El Gato - повесть

- Ну, где она? – Аня Синицкая вглядывалась в поток студентов, который сползал по лестнице и растекался по фойе. Из толпы стремительно вынырнула статная фигура в сапогах, строгой юбке и стилизованном чёрном кителе с двумя рядами блестящих пуговиц. Ни дать ни взять, игрушечный солдатик.

 - Эвита! Я здесь! – Синицкая широко взмахнула рукой. Подружка, не меняя выражения лица, но изменив траекторию, подлетела к ней и полушутя провозгласила:

 - И я здесь. Что вам угодно? – И уж после этого улыбнулась и рассмеялась.

 - Ничего, домой пошли! – со смехом ответила Аня.

Вообще её однокурсницу звали Эвелина Жукова, но её почти сразу стали называть Эвитой за любовь к истории, Латинской Америке и своеобразную внешность: странное сочетание карих глаз и от природы золотистых волос. Ещё она была хорошенькой, но в какой-то старомодной манере: её лицо напоминало довоенные немецкие открытки.

Она только-только поступила на международные отношения и была в полном восторге: от своего успеха и от смены окружения. Только здесь она могла найти понимающих людей, таких, как остроумная, весёлая  Синицкая, с которой можно было сколько угодно вставлять иностранные фразочки и иронизировать, используя аллюзии из политики, истории и литературы. И до метро они частенько ходили вместе, болтая и обсуждая всё на свете, как сегодня.

На пороге квартиры Эвита долго и упорно – вернее, долго и нудно – искала ключ. Она любила вместительные сумки: практично, и кошелёк трудней стянуть. Но сейчас уже готова была вспылить и долбануть эту сумку об косяк. «Ну да, глупо и по-детски – но кто видит? Это раз! И это лучше, чем огреть этой сумкой кого-нибудь – это два! И что мне делать, если я такой порох, нужна психологическая разрядка – это три! Загонять негативные эмоции внутрь себя – глупое насилие над собой... Да, понимаю, мои рассуждения – тоже вид психологической защиты, называемый рационализация, но опять же...» Так она разговаривала сама с собой, выковыривая ключ из-за порванной подкладки – вернее, эти мысли пронеслись у неё в голове за две секунды. Всё, слава Богу...

Сумку – на пол, туфли – тут же, мыть руки, суп – на плиту. Потому что после занятий она всегда была голодная, как... сказать, как волк – ничего не сказать. «Интересно, а вот у нас в группе английского парень из Эквадора. А там что едят вместо борща? Есть какой-нибудь суп, напоминающий по вкусу?.. Так, хватит внутренней болтовни!» Она направилась в комнату.

Да, у Эвелины была привычка – мысленные рассуждения с самой собой. Но тут ей даже не пришлось себя тормозить. И мысли, и чувства исчезли как-то сами собой. Прямо сразу. Сразу, с порога – как только она глянула на книжную полку.

На полке, между учебником «Новейшая история стран Латинской Америки» и книгой Жоржи Амаду «Лавка чудес» сидел кот. Да не просто – нарисованный кот. Серебристо-серый, полосатый, с глазами цвета морской волны. Вообще, он здорово напоминал человека – потому что был одет в генеральский китель (тоже серый), галифе с лампасами и сапоги. На голове – фуражка, на боку – сабля.

Вот это новости... Да. Она никогда не отмахивалась от тезисов о неизученных, таинственных явлениях. Она когда-то даже увлекалась эзотерикой. Но сейчас... Ведь это явно не похоже на галлюцинации... или на фантазии нервной впечатлительной натуры...
Пока Эвелина в молчании потрясённо изучала его, кот непринуждённо пригладил усы и произнёс:

 - ;Buenos d;as, se;orita!

 - ;Buenos d;as! – механически отозвалась Эвита, хотя не учила испанский. А что ещё тут сказать?!

Этот кот ей кого-то напоминал. Определённо. Ну конечно!..

На прошлой лекции по истории Эвелина была верна себе: нити не теряла, самое важное записывала, как примерный ребёнок – но умудрялась заниматься своими делами. Сначала шёпотом переговаривалась с соседями, потом ей стало скучно. Рисование! Спасение на все времена! Она быстро раскрыла форзац учебника (тот самый, «Латинская Америка»), взяла карандаш... Рисовала она здорово. Она любила скорчить из себя скромницу, но свои художественные способности признавала, не стесняясь.

 - Ой, покажи! Слу-ушай, классно... Настя, смотри! Илья, ты тоже!

 - Стой, дай дорисовать, не хватай книгу!..

 - Ух ты, прикольно!..

На обложке красовался шикарный персонаж: военизированный кот, со смачной злобной ухмылкой небрежно опирающийся на саблю. Ни дать ни взять южноамериканский диктатор!

 - Ну и мерзавец!.. Классный такой!..

 - Котэ – реально хунта!..

 - Фуражку ему нарисуй, здоровенную! Как у фашиста!

 - Щас будет, подождите...

 - Эполеты разлапистые, аксельбантов, орденов побольше! Вот точно диктатор будет!

 - Фи, какой у вас дурной вкус! Он ведь не тупой гламурщик из банановой республики...

 - Нет, там не бананы, там кофе...

 - Или нефть!..

 - Или селитра!..

 - Медь!..

 - Короче, перцы там!

 - Да сам ты перец!

Пошла весёлая перебранка, все шептали, пригибаясь к самой парте, и давились смехом. К обсуждению присоединился весь ряд.

- Так, что там за народные волнения на задних рядах? – прозвучал саркастический преподавательский голос.

Испуг и новая возня – с целью принять подобающее положение. И выдох с облегчением – подняли «южную колонию», выслали из аудитории трёх парней-туркменов. У-ух, пронесло...

 - Значит, мы ещё не так сильно шумим? – спросила Даша Алентова. – Всё равно, надо бы тише... Эвита, - обратилась она к художнице, - ну ты талант! Такой котище – прямо карикатура из «Крокодила», только более стильно и не так критично! Давай, раскрась его!

 - Что, прямо сейчас? У меня карандашей с собой нету! Пусть остаётся монохром, так более цельно...

 - Найдём карандаши! – отозвался Лёшка Шустрый (а вообще-то – Алексей Быстров). – Вон у Виталика красный какой-то...

 - У меня жёлтый вот!

Эвелина извлекла из этих огрызков максимум. Жёлтый и красный – для знаков отличия, галунов, синяя ручка – ножны сабли. У неё самой откопался карандаш какого-то невразумительного зеленоватого оттенка.

 - А этот на кошачьи зенки запусти!

 - Да знаю я.

Самого персонажа она оставила серым, прибавив для красоты полоски.

Тут и закончилась пара, Эвита быстренько собралась и ускакала на английский. На ходу удовлетворённо хмыкнула по поводу рождения кота-военного. Но затем отвлеклась и не вспоминала о нём уже больше недели.

...А теперь этот красавец заявил о своём существовании. Мало того, сидя на книжной полке, он взирал на ошеломлённую Эвиту даже с каким-то снисхождением. И мало того – он решил представиться:

 - Честь имею, генерал Эдмундо Тимотео Гато Пиньера. А как величать юную сеньориту?

- Эвелина... Жукова... – с пересохшим, саднящим горлом выговорила девушка. И неизвестно зачем прибавила: - М-можно Эвита... – И тут же залилась краской, чувствуя знакомый сполох жара на щеках. «Чёрт, зачем я ему сказала этот партийный псевдоним?!» - мелькнула мысль, и накатил очередной приступ жара. «Ну вот, теперь ещё рожа красная!» - подумала Жукова – но теперь, похоже, краснеть дальше уже было некуда.

 - Очень приятно! Теперь я, по крайней мере, знаю, кому обязан своим существованием! – куртуазно произнёс котяра. – Вы только не пугайтесь и не удивляйтесь, сеньорита... – Он отечески склонил голову в фуражке.

Она хотела по-детски возмутиться: «И ничего я не испугалась!», но смолчала.

 - Вы ведь меня сами нарисовали, - продолжал кот. – Неделю назад вызвали из небытия, можно сказать! И... вот я здесь! Но если звёзды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно? – И подмигнул.

 - Я думаю, да, - проговорила Эвелина и улыбнулась (вроде, получилось естественно).

 - Без сомнения! Всё в этом мире имеет причину, предпосылки: дождь, снег, инфляция, появление на арене государственных деятелей... Ну, и моё тоже появление... – деланно скромно прибавил генерал. – Вас, наверное, интересует его причина и цель? Цель мне самому трудно определить. А вот причина одна. Вы очень необычный человек – даже слишком. Вот в этом «слишком» всё и дело. Вы – прирождённый творец, художник...

 - Но я же не профессиональный художник!

 - Это абсолютно ни причём! Не всякий мастер может то, что вы – создавать реальности. Иные миры. И, вкладывая частицу своей души, вдыхать в них жизнь. То есть переносить в этот мир, понимаете? Ваши способности усиливает вот что: всякая сущность носит в себе как чистую фантазию, так и прототип – взятый из реальности, следовательно, сближающий с этим миром. Я понятно объясняю? – спросил Эдмундо. Девушка кивнула. – Сила ваших творений может быть так велика, что вы и сами не ожидаете! Например, пожелай вы – необыкновенно сильно! – иметь букет цветов, могли бы просто нарисовать его и взять рукою с листа... Может, я и преувеличиваю. Но если вы смогли оживить меня, то что уж говорить о каких-то там растениях?

Эвита только хотела что-то сказать, как в замке повернулся ключ и открылась дверь.

 - Эвелиночка! Приве-ет! Ну что, как дела?! Ты тут уже, ух, шустрая, как всегда!

Стремительность, напор, бразильский карнавал, только без мишуры – Алина пришла! Эвита снимала квартирку с ней и ещё с Марьяной. Девчонки, держитесь... А что сейчас будет! Ещё одна девушка в шоке, вопли (тихо себя вести Алина просто не умела), расспросы, чёрт-те что...

Юное создание впорхнуло в комнату.

- Слуш, а чё у тебя за вид? Что-то не так?

Она стала выгружать учебники из сумки, не обращая никакого внимания на кошачьего генерала. А тот сидел на полке, закинув ногу на ногу, прямо у неё перед глазами. Значит, не видит?!

 - Да нет, всё так. Просто... устала я сегодня, - не нашлась, что придумать, Эвита. – Позабыла про столько вещей! А... а-а сейчас в башку стукнуло, что я материалы к семинару не распечатала!

 - Так он послезавтра, успеешь! – Девчонка продолжала рыться в сумке. «До сих пор не замечает? Точно не видит... А я?» - подумала Эвита и бросила взгляд на полку. Но... кота там не было. Он куда-то исчез! «Значит, галлюцинации?» - облегчённо вздохнула она. Соседка упорхнула на кухню.

 - Ой, у тебя суп сейчас убежит!

Тут уж Эвелина выскочила из комнаты, забыв о волшебных явлениях. Хотя мельком успела подумать, что ещё вернётся к вопросу. Но вопрос вернулся к ней. Как раз тогда, когда она официально декларировала себе, что всё произошедшее – глюки. Она сидела на лекции и строчила данные о мировой энергетике, попросила у Ани ручку, обернувшись назад. Повернулась обратно – и чуть не подскочила вместе с партой. Прямо у раскрытого учебника стоял нарисованный котяра в своей белогвардейской шинели – и с неподдельным интересом изучал карту мировых путей транспортировки нефти! И опять же, что характерно, остальные на него – ноль внимания! Хотя он пару раз зацепил саблей лежавший слева Настин пенал... Эвита отвернулась и украдкой перекрестилась, наклонившись в проход. Бросила взгляд обратно – дон Эдмундо исчез. Она вытянула из сумки «Латинскую Америку». Судорожно распахнула форзац – кота не было и там!!!..


 - Так значит, я одна могу вас видеть?

Эвелина Жукова сидела у себя за столом, а дон Эдмундо опять примостился на книжной полке.

 - Сейчас – да, а вообще – меня может видеть всякий, кто верит в меня. Или хотя бы допускает мысль о моём существовании, - объяснял кот. – Для этого человек должен знать, что вы меня нарисовали – и всё очень просто.

Эвита уже стала привыкать к странному созданию – насколько можно привыкнуть. Сначала при его появлении она пугалась и тушевалась, как при нежданно нагрянувшем высокопоставленном лице (или морде?), а теперь вела себя смелее. По крайней мере, она поняла, что этот кот не собирается делать ничего неприятного, и даже, пожалуй, испытывает к ней симпатию. Да и он сам, несмотря на одиозный вид, вполне даже адекватный – в нём даже есть что-то человеческое.

- Но кто мне поверит? Нет, все знают меня как человека оригинального, но здесь речь идёт уже не об эксцентричности, а о психической нормальности, сеньор генерал...

Эдмундо повёл хвостом.

 - Вы недооцениваете не только экстраординарные явления, сеньорита, но и веру в них других людей. Другое дело, надо ли им знакомиться со мною, - усмехнулся он в усы.

Жукова неопределённо пожала плечами.

 - Ну что ж, как говорится: если вы мои друзья – так вам и надо! – злорадно хихикнул генерал и опять вильнул хвостом. – Милая барышня, спрашивайте, что бы вам хотелось узнать; ведь вы попросили меня об этой беседе.

 - Верно, - признала Эвита. Она заметила, что кот выражается донельзя литературно и как-то старомодно. И это ужасно нравилось. «Наверное, царские офицеры так разговаривали», - мельком подумалось ей. Ещё вспомнилась Германия и кайзер (она жизни своей не мыслила без истории).

 - Мне интересна ваша связь с вашим изображением – там, в книге...

 - Ну что ж, этот учебник – моя официальная резиденция, как Белый дом, а вообще я ведь могу путешествовать...

 - О, я заметила!

 - ...в том числе по разным книгам. Вот скажите, какие ваши любимые авторы?

 - Ремарк, например, Джек Лондон, Фитцджеральд, Гашек, Франсуаза Саган, Андре Моруа – это только некоторые, конечно, – принялась перечислять Эвита.

 - А кто-нибудь из латиноамериканцев есть? – с надеждой спросил кот.

 - Конечно! Вон Жоржи Амаду, ещё Маркес, пару штук Коэльо.

 - Хм! И даже Исабель Альенде! – Кот как-то странно фыркнул, называя фамилию писательницы.

 - А вон книга о Че Геваре, если, конечно, почтёте вниманием, - деликатно проговорила Эвита. Генерал опять фыркнул, на этот раз притворившись, что чихнул.

 - Что ж, вполне неплохо! Пойду-ка я прогуляюсь по улицам Баии, если вы не против, - сказал дон Эдмундо и тотчас растворился в воздухе. Эвелина, всё ещё не привыкнув, пару секунд смотрела на то место, где он только что стоял.

Но тот вдруг высунулся из «Лавки чудес» и заявил:

 - Что ж, сеньорита, можете приводить друзей! Но кто не спрятался – я не виноват! – И снова шмыгнул в книгу, живописно взметнув полой шинели.

Жизнь текла как обычно. Семинары, толкотня в метро, дружные чаепития на кухне, задушевные беседы, снова метро... Правда, в квартире начало происходить что-то странное. Иногда. Когда Алина сидела за столом, с полки вдруг сама собой упала книга – будто её кто-то вынул и отпустил. Марьяна однажды с утра была на кухне, и ей показалось, что ложка поползла по столу. Причём обогнув по траектории корочку хлеба. Ну, ясное дело – спать надо по ночам, а не ботанить! А то и покруче галлюцинации начнутся... Хуже было, когда Эвелина поехала домой на выходные. Девочки собирались на вечеринку в советском стиле, Марьяна хотела нацепить красный галстук и взять под мышку томик «Истории ВКП(б)». Но галстук куда-то исчез, а книжка (добытая с таким трудом!) оказалась испорчена – очевидно, подрана кошачьими когтями. И это притом, что никаких животных и близко нигде не было!

Девчонки не знали, что и думать. Вроде испугаться ещё не успели, но уже растерялись. Их бурное веселье даже слегка поутихло, и взгляд то и дело становился недоуменно-настороженым.

Но в один прекрасный день наступил-таки критический момент. Алина вошла в прихожую и завизжала так, что чуть стёкла не повылетали. На лампе, с петлёй на шее и окоченевшими растопыренными лапами, болталась мышь. Мало того, что мышь, так и ещё и вздёрнутая по-садистски! Оживлённые разборки и взаимные допросы не дали результата, вернее, результат предсказуемый: никто из девчонок сделать этого не мог.

Эвита старалась хранить спокойствие. Она испытывала тревогу не из-за самих странных явлений, а нервничала из-за того, что не знала а) как рассказать всё подругам; б) как воздействовать на Эдмундо, чтоб он вёл себя пристойнее (ну опять же, знала она, чьих рук... тьфу, то есть лап – это дело).

Эдмундо Гато был котом, который гулял сам по себе: возникал, когда хотел. Но теперь девушка уже не сжималась от внезапности при каждом появлении. Она скоро научилась предчувствовать каждый его приход. Шестое чувство? Она сама не знала, а обсуждать тонкоэнергетические вибрации и прочие изыски всегда считала дурным тоном.

Эвелина по-прежнему была единственным человеком, видевшим и слышавшим кота. Она обычно работала за письменным столом, читала книги на кровати. Эдмундо частенько прохаживался по столу или подоконнику, исчезал в одном месте комнаты и возникал в другом, отпускал какие-то комментарии. Эвита узнавала своего персонажа всё лучше и лучше, вела себя раскованнее. Она слушала его рассказы о боевой молодости, политические комментарии, даже вступала в культурные дискуссии и уже чувствовала, что начинает к нему привязываться. Было ясно: котяра – типичный диктатор-латинос, правизна и всё такое. Но не тупая военщина, а... умная, соображающая такая! С ужасом и удовольствием Эвита сознавала, что у них немало точек соприкосновения...

И она понимала, что сие творение от неё независимо – и неуправляемо. А если не можешь повлиять, надо хотя бы поставить окружающих в известность. Да и вести разговоры было рискованно: в любую минуту могла войти соседка и спросить, что это за беседы с самой собой или с кем-то ещё. А при расшатанных нервах любой невинный вопрос может спровоцировать ссору. Нет, терпеть больше нельзя, надо что-то делать!

Как-то раз Эвита, разгорячённая, выходила из концертного зала. Сапоги до колен, кожанка а-ля чекист, винно-красные губы, во всём теле – неистовые волны, пульсация, дух этой музыки – атака, и полёт, и мощнейший заряд... Заряд вдохновения. Она обязательно нарисует ещё один этюд – из тех, графичных, агрессивных чёрно-белых. Или не один... Справа шагала Тамара. Она была Мара, а не Тома. Ещё одна безумная, гениальная, неприкаянная душа в драных камуфляжных штанах и чёрной бандане. Эвита называла её Снайпер. Мара называла её Капитан. Конечно, она рядом с Марой - гламурный штабист, как Литвинова рядом с Земфирой, как чилийский офицер с кубинским команданте.

Jedem das Seine – каждому своё...

Слова, паузы, снова два слова и задумчивый взгляд. Впечатления...

Надо решаться: кому рассказывать – кому нет.

 - Мара, слушай, ты веришь в паранормальные явления?

 - Да моя жизнь – одно сплошное такое явление...

Ответ характерный. Всё в порядке.

 - Ну, слушай... Ты ж знаешь, я занудная рационалистка, просто так трепаться не стану – короче...

