Амурская эпопея. Ч. III

Михаил Кречмар
Без Хабарова амурская эпопея - продолжалась. На Амуре находилась небольшая, но очень неплохо снаряженная армия, и эта армия постоянно пополнялась новыми людьми.

В то же время на юге в «тумане войны» концентрировалась грозная мгла. Выдуманный Хабаровым царь Шамшакан понемногу приобретал свои истинные очертания…

И Россия, и Китай в то время имели очень отдалённое представления о своём грозном визави. И той и другой стране мир в то время казался практически безбрежным, не стиснутым до размеров крохотного шарика, несущегося сквозь Космос. Ну а в бесконечном и таинственном мире случаются странные грозные вещи, часть сведений из которых очень грамотные люди (речь идёт о греко-романской цивилизации) черпали из Геродота, но в основном – из Священного писания. В частности, значительная часть исследователей и учёных, кто с интересом, кто с трепетом, кто с ужасом, ждали момента, когда люди достигнут предела, за которым скрыты страшные народы Гога и Магога, а что произойдёт после этого – не предвидел практически никто. Были, конечно же, свои аналогичные легенды и у китайцев.

Но сколь бы грозной и непонятной не рисовалась тогдашним китайцам странная северная страна, сплошь заселённая бородачами с пищалями, у Китая перед этой страной было одно неоспоримое преимущество – расстояние, на которое предстояло перебрасывать войска для Цинской империи было едва ли не в десять раз короче чем для Москвы.

Царская администрация решила создать в Приамурье новое воеводство и назначила туда воеводой Афанасия Пашкова, который как раз и организовывал в Забайкалье на средства от спекуляции водкой (см. гл. 16) остроги на Хилоке и Шилке. Пашкову правительство приказало выяснить «сколь далече от Богдойской земли до никанского царства, и сухой ли путь степью, горами или водой, и коими реками; и про Китайское и про Индейское государства даурские и иные какие люди ведают ли, и сколь далече Китайское и Индейское государства от Даурския земли и от Богдойского, от Никанского государства».

Уже по одному этому отрывку очевидно, что никто в Москве не отождествлял напрямую Китай и «Богдойское и Никанское царства». Но в воздухе витало ощущение, что «истина где-то рядом»…
Для прояснения этой истины 25 июня 1654 года в Китай из Тобольска был отправлен посол Фёдор Байков. Китая он достиг, поднявшись до верховий Иртыша и пересекши Монголию. На весь путь у него ушло два года, во время которых он не получал никаких известий из России, и уж, тем более, оставался в неведении о русских действиях на Амуре. Поэтому, он, видимо, был весьма озадачен предъявленными претензиями и тем, что как объяснить то, «что он, Фёдор, прислан от великого государя в послех, а другую де сторону ево ж китайского царя земли, великого государя люди воюют?». Как истинный дипломат, Байков предпочёл уйти в несознанку и сказал, что на северных рубежах китайского царя воюют люди вольные, если не сказать – воровские. Цинская сторона Байкову не поверила, вменив пославшему его правительству в вину лицемерие «китайский де царь тому не верит, а говорит: великий де государь к нему, китайскому царю, прислал своего государева посла, а в другую де сторону посылает воевать ево китайские земли». В итоге 4 сентября 1656 года посольство было выслано из Пекина.

Онуфрий Степанов (Кузнец) ранее возглавлял в войске Хабарова отряд пушкарей – то есть, это был грамотный, очень хорошо обученный и технически подготовленный человек, входивший в элиту тогдашней московской армии. Именно ему пришлось принять на себя главный удар армии манчжуров. Оьтъезжавший на Москву Зиновьев назначил его приказным человеком на Амуре.

После подвигов Ерофея Хабарова перед отрядом в полный рост встала продовольственная проблема. По приказу цинцев, местное население в непосредственной близости русских в худшем случае не сеяло хлеб; в лучшем – его прятало. Какие-то хлебные запасы казаки нашли в устье реки Сунгари, после чего двинулись в низовья Амура. Перезимовал отряд где-то в землях дючеров и гиляков, после чего весной построил новые суда и поднялся вверх. На сунгарийском устье войско повстречало казаков с Тугирского волока и тут выяснилось, что увлечённый распрей с Хабаровым и выдаиванием из него денег Зиновьев не отправил на Амур столь чаемые войском боеприпасы.

Без подвоза «огненного зелья» и регулярных подкреплений русский отряд на Амуре оказался обречён. Сперва Степанов попытался добыть хлеба на Сунгари, справедливо считая, что если в устье реки население сохранило какие-то запасы, то вверх потечению, на неразорённой территории их окажется больше.

