СЕЛЬСКИЙ УЧАСТОК
Медицинский институт я закончил в смутные предперестроечные годы. Но политика на тот момент меня не интересовала. Молодость, здоровье, гигантские планы на будущее и жизненное кредо – служить Медицине! Такова была моя сущность. У меня не было влиятельных знакомых, да, признаться, я их и не искал. И поэтому после прохождения годичной интернатуры при областной больнице я был направлен в глухой сельский район. Настоящий медвежий угол! Из областного центра сюда можно добраться только самолетом.
Я был назначен на должность главного врача участковой больницы (25 коек). Мне всего 24 года, а в моем подчинении целый штат сотрудников: фельдшер, медсестры, акушерка, лаборант, санитарки и т.д. Есть также фельдшерско-акушерские пункты (ФАПы), расположенные в дальних сельсоветах на расстоянии 15-20 км от нашей больницы. Но власть автоматически означает и от-ветственность. Я отвечаю за жизнь и здоровье 25 пациентов больницы, и за амбулаторных боль-ных, приходящих ко мне на прием или вызывающих на дом. И вообще я единственный врач на пять тысяч населения, а это ко многому обязывает.
Но работы я не боялся – я ее искал. Институтские знания были широки и свежи в памяти. А о об ответственности я как-то всерьез не задумывался. Я, начинающий врач, в своей маленькой больничке занимался лечением практически всех заболеваний, в том числе пневмонии, нарушений ритма и, наконец, инфаркта миокарда. Лечил браво, напористо, без опасений нарваться на возможные осложнения. И все обходилось без печальных последствий! Пациенты у меня были деревенские, живучие, еще старой закалки – многие пережили войну и послевоенные годы. И все, как один, шли на поправку.
В чехарде рабочих будней незаметно летели дни, перелистывались недели и месяцы.
Этот осенний день (только-только прошел Покров) начался по обычному распорядку: ут-ренний обход палат, прием амбулаторных больных, обед. После обеда – поскольку не было вызо-вов на дом – сел оформлять истории болезней.
Я успел сделать записи только в десятке историй, как в ординаторскую вошла медсестра – полная молодая женщина, и сообщила, что привезли экстренного больного.
- Что с ним? – спросил я.
- Производственная травма: бурили скважину для воды, и внезапно штанга упала – да пря-мо на одного рабочего.
Медсестра и санитарка провели пострадавшего – пожилого худощавого мужчину, в проце-дурный кабинет, усадили на кушетку. Мужчина стонал от боли, которая усиливалась при малей-шем движении, при каждом моем осторожном прикосновении. Мне очень жаль пациента, я пред-ставляю, какие сильные боли ему приходится терпеть, но…я не имею права на пустую жалость и кликушеские причитания. Я - врач, и должен не взирая ни на что поставить правильный диагноз и в соответствии с ним определиться с объемом оказываемой помощи.
В процессе осмотра я выяснил, что у пациента перелом обеих костей левого предплечья (и, похоже, перелом сложный, повреждения предполагаются в нескольких местах), переломы трех или четырех ребер слева (но без повреждения плевры).
- Я рукой пытался прикрыться, - медленно произнес пациент. – Сломало как спичку.
Каждое произнесенное слово дается ему с трудом. Больной бледный, мелкие капельки пота покрывают лоб, артериальное давление 100/60, пульс частит за сотню. Начинается травматический шок! Тупой травмы живота пока не нахожу.
Я по своей подготовке – терапевт, и с подобными пациентами не сталкивался. Признаться, растерялся. Взглянул на медсестру – молча ждет моих указаний. Как назло, опытный фельдшер, работающий в больнице, уехал в отпуск. Помощи ждать неоткуда, надо рассчитывать только на себя и не терять попусту времени.
Сосредоточился, вспомнил соответствующие разделы хирургии. Первым делом - опти-мальное обезболивание, в данном случае лучше применить наркотики!
- Сделайте ему ампулу промедола внутривенно, - сказал я медсестре.
После инъекции, которая частично притупила боли, мы с медсестрой шинировали повреж-денную руку пациента и аккуратно уложили его на кушетку.
А потом я прошел в ординаторскую и стал звонить по телефону в центральную районную больницу (ЦРБ) – в хирургическое отделение. Мне повезло – трубку поднял заведующий, опыт-ный хирург, работающий в ЦРБ свыше 10 лет.
Я коротко сообщил ему о пациенте.
- Срочно высылаем к вам машину «скорой» вместе с травматологом, - вникнув в ситуацию, сказал заведующий. – А пока занимайтесь лечением травматического шока.