Мара ввернула иронии, как всегда, но мысль допустила – это было видно. Аня и Даша – то же: посмеялись, но дружелюбно, и зайти к ней согласились. Они считали Жукову экстраординарной особой – и допускали мысль об экстраординарных событиях в её жизни. Поверил ещё Виктор – был он литератором и историком, жил в Питере. Они с Эвитой переписывались в Интернете, часто по-французски: это была игра в дворянство – а может, не игра, а как раз таки настоящая жизнь. «Блин, вот был бы он здесь, я б его точно с Мундиньо  познакомила!» - думала Эвелина с искренним огорчением: ведь такой донкихотствующей натуры она ещё не встречала – а кого б ещё она представила генералу с большим удовольствием?

Алина с Марьяной – тем вообще можно было смело толкать тезисы; они уже могли поверить чему угодно. Объяснение с ними прошло эмоционально, но девчонки согласились лицезреть «паранормальное явление». Лучше уж так, чем просто вздрагивать от каждого шороха.

Из-за косяка симметрично высунулись три головы – одна под другой.

 - Ну, пипец, девочки!!!.. – смогла выговорить Алина.

 - Тише, блин! Не орите! – зашипела Эвита.

 - Мы шёпотом!

 - Вы шёпотом орёте!

 - Ну и ну... Это ж как в кино «Кто подставил кролика Роджера?»!.. – прошептала Марьяна. – Не, ну офигеть... Глянь!..

Прямо по курсу, в трёх метрах от них, по столу вышагивал военизированный котяра, хмурил брови и поводил хвостом, глубоко задумавшись. Не иначе, о деле государственной важности.

- Так, спокойно, сейчас я вас буду представлять. Расслабьтесь, он нормальный товарищ, только ты, Алина, вторую серёжку в ухе прикрой, а то он у меня такой консервативный, выкрутасов не любит. И, пожалуйста, не употребляйте при нём слово «блин».

 - Блин... – мрачно изрекла Марьяна.

  Две подруги шагнули в комнату, словно прыгнули в прорубь, быстро и отчаянно, а Эвита, тоже волнуясь, слегка церемонно произнесла:

 - Дон Эдмундо, разрешите представить: Алина Русакович и Марьяна Сокол, мои соседки и очень хорошие приятельницы. Девочки, это – генерал Эдмундо Тимотео Гато Пиньера.
 - Очень приятно, сеньориты! – непринуждённо сказал дон Эдмундо и лихо откозырял. Девчонки чуть на пол не сели, а глаза у них расширились по крайней мере вдвое. Не исключено, что они удивились, что кот владеет русским языком. И что вообще владеет. Тем более, что кот – нарисованный.

Эвелина понимала, что пауза настанет долгая, и всё-таки ей уже стало неловко. Тут Марьяна раскрыла рот (по мнению Эвиты, лучше б она этого не делала):

 - Извините... а это вы мышь повесили?

После небольшой паузы генерал негромко произнёс без видимых эмоций:

 - Мышь повесилась сама. Вследствие экономических трудностей и тяжёлой продовольственной ситуации. Депрессия...

Вот так и началось знакомство девчонок с героем Эвиты.

Они потихоньку привыкали к соседству экстраординарного существа, хотя притирка протекала не без эксцессов. Просто Эвелина уже знала, с кем имеет дело, а её соседки – нет; ясно ведь, что пушистость сбивает с толку, а на прусскую фуражку уже и внимания как-то не обращаешь... И, в общем, зря.

Потому что однажды за вечерним чаем зашёл разговор на исторические темы. Дон Эдмундо тоже присутствовал, он сидел на стопке книг на подоконнике и с интересом следил за дискуссией, поигрывая темляком сабли. Зашла речь о Наполеоне; Алина его осуждала, а Эвита – горячо защищала, приводя кучу фактов, цифр и аргументов. Но подруга по-девчачьи упёрлась и воскликнула:

 - Жукова, блин, мне с тобой страшно в одной квартире жить! Откуда у тебя такой бонапартизм?!

 - Сеньорита, вы так говорите «бонапартизм», как будто это что-то плохое... - вмешался дон Эдмундо.

 - Но это же военная диктатура! – возмутилась девочка.

 - Вы так говорите «военная диктатура», как будто это что-то плохое... – с тем же выражением протянул генерал.

Бедная Алина подавилась чаем, а Эвита против воли расхохоталась. Марьяна принялась хлопать подружку по спине, а генерал Гато с неподвижным выражением лица невозмутимо наблюдал за сценой. Потом Алина дулась на Эвиту дня три, не меньше. А та искренне не понимала: хорошо, юная левизна, романтика, свободолюбие – но если с диктатором чай пить садишься, нельзя ж быть такой простодушной?

Однажды Эвелина пришла домой и, войдя в комнату, обнаружила своего кота стоящим на раскрытом учебнике истории (всё том же), и вид у него опять был какой-то хмуро-задумчивый. Не здороваясь и не дожидаясь приветствия Эвиты, он сосредоточенно произнёс:

 - Знаете, сеньорита, меня волнует один вопрос...

 - Какой же? – рассеяно спросила она. Вообще, она уже не считала нужным стоять по стойке смирно, разговаривая с кошачьим генералом, и без тени смущения разбирала сумку – то есть вышвыривала всё на кровать.

 - Какой? Тайну моего происхождения! – повысив голос, заявил кот.

 - Дон Эдмундо, но оно предельно ясно – я вас нарисовала на лекции... – Вообще, Эвита в тот момент больше думала о том, что она сегодня вечером идёт с Марой на каток. Но голос Эдмундо заставил её насторожиться.

- Но ведь вы же о чём-то думали, создавая меня – я надеюсь? – Генерал пронзительно глянул Эвите в лицо. В глазах его зажглись зелёные огоньки, а в голосе зазвучали металлические нотки.

 - Я?.. – растерялась девушка. – Ну-у...

 - Не отрицайте! Мой прототип – латиноамериканский каудильо! Какой именно? Отвечайте! – приказал генерал. «Да что на него нашло? Этого ещё не хватало...» - подумала Эвелина, но постаралась ответить вежливо:

 - Но вы же понимаете, что такое собирательный образ.

 - Однако! – возразил кот. – Всегда есть самый яркий прототип, и я решил это выяснить – по учебнику, разумеется! У меня есть смутные догадки, а у вас я намеревался уточнить – хоть теперь и вижу, что это бесполезно. Поймите, Эвита, это очень важно для меня! Для моего самосознания! – Он уже перестал ершиться, но разговаривал повышенным тоном. – Хорошо, у меня есть наводящие варианты: мне кажется, моим прототипом мог бы быть один из президентов-антикоммунистов Чили, ибо я отождествляю себя именно с этой страной...

«Та-ак, интересненько...» - подумала Жукова.

 - Например, Гонсалес Видела, но он уж слишком демократичен на мой вкус, а ещё – Карлос Ибаньес, но его правление крайне неубедительно! Что это такое – позволить себя свергнуть через два года?! Тем более, никаких преобразований, движения вперёд, никакого творчества! Ещё один, правда, вариант – Альфредо Стресснер, но это Парагвай... – Кот, похоже, растерялся и находился в мучительных раздумьях. И неожиданно заявил:

 - И всё же это было непорядочно - экспериментально скрещивать кота и историческую личность!

Жукова попыталась вывернуться:

- Дон Эдмундо, не обижайтесь! По верованиям индусов, душа после смерти переселяется: если хорошо прожил земную жизнь – в человека, если плохо – в животное, а вы – антропоморфный кот, то есть...

 - То есть, вы намекаете, что я прожил свою жизнь непонятно как?! Bueno, bueno ...

 - В смысле, противоречиво! Почему сразу «непонятно как»!

 - Да идите вы к чёрту со своей диалектикой! – вспылил генерал и, развернувшись на носках, растворился в воздухе.

Эвита минуту сидела над раскрытой книгой.

 - Марьяна-а! Слышь, «живтоне» сделало мне посыл!

 - Ха-ха, поздравляю! Вообще, это скотина, а не «живтоне»! Был бы он президент, проводился бы референдум – я б его отправила!

 - Так то ж только ты...

 - А Алина тоже, отвечаю! Да, Алина?

 - Да-а-а-а!!! – мощно донеслось из ванной.

 - Ну вот. Эвита! Скажи мне одну вещь, только честно! Как ты с ним живёшь?!

- Живу вот...

В универе Гато ещё ни разу не появлялся, и слава Богу, думала Эвита. Хотя кто бы мог его там видеть - теоретически? Может, только любопытная Аня Синицкая или Даша Алентова, этот Питер Пэн в юбке. Они бы не устроили переполоха, но мало ли что выкинет этот главарь пушистой хунты...

А сегодня вообще лучше избегать отвлекающих мыслей, не думать о посторонних вещах. Хотя – какой же дон Эдмундо посторонний?.. И всё же! Впереди страшный-престрашный семинар по истории, ведёт его Шуйский – а с ним не забалуешь.

Это был преподаватель специфический и неординарный: его боялись и боготворили одновременно. Он на первом занятии вальяжным тоном декларировал, что разрешает не ходить на свои лекции – но в аудитории всегда было негде яблоку упасть. Вечно в стильном пиджаке, с саркастической улыбочкой, хлёсткий на язык – настоящий харизматический лидер, вождь, гроза! Эвите он тоже нравился необычайно – но столь же необычайно ей не хотелось сегодня попасться отвечать (да и вообще не хотелось). Шуйский никогда не оскорблял, но мог так ехидно глянуть и пустить такую шпильку... Обаятельный мерзавец. Совсем как Гато.

Поэтому неуютно было Жуковой, когда она старалась примоститься рядом с Аней в тесной – не спрячешься – аудитории.

Тема – развитие Чили в 60-90-е годы. Хоть бы не попасться... Нет, конечно, она учила, но запомнить все цифры, имена, проценты – невозможно; а меньше, чем «все» Эвита считала – плохо. И, в целом, боялась сказать какую-то глупость, банальность, а потом Шуйский произнесёт так снисходительно:

- Садитесь...

Или, не дай Бог, бросит, как Вике Шпилевской:

 - Хорошо, хорошо, для жены дипломата вы знаете вполне достаточно.

Срамота-то какая...

Сначала все пули свистели мимо. Эвита нервно листала учебник, пожирая глазами подчёркнутые строки, вслушиваясь, как отвечает один, другой... Сперва мальчишки, соревнуясь и дополняя другу друга, вещали про 50-е, 60-е годы и левые тенденции в политической жизни. Только бы не спросили... хотя спрашивает он тех, кто поднимает руку – она-то не поднимет, этот раздел для неё был невыразительным, на вопрос «почему?» она растеряется...

Ох, пронесло... Следующий... Да, она гораздо лучше знает, что за программу выдвигали социалисты, и всё же... Слава Богу! Вызвалась Даша Алентова и начала подробный, с душою, рассказ о Сальвадоре Альенде. Да, как Эвелина её любила в эту минуту! Не только её милая жилетка, симпатичное и вдохновенное лицо, но – спасение! Сальвадор, кстати, по-испански значит «спаситель»... Кстати, из-за звучания фамилии за её однокурсницей уже давно закрепился почётный псевдоним, её так и называли – Даша Альенде. И эти её очёчки а-ля 70-е – почти квадратные, в нарочито массивной оправе – ну кому, как не ей, рассказывать про чилийского президента?

Эвите от волнения лезли в голову беспорядочные мысли. Например, она как раз начала вспоминать цитату из фильма «В джазе только девушки»: «Мужчины в очках так часто кажутся беззащитными...» И тут:

 - Эвелина Жукова! Так, товарищ Жукова... – Сзади, разумеется, приглушённое хихиканье. - ...дайте нам характеристику диктатуры Пиночета.

Опа!

Нет, этот вопрос Эвита знала лучше всего. Неплохо, осторожно начала – своим сдержанным, но выразительным, подчёркнуто «научным» тоном. Но потом ей показалось, что сейчас ей станет дурно: на кафедре в гордой позе стоял – кто бы вы думали? – генерал Эдмундо Гато! Худшие опасения оправдались. Однако дурно ей не стало – наоборот!

Эвита вдруг ощутила необыкновенную ясность в мозгу, все аргументы и факты выстроились, как солдаты на параде, послушные любому устремлению её мысли. Она заговорила как по-писаному – нет, лучше! Она почувствовала прилив ораторского вдохновения – такой явный, сверхъестественный порыв у неё был первый раз в жизни!.. Она говорила и не могла остановиться, видя, как дон Эдмундо, встав в театральную позу, с упоением дирижирует, сияя довольной улыбкой.

 И, главное, она выступала примерно так, как ехидный скептик Шуйский:

 - Альенде всё равно всегда был президентом меньшинства! Сколько процентов его поддерживали? Треть населения? Треть люмпенов, пролетариев-оборванцев, треть иждивенцев, привыкших к государственным подачкам!.. Ну да, чудесно! А что делать остальным двум третям?! Тем, кто привык работать?!..

Самое ужасное, она понимала, что говорит слишком жёстко, передёргивает, но находит в этом наслаждение и как бы даже... чувство исполненного долга.

Шуйский её ни разу не перебил – Эвита перечисляла все цифры, проценты и источники (откуда они взялись в её голове?). Все слушали открыв рот – настолько эта атакующая дерзкая манера не напоминала прежнюю сдержанную Эвиту. А кот не отпускал её взгляда – она заметила, что видит перед собою только два зелёных огонька... Вот уж точно – «у беды глаза зелёные»... Это он, это всё он!!!..

Как она закончила, уже не помнила. Просто рухнула на стул среди повисшего молчания. Шуйский через секунду произнёс:

 - Спасибо. Спасибо! – повторил он и обратился к аудитории: - Вот, берите пример, как надо выступать... Вам бы, может, в парламентской деятельности себя попробовать? – фамильярно подмигнул он Жуковой. Та смогла лишь кое-как пожать плечами.

Последнее, что она видела в конце пары – как дон Эдмундо, ликующий и злорадный, шутливо отдал ей честь и растворился в воздухе. Ещё она увидела непонимающий и укоризненный взгляд Даши Алентовой сквозь стёкла очков, будто бы вопрошающий: «За что?..»

Эвита вышла совсем без сил. Но одна мысль мерцала в её мозгу: теперь она знает тайну нарисованного кота...

Конечно же, девчонки не поссорились из-за политических убеждений – потому что обе были не дуры. Но тему острых противоречий задействовали вовсю, после пары разыграв внизу у буфета следующую интермедию – к вящему удовольствию публики.

Миниатюра «11 сентября»

Жукова: Даша! Даша! Прости меня!

Алентова: Нет, Эвита, я не ожидала от тебя такого... такого предательства!

Жукова: Но, может, мы останемся друзьями? Помнишь, как мы стояли вместе на той фотке «вконтакте» – ты такая в пиджаке, и я такая в пиджаке...

Алентова: На какой ещё фотке! Если что, эта фотка – твой позор! Ты попрала светлые социалистические идеалы подошвами кирзачей и гусеницами танков!

Жукова: Но Даша! Ведь я представляла противоположную сторону! Моим долгом было тебя критикнуть...

Алентова: Критикнуть? Ого! Да ты меня по стенке размазала!

Жукова: Извини, я не хотела... случайно вышло...

Алентова: Ах, случайно?!

Жукова: Ну, Остапа понесло, по инерции, понимаешь?.. (проникновенно) А вообще, я тебя уважаю... Даша! Ты меня уважаешь?! (с видом алкаша лезет к Алентовой со стаканчиком кофе)

Смех в зале и крики: «Браво!»...

Назавтра Эвиту подкараулили Аня и Даша. Они вынырнули с обеих сторон, приобняв её плечи. Заговорили с торопливым оживлением, выдыхая клубы пара в настылый воздух улицы:

 - Жукова! Слушай что! Ты вчера на семинаре отожгла...

 - Да знаю я!

 - Не перебивай! Твоя речь – одно, а твой кот-вояка – совсем другое!

 - Вы его видели? – тоном сомнения спросила Эвелина, но тут же вспомнила фразу Гато: «Вы недооцениваете веру людей в чудеса...» - Я не думала, что вы мне настолько всерьёз поверите, честно.

 - Ну, Эвита! – картинно возмутились девочки. И они признались, что после многократных обсуждений этого персонажа на перерывах, скучных парах, после новых скетчей на полях – он вошёл в их жизнь, стал почти живым лицом – ан, глядишь, уже и не «почти», а вполне! Они уже знали (по рисункам и по рассказам), как Эдмундо Гато ухмыляется; как упражняется с саблей (чтоб быть в форме и не терять боевых навыков); какая у него прикольная походка (помесь строевого шага и латиноамериканского покачивания бёдрами); что он может тусоваться по книгам, а заодно теперь – брать там всякие предметы, так что не надо удивляться, откуда у него в руках книга Клаузевица, испанский веер или калебаса с мате; знали они, что любит он зарисоваться с этим самым мате, но, вот гад, предпочитает английский «дарджиллинг»; любит, чтоб «мундирчик сидел» - поэтому он должен быть пошит с английской элегантностью, немецким качеством и за американские доллары; знали, что он типа герой гражданской войны... Да многое они уже знали! И даже прозвали его генерал Котэ – перевели его фамилию на «падонкавский» новояз («Потомушта твой генерал – риальне падонаг!» - выдала сентенцию Сашка). А сама Эвита понимала, что уже не выдумывает все эти подробности – она просто их списывает с натуры. А значит – кот по имени Эдмундо перестал быть просто творением юного художника – сеньор Гато уже ей не принадлежит... А принадлежал ли когда-нибудь вообще?..

Напоследок Аня заметила:

 - По-моему, на сегодня генерал Котэ определился с самоидентификацией. Окончательно притом!

 - Думаешь? – переспросила Эвелина и почему-то покраснела. Ну и ладно, зато теплее стало.

 - Ну, все совпадения налицо! И вопрос на семинаре – почему он раньше по теме Кубы тебе не помогал? Да и вообще, глянь на него...

 - Серый мундир – не доказательство! Ты прекрасно знаешь, что у меня цветных карандашей не было! – для порядка отбрыкнулась Эвита. А сама почувствовала, что ей одновременно вроде и стыдно, и приятно – как такое возможно?

 - Да что мундир! На его кошачью физиономию глянь! И вообще, - сказала Даша, - очень даже неплохой вариант; твой котяра – крутой перец, штучный экземпляр; какой-нибудь Трухильо в качестве прототипа – это для него мелко!

 - Спасибо, девчонки! – расцвела в улыбке Эвита и со смехом выдохнула в воздух аж целое серебряное облачко. – Что, правда похож? – кокетливо осведомилась она.

 - Ну, как... Скажем честно: твой – круче!

Остаток пути Эвита смущала прохожих ликующей улыбкой.

Дома она встала у плиты и принялась за готовку. Девочки тоже должны были вот-вот прийти. Об учёбе она сознательно в такие моменты старалась не думать, накладывая на мысли цензуру вполне по-английски: пришёл домой – ни слова о работе. Самый простой, но вкусный вариант – тушёная капуста со специями: Эвелина любила поострее – посыпать хмели-сунели для насыщенно-тёплого, плотного солнечного вкуса, чёрного перца и чили – для грубовато-воинственной прелести... Кухня наполнилась волнами ароматов; работало радио, там передавали регги, и плевать на первый десант снежинок за окном!

