесь всего два пути: направо-налево по коридору. Прохожу мимо тихих в рабочее время дверей по добротной галерее с пейзажами местных художников вперемешку с фотоиллюстрациями пожарных происшествий. Каждая такая картина в хорошей раме нынче стоит не менее пяти лимонов...
В приемной верзила в гражданском, стандартном для помощников чиновников пестром пиджаке предлагает подождать, указывая в кресло. По тонированному стеклу окна через раскрытые жалюзи видится отражение остановленного пасьянса на его компьютере. Но крутолобый от нечего делать уставляет взоры на меня, изучает, что за птицы, эти журналюги. Не знаю, как долго не взрываясь выдержал бы я эту сверлящую пытку, наше безмолвие нарушает неприветливый голос Горячева из динамика телефакса:
- Из прессы человек поднялся к тебе? Проводи-ка его к Азизову, он в курсе.
...Не буду пересказывать всего, на что здесь наткнулся. Но впечатления меня поразили донельзя.
Наше полувоенное чиновничество до сих пор действует, руководствуясь хрущевскими принципами: начальник все за всех знает, всех всему научит, все за всех решает. Он всегда прав. Этот абсолютизм, основанный на безынициативном снизу единоначалии до поры до времени работает как часы. Но со временем, как и стареющие часы, любая система начинает давать сбой. Через самодурство засидевшихся чиновников, не приемлющих принципы коллективного разума. И солдафонские порядки все больше раздражают окружение снизу доверху. Начальники были безоговорочно правы, пока народ занимался ликбезом в безграмотной стране. Времена меняются, а привычки - почти никогда, или иногда.
По инерции, взятой первым руководителем в создаваемой им конторе, последующие продолжают гнуть ту же линию: приказы не обсуждаются, я начальник - ты дурак. Никто не отрицает преимуществ такого стиля правления в экстремальное время, когда надо действовать как один кулак. Но если это проявляется ежедневно, - начинает угнетать, раздражать настолько, что чиновник обязательно становится объектом сплетен, насмешек, пересудов, теряет всякое уважение, влияние, а служба идет по привычке, через силу, люди действуют, стиснув зубы, «моя хата с краю».
И наступает момент, когда такая система дает сбой в самое неподходящее время, когда народ привыкает к инерции, теряет инициативу на самостоятельные решения. Впору будет привести пример из истории. Когда пришли убивать китайского императора-тирана Хуаньши, правившего объединенным им Китаем единолично, по принципу всем и вся, никто из окружения не посмел его заслонить от меча убийцы, ведь упредительного указа на такие случаи, от него не было…
Так вот и случилось в день злополучного в стройконторе пожара. По любому поводу пускавший пар на подчиненных, начальник пожарных вдруг оказался недееспособным, а команда – вялоподвижной: рядовые не знали кого слушать, свои командиры и дежурные офицеры растерялись в присутствии начальника, не приемлющего возражений. На корабле, какие бы ни появились на борту высшие чины, командует свой командир в любой штатной и нештатной ситуации, остальные для него почетные гости, которых нужно удобно устроить, иногда советуясь, если корабль действует как флагман... В добрых фирмах на западе, если подразделение без руководителя дает сбой, его по возвращению отсюда спроваживают: переводят, понижают или даже увольняют вовсе. У нас подобный монумент-чиновник считается верхом совершенства, он незаменим, ведь без него дело страдает, подчиненные не справились. И усердствует такой, заставь дурака богу молиться.
Долго и всесторонне обсудили мы эту тему с Назаром Азизовым, заместителем Горячева, курировавшим наши хозяйства, в котором, оказывается, дремал демократ, и уже не проснется карьерист. Возраст подошел такой, что он уже ни на что не надеялся, лишь бы спокойно высидеть на месте до пенсии.
Завершив светскую беседу о многом об этом и вокруг, мечтая заполучить нестандартный ответ на резкий журналистский прием, я вынул из кармана диктофон, и с неожиданным для него вопросом:
- Ну, а теперь расскажите, пожалуйста, за что у вас такая любовь к газовикам? - щелкнул, включил и поставил его на стол, почти сунув под нос.
Тон вопроса и мое резкое движение, по-видимому, оказались настолько отличными от предыдущего беспечного разговора-трепа, вдруг Азизов уставился в диктофон, не смея отвести глаз. Окаменел, будто перед ним вдруг возникла кобра, и загипнотизировала его. Пару раз он порывался начать что-то невразумительное, но вместо слов полезли нечленораздельные бульканья. Чиновник покраснел как огнетушитель.
Вероятно, за всю свою жизнь человеку никаких интервью журналистам не приходилось давать - не довелось в тени начальства. От навалившейся ответственности за все свое ведомство, где нужно блюсти честь мундира и найти необходимые весомые аргументы в пользу, чтобы и волки сыты, и овцы целы, Азизов растерялся настолько, что потерял дар речи и позабыл все, что мог бы рассказать.
От гнева, что именно он оказался козлом отпущения, и надо было как-то выйти из щекотливого положения, причем, как можно достойнее, Азизов побледнел, побелел как мел. Оказалось, он даже дышать перестал, с трудом хватил воздуха, вздохнул глубоко, шумно задышал и, как только собрался с духом, и вознамерился наконец что-то начать, в этот момент, неожиданно для обоих, из носа его вдруг потекла алая струйка крови...
Видит бог, не хотел я этого, да и врагу не пожелал бы такого разговора. Я и сам впервые столкнулся с подобным интервьюируемым. В моих планах никогда не было жажды обидеть, унизить даже негодяя перед микрофоном. А вышло, будто отыгрался на безвинном Назаре Азизове, пусть и представителе злостной ныне пожинспекции, терроризировавшей газовиков целый год.
Оборвав всякую мысль об интервью, я убрал диктофон в карман, сунул пострадавшему носовой платок, стал набирать по телефону номер скорой помощи. Азизов замахал рукой, и совершенно спокойно сказал:
- Ну и даешь, пресса. Так завести человека, и вдруг так оглоушить. Вынь лучше льда из холодильника. Авитаминоз у меня, обостряется к весне, поэтому держу на всякий случай наготове. Но если будешь писать, на предыдущий разговор не ссылайся - я ничего не говорил, комментировать для печати наши взаимоотношения с газовиками не буду. Пощади, мне осталось полтора года дослужить.
Впервые на какое-то время я посожалел о том, что представляю четвертую власть …
Да, есть в нашей стране темы, кои мало кто захочет раскрутить - ни виновная, ни пострадавшая сторона, не беря в счет нашего брата. Одна из таких тем - незыблемость авторитета надзорных органов. Действительно, далеко нам до истинной демократии.
Ну да ладно, подумал и я, остыв. Пусть живут, как живут, бог им судья, упрямая дубина неисправима. Может быть, когда-нибудь гидра сия переживет и свои лучшие времена. Сейчас вот, поговаривают, что ведомство огнеборцев, возможно, переведут в состав МЧС. Может, это будет на пользу всем.
А пока…
Да ну их! Мне что, больше всех надо?..
Гори все синим пламенем!
После пожара у нас и нос - насос...
Надым, 1997 год.