Как лечить травматический шок я знал только теоретически – в объеме институтского кур-са хирургии. И, кстати, знал вполне прилично. Я как-то сразу вспомнил наши практические заня-тия, на которых преподаватель разбирал с нами, студентами, лечение травматического шока. Его дотошность и придирчивость, с которой он расспрашивал каждого из нас, казалась тогда чрезмер-ной. Но сейчас я высоко оценил его требовательность, благодаря которой необходимые базовые знания прямо-таки вбивались в наши головы. И теперь пришла пора применить эти знания на практике!
Пострадавшему поставили «капельницу» с полиглюкином, сделали внутривенно гормоны. Теперь будем ждать травматолога. Все бы хорошо, но… расстояние до нашей больницы от ЦРБ восемьдесят километров. И это по раскисшей осенней дороге. Езды не менее двух часов, если во-обще «скорая» где-нибудь не засядет. И об этом варианте даже не хочется думать, потому что с таким больным мне в одиночку не справиться.
Медленно капает раствор в вену пострадавшего. И так же очень медленно (как и при любом ожидании) тянется время. Чтобы отвлечь пациента от боли я стараюсь поддерживать с ним беседу.
Морщась и временами постанывая, он краткими фразами отвечает на мои вопросы.
Пострадавшего зовут Николаем Корепиным, 46 лет, после окончания армии всю жизнь ра-ботает в колхозе. Есть семья, большой дом, скотина. Короче, весь в делах!
Тут я невольно подумал, что при таком сложном переломе наш травматолог (три года назад закончивший институт), да и сам заведующий хирургией, вряд ли смогут добиться полного успе-ха. Скорее всего, попытаются кое-как совместить поврежденные отломки костей, кость срастется криво… и пациент останется калекой. Хорошо хоть правая рука не пострадала! Да еще надо учи-тывать факт удара на левую половину грудной клетки, не исключен ушиб сердца – а его проявле-ния обычно начинаются через сутки.
Через час поставили второй флакон с полигюкином, повторно обезболили промедолом. Состояние пациента оставалось тяжелым, но стабильным. Ухудшения не отмечалось. Наоборот – бледность кожных покровов уменьшилась, потливость исчезла, щеки слегка порозовели.
Пошел третий час ожидания, на улице стало смеркаться. Раствор в «капельнице» заканчи-вался. Я собирался уже повторно звонить в ЦРБ, и в это время на улице послышался шум мотора – наконец-то подъехала «скорая».
Через несколько минут в процедурный кабинет вошел врач-травматолог, высокий сутулый парень немного постарше меня. Одет в белый халат, верхнюю одежду, наверное, оставил в кори-доре. Поздоровавшись одновременно со мной и с пациентом, он сразу приступил к осмотру…
Потом Николая на носилках перенесли в салон машины.
«Скорая» уехала, и я облегченно вздохнул. Незримый, но тяжелый груз ответственности, лежавший на мне все эти часы, был передан другому врачу, и дай Бог, чтобы все продолжалось и закончилось благополучно.
На следующий день, опять после обеда, я позвонил в хирургическое отделение и узнал, что Николая сегодня утром отправили на вертолете в областную больницу на операцию. Скорее всего, заведующий отделением реально оценил свои возможности и решил дать пациенту все шансы на восстановление (хотя бы частичное) поврежденной руки.
Прошло два месяца. Началась зима. Количество больных увеличилось. Теперь всегда были заполнены все палаты, да и в амбулаторию пациенты шли с утра и до обеда. Теперь я работал только в стационаре, а на амбулаторном приеме трудился вышедший из отпуска фельдшер – ино-гда он отправлял ко мне на консультацию пациентов с неясными диагнозами.
Сегодня, закончив утренний обход, я начал заполнять истории болезней вновь поступив-ших пациентов. За окном падает снег, из-под старого окна немного сквозит. Но в комнате тепло, в печке-столбянке, расположенной в углу, напротив окна, горят, потрескивая, березовые поленья.
В дверь постучали и, после моей приглашающей фразы, на пороге появился мужчина лет сорока на вид, в черном овчинном полушубке, унтах и мохнатой шапке.
- Здравствуйте, доктор! Закончилось мое лечение!
Я недоуменно посмотрел на вошедшего, лицо которого внезапно показалось мне знакомым. Ах, да! Это же мой пациент Николай Корепин! Но как он изменился – веселый голос, энергичные движения, правильная осанка. Словно на десяток лет помолодел!
- Как рука?
- Операцию сделали хорошо. Собирали косточки по малейшим обломкам, спицы вставляли и все получилось. Рука пока слабовата, но постепенно я ее разрабатываю.
Николай, сняв полушубок, несколько раз повернул левое предплечье, сжал и разжал кулак.
И созерцая эту вполне работоспособную руку, я впервые, в полной мере, ощутил гордость за свою профессию!