Мысли всё равно плелись причудливыми арабесками, как и всегда. Вот, например, должно ли ей быть стыдно за семинар – ведь она высказывалась в пользу одиозного диктатора и одиозного режима? Нет... Но так ставить вопрос – значит хитрить, а вопрос гораздо глубже: должно ли ей быть стыдно за то, что она всегда восхищалась «сильной рукой»? Своим идеалом считала быть «железной леди», иногда насиловала себя в стремлении быть сильнее, чем возможно? Это допустимо, что ей очень нравится всё военное? Что милая блондинка наряжается в строгий френч и никогда не улыбается из вежливости – она улыбается и смеётся только тогда, когда действительно хочет, а не тогда, когда «положено». И розовую блузку наденет тогда, когда посчитает нужным – ей никто не указ. Правда не указ? А может, существуют некие правила приличия – и лучше запрятать куда-то свой консерватизм, милитаризм, национализм, неолиберализм и прочие «измы»? А что такое приличия – что такое «политкорректность»?! Что такое «толерантность»?! Мерзкая вещь... Заметьте, это Шуйский на лекции сказал...

 - ;Buenos d;as, se;orita! – прозвучало возле самого уха. Эвита вздрогнула и резко обернулась к левому плечу.

Прямо на плече её восседал генерал Гато, закинув ногу на ногу. Ни дать ни взять, ангел-хранитель. Хотя ангелы сидят обычно справа. Кот, как ни в чём ни бывало, осведомился:

 - ;Qu; tal? 

 - Да ни беды, - проворчала Жукова. – Вы имеете успех! Мои подружки вас видели сегодня в университете...

 - О, правда? – небрежным тоном спросил дон Эдмундо, но непроизвольным жестом пригладил усы. – Ну, что же они говорили? Прошу вас быть моим осведомителем, пока я лично с ними не знаком! – шутливо прибавил он.

 - Сеньорита Дарья признала вашу исключительность и сказала о вас: «штучный экземпляр».

 - Прелестно замечено! – воскликнул Гато. – Таких, как я, уже давно сняли с производства!

 - И насколько давно, позвольте спросить? – поддела Эвита.

 - Вы очаровательно бестактны, но вам меня не задеть! – парировал генерал. – Что ещё они говорили?

С тайным злорадством Жукова произнесла, сдерживая улыбку:

 - Сеньорита Анна была от вас в восторге, она была бы полностью лояльна вашему режиму, поскольку сказала: «Какой милый котик!»

Кошачий генерал резко помрачнел.

  - Меня назвали «милым котиком»... Позор на мои седины! – произнёс он потрясённо, еле сдерживая возмущение. Оно было столь сильным, что Эвита чуть не рассмеялась, и опять поддела:

 - Дон Эдмундо, не переживайте, ради Бога! Вы порядочный мерзавец...

На эту дерзость кот никак не отреагировал. И не только потому, что они уже так сроднились и он позволял ей такие выходки, как снисходительный друг. Он задумался и наконец проговорил:

 - А ведь в ваших словах что-то есть... Сухой дождь, горячий лёд, порядочный мерзавец... Вы и без меня знаете, сеньорита, что нельзя делить мир на чёрное и белое. И уж не моя вина, что я не чёрный и не белый, а серый. Да ещё полосатый!

 - Ну, люди могут ответить, что здесь важно, каких полос больше, светлых или тёмных, - пробормотала Эвита, мешая капусту на сковороде.

 - И что, они захотят сосчитать все мои полосы? Ведь не буду же я перед ними раздеваться, как на военной комиссии? – высокомерно хмыкнул генерал. Эвита промолчала, опустив глаза.

 - Я знаю, о чём вы думаете, - вкрадчиво промурлыкал он ей на ухо, неожиданно перейдя с военного тона. – Дело в том, что это не я такой, это вы – такая... И в моём поведении нет ничего странного, равно как и в вашем...

Эвита понимала всё. Это было их личное. Тем временем она прислушивалась к своим ощущениям: кот на плече был полностью бесплотным, не имел никакого веса. Но всё же ощущалось что-то, какое-то сгущение пространства...

 - И всё-таки у вас теперь имеется, да и раньше, как определилось, имелся конкретный прототип, и я бы попросила не смешивать, - суховато заговорила она. - И, простите, но вы зря устроили вчера всё это наваждение...

 - Нет, милая Эвита, - строго возразил кот, - насчёт дона Аугусто Пиночета никто не спорит, но имейте в виду: каждый художник создаёт творение по своему образу и подобию. Хочет он того или нет. На произведение проецируется отражение души и разума художника, его взглядов, как ни крути...

Точно. Он попал по самому больному месту – она ведь только что стояла и рассуждала на эти темы, пытаясь решить мучительный вопрос: неужели в душе она такой агрессор и «одиозная личность»?.. Или она всего лишь красивый молодой хищник, и до гуманизма всякого просто «не доросла»? Но это тоже унизительно сознавать...

 - От нашего сходства никуда не деться. Иначе разве мы бы ощущали такое родство? И прощал бы я вам всякие фамильярности, за которые другой бы мог поплатиться? И разве... разве я бы к вам так привязался? – вдруг произнёс дон Эдмундо чуть приглушённым голосом.

Эвита застыла на месте. Медленно она поставила сковородку обратно на плиту.
 - Да, вы правы, - тихо произнесла Эвелина. И, помолчав, прибавила: - Вчера вы меня выручили – просто не представляете, как. Gracias, mi general . Можно я буду вас называть «мой генерал»?

 - Конечно, можно... - с улыбкой промурлыкал Мундиньо – совсем как настоящий кот.

И Эвита засияла беспричинной улыбкой второй раз за день...


С этого дня Эвелина ещё больше сроднилась с доном Эдмундо.

Теперь генерал полюбил сидеть у неё на плече. Причём Эвита постепенно стала чувствовать его по-другому – её кот перестал быть бесплотным! Может, это и было преувеличением, но теперь она уже ощущала что-то вроде небольшого веса. Присутствие или отсутствие дона Эдмундо определялось уже физически, а не интуитивно. Мало того, ей казалось, если он случайно коснётся её щеки, она почувствует пушистый кошачий мех – как настоящий. А тепло она уже могла ощущать. Но, наверное, тепло она ощущала сначала где-то в сердце, а потом уж «как положено». Или это глюки? Ну и пусть, даже если так – она б свои глюки ни на что не променяла.

Они обращались друг к другу на вы, но близости было больше, чем с некоторыми «тыкающими» из учебного окружения. Гато выступал в роли старшего (немного, раза в три) товарища, но общий язык с ним Эвита тоже находила легче, чем со сверстниками. Правда, она могла сколько угодно умиляться сходству взглядов на жизнь и декларировать перед лицом посвящённых своё уважение к «генералу Котэ»... Но дон Эдмундо был в своём репертуаре, «вмешивался во внутренние дела» и коленца иногда выкидывал – хоть стой хоть падай.

Марьяна с Алиной тоже теперь общались с кошачьим генералом запросто, забыв о прежней настороженности и смущении. Они уже не стеснялись и, пожалуй, привыкли к нему. Могли сколько угодно болтать с ним, спрашивать, спорить, подтрунивать, говорить колкости и думать, что они его понимают. Эвелина имела больше оснований так считать – и считала, хотя во многом оставалась осторожным скептиком. Она думала, что знает, чего примерно от него ждать – и тоже ошибалась.

Эвелина была растеряна. Таня была подавлена. Марьяна деликатно старалась не мельтешить. Вот что за картина открывалась взору на кухне – в уютной квартирке с милыми старомодными занавесками и фиалкой на окне.

Но на фиалку Таня не смотрела. Она уставилась в чашку с остывшим чаем  - глазами, полными тоски. Но её страдания были не от несчастной любви, что само по себе странно, подумала Эвита.

 - Она меня убьёт... – простонала бедолага.

 - Кто?

 - Щукина...

О-о-о, Щукина – препод по географии, ведёт семинары. Всё ясно. Неплохая женщина, но всё же... Таня – одноклассница, ныне однокурсница Жуковой. Милая девочка, но всё же...

У неё был минус, даже болезнь. Она не хватала на лету, зато могла усердно выучить. Но часто при ответе от страха забывала всё – только смотрела растерянными глазами жертвы. В школе она с деланной стыдливостью и недюжинным упорством заставляла Эвиту постоянно нет-нет, да помогать. Та помогала – из «христианского сострадания» и природной интеллигентности.

В универе Жукова, удачно маневрируя, избегала столкновения в коридоре. Но на этот раз не отвертелась. А социально-экономическая география спутала карты – подругу заклинило. И заклинило прямо перед промежуточным зачётом по карте. Дело плёвое: показывать мировые природные ресурсы. Эвита вообще не понимала, как это можно не сделать, но Таня с картами в принципе не дружила – никогда. Плюс этот её страх. Как тут не испортить оценку окончательно, потом не загреметь на пересдачу, потом не... Тысяча бед и одна невинная девушка!

Два дня Эвита «гоняла» подругу по карте, внутренне скрежеща зубами при виде своего холодного чая и её малых успехов – хотя они и были. На третий день (накануне зачёта) после её ухода в отчаянии воскликнула:

 - Марьяна, ну правда же, я сделала всё возможное?!

 - Да, конечно. Не переживай ты так, - мягко произнесла Марьяна.

 - Ну нет, а если ей влепят?! Я буду виноватой!

 - Причём здесь...

 - Я буду чувствовать себя виноватой!

Девчонки спорили ещё пять минут, пока наконец Эвита в возбуждении не стукнула по столу:

 - Нет! Нет, нет и нет! Я знаю, к кому обратиться! К дону Эдмундо! Это трудно, но я попробую уломать! Если он мне помог...

Марьяна развернулась к ней с губкой в руке:

 - Что?! Генерал Котэ?! Никогда! Ты не знаешь, что он вытворит!

 - Но он реально шарит в географии!

 - Извини, но он сволочь!

 - Извини, но человек... кот может быть сволочью и шарить в географии! И вообще, прекрати оскорблять почтенного офицера...

 - Давайте, подеритесь, горячие финские девки! – подзадорила Алина из коридора. Девочки отшутились, и разошлись: Марьяна – говорить по скайпу с другом-французом, Эвита – на переговоры с Гато.

Она нервничала и стеснялась, но, на удивление, дона Эдмундо удалось упросить побыть для Тани ангелом-хранителем (хоть ему больше подходило амплуа anjel-exterminador ). Согласился, конечно, с недовольным ворчанием, вводя Эвиту в неловкость и смущение. Он дал понять, что делает для неё одолжение вопреки своим принципам «честной игры» и «боевых условий», согласно которым выживает сильнейший, завоёвывается жизненное пространство, а иждивенцам и гуманизму не остаётся места.

Всё шло хорошо. Эвита искренне так полагала, пока не позвонила однокласснице и не услышала невменяемо лепечущий голос. Послав к чёрту совместное с Марьяной приготовление голубцов, она коротко бросила в трубку: «Приезжай!»

Эвелина пожалела о своей благой затее, лишь только бросила взгляд на лицо горе-ученицы...

Вот как было дело. Таня вышла отвечать зачёт. Подготовка дала кое-какой результат – хоть запинаясь, но она подряд назвала всё, о чём просили: и европейскую нефть, и китайский уголь, и российский газ. Потом Щукина решила задать что-то посложнее и углубилась в тонкости – она это любила.

Ничего из спрошенного Таня не помнила, но утверждала, что ответила чудом: её руку словно вела какая-то сила, и она, на удивление, показывала точно. Это было как неизвестное науке поле... а в сознание будто кто-то вторгся и сейчас занимался чтением её мыслительных процессов... Внутрь заползал страх перед явственным необъяснимым, а одновременно – зарождалась надежда ответить...

Хотя не всё было гладко. Руку вело будто нехотя, грубоватыми толчками, и только на самом трудном.

Все напряжённо следили за Таней. Можно сказать, болели.

И тут всё разбилось вдребезги. Внезапно Щукина решила ослабить хватку и спросила, какие основные ресурсы в Чили. А Таня хоть убей не помнила! Её замкнуло!

Группа сидела молча.

Девчонка замерла у карты. Её начинало подташнивать.

 - Итак? – выжидающе протянула Щукина, теребя рукав болотной кофты.

Повисла предгрозовая тишина. Уже запахло озоном...

 - А-а-а-а-а-а-а-а!!!!

Все подскочили на местах. Щукина дёрнулась всем телом и выронила указку.

Дрожащая Таня стояла у доски, прижав ладонь к щеке. Между пальцев сочилась кровь. На вороте блузки заалели багровые пятна...

Далее опустим сцену, и так ясно – семинар сорван, все в панике: пришёл человек цел-невредим, а тут - паранормальная атака, зловещие царапины, ведь ясно же – это сделал некто, вернее, сделало нечто... нечто, явно не имеющее отношения к этому свету.

Эвита со своими девчонками шла домой. Снег скрипел под ногами. Алина болтала по телефону, отстав на полшага.

- Нет, я его убью!!!

 - Кого, Котэ? А я предупреждала! – уколола Марьяна.

 - Но я хотела как лучше!

 - Получилось ещё хуже, чем всегда! Знай, с кем имеешь дело! Сейчас-то Таня как?

 - Ну, нормально, более-менее. Хотя да, психологическая травма. Но так ничего – ты её видела вчера на итальянском...

Помолчали.

 - Слушать надо, что тебе говорят: со стороны виднее...

Жукова злилась. Она чувствовала свою вину, неправоту, да ещё снежинки лицо залепляли – как тут не занервничать. С досадой отплёвываясь от наглых белых хлопьев, Эвита произнесла:

 - Марьяна, дай мне твой учебник к завтрашнему семинару.

 - Ловкая смена темы! А твой-то что?

Эвелина вынула из сумки книгу, поперёк замотанную скотчем:

 - От греха подальше. Убивать его я не собиралась, но улучила момент, когда он заскочил в «резиденцию» – теперь пусть сидит и не шляется где попало.

 - Кто ж его посадит, он же – памятник! – со смехом вмешалась Алина, закончив разговор. – То-то я думаю, почему у нас уже две недели в квартире так спокойно...

 - А я свой учебник Лере отдала, - ехидно произнесла Марьяна.

Эвита скисла. Минуты три в душе её происходила жестокая борьба. Буркнув: «Ну ладно...» она медленно отодрала скотч.

Книга буквально подпрыгнула у неё в руках и распахнулась. Из середины её, как джинн из бутылки, взвился серый вихрь в виде дона Эдмундо; разъярённый генерал встал посреди раскрытых страниц; шинель его развевалась на ветру; усы грозно топорщились; хвост от злости распушился, как у енота, и ходил из стороны в сторону; в глазах сверкали зелёные огни.

Он вполне мог бы вскричать в стиле советского кино: «Это хулиганство! Я буду жаловаться!» Но Эдмундо Гато холодно и зловеще прошипел:

 - Как вы посмели?!..

Эвите стало не по себе. Но, сглотнув, она нашла силы тоже холодно произнести:

 - Мой генерал, вы прекрасно знаете, что вы натворили...

 - Чудесно. Вы сами с нехарактерной настырностью уломали меня на эту протекцию. Несмотря на то, что человек сам был виноват в своей неуспеваемости. Что тут сделаешь? Есть конкуренция, ты не справляешься, никто не виноват, c’est la vie ! Сущность остаётся той же: роза пахнет розой, а двоечник остаётся двоечником. И иждивенцем. Ладно, я протянул руку помощи – только ради вас. Но когда она не смогла назвать главные ископаемые Чили – я просто не выдержал!

Гато помолчал, отдышавшись, и добавил:

 - А вы из вежливости позволяли ей сидеть у вас на шее! Я вас от этого избавил – и, видите ли, что-то «натворил»! Меня! Под арест! Поражаюсь людской неблагодарности!

Возмущённо взметнув полой шинели (это у него эффектно получалось), оскорблённый генерал растворился в воздухе с лёгким шипением.

 - Вот же ж псих! – пробурчала Эвелина, не убавляя шага.

- Чё ты хочешь, жгучий латинос кошачьей наружности! – рассмеялась Алина – у неё явно было хорошее настроение. Девочки свернули в свой тёмный двор – хорошо хоть, из-за снега было виднее.

 - Вообще, правильно сделал! Эта дура Пилипчик тебя уже порядком достала со школьной поры, - вставила Марьяна. – Хотя кровопускание в общественном месте – не лучший вариант, согласна.

 - Кстати, насчёт этого самого... – У Эвиты не хватило духу произнести слово «кровопускание». - ...Что-то мне не нравится... Вон те товарищи у соседнего подъезда – похоже, они идут к нам...

 - О, блин! Только этого не хватало! – прошипела Алина.

... – Эй, девочки, куда так торопимся? – осклабился крепкий парень с пролетарской физиономией и явно не очень чистыми намерениями.

 - Домой, - буркнула, кажется, Марьяна.

 - Ой, невесёлые какие-то! И чё, позна-акомиться даже не хотите? – подлез другой, в противной вязаной шапке. Третий лыбился, засунув руки в карманы куртки.

 - Нет! – отрезали хором Эвита с Алиной и одновременно похолодели, видя, что путь к улице отрезан.

 - Ах, вот вы какие? Уже мы для вас чмо, да, а вы типа такие крутые, да? – с угрозой проговорил первый, приближаясь.

Девчонки застыли...

Он резко бросился и схватил Алину за руку. Она взвизгнула, беспомощно рванувшись. Другой кинулся к Марьяне. Вдруг – бах! – первый обидчик отлетел в сторону – то был мастерский хук справа...

Жукова!!!

Эвита застыла в боксёрской стойке. На неё остолбенело таращились и подружки, и хулиганы. Она сама замерла на долю секунды. Она боялась, что разозлит нападавших – и что стремительно теряет над собой контроль... Контроль над ней взял кто-то другой...

Следующие мгновения состояли из ругани, ударов, наносимых Эвелиной, падений, тучи снега, воплей, новых ударов, скачков... Парни явно не ждали такого поворота... А Эвита всё атаковала, уворачивалась по-кошачьи, скользила, прыгала, и била с поразительной точностью, не девчоночьей силой и беспощадностью... В детстве она постоянно дралась, но её нигде не учили хукам, джебам и кроссам, а подсознание не могло такого выдать. Жукова действовала с холодной яростью, чётко и строго; ей досталось в корпус пару раз, но она не слышала боли, продолжала метаться, как ягуар, одна против троих... она не видела своих девчонок, не осознавала себя... тело стало словно чужим, чувство странное, будто она... парень?! Или мужчина... На снегу уже были брызги крови из разбитых носов... Эвита только сейчас их увидела; Алина лупила сумкой отступающего хулигана в вязаной шапке, другой валялся на льду, третьего Жукова с силой швырнула туда же, а Марьяна уже забежала ей за спину и, вцепившись в пальто, стала оттаскивать в сторону подъезда...

Девчонки ринулись домой, Эвелина – последняя, как капитан корабля, всё ещё в тумане; как ретировались хулиганы, они уже не видели, потому что, захлопнув дверь, стрелой взлетели на этаж.

Все трое тяжело дышали, привалившись к стене в прихожей; было жарко, но они даже забыли раздеться; с Алининого шарфа уже начиналась весенняя капель.

Эвелина медленно приходила в себя. Она не помнила, как бежала по лестнице, но помнила, что только что дралась, причём была сама не своя – и ощущение не своего тела тоже как-то замедленно рассеивалось! Только что Жукова была уверена, что она парень. Но это она осознала четыре минуты назад, уже мозгами, а пять минут назад у неё вообще сомнений не было, что она мужик – не сказать, что мачо, но тренированный, возможно... офицер?!!.. Так твою и растак...