Расчёт оказался верным лишь частично. Спустя три дня движения вверх по реке, казаки встретили сильный отряд маньчжуров, как на судах, так и и конных на берегу. Речной заслон казаки пробили, однако манчжуры по берегам построили сильные укрепления, и стало очевидно, что если русские продолжат свой путь, им неминуемо отрежут от пути отступления.

Поэтому отряд Степанова повернул назад и двинулся вверх по Амуру. где спустя какое-то время встретил отряд Петра Бекетова из тридцати четырёх человек, двигавшийся на плотах. Но хлеба не было и у них. От жены местного князца Тоёнчи, который год назад ыплачивал русским ясак, выяснилось, что озлоблённые дючеры перебили отправленное к манчжурам посольство во главе с Чечигиным. Попытка покарать убийц успехом не увенчалась – мятежные дючеры растворились в пространстве. Степанов отправил воеводе Лодыженскому в Якутск (о том, что «на дауры» назначен новый воевода, Пашков, он, разумеется, не знал) отписку о том, что постороить остроги в устьях рек Зеи и Урки невозможно из-за постоянных столкновений с манчжурами. Также степанов сообщал, что в устье Сунгари выставлен сильный манчжурский отряд численностью в три тысячи человек сроком на три года, с целью не допустить туда русских за хлебом.

Скорее всего, целью манчжурского отряда было не столько препятствовать снабжению сильного казачьего отряда, как заградить путь по Сунгари к более населённым областям Китая.
Казаки направились вверх по реке и 2 ноября приступили к воздеведению Комарского острога в устье реки Хумаэрхэ, которое переиначили в Комары.

13 марта 1655 года острог был осаждён манчжурами, имевшими на вооружении пятнадцать пушек, при этом 20 казаков, находившихся вне стен, были перебиты. Пятьсот десять человек затворились в стенах и отбили массированный штурм 24 марта. После штурма осаждённые предприняли вылазку, во время которой захватили несколько орудий и пленных. Постояв под стенами острога для приличия ещё десять дней, манчжуры ушли. Согласно официальной китайской точке зрения их отступление объяснялось нехваткой продовольствия.

В начале лета к Онуфрию Степанову присоединился боярский сын Фёдор Пущин, а с ним – ещё пятьдесят служилых людей. Впрочем, самого Пущина Степанов отправил обратно в Якутск с объяснением, что хлеба для снабжения отряда Пущина у него нет, и вожи на реку Айгунь, куда предписывалось идти Пущину, тоже отсутствуют.

Летом Степанов вновь предпринял плавание вниз по Амуру, где в устье Сунгари вновь разжился хлебом (думается, отобрав его у местного населения – между манчжурами и казаками велись совершенно однозначные военные действия и щадить податное население противника было бессмысленно). В нижнем течении Амура отряд Степанова обнаружил устье реки Уссури и поднялся вверх по её течению, заглядывая по дороге в наиболее крупные её притоки – Хор и Бикин, и объясачивая там местное население. Судя по всему, отряд зимовал в Косогирском острожке, которое сами же и возвели ниже устья Сунгари. Зимой Степанов узнал, что гиляки перебили тридцать служилых людей из Якутского острога. Степанов предпринял на гиляков поход, в результате чего они согласились выплачивать ясак и повинились.

Весной 1656 года дауры Тумалинского улуса перехватили и полностью перебили партию казаков, отправленных Пашковым на помощь Степанову. Кроме того, «в дауры» со всех сторон бежало достаточно много русских людей. Практически никто из них не смог воссоединиться с русским войском. Степанов видел только казачьи вещи и снаряжение в юртах дючеров и сожженные и изрубленные барки по берегам. Ещё одним неприятным известием было то, что отпущенный им ранее в Якутск Фёдор Пущин не смог вернуться из-за того, что его не пропустили вверх враждебно настроенные дауры. Как бы то ни было, с устья Сунгари Степанов отослал в Якутск богатейшую соболиную казну за 1655-1656 гг.: девяносто пять сороков соболей, шестьдесят две собольих шубы, состоящих из двадцати трёх сороков и тридцати девяти пластин собольих, а также немного красных, черных и чернобурых лисиц.

Зиму 1657 – 1658 года войско Степанова перезимовало в таком же «одноразовом» Куминском остроге, сооружённом в нижнем течении Амура. Весной отряд от пленных дючеров узнал, что навстречу им по Амуру двигается сильный манчжурский отряд. Степанов разделил войско на две части – вперёд он послал налегке группу под командованием Клима Иванова, численностью в сто восемьдесят человек, а сам двинулся следом.

