Самым первым моим воспоминанием из детства был переезд из деревни Два ключа в районный центр. Мне было тогда года два или два с половиной. Может и не все помню, а просто старшие рассказывали, но мне кажется, что я помню, как меня посадили в ларь с пшеницей, который перевозили на телеге. Видимо мать и отец были так заняты, что не было времени на детей, а поскольку я был самым маленьким и не мог вместе со старшими бежать за телегой, нагруженной скарбом, в целях безопасности меня и разместили в зерне, где я благополучно и заснул под журчание колес .
Проснулся я уже в конце пути, когда копыта лошади зацокали по утоптанной дамбе пред райцентром, переезжая казавшуюся мне широкой и большой речкой под вкусным названием Сок. Дом, куда меня привезли, показался мне огромным: был он построен наполовину из камня, а верхний этаж был деревянный. Говорят, в нем жил раньше помещик.
Во времена, которые я вспоминаю сейчас, наша семья состояла из отца, матери, бабушки Лены, которую я очень любил, несмотря на то, что мне очень доставалось, от нее, а также от старших брата и сестры.
Бабушка Лена, как рассказывала мне мать, в голодные годы, когда вымирали целые деревни, спасла всю семью от голодной смерти тем, что выращивала фасоль и хранила ее на потолке дома. Фасоль годами могла храниться под крышей, и была съедобна в любое время года. Когда весь хлеб был конфискован у селян и отправлен в город, бабушка стала кормить семью фасолью, накопленной за несколько лет, это и позволило дотянуть до "зеленой травки", как говорили у нас, переходя на подножное летнее пропитание. По деревне рыскали уполномоченные по конфискации с металлическими прутками, они прокололи весь огород, весь палисадник, весь амбар, весь чердак, но ничего, ни единой меры зерна не нашли; так были удивлены, что семья не вымерла, еще ходила и работала в поле.
Весной ребятишки и взрослые собирали дикий лук, ревень, щавель, крапиву и варили из этого похлебку. И только редко удавалось поесть сытный кулеш из пшеничной муки со шкварками свиного сала и жареным луком, когда в доме выполнялась особенно трудная работа: пахали, сеяли, косили сено или строили что-то.
А еще бабушка Лена, после революции показала детям последний золотой рубль, который она истратила на соль, потому, что без соли все заболели бы цингой и умерли. При этом бабушка Лена сказала:
- Смотрите, дети, может больше никогда не придется вам в руках держать русский золотой. Она оказалась права, ни я ни мои родители, братья или сестра никогда больше не видели золотого русского рубля.
Особенно близким мне был старший брат. Он хорошо учился в школе и, когда я стал подрастать, то он с удовольствием делился со мною всем, что узнавал сам.
Однажды я с матерью и братом был на сенокосе, а рядом с нами была делянка еще одной семьи, в которой помогала родителям одноклассница моего брата, и неожиданно разразилась летняя гроза с молниями и сильными раскатами грома. Брат, стараясь удивить всех, сосчитал время между сверкнувшей молнией и прогремевшим громом, а потом объявил всем, что после молнии гром грянет ровно через двадцать секунд. Каково же было всеобщее удивление, когда так и произошло! Потом, много позже, брат мне пояснил разницу в скоростях света и звука, но я до сих пор восхищаюсь его тогдашними знаниями и очень уважаю его за это, несмотря на то, что сам уже давно его превзошел и по знаниям и по титулам, а впечатления детства остались прежними. Я люблю его так же сильно, как и в детстве.
В первое десятилетие после войны в деревне жили очень бедно. Все, что родилось на земле, уходило на восстановление разрушенных войной городов и тяжелой промышленности. В колхозах работали "за палочки", так называли трудодни, а на пропитание и проживание оставались крохи, на которые нельзя было не только прокормить семью, но нельзя было одеть всех зимой, поэтому носили мы с братом и сестрой двое валенок на троих. Может быть, поэтому мне больше вспоминается лето, когда можно было босиком путешествовать по округе и набираться незабытых до сего дня впечатлений.
Родился я "в рубашке", как говорила мне мать. До меня умер у нее мальчик, не дожив даже недели, и после меня тоже умер у нее сынок трех месяцев отроду. Да и как уберечь родименьких, если до ближайшей больницы - пятьдесят верст по бездорожью, а до самых родов ей приходилось таскать бревна, тяжелые жбаны с пойлом для скота и рожать в бане с помощью соседки, нагрев чугун воды, чтобы обмыть младенца; о себе уж некогда было заботиться.
На печке, куда меня, спеленатого положили, чтобы не застыл, когда мать пошла доить корову, я крепко заснул, так крепко, что подумали, я умер.
Однако, голод не тетка, я тоже громким плачем известил всех о своей нужде, меня сняли с печки и стали кормить. Так и началась моя такая долгая и такая короткая, как кажется теперь, жизнь.
Много было в детстве обид и слез, но также встречалось мне и много хороших людей, о которых мне хочется рассказывать и рассказывать кому-то, жаль только мало находится желающих слушать мои воспоминания, но я все равно буду их записывать, может быть, внуки когда-нибудь прочтут и вспомнят.
Из раннего детства часто мне вспоминается наш конюх дядя Ваня Бобков, как я его называл, хотя взрослые почему-то называли его просто Афанасьич, и он на это не обижался.
Теплыми летними днями, едва проснувшись, я бежал на конюшню и вместе с дядей Ваней вел лошадей к речке, поить, ведь им потом работать в поле, везти бочки с горючим на уборочную, чтобы заправлять трактора. Пока табун пил прохладную и вкусную воду из родниковой речки, мы с Иваном Афанасьичем завтракали немудреной провизией, которую ему складывала в узелок супруга, провожая на работу ранним утром, но трапезничал он только дождавшись меня. Дядя Ваня всегда делил поровну и огурец, и бутылку молока, и шматок сала с картошкой, приговаривая:
- Я уж старый, зачем мне столько еды, глупая женщина наложила..., а ты ешь, малец, ешь, тебе расти надо, в большую жизнь пробираться, а она ох какая длинная, да упрямая, всю силушку вымотает...
Я тогда плохо слушал и понимал его приговорки, принимал его заботу с благодарностью и не хотел уходить от него домой. Но он всегда отводил меня к матери и докладывал ей:
- Ты, Ариша, не беспокойся, я его покормил немножко, пусть подрастает, постреленок этакий...
Набегавшись, я сладко засыпал на руках матери, она меня клала на кровать, а сама уходила хлопотать по хозяйству. Мне еще долго снились лошади, дядя,Ваня, удочка, сделанная из конского волоса и самодельного крючка, и все это было радостно и приятно так, что не хотелось просыпаться.
2004 год.