Первой нарушила молчание Алина (что было вполне предсказуемо). Она выдохнула:

 - Жукова! Ну ты и жуткая!!

В другой раз созвучие вызвало б у Эвиты улыбку, но не теперь. Тут всех прорвало, девчонки заорали наперебой:

 - Жукова, ну ты!.. Как ты их?!

 - Да не знаю! Само вышло!

 - Ни х... себе само! Да я с тобой жить теперь боюсь!

 - Алина, успокойся! Она нас спасла!

 - ...Ну нет, надо же!

 - ...состояние аффекта...

 - ...Зверь!

 - А вы что же?

 - А я его сумкой!..

 - А я полкирпича нашла!.. Но ты ж ведь, ты!!!

 - Жукова, ну ты мужик! – Опять аллитерация...

 - Угомонитесь!

 - Блин, звезду героя!

 - Ага, щас!..

Успокоились немножко минут через семь, не меньше. Красные, разгорячённые, запихнулись на кухню, Марьяна по годами выработанной привычке сразу же щёлкнула выключателем чайника, Эвелина на автомате потянулась за кружками. Правильно: студент пьёт чай в горе, в радости, в болезни и в здравии, для бодрости и для успокоения – всегда пьёт, пил и будет пить!

Прихлёбывали в тишине. Опять заговорила Марьяна:

 - Знаешь, Эвита, мне теперь сильно хочется тебя только по фамилии называть!

 - Н-ну... – пожала плечами Эвелина, прижимая холодный платок к горящей ссадине на щеке: схлопотала-таки.

 - Просто понимаешь, Эвелина – ну так, имя. А Жукова – это брэнд.

 - Да ну вас! – отмахнулась Эвита, решительно поставила кружку в раковину и вышла из кухни. Щека саднила, лоб горел, она была вся в себе, хоть мысли путались – неудивительно, что она вздрогнула, когда услышала в полутёмной прихожей негромкий голос:

 - Сеньорита Эвелина...

Генерал Гато стоял у зеркала на трюмо, приглаживая хвост и поправляя мундир. Вид у него был чуть-чуть помятый и уставший. Сброшенная шинель серела в сторонке. Кот откашлялся и начал:

 - Надеюсь, теперь наши трения останутся в прошлом, и мы не станем выяснять, кто где хватил через край. Тем более, я должен попросить у вас извинения, за то, что позаимствовал ваше физическое воплощение, а ещё за то, что не смог вовремя увернуться – ну, я уже не котёнок, вы ж понимаете...

 - Так, значит, вы?!..- оторопев, начала Эвита и осеклась.

 - Да, - просто признался дон Эдмундо, - говорят, что в человека вселился бес, а в данном случае на месте беса оказался я – то есть, вселился в вас, если говорить обывательским языком. Телесная оболочка – ваша, мастерство и дополнительная сила – мои. Да, это вмешательство ещё грубее, чем в случае с вашей непутёвой подружкой – но что ж тут ещё оставалось делать? Не стоять же... Вообще, бей первым – это правило не только уличных драк, но зачастую и мировой политики, простите уж за грубость. По правилам естественного отбора выживает сильнейший, значит, атаковать нужно...

 - Дон Эдмундо, я знаю, что вы скажете! – перебила Эвита. – Это было ужасно, я чувствовала себя... мужиком!

 - А я кто, по-вашему? – проворчал Мундиньо. – Я и есть... ну, то есть, кошачий мужик, как вы изволите выражаться, но...

 - А где вы так здорово драться научились-то?

 - Ну, а в военной школе чему учат! Хоть это, конечно, дела давно минувших дней, - скромно кашлянул генерал. - И я всегда считал, что главное – мозги... Тем не менее, спорт – великая вещь. Особенно если пригождается для... э-э... физвоспитания отдельных личностей. Я всегда считал, что спортивные сооружения очень важны для воспитательных целей – ну, к примеру, стадионы...

Эвита невольно фыркнула: опять городит всякую неполиткорректную чепуху! Но, отбросив лишние мысли, посерьёзнела и произнесла:

 - Давайте потом порассуждаем о стадионах. А сейчас – я просто не знаю, как вас благодарить.

 - Давайте ограничимся тем, что вы не станете устраивать мне «Матросскую тишину» в учебнике истории, - проворчал кот.

 - А Тауэр в учебнике английского вам пойдёт? – опять не удержалась Жукова.

 - Ни в коем случае! Сеньорита, вы такая вредная! Прямо как я...


Эвита как-то подумала, что она уже много всего знает о своём нарисованном товарище, но одновременно – очень мало. Из него редко можно было выудить развёрнутый откровенный рассказ, но Эвелина поняла: между нашей Чили и той, из параллельного мира, есть различия, и исторические события порой вообще не совпадают. Но есть забавные похожести, например, расовая принадлежность. Есть индейцы, или дикие коты – песочно-пятнистые, с большими ушами, широкими носами и причудливыми полосами; затем – метисы. Есть и креолы, или домашние коты – с привычной всем нам внешностью. Как Эдмундо Гато, напоминающий кошака, живущего у бабушки на печке.

Что касается исторических событий, сведения были примерно такими. В 1931 году к власти в стране пришли социалисты во главе с президентом Доминго Перейрой. В отличие от нашей истории, Социалистическая республика Чили просуществовала аж четыре года. За это время левые сумели успешно развалить экономику, хотя Перейра был честным человеком, то есть, котом, и действовал из благородных побуждений. Но благородными побуждениями соловья не кормят. Банально: песен про светлое будущее становилось всё больше, а еды и денег – всё меньше.

Конец немного предсказуем. Не вынесла душа поэта: военные во главе с генералом Эдмундо Гато решили положить этому конец и подняли мятеж. Причём это была не какая-то там смута в гарнизоне – провернули целую операцию «Багратион». Конечно, без латиноамериканских страстей не обошлось: солдаты так стремились угодить любимому командиру, что на просьбу слегка побомбить президентский дворец вообще оставили от него рожки да ножки – ну, и остальное в том же духе.

Переворот произошёл 8 марта 1936 года, поэтому военную хунту (в составе главнокомандующих родов войск и начальника карабинеров) прозвали «мартовскими котами». Оцените злобный юмор генерала Гато – он испоганил всему миру светлый коммунистический праздник!

Потом, ясное дело – диктатура и расправа с противниками: он уважать себя заставил и лучше выдумать не мог. Закручивание гаек сопровождалось раскручиванием экономики в противоположную сторону. На побережье Чили высадился десант т.н. «чикагских котят», которые привезли в Сантьяго кучу экономических знаний и пластинок Гленна Миллера. Потом – всё по сценарию. Шоковая терапия, отходняк от шока, постепенное развитие, затем – о чудо! – вроде как даже и процветание!.. «Ура, заработало!»

Короче, всё как у людей. Но только у котэ.

Вот про личную жизнь дона Эдмундо Эвита почти ничего не знала: он был в прямом и переносном смысле застёгнутым на все пуговицы, и никогда ни о чём таком не говорил. Прямо Штирлиц какой-то! Хотя, скорее, папаша Мюллер, ну да ладно...

Кстати, однажды вечером они вдвоём смотрели «Семнадцать мгновений весны» - хотя за окном бушевала зимняя метель. Марьяна писала реферат, а Алина тихонько бренчала на гитаре в дальней комнате. Дон Эдмундо пристроился на своём любимом месте – у Эвиты на плече. Он непринуждённо прислонился к её щеке, как друг, и Эвелина, замирая от нового открытия, отмечала, что чувствует нарисованного кота на физическом плане, как взаправдашнего! И тепло, и шерсть у него как надо: такое приятно-меховое ощущение... Эвита не стеснялась своей сентиментальности, хотя не выставляла напоказ. Но при всех шуточках, подколках она понимала, что действительно любит дона Эдмундо – да-да, как родного. Она даже обращение-прозвище «мой генерал» сократила до советско-семейного «мой». В разговоре это звучало где-то так: «мой был недоволен», «мой сегодня пришёл и заявил...»

Фильм коту ужасно нравился, он восхищался сюжетом, игрой и атмосферой. «Вот это как нельзя более близко мне по духу!» - произнёс генерал Гато. Правда, непонятно, кто был ему ближе – немцы или советский разведчик...

Дошло до знаменитой сцены в кафе – свидание Штирлица с женой. На этом месте у Эвелины всегда начинало предательски щипать в носу и в глазах. Она смущалась перед Гато и старалась не заплакать. Украдкой она бросила взгляд на генерала и удивилась: вся фигура его поникла, и он как-то подозрительно отвернулся в сторону, как отворачиваются, чтобы смахнуть слезу...

Он почувствовал взгляд и обернулся. Кашлянув, он распрямился и сказал негромко:

 - Эвита, простите меня за эту слабость. Но я и сам с тех пор, как здесь, не виделся со своей женой...

Жукова предполагала, что семья у дона Эдмундо в наличии, и всё равно не удержалась от изумления. Она уставилась на кота и выговорила:

 - Как?! Мой генерал, вы женаты?

 - Ну, а как же! – с досадой воскликнул Гато и соскочил на подлокотник кресла, глядя оттуда на Эвиту, как на непонятливую.

 - А вы мне никогда не говорили!

 - Речь не заходила.

 - Я просто считала нетактичным у вас выспрашивать.

 - Да ладно... В общем, знайте, что у меня есть жена и пятеро детей, - произнёс кот и замолчал. А Эвита только удивилась: ну какое же всё-таки совпадение с прототипом! Она отвела взгляд и, помявшись, спросила:

 - Но, дон Эдмундо, почему вы мне ничего не говорили? Почему скрывали?

Он не ответил.

 - Вы любите свою жену?

Генерал просто ответил:

 - Да. – Помолчав, он прибавил: - Я считаю восторженность дурным тоном, но не могу удержаться, говоря о донье Розалии. Сеньорита, верите ли вы, что браки заключаются на небесах?..

Эвелина предпочла спросить:

 - А как получилось, что вы не можете видеться с нею?

 - Да очень просто и вполне логично. Как художник, вы меня поймёте: я был вырван из контекста. Но контекст-то сохранился! Поэтому я принадлежу своему миру, но нахожусь здесь, имея возможность лишь изредка и мельком заглянуть, условно говоря, домой. Путешествия по книгам не считаются. Дело в том, что своим рисунком в учебнике вы привязали меня к этому миру, а последующими изображениями – закрепили.

Эвита вздохнула. Она об этом не подумала.

 - Ну, не чувствуйте себя тюремным надзирателем! Я и сам не сразу разобрался.

 - Но я же могу нарисовать вашу жену, и всё будет в порядке! – радостно предложила Эвелина.

Правда, тут же растерялась:

 - Хотя, как же я её нарисую, если не знаю, как она выглядит...

 - Так я вам опишу!

 - Но ведь могут быть искажения! Вы мне так опишете, я сяк пойму...

Тот стоял, задумчиво нахмурившись, и произнёс:

 - Может, вам легче будет рисовать по человеческой модели?

Эвелина опешила. Первая мысль её была о Люсии Ириарт, жене Пиночета, вторая – об Эвите Перон. Потом она просто ужаснулась: как они могут выглядеть в кошачьем облике?! А что, если совмещать придётся?! Но кот её опередил и с неожиданным воодушевлением спросил:

 - Ой, а что у вас там лежит на столе, какой-то журнал?

Это был Cosmopolitan. Эвелина предпочитала газеты и литературную классику, но считала, что раз в полгода и это можно купить. Она послушно принесла журнал.

 - Листайте! – велел дон Эдмундо.

Ближе к концу он закричал:

 - Стойте-стойте! Вот! Вот она, моя Розалия! Фигура – точно её! – И показал на фото Дженнифер Лопес. – А лицо... почти такое, как у актрисы в фильме; я бы и не переживал так сильно, если бы так похожа не была...

Эвита решительно направилась в комнату, в одной руке – журнал, в другой – карандаш. В голове вертелась одна мысль: «Ну, ни фига себе! Лицо Элеоноры Шашковой, фигура Дженнифер Лопес... Свезло чуваку!»

Алина сидела на кровати, скрестив ноги по-турецки. Она играла на гитаре и пела. За окном вовсю валил снег, но песня отсылала в вечное лето, на далёкий континент плантаций, гор и равнин, революций и переворотов, крови и любви...

Vengo cantando esta zamba
con redobles libertarios.
Mataron al guerrillero
"Che" Comamdante Guevara...

Играла и пела Алина здорово: не просто умело, но с чувством, со всей душой, вложив в пение весь свой романтизм. Её голос проникновенно возвышался в словах протеста:

Que los derechos humanos
los violan en tantas partes!
En America Latina
domingo, lunes y martes.
Nos imponen militares
para sojuzgar los pueblos,
dictadores asesinos,
gorilas y generales...

На слове «generales» струны вдруг что-то сковало; она недоумённо ударила по ним, но не вышло ни звука. Послышался суровый голос, прямо как в фильме «Операция Ы»:

 - Хватит гулять!

Так и есть! На грифе гитары, как на горной круче, стоял Эдмундо Гато собственной персоной и неодобрительно на неё косился, склонив голову.

 - Дон Эдмундо! – возмутилась Алина. – Прекратите свои штучки!

 - Нет, сеньорита Алина, это вы прекратите свои штучки...

 - ...Диктатор!

 - ...и идите, в конце концов, учиться, у вас послезавтра экзамен! А вы тут песни то про Че Гевару, то про группу крови на рукаве... Вашего возлюбленного случайно не Виктором зовут?

 - Нет! – отрезала Алина и почему-то сильно смутилась. Но Гато оставил её в покое: он сам теперь навещал свою донну Розалию и был очень счастлив. А следовательно, терпим к личной жизни других и крайне благодушен. Так что Алина воспользовалась либерализацией и продолжала петь про Че Гевару и саботировать английский.

...Действительно, приближались экзамены. Но вместе с ними - Рождество и Новый год! Эвита старательно готовилась, но думала больше о том, как будет праздновать и что кому подарит. Поэтому английский сдала легко, даже с некоторым блеском. А вот что бы преподнести бесподобному генералу Котэ? И из какой книжки это выудить? Решила посовещаться с Дашей Алентовой.

 - Фиг его знает, - ответила та. – Полное собрание сочинений Клаузевица! Картину Веласкеса! Бутылку киндзмараули – очень прикольное вино, как раз для тиранов всяких.

 - У них в Чили вина хватает, тем более, он не пьёт, - возразила Эвита.

 - Ага, и не ест! И не спит! А думает о благе народа! – съязвила Даша – Да Господи... Он у тебя от Эллы Фитцджеральд тащится? Так надари ему пластинок – это в «Великом Гэтсби» можно взять!

 - Вот, хорошая идея! – похвалила Жукова. – Ещё надо ему парадный мундир на НГ нарисовать, а то будет шляться в полевой форме...

 - Не собираюсь шляться, что это вы придумали? – послышался голос с подоконника. Девчонки обернулись и узрели лихого вояку. Эдмундо был великолепен: чёрный мундир с красными лацканами и золотыми эполетами, галифе с лампасами, начищенные сапоги со шпорами... Ну, и фуражка а-ля СС – разумеется.

 - Ого! – выдохнули девчонки в один голос.

 - Ослепительно, нет слов, - начала Эвита.

 - Хьюго Босс, не в пастушьей хижине сшито, - похвастался Гато.

 - Но где вы это взяли?

 - Где надо, там и взял! – отрезал кот. – Другие вон золотые статуи себе ставят, могу же я...

 - Не в том смысле! Ведь раньше вы могли сменить свой внешний вид, в том числе гардероб, только благодаря новому рисунку, а из книг могли брать лишь другие предметы, - перебила Жукова. В её голосе послышалась озадаченность лёгкая ревность.

 - Теперь уже нет, - с вкрадчивым самодовольством произнёс дон Эдмундо. – Я сам могу распоряжаться собой, не говоря о других. Кстати, позвольте снова вас покинуть, я собираюсь к вечерне... Счастливого Рождества! – И, развернувшись по-военному, исчез. Только хвостом махнул.

Даша только и смогла произнести:

 - Рождество... А, ну точно, он же у тебя католик. Кото-лик... Кошачья морда.

 - По-моему, эта морда что-то задумала, - пробормотала Эвелина.

Она была в лёгком ступоре. Воплощение рисованного кота становилось всё вещественнее и самостоятельнее. Изначально он был виден ей, потом другим, расхаживал по книгам, потом стал брать оттуда предметы, затем обрёл плотность, вес и теплоту, теперь стал сам менять что-то в себе, как заблагорассудится, потом – вселился в её тело и управлял ею! Да, выручил в экстремальных условиях, но... неприятно как-то! И даже страшновато. Хорошо, когда помогают отбиться от гопников, но не когда полностью контролируют тебя.

На Новый год – ещё одно событие из ряда вон. Эвита поехала домой, чтобы праздновать с семьёй. Она, как всегда, получала от вечера грандиозное удовольствие. Тёплая обстановка,  пожелания родственников, золотистое шампанское и пирог с креветками, фейерверк на улице, торжественный обмен подарками, смех, музыка... Эвелина, разгорячённая, счастливая, пошла в свою комнату разместить где-то свои подарки. В мерцании гирлянды она сразу увидела на столе что-то блестящее, живописно разложенное со змеистым изгибом. Она не включила свет, но сразу, недоумённо сдвинув брови, шагнула ближе. И застыла на месте! Это была великолепная золотая цепь, и Жукова почему-то сразу поняла, что настоящая. А на ней – ах! – была ажурная гранёная звезда с капельками-бриллиантиками, крупная, но не грубая. Это было похоже и на орден, и на драгоценности королевы...

Короче – ну полный отпад! В Венскую оперу в самый раз, но на Новый год тоже сойдёт...

Под украшением лежало аккуратное послание, написанное размашистым, но красивым почерком, и почему-то по-французски: «Милая сеньорита Эвелина! Мы с донной Розалией от всей души поздравляем вас с Новым годом. Желаем достичь успеха и исполнить своё предназначение. Вы честолюбивы, как наполеоновский офицер, но в минуты досады помните: ваше время придёт. Вы – неспроста на этом свете. Для чего именно, досконально знает лишь Господь. Если звёзды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно. Позвольте подарить вам эту звёздочку с пожеланием: а) следовать своей путеводной звезде; б) не стесняться стремления к высотам и славе; в) достигнуть всего, чего захотите; г) развивать свои таланты и яркие стороны. К тому же, это своеобразный орден: за заслуги в достижении высших пределов творчества – мы обязаны вам своим существованием, позвольте же отблагодарить за это. Подпись: президент кошачьей Республики Чили, генерал Эдмундо Тимотео Гато Пиньера»

Эвита чувствовала смесь изумления, восторга, ужаса, гордости... Она поспешила спрятать цепь от чужих глаз подальше, не преминув, однако, перед этим примерить и повертеться у зеркала. «Ну всё, уже предметы материализует! Что ж будет дальше?» - подумала Жукова.

А дальше пока ничего особого не было. Надвигались остальные экзамены (особый трепет внушали логика и география), жизнь превращалась череду боёв с промежуточной подготовкой. И снег уже не сиял завлекающе-волшебно, из декорации к новогодней сказке он превратился в декорацию для фильма про войну.