Однако, в сильно разветвлённой многочисленными протоками амурской пойме разведчики разминулись с манчжурами, в то время как основные силы Степанова выплыли прямо на них. Манчжуры пушками выбили казаков из судов, началась резня. Согласно расспросным речам войскового атамана А.Ф. Петриловского в Енисейской приказной избе потери казаков составили 270, а в Сибирском приказе - 220 человек. О судьбе славного пушкаря Онуфрия Степанова сведения разнятся – по одним данным он был убит, по другим – попал в плен к манчжурам.

Подробные сведения об этом сражении мы получили благодаря дневникам одного из командующих манчжурского войска – Нин Сэ. Этот труд называется «Подневные записи о служении в северных землях» («Пукчон ильги»). В 1977 г. его обнаружил и в 1980 г. опубликовал в переводе на современный корейский язык южнокорейский историк Пак Тхэгын.

Интересна причина создания этого документа – вообще-то первого письменного свидетельства о встрече корейцев и русских. И встреча эта была отнюдь не дружественной. Считается, что терпевшее поражения от русских манчжурское войско было вооружено преимущественно, луками со стрелами. Тогда цинские власти потребовали от своего вассала – Корейского государства – отправки на Амур отборного отряда воинов, вооружённого фитильными ружьями.

… «Спустившись на 20 ли, наконец встретились с группой из одиннадцати кораблей противника. Они стояли со спущенными парусами в самом центре Амура. Наша армия сразу устремилась к ним. На вражеских кораблях сразу поставили паруса. Отступив на 10 ли, они сгруппировались у берега. На их палубы поднялись солдаты и стали внимательно осматривать нашу армию. Наши корабли один за другим, маневрируя, приблизились к вражеским кораблям на расстояние около одного ли и все разом выстрелили из пушек, начав атаку. Враги ответили тем же, выстрелив из пушек. В этот момент все [наши] корабли и из авангарда, и из арьергарда, и из центра одновременно устремились вперед, беспрерывно стреляя из луков и ружей. Пули и стрелы падали, как струи дождя, так что солдаты противника не могли перевести дух. Те из них, что стреляли сверху, наконец, не выдержали и либо спрятались внутри кораблей, либо покинули их и убежали в лес.

Наши корабли окружили вражеские корабли и, забросив металлические крюки, подтянули их к себе. После этого на них поднялись канониры (пхосу), подожгли их и хотели сжечь дотла, но командир срочно отдал приказ этого не делать. Одновременно канониры нанесли яростный удар по вражеским солдатам, скрывавшимся в лесу на берегу, и враги также ответили интенсивным огнем…

Семь корейских воинов погибли на месте, были жертвы и у китайских латников и среди корабельной обслуги. Когда ситуация таким образом усложнилась, срочно стали стрелять огненными стрелами, в результате чего по очереди загорелись семь вражеских кораблей. Поскольку стало темнеть, на трех кораблях спустили паруса и поставили их охранять вражеские корабли, а другие суда собрались у берега и заночевали...

Из одиннадцати вражеских кораблей семь сгорело и четыре осталось, потому что стемнело и нельзя было атаковать еще раз.

Хотя три наших корабля стояли на страже, когда наступила ночь, солдаты противника с [охраняемых] четырех кораблей взошли на один из них и бежали. Было очень темно, и преследовать их было нельзя».

День 12-й (6-го месяца). Все еще на поле битвы.

…Их (русских – прим. Татьяны Симбирцевой) стрелковое искусство превосходно. В предыдущих войнах китайцы терпели от них серьезные поражения и несли большие потери убитыми, и вот теперь, в единственной битве за 3-4 часа все [их] корабли пошли ко дну. Поистине, победа или поражение – это судьба, и дело тут не в мастерстве владения оружием. Десять вражеских солдат, что скрывались в лесу, вышли и просили о пощаде. Командир их не казнил, а взял в плен, разместив на разных кораблях. Маньчжуры, опасаясь, что кто-то из вражеских солдат еще остался на свободе, направили латников и стрельцов на обыск окрестностей. Они обнаружили бессчетное число трупов, истыканных стрелами и со следами пуль, из чего заключили, что вражеская армия погибла» .

Потери манчжурского войска в этом сражении по данным корейцев составили четыреста человек, корейский отряд потерь не понёс.

В этом бою, судя по всему, нашёл свой конец и один из самых привлекательных героев великой сибирской эпопеи – её «рыцарь без страха и упрёка» - настолько, насколько это выражение могло быть применено к первопроходцу XVII столетия – Пётр Бекетов.

Однако, этот разгром казаков стал отнюдь не точкой, а, скорее, запятой в истории освоения Амура.