Жизнь с доном Эдмундо протекала, правда, в мирной колее. Опасения Эвиты, что он что-то замышляет, не оправдались. Он и появлялся реже, а когда появлялся, вёл себя на удивление прилично. Никого не вешал, не раздирал никому физиономию, ни злоупотреблял психофизическим влиянием. Даже Алина как-то раз задумчиво отметила, отхлёбывая чай:

 - Что-то генерал Котэ тихо себя ведёт! Давно ничего не вытворял.

Марьяна бормотнула из-за газеты:

 - Может, возраст всё-таки влияет, характер помягчел...

 - Да ну вас, - отмахнулась полотенцем Жукова, - он ещё свежак! Относительно. Тем более, что за изменения, если он у нас всего пару месяцев живёт?

 - А по ощущению, так лет пятнадцать! – засмеялась Алина.

Уж кто-кто, даже она сроднилась!

Вообще, всё это было хорошо, но Эвите показалось, что генерал к ней не то, что охладел, но занят чем-то другим, собой и своими мыслями. Её делами интересовался только походя, дежурными фразами. Эвелину это беспокоило: он держался отстранённо и никак не намекал на оказание поддержки на экзаменах. Нет, это эгоистично и легкомысленно, делать из дона Эдмундо «ангела-хранителя» (ибо это чревато)... А ещё – он занят выше крыши государственными делами: строит капитализм в отдельно взятой стране. И всё-таки!.. Полудетское ревнивое чувство не уходило.

Как-то раз они с Дашей Алентовой поздно возвращались из бассейна. Разговор постоянно съезжал на экзамены (в особый трепет приводили логика и география). И Эвелина думала о своём: стоит ли ей рассчитывать на помощь нарисованного кота? Может, вернуться к нормальному, критическому восприятию действительности и оставить дурацкие надежды? С Мундиньо ведь станется заявить, что помогать он не собирается. Напомнит про «боевые условия» и протестантскую этику, и что «каждый сам за себя», и т.п. Всё это справедливо, но так и тянет на него позлиться...

 - Даша!

 - Что такое?

 - Не знаю, мне кажется, за нами следят.

Она никого не видела, но вдруг возникло такое щекочущее, по спине протянутое ощущение – не из приятных, надо сказать. Оно постепенно, по капле, возрастало.

Жукова не выдержала и резко обернулась. Никого. Сумеречный отсвет снега, оранжеватые фонари. Немногочисленные прохожие, и никому нет дела.

 - Ну что, никого ведь?

 - Не-а...

 - Но мне тоже показалось, - серьёзно произнесла Даша.

Спустя какое-то время чувство исчезло.

Но ненадолго. В метро Эвита снова ощутила на себе чей-то взгляд. В середине полупустого вагона стоял какой-то незнакомый статный пожилой офицер. Седой, с аккуратными усами, поджатым, как у чопорного англичанина, ртом и ироничными, пронзительными глазами. Он тонко, украдкой, смотрел на неё.

Жукова опустила глаза. У неё возникло странная догадка, вроде смутного обрывка сновидения – и с какой-то тревогой... Она тайком пихнула Алентову локтем, но та уже выглядывала из-под шапки, как партизан из шалаша. Где-то они встречали этого товарища...

Было в неизвестном военном что-то нереальное. Может, оттого, что, несмотря на тряску и толчки вагона, он умудрялся сохранять строгую, даже слишком прямую, осанку. И лицо у него было какое-то слишком благородное, нерусское – в крайнем случае, смахивал на вояку царских времён.

Поезд подошёл к узловой станции. Тут обзор девчонкам перекрыла объёмистая тётка и какие-то парни с гитарой. Когда вагон тронулся и люди более-менее рассредоточились по местам, офицера девчонки не увидели. Ну, наверное, вышел, подумали они.

 - Видела? – помолчав, тихо спросила Жукова. – Вот кто за нами следил, я думаю... знаешь, Даша... – задумчиво начала Эвита, но Алентова её перебила шёпотом:

 - Знаешь, Эвита, у меня эта тема уже в печёнках сидит, но вояка реально похож на Пиночета! Только помоложе и покрасивее.

 - Сплюнь! – прошипела Жукова.

 - Чё, прям на пол вагона харкать?

 - Тогда перекрестись! – парировала Эвелина. Она почувствовала, как её бросило в жар. Потому что в чём-то Даша была права. До неё дошло, почему этот офицер показался ей таким странным: в его внешности было что-то, вызывающее в памяти выражения «идеализация» и «собирательный образ». Впрочем, вспоминался ещё чей-то образ.

 - Алентова! По-моему, этот вояка похож на генерала Гато! Если бы он был человеком, наверное, выглядел бы примерно так.

 - Да ну тебя! – отмахнулась Даша. – Ты ж не думаешь, что он – это Котэ?

 - Но это могут быть его проделки! Я вообще не знаю, чего от Мундиньо ожидать и что он может материализовать! Кто его знает, нереальный видимый образ или ещё чего-то там...

 - То есть призрак?! – закончила на неё Алентова.

 - Ну... э-э... Да. – И Жукова удивилась, почему ей не страшно.

Бояться и углубляться в мысли было некогда: Даше пора выходить. Но девчонки поняли, что – что бы это ни было, видение или просто глюки – но этот вопрос они так не оставят.

Эвита осталась одна; она ступила на платформу, пропуская мимо негустой поток пассажиров. Возникало странное ощущение, что всё происходит во сне. Ожидание... С наигранно-деловитым гудением поезд отправился в чёрный зев тоннеля. Звуки приглушились, как в воде, люди отплывали в стороны, как рыбы. Эвелина ощущала лёгкость в теле и рассеянность, и одновременно какую-то обострённую иррациональную чуткость, настороженность. Она окинула взглядом платформу.

Он. Опять. Стоит сбоку и взгляд его через головы проходящих людей направлен к ней – внимательно и серьёзно. Эвита ощутила странную потребность подойти к офицеру. Она не отдавала себе отчёта, не могла отвести глаз, а ноги сами медленно ступали в нужном направлении.

Загадочный военный смотрелся ещё нереальнее в тусклом сумеречном свете метро; в его фигуре и лице чувствовалось какое-то напряжение, скованность; бледное лицо, чуть сдвинутые брови... Он вдруг тонко улыбнулся - Эвита замерла на полсекунды. Он заколебался, помедлил и сделал шаг в её сторону... И тут случилось что-то странное и страшное: офицер вдруг побледнел ещё сильнее, лицо его исказилось болью; он вдруг пошатнулся, схватившись за грудь, а другой рукою – за стену – и стал исчезать, делаясь прозрачным и растворяясь в воздухе, как привидение.

Эвита остолбенела, не в силах двинуться. Сердце судорожно, больно колотилось, лицо лихорадочно пылало. На людей она не обращала внимания – а были ли здесь люди? Жукова стояла, как пригвождённая, пару секунд – и резко рванула с места, несмотря на сумку и каблуки, – домой!..

Она взлетела по ступенькам, не заметив сбившегося дыхания, ворвалась в квартиру, зашвырнув сумку в угол. Её встретила Марьяна с очень серьёзным, тревожным лицом. Она молча указала рукой в сторону комнаты. Эвита ринулась туда.

Учебник «Латинской Америки» стоял на своём месте; генерал Гато сидел, прислонившись к нему – но не как поэт-романтик на окне, а как расстрелянный у стены. Голова его поникла, он всё так же болезненно прижимал руку к груди.

 - Дон Эдмундо, что с вами?! – вскричала Эвита. Марьяна неслышно подошла сзади, опустив глаза.

 - Известно, что... – невесело проговорил кот, с трудом подняв голову. – Осколок... В том сражении на боливийской границе... тогда ведь не извлекли; больше двадцати лет жил себе спокойно, а тут...

Роились лихорадочные мысли; кстати или некстати, всплыла в уме повесть про белого Бима – там мужик аналогично ходил с осколком у сердца с самой войны, а потом – ясное дело, последствия сказались. Но там был счастливый конец, для хозяина, по крайней мере, а тут чёрт его разберёт. А вообще – может ли нарисованный кот... умереть?..

У Эвелины вертелся на языке вопрос, но от горечи и растерянности она не смогла ничего сказать и не знала, что делать. Только грустно проронила:

 - Дон Эдмундо, ну как же это вы так?.. – А сама в это время сжималась от страха.

 - Эксперимент не удался, - глядя куда-то в пространство, с суровой досадой произнёс кот. Его хвост и усы изредка подрагивали, фуражка сползла набекрень. – Я уже многого достиг в вашем мире... имел свойства физических тел, мог материализовывать предметы... Но передо мной стоял вопрос... о телесном воплощении: я сумел использовать ваше тело... Всё это не давалось так просто – на это нужны большие затраты энергии... я крепился... – Тут Эвелина молча вспомнила, каким потрёпанным выглядел кошачий генерал после схватки с хулиганами.

– Я хотел собственное тело – человеческое... слишком большое напряжение... провокация... – закончил он и, преувеличенно осторожно вздохнув, замолчал.

Тайны не было: офицер в метро был доном Эдмундо. Стало яснее – но не легче. Эвита сдавленно прошептала, сжимая кулаки:

 - Господи, что делать?!.. – Генерал Гато её, казалось, не слышал. Но его вроде бессознательный взор был направлен в одну сторону – на книжную полку. Эвита глянула туда же – и внезапно вскрикнула:

 - Книги! Точно, мой генерал, книги! Там найти нормального врача, и всё в порядке...

 - Точно... – тихо отозвался дон Эдмундо, немного просветлев. Верно догадалась!

 - Господи, ну какое произведение?! – простонала Эвелина, перебирая варианты. Военврач Ватсон? Нет, конечно! Кто ещё? Ей казалось, счёт шёл на секунды, а мозг отказывался соображать. О, может, доктор Равик из «Триумфальной арки»?

Тут безмолвная Марьяна оживилась, неожиданно схватила Эвиту за плечо и потащила в коридор, крикнув:

 - Одну секундочку, у нас консилиум!

 - Ты обалдела?! – возмутилась Эвита, рванувшись обратно.

 - Тихо, дура, я знаю произведение! – горячо зашептала Марьяна.

 - Да ну, и какое же?!

 - Іван Шамякін, “Сэрца на далоні” ! Доктар Яраш – класны варыянт!

 - Ты кпіш? Твае жарты недарэчы! – сгоряча пальнула Жукова.

 - Я сур’ёзна! – обиделась Марьяна. Эвелину осенило:

 - А правда ведь, вариант! – воскликнула она. Девчонки вбежали в комнату. Дон Эдмундо с надеждой посмотрел на них.

 - Всё, мы нашли вам специалиста! – объявила Марьяна. - Наш, белорус, но уровень – ого! Будете в норме! Скажите, что дальше делать...

Но Эвита уже притащила книжку, плюхнула на стол и распахнула чуть дальше середины.

 - Всё правильно... – со слабой улыбкой проговорил генерал.

И тут, действуя чисто по наитию, Эвелина наклонилась и бережно, осторожно взяла кота-вояку на руки. Она ощущала и сукно мундира, и прикосновение меха, и вес, и тепло, даже болезненную скованность тела, характерную для раненых, и в то же время ощущала дона Эдмундо как сгусток энергии, уплотнение пространства. Внутри была целая гамма эмоций. Эвита раньше читала, как бойцы выносят с поля боя раненых командиров, но не знала, что при этом испытывают.

Она поднесла дона Эдмундо к раскрытому тому, держа почти как мальчика на монументе в Хатыни.

 - Верно... - снова сказал кот. – Теперь я вынужден вас покинуть, сеньориты... И не унывайте! Эвита, я к вам обращаюсь, - сказал он, заглянув ей в глаза, - даже мысли не допускайте!.. от вас зависит всё... Просто придумайте счастливый финал.

И, со вздохом закрыв глаза, генерал Гато медленно померк и исчез над страницами книги.

Перед аудиторией толпился народ. В стороне происходил такой разговор:

 - Да ладно, не переживай ты так! Да всё будет нормально!

 - Марьяна, ну что твои слова?!.. Как я могу не переживать?! Ты видела, как он в воздухе растаял?

 - Как обычно.

 - «Как обычно»! Вовсе нет! Блин. Не думала, что когда-нибудь в жизни буду так волноваться из-за кота, да ещё нарисованного. Ну понимаешь, мне страшно! – отчаянно воскликнула Жукова, махнув тетрадью. Из конспекта посыпался листопад. Пока Эвита ползала на коленках, чертыхаясь и подбирая записи, Марьяна говорила:

 - Слушай, только не теперь! А то экзамен по логике сейчас ещё, не дай Бог, завалишь – во будет весело! И генерал наш по головке тебя за это не погладит! Давай-ка, соберись!

Эвита и собиралась, морально и материально – уже почти все листы собрала в тетрадь, а мысли – в кулак. И одновременно поняла: ввиду последних драматических событий никто помогать не будет – ни морально, ни материально. Дон Эдмундо – не ангел-хранитель. Он – командир и наставник, ни больше ни меньше. Теперь она может рассчитывать лишь на свои силы – и показать, чему её научили. Самым острым желанием Эвиты стало: сделать всё, на что способна.

Глубоко вздохнув, Жукова шагнула в дверь аудитории. Сейчас посмотрим, какова логика белокурой бестии Эвиты!

Прошло около четырёх часов... Эвита уже написала и вышла, теряясь в догадках и опасениях насчёт простых категорических силлогизмов и логических таблиц... Вынесли зачётки... Девять... Девять? Девять. Девять!!!

Этот экзамен вызывал священный трепет, как математика: кажется, понимаешь, а начинаешь делать – так накосячишь, и выяснится, что ничего ты так до сих пор и не понял... Она прыгала до потолка и обнималась со всеми в радиусе шести метров – никогда себя раньше так не вела. А теперь была вообще вне себя: она понимала, что это опасное суеверие, но в глубине души изо всех сил старалась придумать тот самый «счастливый финал», загадав, что если она отлично сдаст экзамены – с генералом Гато всё будет хорошо.

Уже полдела сделано, думала Эвита, только бы географию не завалить: история Беларуси прошла на ура. Подсознательно она надеялась на появление со временем какой-нибудь весточки от дона Эдмундо – ну должен же быть хоть какой-то знак, что она всё делает верно. Теперь ей стал понятен весь смысл бабьих причитаний: «На кого ты нас покинул?». Да уж... А на себя, родимых! Я вам пример показал – теперь сами выкручивайтесь!.. Когда произошёл этот несчастный случай? Неделю назад? А кажется, целую вечность... Господи, лишь бы всё обошлось!

На экзамен по социально-экономической географии Жукова шла так, что казалось, её собственное сердце не выдержит и то ли выскочит из груди, то ли вытворит ещё чего-нибудь неплановое. И тут она поняла, что всё-таки настроилась неправильно: чёрт с ним, с экзаменом, она должна верить в благополучный исход независимо от каких-то там суеверных зацепок. Главное: не ударить в грязь лицом. Удивительно, но на неё снизошло дивное спокойствие, чуть только она схватила билет. Исполненная собственного достоинства, она села и принялась набрасывать план ответа...

Троллейбус тащился и пискляво мычал, как большое капризное животное. Этот звук придавал мыслям плавучую отстранённость. Эвита сидела полностью в прострации – в приятной, правда. Все девятки... она – хорошая ученица... успешный человек... и теперь... Полное отсутствие мыслей. И вдруг – словно какой-то звон в левом ухе, потом – в правом, такой неявно-тихий, прозрачный, но проникающий в самую глубь. Эвелина встрепенулась: «Неужели уже галлюцинации начались? Нет, сессия делает нас психами, однозначно!» Но у неё возникло странное желание открыть учебник географии. Она потянула его из сумки, нетерпеливо рванула пару раз, открыла – в середине лежал аккуратный листок бумаги. Листы у неё вечно валялись по учебникам и тетрадям, с письменами, рисунками, формулами. Но этот – этот был исписан знакомым почерком! Эвелина воровато захлопнула учебник, словно кто-то мог нарушить её privacy. 

Дома она извлекла записку на свет. Она оказалась не такой длинной – но сколько значила для неё!..

«Здравствуйте, моя Эвита! Как у вас дела, дорогая? Не беспокойтесь обо мне – я потихоньку прихожу в себя. Доктор Ярош – просто гений и мой спаситель, я рад, что попал именно к нему (да здравствует белорусско-чилийская дружба!). Скоро планирую переместиться в книги Ремарка и поправляться где-нибудь в Альпах или в Баден-Бадене. Извините за ужасный почерк: пишу лёжа, что не очень-то удобно. Передавайте привет девочкам и следите, чтобы без меня не отбились от рук. Жду от вас вестей с нетерпением, преданный вам ген. Эдмундо Гато».

 - Девки, девки, Марьяна, Алина! – закричала Жукова, галопируя на кухню.

 - Что? – испугались они, столкнувшись у холодильника.

 - Так, ну, во-первых, я сдала сессию на все девятки – ништяк! Во-вторых, а по уму – всё-таки, наверное, это во-первых – Мундиньо жив-здоров... э-э... относительно, процентов на пятьдесят. Он мне записку прислал, вам привет, девчонки! – И она замолкла с торжествующей физиономией.

Подружки, конечно, знали обо всём – Алине тоже рассказали – и за дона Эдмундо переживали. Они уже не представляли жизни без общения с котом-воякой и аномальных, но таких интересных явлений. Понятное дело, ужасно обрадовались.

 - Круто, мы ему апельсины в госпиталь понесём! – хохотнула Алина.

 - «Грузите апельсины бочками!» - поддакнула Марьяна.

 - Успокойтесь! И он их не любит!

 - Ну, компота там сварим, что-нибудь сварганим... А как это ты послание получила?

 - Нашла в «Географии».

 - Здорово, слушай! А что, если можно такую пионерскую переписку вести типа «положи под пенёк за туалетом».

 - Алина, обязательно опошлить! – укоризненно воскликнула Эвита.

 - Да ладно, главное, что ты поняла!

 - А нам тоже можно писать? – вклинилась Марьяна.

 - Почему бы и нет?

  Всё было решено. В течение каникул девчонки писали письма кошачьему генералу, кладя послания каждая в свой учебник, а дон Эдмундо им отвечал: то журил, то расспрашивал о новостях, то подтрунивал, то полушутя, сдержанно-иронично жаловался на самочувствие.

Однажды Эвелина сидела дома, в городе Б., и во второй раз перечитывала «Трёх товарищей». В кухне уютно пахло яблочным компотом. Эвита встала и погасила огонь. Она уселась и приготовилась дальше читать о поездке Роберта и Пат на побережье, но тут увидела, что страница начинает менять цвет, исчезает текст – на ней проступала какая-то картинка. Жукова уже привыкла ко всяким чудесам, и её охватило не изумление, а просто нетерпеливое любопытство. Вот выплыли из снежного тумана Альпы, на передний план выдвинулись ели, вот какое-то здание, дорожка, сугробы, и... кошки. Такие же, как Эвита всегда рисовала для сказок вместо людей.

 - А-а-а! Сеньорита Жукова!

Да! Возле ёлочки стоял генерал Гато; он приветливо помахал Эвелине. Та чуть не подпрыгнула.

 - Ой! Дон Эдмундо! Ой... ох... в смысле... как я рада вас видеть!

 - Я вас тоже, -  с улыбкой ответил кот, стряхивая снег с хвоста.

 - Чёрт, ну вы б только знали, как вы всех нас напугали – никогда больше так не делайте!

 - Что мне не делать? – по привычке ворчливо ответил кошак. – На войне из окопа не высовываться, чтоб осколок не угодил?

 - Авантюры с перевоплощениями не затевать! Подрываете здоровье, а потом спасай вас...

 - Здоровье я подорву, если буду с вами спорить тут на улице! Подхвачу воспаление лёгких и помру вам назло – что скажете? Лучше пройдём в помещение, а то мне прыгать по сугробам не с руки, - и направился к двери.

 - Э-э... то есть это как? – растерялась Эвита.

 - Страницу переверните, - обернулся дон Эдмундо.

Эвита листнула и обнаружила новую картинку: уютная комната в немецком стиле, с дубовой мебелью, перед окном – обитые зелёным штофом кресла. В одном из них удобно расположился дон Эдмундо. На нём был длинный тёмно-синий халат вроде тех, в которых расхаживают русские помещики. По крайней мере, по книгам всегда так представляется.

 - Вот это да, мать честная! Впервые вас не в форме вижу! – воскликнула Жукова.

 - Да, пока что я не в форме – восстановительный период, - вздохнул кот.

 - Я имела в виду – в гражданском, - поправилась Эвита. – Но в форму вы как раз быстро приходите, даже удивительно.

 - Что тут удивляться? – пожал плечами генерал Гато. – Решил вот отправиться на альпийский курорт – климат тут расчудеснейший. А ещё – я ведь сказочный персонаж, и исцеление у меня сказочное. Тем более, у Гато – девять жизней! – хвастливо ухмыльнулся кот-вояка.

 - Ну, вы ими не очень-то разбрасывайтесь! – покачала головой Эвита. – Кстати! Компота хотите? Исключительная вещь!

 - Не откажусь!

Эвелина шагнула к плите, и налила в кружку прозрачно-янтарную жидкость с ароматом антоновки. Уселась обратно за книгу, вот только...

 - Ну что? Ставьте на стол, - сказал кот, отодвигая лежащий рядом том – биографию Бисмарка.

 - Вот прямо так?!

 - Вот прямо так!

Вот тут Эвита стушевалась; не понимая, как это произойдёт, она поставила кружку на страницу и почувствовала, что донышко провалилось, кружку начало куда-то затягивать, она вырывалась из руки и становилась меньше, а ещё – по краю побежала чёрная линия, как от карандаша –  кружка становилась нарисованной! Она с мягким толчком вырвалась из руки и аккуратно встала на стол рядом с доном Эдмундо. Тот непринуждённо взял её и, сделав аккуратный глоток, сказал:

 - Ну вот! Видите, как просто! Кстати, что это за сорт яблок? Вкус правда исключительный!

 - Антоновка, - машинально ответила Эвита.

 - Здорово, надо бы и у нас попробовать их выращивать... – задумчиво проговорил кошачий генерал. – А то одни плантации со всякой ерундой – скучно. А антоновка – это да!.. Кстати, вы сейчас не заняты? – неожиданно спросил он

 - Нет, а что?

 - А давайте-ка – сюда, ко мне!

 - Как?

 - Сеньорита, ну вы как маленькая! Как компот передавали, так и сами! Давайте руку! – приказал дон Эдмундо и встал ей навстречу.

Эвита, недолго думая, сунула руку в книжку – положила на страницу и сразу почувствовала, как её засасывает в какое-то пространство, как в вакуум, сначала руку, потом плечо, грудь... с лёгким покалыванием бегут по пальцам карандашные линии. И тут аж дух заняло от страха: рука не просто становилась нарисованной, она покрывалась шерстью!

 - Ой!

Она вырвалась из вихря и приземлилась прямо на тяжёлый бордовый ковёр. Первым делом Эвита кинулась к дону Эдмундо:

 - Мой генерал! Милый... – как-то само сорвалось с языка, когда она заключила дона Эдмундо в объятия.

 - Ох, с ума меня сведёте, – вздохнул тот, обнимая её и смущённо глядя куда-то в сторону. – Меня сейчас вообще тискать нельзя! Только гладить. И только по шерсти!

 - А что, можно? – оживилась Эвита. – Ой, не сердитесь, генерал, но вы такой... такой... пушистый!

 - Сама такая, – демонстративно отстранился кот.

 - Ну, разумеется!.. – отозвалась Эвита и неожиданно вскрикнула: - Чёрт! Это ещё что такое?

 - Ваш хвост.

 - Мой хвост?!

 - Ну вы же кошка или кто? – прозвучал ответ. Она бросилась к зеркалу. На неё смотрела хорошенькая нарисованная кошечка: кремового окраса, с белокурой волной в стиле 30-х и такими же бровями вразлёт, как у Эвиты. На ней была коричневая твидовая юбка, сапоги и бежевый свитер. «Я таких автопортретов в стиле комикса «Лакадэйзи» не рисовала...»

 - Так вы бы выглядели в моём мире, - словно читая мысли, произнёс генерал. – Хотя почему «бы»? Вы ведь и так здесь. Более того – не в «моём» мире, это и ваш мир. Добро пожаловать! – усмехнулся он. Но, увидев её взбудораженное лицо, прибавил: - Знаете, я всё-таки попрыгаю по сугробам, чай не помру. Пройдёмся, поговорим. Я пока переоденусь, вы подождите, пожалуйста, в соседней комнате, - мягко попросил он. «Здорово, две комнаты: ещё и люкс!» - на ходу подумала Жукова.

Они шли под руку по узкой улочке с заснеженными пряничными домиками. На ней было зимнее пальто и шарф – эти вещи каким-то образом оказались на стуле в комнате. «Наверное, это б я носила...» - по накатанной пришла мысль. Нарисованный снежок поскрипывал как настоящий. Мимо, выдыхая клубы пара, как Змей Горыныч, проходили коты-лыжники, возбуждённые и оживлённо беседующие. На углу какой-то котяра затянул йодль, но закашлялся под смех товарищей. На снег ложились вперемежку золотые и тёмно-синие полосы света и теней.

 - Дело в том, что когда я путешествую по книгам, то либо принимаю человеческий вид, либо адаптирую к кошкам реальность произведения и попадаю словно домой. Такие переходы не так уж и трудны, по правде. У нас всё почти как у вас, только с некоторыми изменениями, несовпадениями, иногда с художественными преувеличениями... Но в целом – всё совпадает, даже исторические личности.

 - И что, сейчас существуют кото-Гитлер и кото-Сталин?! Ого!

 - Да, так и есть. Обоих я вам могу показать в газетах, напомните при случае.

 - Значит, вы можете управлять двумя реальностями... Но, кстати, насчёт человеческого облика! Вы получились шикарно! Но вообще-то, м-м... я представляла вас моложе.

 - Да вы мне льстите! – усмехнулся генерал. Они уже вышли из города и неторопливо шли по тропинке, плавно подымающейся в горы.

 - Ну, судя по вашим безумным хулиганским выходкам...

 - Но я же кот! – с деланным укором протянул дон Эдмундо. – А ещё – горячий латиноамериканец, забыли? Но я правда подошёл ортодоксально, старался внешне походить на оригинал.

 - Нет, в кошачьем виде лучше, честно! А когда вам осколок вынимали, вы были человеком?

 - Да.

Они свернули на тропинку между елей. На ветвях лежали пухлые волны снега, было тихо; казалось, деревья и сугробы готовы заглушить любой звук и любой разговор. Поэтому Эвита спросила:

 - А почему вы сейчас в шинели? По-моему, рискованно!

 - Да разве не видите? Шинель-то немецкая! – засмеялся дон Эдмундо. – Нет, надо больше национального колорита в обмундирование добавить – а то уже с немцами путают!.. Это конспирация. Я ведь не могу здесь находиться под своим именем – сами понимаете. А в отеле записан как полковник Хартманн, и ношу форму Рейха. А то мало ли что...

 - Правда, правда... – вздохнула Эвелина и рассеянно махнула рукой. Перчатка описала плавную дугу и шмякнулась в толщу снега.

 - Вот же ж!.. – зашипела Эвита – по-настоящему, она ведь была кошкой. – Подождите, я перчатку потеряла! Вон за той ёлкой... Нет, впрочем, идите, я догоню.

 - Ладно, - равнодушно вильнул хвостом генерал Гато.
 
Он не спеша вышел на полянку, смело вдыхая холодный воздух. Во всём теле чувствовалась приятая истома, знакомое чувство: когда ещё не совсем оправился, но вот-вот... Сейчас бы не спеша вернуться, может, чаю выпить, объяснить Эвите до конца устройство кошачьего мира. Хотя в дороге он ответил, кажется, на все вопросы. Но его юная спутница такая любопытная, дотошная, всё выспросит до мелочи.

Хорошая. Милый друг... Почти родной человек – то есть, кошка. А почему «почти»? Ведь она его нарисовала – создала, а может, воскресила?.. Но где она пропала? Надо ж было так перчатку свою закинуть – вот девчонка!

 - Ни с места, генерал! Руки вверх!

Гато вздрогнул. Прямо на него был направлен парабеллум. Зажат он был в лапе рыжего кота в сером кепи. Откуда-то сбоку вышел ещё один, пёстрый, и тоже с пистолетом. «Вальтер», - механически отметил генерал.   

 - Что это значит? – приглушённым голосом, со сдержанным возмущением проговорил дон Эдмундо. – Как вы смеете? Я офицер немецкой армии...

 - Вы – не офицер немецкой армии, - сказал рыжий, - вы – генерал Эдмундо Гато, международный военный и политический преступник...

 - Вот как? – насмешливо склонил голову Гато, хотя сердце пошло рывками, как мотор подбитого истребителя. – А вы, значит, прокуроры? «Преступник»! Никто меня так не называл до сей поры, кроме Советского Союза и его прихвостней-леваков из разных стран!

«Так и есть – агенты Коминтерна!» – лихорадочно подумал генерал.

Рыжий сделал пару шагов его сторону.

 - Если угодно – прокуроры, - заговорил пёстрый. – А судьями вам – ваш собственный народ и все трудящиеся мира, которым вы – злейший враг вообще и в своей стране в частности, и...

- ...и от имени которых мы выступаем! – сурово закончил рыжий.

- А самим за решётку не страшно? – оттягивая время, процедил Гато, стараясь держать поднятые руки ровно – хоть это было глупо. – Такие смелые... И сколько вам заплатил товарищ Берия?

- Это не важно, - небрежно произнёс пёстрый. – Мы вас не спрашиваем, сколько вы получали за свои томми-ганы!

Дон Эдмундо промолчал.

 - Всю страну продали фашистам и буржуям! Потопили рабочий класс в крови, как... котят! Ничего, и на вас управа есть, как видите... Ничего...

Рыжий агент подступил совсем близко. Чёрный зрачок парабеллума уставился прямо в лицо.

Ядовитым жаром занялось в груди – там, где раньше был осколок. Бесславно, как бесславно! Ампула с цианидом была бы кстати – чтоб не достаться этим!

Послышался щелчок предохранителя – такой громкий в этой мягкой, сумеречно-белой тишине.

 - Может, помолитесь, генерал? – насмешливо скривился рыжий агент. – Вы же примерный католик, так ведь?

Стыд-то какой! Что за мысли про ампулу, прости Господи!.. Прости... «Эвита!» - вспыхнуло в голове.

И тут произошло что-то, действительно похожее на вспышку.

Всё длилось какие-то секунды. Но результатом стали несколько выстрелов, почти одновременно – и два трупа среди елей.

Хвост пёстрого агента дёрнулся пару раз и упал на снег, как метёлка. Его товарищ лежал без движения. На белую землю медленно, словно украдкой, сочилась кровь.

Эвита стояла, тяжело дыша, с пистолетом в руке, нацеленным туда, где стоял рыжий. Её хвост распушился и ходил из стороны в сторону. Генерал стоял, тоже со сбившимся дыханием, нацелив парабеллум почти навстречу Эвите. 

 - Ну вы даёте, мой генерал, - сипло произнесла Эвелина.

 - Ну вы даёте, Эвита! – точно так же еле выговорил дон Эдмундо.

Они опустили оружие.

Произошло следующее. Откуда-то из-за елей, там, где потерялась перчатка, выскочила Эвита, стреляя в рыжего, ближнего к генералу. Пёстрый резко развернулся, пальнул почти не целясь. Эвита бросилась в сугроб, генерал Гато моментально выхватил пистолет у рыжего и многоопытной рукой отправил в мир иной его товарища. Описание громоздкое, но повторюсь: произошло это в считанные мгновения.

Молчание нарушила Жукова:

 - Ох, что нам теперь делать?!

 - Не волнуйтесь, выстрелы отсюда не слышны, место абсолютно безлюдное! Но этих надо куда-то деть, вы правы, - проворчал кот и вздохнул, прислушиваясь к ощущениям в груди.

 - Господи, дон Эдмундо, я убила человека, то есть, кота! – в отчаянии вскричала Эвита, бросаясь к нему. Тот отметил, что пистолет она не вышвырнула в снег, а на бегу сунула в карман. Бессознательная деталь говорит о многом.

 - Повторяю: не волнуйтесь. Всё бывает в первый раз, - деланно беззаботно поднял брови генерал.

 - Да ну вас! – зарычала Эвита. Он только тайком ухмыльнулся.

 - Перчатку хоть нашли? – спросил он после паузы.

Эвита хотела послать его второй раз, но сдержалась.

 - Так куда мы их денем? Под снег не годится, обнаружат, хоть потом, всё равно!

 - Смотрите, - сказал дон Эдмундо, взял Эвелину за руку и пошёл, раздвигая еловые ветви. Они вдвоём оказались прямо над обрывом – ели скрывали его, а он колодцем уходил вниз прямо за стеной деревьев. «Ого! Запросто свалиться можно, если не знать,» - подумала кошечка.

 - В горах часто происходят несчастные случаи... – задумчиво пробормотал дон Эдмундо, рассеянно глядя в синеющее предвечернее небо. – Эх, где тут пенёк или что-нибудь такое... Нам же их ещё тащить!

...Два отважных коммуниста окончили свой путь в Швейцарии, так и не выполнив священный долг. Сейчас они покоились на дне пропасти, среди камней и скал. Их должно было утешать хотя бы то, что они в Швейцарии, как когда-то товарищ Ленин, вели свою борьбу против империалистического капитала и реакционной военщины. Но реакционная военщина одержала победу. Ибо оказалась снабжена подкреплением, а также не растеряла за долгие годы своей боеспособности.

 - Куда вы дели еловую лапу?

 - Кинул в пропасть.

 - Всё равно видно, что кровь заметали. Ненатурально.

 - Всё в порядке, сойдёт. Снег сухой, рассыпчатый... А по радио передавали небольшие осадки. Дело в шляпе.

Эвита хмуро шагала по дороге, демонстративно не глядя на спутника. Её хвост всё равно стоял дыбом и подрагивал от напряжения. На душе было погано. Где-то почти у горла застрял отвратный тяжёлый, скользкий ком. Да вообще ни с чем не сравнимое ощущение – не дай Бог.

 - Послушайте, сеньорита, вы знали, с кем связались! – заговорил генерал. – Вы сами создали меня таким, нечего на зеркало пенять. Да-да, я – отображение вашей личности, вы не забыли? Поэтому нечего разводить политкорректность и картинно ужасаться. Ну, простите меня! Да, я вас в это втянул! Мне всё знакомо... первый раз – и сам так... переживал... Вам надо выпить.

Эвита промычала что-то невразумительное.

 - И мне тоже, хотя бы чаю. А то что-то руки дрожат.

 - Чтоб вас совсем развезло? Ну, товарищ генерал, я вас нести домой не буду! – проворчала Жукова. – И вообще, вам нельзя!

 - Кто сказал?

 - Я!

 - Неправда! Я сколько в госпиталях лежал, мы постоянно употребляли, а сейчас я практически в норме, не надо!

 - Ну-ну...

 - Вы мне вот что лучше скажите: откуда у вас взялся пистолет?

Они сидели в каком-то кафе на окраине городка, пристроились в дальнем углу, на жестковатых старинных диванах. Мягкий свет сочился откуда-то сверху и сбоку;  за окном таким же жёлтым светом сиял фонарь, освещая хлопья снега, неспешным вальсом спускающиеся с небес – прогноз погоды оказался верным.

 - Так как же?

 - Не знаю! Дон Эдмундо, хоть убейте – не знаю! Я услышала возгласы, увидела агентов, поняла, что вам грозит опасность, потом я слабо помню, что происходило. Ну, бросилась, схватила оружие из кармана – как оно там оказалось?.. Ведь не само по себе!.. Но... получается, что само! Господи, не знаю, что и думать, хоть мне уже давно пора привыкнуть! Как только появились вы, со мной постоянно что-то необъяснимое!

 - Да, вы правы: вы даже научились кричать шёпотом – иначе вашу тираду уже бы услышали, а дальше – сами понимаете. Так вы не... Стойте! Я хотел только что спросить, не придумали ли вы пистолет в кармане, когда переносились в книгу?

 - Нет! И ничего в кармане не было, когда я выходила из отеля вместе с вами! Получается... Я придумала его в ту же секунду, как увидела агентов?! Материализовала! – Эвита оттолкнула чашку чая и ошеломлённо уставилась на дона Эдмундо. У того тоже был вид озадаченный.

 - Получается, так! Вывод тут один. Вы, как творец этой реальности, можете что-то менять в ней не только находясь в своём мире, но и прямо здесь! Да, именно! Но это же... Ну и дела! – потрясённо проговорил генерал Гато, ставя свою чашку на стол. Эвелина только покачала головой.

 - Скорее всего, это не постоянно. Может, только от стресса? У меня мысль пронеслась, как электрический импульс: «Вот мне бы сейчас оружие!..» И вот...

 - Может, ваши способности нам пригодятся, и очень скоро – когда будет ретироваться. Чувствую, надо делать это поскорее, - задумчиво проронил дон Эдмундо, поглядывая в окно.

 - Да? – переспросила Эвита, просто чтобы что-то сказать. Ей полегчало, но на душе всё равно кошки скребли – она усмехнулась этому каламбуру.

 - Слышали о стихийном развитии рыночной экономики? – неожиданно произнёс генерал, вставая и отходя к окну. – В каком-то смысле, плановая экономика – мёртворождённая структура, и поэтому такая предсказуемая... до поры до времени... – Он злорадно усмехнулся, но спохватился: - Извините, это не к месту. Ну да ладно. А рынок – живой организм, на всё реагирующий и развивающийся спонтанно. Поэтому существует такое понятие, как риск.

 - Это всё ясно, какая связь с нашим положением? – перебила Эвелина.

 - Да такая, - отозвался Гато, - что мир, созданный вами, тоже самодостаточный и стихийный! Вы запустили машину – а дальше сама пошла... И риска теперь тоже – предостаточно! Вывод здесь один. Эвита, вы вложили даже слишком много души – многие события вам... нам теперь просто неподконтрольны. Мы же совсем не ожидали увидеть здесь этих... товарищей!

 - И что нам делать?! – механически спросила Эвита, невольно сжав кулаки.

 - Не знаю, – пожал плечами её спутник, задумчиво провожая взглядом снежинки.

 - И с перемещением обратно тоже могут быть трудности? – Она даже встала на носки сапог под столом – привычка.

 - Наверное, – вздохнул генерал.

 - И я могу не вернуться?.. – прошептала Эвита, поднимая сложенные ладони к лицу. «А мой универ?! А родители? Как мы попадём в Сантьяго?! А вдруг нас кто-то ещё сцапает?!..» Генерал обернулся и всё прочёл в её распахнутых глазах. Он отошёл от окна и сел рядом с ней.

 - Ну, не надо, Эвита... Вы не забывайте о своей силе, вы всё-таки... верьте!.. – тихо говорил кот, обняв её за плечи. «Только бы она успокоилась, всё же многовато впечатлений для одного дня...» - подумал он. Эвелина вздохнула и молча прижалась к дону Эдмундо. Она не произносила ни слова и невесело глядела куда-то в точку перед собой. Вдруг её взгляд оттаял, она вздохнула и заговорила, взглянув на Гато и тут же опустив глаза:

 - Знаете, мой генерал, вы вправе разозлиться на меня, счесть и взбалмошной, и легкомысленной... и что я провокатор... но...

 - Ближе к делу!

- Господи, в общем... можно вас поцеловать? Чуть-чуть, но всё же... – прибавила Эвита неизвестно зачем и почувствовала себя ужасно глупо. Дон Эдмундо, наверное, тоже. Генерал смущённо кашлянул и, слегка нахмурившись, заговорил «дидактическим» тоном:
 - Помилуйте, сеньорита! Я понимаю ваши переживания и потребность в утешении, но вы в своём уме? И мало того, что провокация... Вам недавно минуло восемнадцать, а я уже, по вашим меркам, должен быть на пенсии... Это некрасиво и неприлично.

 - Ах, вот как! – с неожиданной злостью воскликнула кошечка и оттолкнула его. – В гробу, значит, можно целовать, а на пенсии – неприлично! Идиотизм! – прошипела она, отодвигаясь на диване, и скрестила руки на груди. И демонстративно фыркнула.

 - Да что вы, ей-богу! – шёпотом проворчал дон Эдмундо и притянул её к себе. Эвита не сопротивлялась, а словно того и ждала. Она положила руки генералу на плечи и, слегка зажмурившись, поцеловала его в губы. Он ей ответил – тоже закрыв глаза. Потом просто обнял и прошептал:

 - Эвита, cari;o...   Всё будет хорошо.

Они посидели так, молча. Тут генерал Гато услышал, что она засмеялась.

 - Ну что?

 - Да знаете, дон Эдмундо, так здорово! – восторженно улыбаясь, зашептала Эвита. – Я давно хотела это сделать – в знак глубочайшей симпатии и... и вообще!.. А ещё не знала, как кошки целоваться могут... А ещё... мой генерал, у вас такие усы классные! Ну, здорово так!.. – И она опять озорно засмеялась.

 - Да идите вы к чёрту! – пробормотал кот-вояка, но обнял её ещё крепче.

Они стояли перед раскрытой книгой, лежащей на столике в номере отеля.

 - Точно так же?

 - Точно так. Но я пойду первым! – настоял дон Эдмундо.

Он сделал, как Эвелина на кухне (казалось, это было в прошлой жизни): запустил руку в страницы, подался вперёд, растворился с лёгкой вспышкой, поглощённый порталом.

Эвита сглотнула и выдохнула, как перед прыжком с десяти метров. Она старалась не замечать липкого, тошнотворного дрожания в груди. «Поехали!» - сказала она мысленно, решительно кладя руку на страницу, и... ничего не произошло.

Как?! Самые худшие ожидания оправдались?! С нарастающим немым криком внутри, дикой пульсацией крови, обжигающей лицо, стараясь не заорать, она всё шарила и шарила рукой по страницам, резко листала в поисках спасения – пять секунд. А казалось – вечность.

 - Ну что, никак? – раздался озабоченный голос со страницы.

 - Дон Эдмундо!

 - Спокойно! – Кот стоял на столе в родной квартирке, назидательно подняв палец.

 - Дон Эдмундо!!! Что такое?! Может, книга закрыта?

 - Всё в порядке, похоже, девочки ничего не трогали с вашего ухода, сколько бы времени ни прошло, - мрачно произнёс генерал Гато. – Книга открыта, путь закрыт. Переместиться не можете – тоже проблемы, как у меня в вашем мире, только другого свойства.

 - Что делать?!.. - взвыла Эвита, сжимая кулаки.

 - Хранить спокойствие! – приказал генерал. – Замолчите, наконец! – резко велел он. – Гляньте, какой у вас вид, хвост как у енота, хватившего водки!

 - Но я...

 - Молчать, я сказал! Предоставьте это мне! Когда обстановка кризисная – приходит солдат и всех спасает, вы что, не понимаете?

...Поезд медленно разгонялся, оставляя позади заснеженный городок и игрушечный краснокирпичный вокзал с часами. Обстановка в купе была роскошная: это отвлекло Эвиту от сумрачных мыслей. Какой тут депрессняк, когда едешь, как буржуй! Она про такое только в книжках читала и в кино видела. Диваны с коричнево-бордовой обивкой, бархатные шторы, подушки с кистями, простор, трёхцветный кот-стюард в униформе... Наверное, генерал всё же не один ящик патронов парагвайцам и прочим загнал, чтоб так скромненько проехать.

 - Сейчас в Париж, оттуда в Лондон, затем самолётом в Штаты, оттуда аналогично в Сантьяго, - отчеканил Гато, картинно взмахнув паспортом (на имя полковника Хартманна).

 - А как же с перемещением?

 - Да я, как вы, тревожусь! Но у меня, амиго, есть вариант. Вы не зря едете в Чили. У меня там есть один приятель – по профессии атташе, но он знает всё о перемещениях между параллельными мирами! Смыслит в тонких материях, поверьте. А главное – патриот!.. В общем, надежда вся – на его помощь. Кстати, в Лондоне я бы заглянул в гости к одной особе – я вам рассказывал об Элизабет Митфорд? Какая женщина! Нет, вы ничего не подумайте, это просто дружба. Она сейчас министр экономики, кстати, дальняя родственница сэра Уинстона Черчилля... У вас ведь английский на уровне? – продолжал болтать кот-вояка, глядя в окно. Он явно был в приподнятом настроении.

 - Кажется, начинаю понимать, - проронила Эвелина, изучая проплывающие пейзажи. – Вы правы, параллели между нашими мирами есть. Но они таковы, что здесь всё немного слишком.

 - То есть? – переспросил Гато, вставляя в глаз монокль – чтоб быть совсем похожим на пруссака.

 - То есть, всё, как говорится, круче. Круче, чем у нас. Не всегда, но часто. И приключений больше, и риск выше – вот моя теория. Наверное, поэтому и способности мои именно в стрессе активизируются. Вы ведь воевали, и – ранений сколько?

 - Да не знаю, забыл, штук семь, - беззаботно отмахнулся генерал. – А что?

 - Вот, наверное, в чём дело: здесь, в этом мире, вместо затянутых международных разборок – пальба и вооружённые столкновения, вместо болезней и недомоганий – раны и кровь, вместо судебных разбирательств – шпионские страсти и возмездие.

 - Да уж! – протянул Гато. – Особенно насчёт возмездия: что, если б они меня в Беларуси сцапали? Советская Белоруссия, КГБ – Санта-Мария, Эвита, куда вы меня отправили! А знаете, был бы очень забавный вариант! – засмеялся он. – Взять и пырнуть меня скальпелем прямо, так сказать, в процессе!

 - Вы что! – возмутилась Эвита. – Да доктор Ярош, он ведь...

 - Ладно, ладно, - примиряющее промурлыкал Гато, - я не буду обижать никого из соотечественников Игната Домейко! Но это мог сделать не дон Антонио лично, а кто-то из помощников. Хотя бред, конечно, куда лучше – анестезиолог! Непереносимость наркоза, всё такое, как у товарища Фрунзе... Это было бы, как вы изволили выразиться, круче, - снова хохотнул кот. - Всё, я молчу.

 - Действительно, что-то вы развеселились! – Эвита встала и направилась в коридор. – Пойду ноги разомну слегка.

 - Да я с вами, пожалуй, - вздохнул Гато. – Тем более, надо кое-что сказать.

Но говорить не пришлось. Оба застыли на месте, выйдя в пустой коридор. Мерно постукивали колёса. Сквозь узоры на окнах пробивался солнечный свет. Он весело поблёскивал на очках чёрного кота в костюме – вид у которого почему-то был зловещий. «Сглазила!» - тоскливо подумала Эвита. Надоели эти художественные преувеличения...

 - Думали так просто сбежать? – прозвучал вкрадчивый голос с испанским акцентом.

Гато медленно, медленно начал отступать назад, Эвелина зашла ему за спину, незаметно опуская руку в карман... оружия не было!

 - Без глупостей, - предостерёг чёрный.

Это был скорее мысленный импульс, чем слово, но Эвита услышала: «Бежим!» Она ломанулась к двери тамбура, за ней Гато, сзади донеслось: «Стоять!» Дон Эдмундо стрельнул намётанным взглядом на крышу.

 - Только не это! – закричала Эвита. – А-а-а!.. – Она сама не заметила, как оказалась наверху – прыгнула не раздумывая, а Гато её втащил; как он сам взобрался, было загадкой – то ли «последний прыжок раненого тигра», то ли опять натяжка сказочного мира – но они уже бежали по крыше вагона, как в кино, пока агент карабкался за ними.

Поезд въезжал на мост, пересекая полузамёрзшую реку.

 - Осторожно! – бросил генерал, балансируя на ледяном ветру. Сапоги скользили по крыше, снежная крупа хлестала по лицу розгами. Но до конца вагона добрались.

- Прыгаем! – приказал генерал, и тут же осёкся. Впереди них, через один вагон, на крышу взобрались ещё двое и бежали к ним, на ходу выхватывая револьверы.

- Прыгаем! – снова отчаянно заорал Гато и с каким-то исступлением схватив Эвиту, сиганул с крыши – в бездну.

Повис в воздухе последний крик, замерли на теплушках растерянные агенты...


Сердце колотилось, всё тело отзывалось гудением. Из темноватой дымки выплывали очертания предметов... Шевельнуться было необычно страшно. Эвелина лежала так больше минуты, пока пересилила себя и заставила приподнять голову, двинуть ногой, хвостом, плечами. Нет, слава Богу, ничего не сломано! Из сугроба чуть поодаль раздался лёгкий стон, а потом замысловатое испанское ругательство.

 - Дон Эдмундо, вы живы!!! – Кошечка бросилась молнией, и снег взлетел фонтаном.

Генерал невозмутимо лежал в сугробе со скрещенными по-наполеоновски руками. Он иронично произнёс:

 - Жив. Как ни странно. По трезвым меркам, я должен был скончаться по крайней мере четыре раза за всё время, что я с вами.

 - Ну что вы, мой генерал, я же автор, я не дам вам умереть – ещё долго!

 - Спасибо, - проворчал кот без особого энтузиазма. С помощью Эвиты он поднялся и отряхнулся, и изумлённо воскликнул: - Ну надо же! А стресс на вас хорошо влияет! Дивные перемещения, пробои пространства, всё такое...

 - Что?!

 - Гляньте, сеньорита – это не Альпы!

 - Значит, это... – Эвита осеклась. Она увидела, что снег под ногами исчез.

 - Добро пожаловать в Чили! – торжествующе провозгласил дон Эдмундо.
 
Впереди простиралась величественная панорама Анд, в гармонии острых уступов и плавных склонов, в игре красок: коричнево-охристой, серовато-белой, свинцовой, нежной дымчато-фиолетовой. Небо накрывало пейзаж глубоким голубым безмолвием. Тут и там виднелись узенькие неровные тропки среди сколов шершавых скал; на уступе, где стояли Эвита и генерал, рос желтоватый мох и незнакомые жёсткие травы – наверное, такими питаются ламы; внизу поодаль виднелась трещина в горной породе, ведущая, наверное, в пещеру. Справа сверху, если поднять голову, можно было увидеть волокнистый кусочек облака, зацепившийся за утёс. А далеко впереди, внизу, раскинулся сизый от прозрачной дымки город – неужели столица? Эвелина ощущала почтительное спокойное восхищение. Анды оказались гораздо красивее, чем на фото. Они всем своим видом выражали то, что Эвита больше всего любила в сочетании: суровость и романтику. 

Генерал Гато уловил это настроение. Он с ясным, чистым удовлетворением и гордостью показывал Эвите этот ландшафт – часть Родины. Ему прямо по-мальчишески захотелось подойти к самому краю скалы и раскинуть руки, подобно Христу Рио-де-Жанейро... Его отвлёк голос юной спутницы:

 - Дон Эдмундо, что будем делать? – На самом деле в голове у неё вертелись с два десятка вопросов, но она ограничилась одним, всеобъемлющим.

 - Сейчас нам нужно попасть к магистру Вильфредо Карреньо. Это о нём я вам рассказывал в поезде, да так и не успел дорассказать. Его особняк находится в горах, недалеко от Сантьяго – да, мы видим отсюда столицу республики, между прочим... - Вы что-то говорили, ну, что он спец по параллельным мирам и прочей сверхъестественности – что это значит? – пытаясь понять, нахмурилась Эвита.

 - Вкратце так: дон Вильфредо Карреньо Эспиноса – дипломат, недавно вернулся из миссии в Рейхе, а по совместительству – знаток оккультных наук и магистр Ордена Двух Крестов.  – Генерал прищурился и усмехнулся. – Всё по законам магического реализма, сеньорита. Мне сдаётся, мы попали немного в прошлое или будущее, и где-то в Ла-Монеде мой эфемерный призрак бродит по коридорам, пока реально я нахожусь здесь. Не знаю, каково искажение времени, только к дону Вильфредо нужно попасть как можно скорее и покончить со всей этой чертовщиной!

 - Но как? – воскликнула Эвита. Она безрадостно оглядела опасные скалы. Но усмешка дона Эдмундо стала ещё загадочней, глаза блеснули зелёным огнём.

 - Вы сами недавно заявляли, что вы автор – вот и придумайте что-нибудь! Я храню такое спокойствие исключительно потому, что полагаюсь лишь на вас.

 - Ну, знаете ли! Это уже слишком – вы сами прекрасно знаете, что я не всемогуща, так как мне расценивать ваши слова – как издевательство? Тогда и вы не обижайтесь, если я скажу, что отсюда мы можем спуститься только верхом на кондорах!

 - Почему бы и нет? – туманно проронил Гато.

Неловкое молчание длилось несколько минут. Под взглядом генерала Эвелина отвернулась и ковыряла носком ботинка белый лишайник на осколке камня. Когда она принуждённо подняла взгляд, то замерла с открытым ртом, уставясь в небо: к ним на скалу, величаво планируя, действительно спускались два кондора – огромные и чёрные.

 - Но как же?..

А генерал всё улыбался – сейчас почти демонически, шинель живописно развевалась от внезапного порыва ветра. Он сейчас явно был больше, чем просто нарисованный кот – плод чьего-то воображения, он был в своей стихии и знал и умел нечто... нечто необъяснимое.

Птицы сели и молчаливо замерли на краю, в ожидании вытянув шеи. У Эвиты побежали мурашки, а потом сердце сорвалось и рухнуло в пропасть – от странности происходящего и при мысли, как она сядет на таинственную птицу и повиснет над бездной. Пускай этот мир когда-то раньше был миром её фантазий, но умереть в нём она могла вполне реально.

 - Отличная работа! – рассмеялся кот. – Почему вы так удивлены? - в Чили плотность магии на кубометр воздуха в два с половиной раза выше, чем в Европе! Седлайте коня, прелестная сеньорита, только не дёргайте за перья, они этого не любят.

Все внутренности сбились в комок гудящих проводов, она боялась ударить в грязь лицом, но ещё больше – лететь. Она лишь частично сумела промолчать, из груди вырвался стон напряжения. Эвелина лихорадочно принялась твердить себе: «Всё будет нормально, если ты представишь... Всё будет нормально, запрограммируй... программа, твоя программа... всё будет нормально...»

Сжимая кулаки и зубы, она оседлала кондора, обняв за шею с белым воротничком, распласталась у птицы на спине  - то же сделал дон Эдмундо, словно не в первый раз. На вопрос Эвиты он ответил:

 - Нет, это первый раз. Но я не думаю, что символ Республики плохо отнесётся к президенту Республики – это было бы алогично.

И кошечка вскрикнула, прижав уши, когда кондоры с тяжёлой грацией снялись со скалы и заскользили по воздуху вниз. Это было наподобие полётов во сне, когда убеждаешься, что на самом деле умереть не можешь, и самым большим стрессом может стать лишь пробуждение. На смену страху пришла напряжённая сосредоточенность, а после – даже любопытство и восхищение, когда она окидывала взглядом роскошную панораму. Кондор генерала Гато летел чуть впереди, величаво распластав крылья, а дон Эдмундо даже смел направлять его, трогая шпорами, и, в принципе, у него недурно получалось. Эвита же просто обняла птицу за шею, прижавшись как можно плотнее, и старалась не соскользнуть. Так они долетели практически до Сантьяго, но не спустились к городу, а приземлились у особняка дона Вильфредо Карреньо, который был построен на скале.

Они прошли через гостиную, где колониальный стиль изысканно сочетался с европейской классикой. Вильфредо Карреньо был породистым палево-платиновым котом с пронзительными синими глазами. Исполненный собственного достоинства, дон Вильфредо не выглядел, как фанатик или эзотерик, он, скорее, был похож на посла или министра.

 - Добрый день, мой генерал, добрый день, сеньорита. Наверняка ваш визит связан с чем-то весь.ма важным и незаурядным, если вы явились столь необычным способом – я видел вас из южной мансарды и поспешил навстречу. – Но магистр вовсе не выглядел изумлённым, хотя в полутонах и едва заметных движениях хвоста читалось внутреннее оживление и пульсирующее любопытство. - Как дорога, вполне ли приятным было ваше передвижение?

 - Не уверен насчёт комфортности, но по крайней мере, оно было благополучным, - ответил генерал. Он представил свою спутницу и вкратце рассказал о ней.

Дон Вильфредо предложил чаю, и вскоре, мерно помешивая в чашке английского фарфора, уточнил:

 -  Так это правда, сеньорита, что вы принадлежите к миру людей?

Эвита кивнула.

 - Я знал! Я развил целую теорию, её многие отвергали – но я предполагал, что у нас может быть трансцендентный источник происхождения, а не только дикая кошка, которая путём эволюции превратилась в то, что мы сейчас имеем. Мы могли быть созданы подобно существам, именуемым «люди», силой их материальной мысли. Возможно, дело заключалось не в сознании и создании, а просто в наличии параллельной вселенной, населённой такими существами. Их соседство повлияло на некоторые наши характеристики, придало нам подобие: путём открытия астральных окон субстанция двух пространств могла смешиваться, образовывались области диффузии – и из некоторых областей изменения распространялись далее, захватывая всю субстанцию нашего мира, так, что впоследствии воспринимались как должное. Также я предполагал, что во вселенной людей реальность – предметы, живые сущности, природа – может выглядеть абсолютно по-другому, будучи отнесённой к иному измерению... Так ли это? – Карреньо пытливо взглянул на кошечку.

Эвита немного смутилась. Ей была знакома эзотерическая терминология и философские рассуждения, но она ни разу не слышала их употребления с такой серьёзностью. Поэтому она не знала, как ответить, чтобы не ввести в заблуждение.

 - Пожалуй, вы правы, всё это действительно так, - осторожно произнесла она. На устах магистра заиграла лёгкая улыбка уверенного победителя. – Но теперь я не могу попасть обратно, как ни пытаюсь.

- Вот именно, и это притом, что мои перемещения проходили беспроблемно, - вставил дон Эдмундо. – У неё очень сильное энергетическое поле. – Эвита почти вздрогнула: в устах генерала эзотерические термины звучали неожиданно и странно.

Дон Вильфредо посерьёзнел.

 - Этим нужно заняться немедленно. Пройдёмте.

Они поднялись по большой лестнице на третий этаж и пошли вслед за магистром по длинному коридору. На стенах между канделябрами висели портреты, строгий ковёр цвета карменера скрадывал и без того мягкие кошачьи шаги – здесь всё дышало классическим дворянским духом, как в книжках. Очевидно, по происхождению Карреньо был отпрыском аристократов, да ещё блюдущих чистоту крови – иначе откуда среди тёпло-коричневатых, пятнистых, золотистых, остроухих чилийских котов такая внешность: синие глаза, холодного оттенка пушистый мех?..

Но раздумья кошечки прервались: они наконец пришли – как и следовало ожидать, последняя комната.

 - Войдите внутрь и побудьте там, мы должны подготовиться. – Дон Вильфредо пропустил Эвиту, прикрывая за ней дверь. – Постарайтесь сосредоточиться.

Она не успела ничего сообразить. Мы? Зачем ему нужен генерал? Почему он не остался, чтобы подержать её за руку? Ну хотя бы постоять рядом.

Квадратная зала была просторной, но не пустой; посередине было оставлено свободное пространство, словно для дуэли или для танца. Окна были задрапированы тканью с тиснением – приглядевшись, можно было различить мириады непонятных символов; солнечный свет не осмеливался проникать через эти полотнища, лишь деликатно обозначая своё присутствие несколькими прозрачными рефлексами на полу и под потолком. Вдруг солнце зашло за тучи и свет померк – в комнате стало ещё темнее. Вдоль стен выстроились стеллажи с фолиантами, изображения индийских богов (в кошачьей версии, конечно), какие-то непонятные приспособления, даже пару колб и пробирок с неясным содержимым (возможно, с полуфабрикатом философского камня) – чего там только не было. Конечно, весь этот реквизит не отличался оригинальностью, в любой книжке встретишь описание жилища мага с соответствующими атрибутами. Но одно дело читать, а другое дело – когда всё это происходит с тобой.

Эвита очнулась от голосов: «Ну что ж, пожалуй, можно начинать». – «Вы уверены, что не произойдёт фрагментации или расслоения?» Ей стало жутко от таких слов – наукообразно-непонятных и таящих скрытую угрозу.

 - Ну что вы, мой генерал, могу поручиться, что тело и душа, перемещаясь и меняя форму, останутся едины, просто при активации тонкого тела надо вздыбить астральную шерсть.
 
И вот вошли магистр и генерал, серьёзные и сосредоточенные. От вида обоих дух захватывало. Дон Вильфредо был облачён в чёрную мантию с узкой серебристой каймой, под ней лишь едва угадывался его классический костюм; на шее красовалась массивная цепь с неизвестным орденом. Он немного напоминал звезду Почётного Легиона, немного – жреческую регалию древних, в центре находилась круговая свастика. У генерала Гато был точно такой же знак отличия – но вместо свастики на поверхности ордена в неверном свете мерцал католический крест. Он обрисовался чётче, когда двое начали одну за другой зажигать свечи. «Орден Двух Крестов...» - всплыло в голове у кошечки. Но первым делом она заметила, что форма немецкого полковника исчезла – на Гато был двубортный мундир с эполетами, казавшийся чернее ночи, - он напоминал и о Боливаре, и о гусарах смерти. На плечи был живописно накинут плащ – это придавало мрачное очарование, чётко отрезающее от современности и целесообразности – проще говоря: от повседневности.

Дон Вильфредо взял с полки какой-то манускрипт и молчаливо встал в ожидании, поглядывая на генерала и Эвиту. Гато обернулся к ней со свечой в руке:

 - Наверное, вас впечатлило наше облачение – и вселило законное любопытство. С разрешения магистра я берусь его удовлетворить. Да, это действительно так – Орден Двух Крестов существует, и на нас – его высшие регалии. Они парные, потому что Орден правильнее назвать Союзом – во главе его стоят двое. Один именуется Магистром, а второй – Генералом, как у иезуитов – очень удобно запомнить: для меня эта должность та же, что в миру. - Кошачий офицер усмехнулся, чуть обнажив зубы – в сумеречном свете это показалось жутковато. – И принципы почти те же – можно сказать, я новый Игнасио Лойола. А вот дон Вильфредо – новый Герман Вирт. Потому что наш Орден – союз креста и свастики, то есть католиков и оккультистов. Он объединяет лучших котов Чили – духовных лиц, военных, предпринимателей, профессионалов всех областей - всех, кто готов действовать во имя высшей цели – ради блага и защиты Родины. Члены Ордена называются воинами – потому что мы подобны крестоносцам или викингам, у которых вера и прямое действие сплетались воедино. В настоящее время их насчитывается около десяти тысяч. У нас также есть звания и степени, в зависимости от занимаемого положения, вклада и обязанностей каждого. Если угодно, мы – хранители духа нации, который ни в коем случае не должен подвергнуться разложению или поруганию. Дон Вильфредо отвечает за идеологическую составляющую, я – за оборону; проще говоря, он – епископ, я – инквизитор. Да, знаю, мой друг, вам не нравятся подобные сравнения, - заметил Гато, увидев неодобрительные взмахи хвоста Карреньо, - но я их употребляю исключительно для образности. Я думаю, я рассказал достаточно для понимания?

 - Достаточно, - негромко подтвердил магистр. – Однако нам пора приступать к делу...

«Ого, - подумала Эвита, - вот те на! А с виду простой вояка... Господи, но что они собираются делать?»

Цвели огоньки на стеблях свечей, казалось, день вдруг резко померк за окнами – Эвелина могла поклясться, что действо происходит ночью, ну, по крайней мере, в сумерках. Генерал чётким жестом достал из ножен саблю и передал магистру, а тот стал чертить ею круг на полу, обходя Эвелину – у той мурашки прошли по спине, потому что линия на полу начала сочиться бордовым, как вино или – нет, лучше думать о вине... Дон Вильфредо дочертил круг, вписав в него другой, вдоль внутренней окружности углём тщательно нанёс рунические надписи и мантры и велел дону Эдмундо закончить работу – тот взял миниатюрный томик в чёрном кожаном переплёте и, иногда подглядывая туда, начал писать по внешнему контуру что-то на латыни. В это время магистр Карреньо прошёлся по комнате, симметрично останавливаясь у каждой стены и сдёргивая драпировки – под ними находились высокие, в рост, зеркала.

 - Помогите-ка мне, дон Эдмундо, - негромко велел он, и генерал помог ему перетащить каждое зеркало поближе. Эвита оказалась окружена ими с четырёх сторон. Двое котов удовлетворённо переглянулись.

 - Что ж, вот теперь можем начать. Главное, не бойтесь, - произнёс Карреньо, и Эвита немедленно ощутила прилив ужаса и упадок сил. «Нет, хуже не будет: я ведь и так для своего бывшего... для своего мира почти исчезнувшая...»

 - А как же... э-э, фрагментация или нечто подобное? – робко спросила она и не поверила, что может так мямлить.

- Не беспокойтесь, - мягко произнёс магистр и пригладил хвост, пропустив через пальцы, сцепленные кольцом. – Вы говорите под влиянием страха. Страх – дитя неизвестности. Но ведь вы уже перемещались между мирами – теперь это будет то же самое, но с проведением специальной процедуры. Мы соединим нашу ментальную энергию и построим вокруг вас прочную энергетическую оболочку, она защитит вашу целостность.
 - А как же... шерсть и всё такое... астральное...

 - Вы не так безграмотны в тонком плане, как хотите казаться, - снисходительно хмыкнул Карреньо. – Используйте интуицию и собственную энергетику, прочувствуйте субстанцию вашей ауры... Вы сможете. Мой генерал, ну скажите что-нибудь ободряющее вашей подопечной.

 - Эвита, с Богом! Он вас не оставит, и я тоже! – заявил Гато. – Ну-с...

Он взял чёрную книжицу и принялся читать. Когда генерал прочёл первую латинскую фразу, пламя свечей вспыхнуло ярче; следующее предложение произносил магистр – на языке, в котором Эвита узнала смутные отзвуки шведского – огоньки синхронно полыхнули снова. Затем оба заговорили одновременно: тихо, монотонно, по нарастающей; они отошли за зеркала и, не умолкая, стали медленно ходить по кругу друг другу навстречу. И магистр, и генерал постепенно возвышали голос, их речи сливались в подобие бреда; они оба ходили кругами, почти закрыв глаза, но с безупречной точностью делая каждый шаг – они впали в подобие транса. Эвита уже сама была готова кричать, сойдя с ума от их беспрерывного бормотания и хождения кругами. В комнату постепенно проник какой-то сквозняк, но окна были закрыты, а занавеси были неподвижны, только капли огня подрагивали и плясали. Неизвестно, как астральная, но настоящая её шерсть уже встала дыбом, дыхание захватило, когда кошечка увидела – зеркала засветились странным мерцающим светом. Сердце колотилось и дребезжало, как мотор при перегрузке, она принялась вспоминать «Отче наш» для успокоения, но слова молитвы выдавливались по капле, еле возникали в голове, теснимые исступлёнными возгласами двух котов. «...да избави нас.. как дальше-то?!» Не словами, импульсом пронеслось: «Ну всё, «Отче наш» не вспоминается – пиши пропало!» - и только она так подумала, как что-то внутри рванулось, как притянутое магнитом, и потащило её прямо в зеркало, стоящее напротив. Магистр и генерал исчезли в смазанном сиянии и дрожи воздуха, как от жара; зеркало тянулось к ней своими лучами...

 - Мама, Господи!!!... А-а-а-а!!!

Её всосало и бросило в бурный поток, всё вокруг потонуло в ослепительном северном сиянии...

По всем комнатам разлетелся звон разбитого зеркала, затем грохот от падения тела (сбивающего тумбочку на своей траектории). Эвелина с полминуты лежала неподвижно. Потом настороженно приподняла голову среди осколков, аккуратно начала вставать, стараясь не порезаться. Она не верила своим глазам, всё плыло вокруг, как в воде той ледяной реки... Но это однозначно была знакомая квартира – её квартира. Коридор, вешалки, сумки, старомодное трюмо и зеркало – разбитое, как проломленный тонкий лёд.

 - Ну что? – послышалось откуда-то из-за Алининой сумки. 

 - Вот мы и дома, - кашлянул генерал Гато, поднимаясь и отряхиваясь. Но тут же со вздохом сел на сумку и проговорил: - Нет, я лучше у вас буду в норму приходить! Популяешь из стволов, поскачешь по теплушкам – и всё здоровье коту под хвост, извините за каламбур.

Буквально через две минуты повернулся ключ в замке. Алина с Марьяной замерли на пороге, потом кинулись к Эвелине с криками и восклицаниями, суета, вопросы, охи и ахи.

 - Жукова, куда ты делась?! Мать твою, да тебя неделю в универе не было, да тебя вообще не было! Куда ты делась, испарилась?! И зеркало разбила!

 - Да знаю! Хватит орать! Сейчас всё объясню!

 - Да давай уж! Куда ты делась? Средь бела дня! Все вещи твои дома остались... А что это за свитер на тебе? И юбка? Мы твоим родителям не звонили, боялись, вот собирались таки сегодня...

 - И правильно, нечего полошить! Сейчас всё расскажу – вы не поверите... нет – поверьте!

 - Да-да, всё, что прозвучит из уст вашей подруги – истинная правда! – подал голос дон Эдмундо.

 - А-а-а, так без вас не обошлось! – протянули девчонки. – Тогда сразу верим...

Эпилог

Перед аудиторией в разных позах сгрудились студенты: кто напряжённо «втыкал» в книжку с застывшей спиной, кто расхаживал взад-вперёд, кто бессильно откинулся на стуле, кто боязливо скукожился... И – шёпот, шёпот, шёпот.

 - Ну что, никто не вышел? Кто там? – не выдержала Ната Ростовцева.

- Алентова, Бегун, Солонович, Жукова вон зашла недавно...

 - А-а, - вздохнула Ната и снова размякла, томно обмахиваясь распечатками и расстёгивая пуговку на и без того расчётливо декольтированной блузке.

А Эвита заняла место на задней парте и изучала билет.

 - Ну что у вас там? – Голос с левого плеча.

 - Первый вопрос – послевоенная Франция, голлисты всякие...

 - А второй? Дайте посмотреть!

 - Ну, кто бы сомневался! – Пиночет!

 - Покажите, что вы там пишете!

 - Генерал, да не щекочитесь вы своими усами!

 - Подумать только, сеньорита, а когда-то вам это нравилось.

 - Времена меняются.

 - Жаль, - картинно вздохнул Гато.

 - Кому жаль, кому не очень! – отмахнулась Жукова, строча план ответа.

 - Что за переговоры на задних рядах? – послышался голос Шуйского.

Эвита и кот замолкли и затаились. Впрочем – без всякого волнения. Они-то знали, что всё будет хорошо.

Эвелина начала со второго пункта. Пока она говорила, Гато улыбался во весь рот: «Моя школа!» Улыбался и Шуйский: «Ну, посмотрим, посмотрим...» Но и первый вопрос, не очень-то удачный, ответила как по маслу – и догадывалась, почему, но, странно, угрызений совести не испытывала.

Замолкла. Тишина. Ну же...

Препод под изумлёнными взглядами взял её зачётку со словами:

 - Я такого ответа в своей практике не припомню! Идеально. И главное – не абы что, а глубокое понимание. Слушайте, может, вам реально политикой заняться?

Жукова смущённо что-то пробормотала. А товарищ на левом плече зашептал, как мальчишка: «Да-да-да!.. Политика! Да! Конечно!» Она на него шикнула, выходя.

Эвита ещё пару раз раскрывала зачётку, прежде чем убедилась: «десять».

«Десять»!

 - Ну вот, - задумчиво сказала Эвелина, шагая по солнечному тротуару, - до чего я дошла с вами! Диктатуру расхваливаю... а вы и довольны! Конечно, так мурлыкали мне в ухо, что от ответа отвлекали!

 - Ой, а лучше было б, если б я шипел? – шутливо парировал кот. – А хотите знать? Я вам ничего не подсказывал, вы всё сами сказали, значит – прониклись! – лукаво подмигнул Гато.

 - Что? А... а Франция?!.. – оторопела Эвита.

 - Ну, тут я вам помог, - снисходительно протянул дон Эдмундо, сдвигая фуражку набекрень. – И я не мог этого не сделать, душа лежала! А всё потому, что я родственник французского Кота в Сапогах... Я, прошу заметить, не только от всяких тиранов набрался, у меня и добрый прототип имеется!

Эвита не ответила: она молчала и просто была счастлива. И не заметила, что дон Эдмундо как-то странно притих и поник, сосредоточенно изучая кончик собственного хвоста – будто хотел сказать что-то и не мог, собирался с духом. Но так ничего и не сказал.

Потом они ещё болтали о чём-то незначительном, шутили. Вечером девчонки собрались отмечать сессию, Гато сидел у Эвиты на плече, пока они втроём стояли и выбирали вино. Котяра и тут вставил свои пять копеек:

 - Не берите вы эту аргентинскую кислятину, я вам говорю! Берите наше! «Фронтера» мне больше всего нравится из того, что здесь!

 - «Купляйце беларускае!» - поддела Марьяна.

Вечер прошёл здорово: пили, танцевали, пошли гулять; Эвита толком не помнила, как пришла и сонная свалилась в постель.

Ей приснился вокзал. Она стояла на перроне, а напротив – генерал Эдмундо Гато, стройный прямой офицер с серебристыми усами и грустным взглядом... Её герой – в человеческом обличье. Эвелина вспомнила обрывки разговора:

- Ну что вам сказать? Миссия завершена. Десятка в зачётке стоит...

 - И что теперь? И вы что, от меня... уходите? Насовсем?

 - Я сделал всё, что мог.

 - Но эта десятка по истории – разве это главное! Прошу вас, останьтесь! – умоляла Эвита. Сердце у неё колотилось, она схватила дона Эдмундо за руку. Но он покачал головой:

 - Не могу, Эвита. Мне пора.

 - Но куда?
 - Туда, откуда пришёл. Что до диктатуры, ваше дело, каким словом её поминать. Но она вам помогала в экстренных ситуациях, как-то – на экзамене. Что до меня лично, то какие бы дикие выходки я ни вытворял... Сознаюсь, было. И в кошачьем обличье я часто вёл себя ребячливо, может, недостойно и несоответственно. Но я ведь был котом, и делал это не со зла, просто таким меня нарисовали. Может, я и создавал стрессовые ситуации, но желал вам всегда только добра и хотел помочь. И я лично вас полюбил. – Голос его дрогнул. - Не знаю, как вы меня, я на это надеюсь.

 - И я вас тоже, дон Эдмундо! – Эвита ощутила, как предательски щиплет в носу. – Не покидайте меня... я не хочу...

 - Я тоже. И всё-таки – adios!


Он крепко её обнял. Эвита бы вечно так стояла, прижавшись к его груди – в кошачьем или более серьёзном, человеческом обличье, генерал был ей так дорог... Он поцеловал её в щёку, нарочно кольнув усами, и с хитрой улыбкой промурлыкал:
 - Не забывайте, мы сможем видеться во сне!

«Котяра», - с нежностью подумала Эвита и против воли расплылась в улыбке.

Наконец он выпустил её и нехотя побежал к вагону – поезд уже тронулся, пришлось запрыгивать на ходу.

 - ;Adios, mi general!  – кричала Эвита, маша ему на прощание. Дон Эдмундо тоже махал ей из окна, но молча. За поездом она не бежала, как в фильмах: даже во сне понимала, что это глупо. Потом пошла, медленно шагая против течения летней толпы, в платье и шали, вся в чёрном, как юная испанка...

Наутро она проснулась, прошлась по комнате. И подумала: это действительно был конец. Хоть и несколько неожиданный. Но Гато не вернётся.

Она взяла с полки альбом с эскизами и начала листать. Ей попался на глаза выдранный из учебника форзац, на нём – генерал Эдмундо в классическом виде. Военизированный котяра со злорадной ухмылкой, при сабле и шпорах, с красной розочкой в руке... Стоп! Ведь розочки не было! И она поразительно напоминает...

Эвита потянулась к узкой коробочке на полке. Там лежала роза, которую она срезала в Барселоне, когда ей было десять лет, она хранила цветок как сувенир.

 - Вот подлец! На память взял! – возмутилась она, совсем как недавно, по-свойски. - Ну, хорошо, что смылся, а то было б тебе! «Прихватизатор»!

Она рассмеялась. Вдруг лицо её просветлело. Да не просто – загорелось лукавством и азартом... и она произнесла вслух:

 - Нет, товарищи! Это не конец. Это – начало!

С такой же улыбкой, полной предвкушения, Эвита раскрыла альбом на новой странице и вывела крупно: «Сеньор президент». Та-ак, это будет рабочее название комикса. Правда, слизано у Мигеля Астуриаса, но ведь ничего другое в башку не лезет. Ну и ладно.

Эвита взяла карандаш и принялась рисовать.