А. М. Коротков выдающийся советский разведчик
К пятидесятилетию со дня смерти.
И.Н.Кузьмин, ветеран СВР, полковник в отставке, профессор
27 июня 1961 года во время командировки в Москву в возрасте 53 лет в расцвете физических и творческих сил скоропостижно скончался генерал- майор Александр Михайлович Коротков, в то время руководитель берлинского аппарата КГБ СССР (Инспекции по вопросам безопасности при верховном комиссаре по Германии).
Без всякого преувеличения, можно утверждать, что Александр Михайлович являлся в прошлом веке центральной фигурой в службе внешней разведке нашей страны. Он добился выдающихся результатов на каждом участке, которым руководил, и на долгие годы определял процесс развития службы.
Работая в фашистской Германии в канун ее нападения на Советский Союз, он был разведчиком номер один, который обладал полной и разносторонней информацией о подготовке гитлеровской агрессии против нашей страны. Созданная им в Германии разведывательная структура решила важные задачи в первый год великой отечественной войны.
В 1940-1941 г.г. являясь заместителем руководителя “легальной” резидентуры НКВД в Берлине, Коротков был куратором “Красной капеллы” и восстановил связь с другими советскими агентами, в том числе с уникальным источником информации “Брайтенбахом”, Вили Леманом. Имел право прямого доклада информации наркому Берия, минуя резидента Амаяка Кобулова и посла Владимира Деканозова, который также был руководящим сотрудником НКВД.
20 марта 1941 года Коротков направил лично наркому Берия аналитическую записку, в которой обобщил информацию источников “Красной капеллы” о подготовке гитлеровской Германии к внезапному нападению на Советский Союз. Берия не рискнул доложить эту информацию “хозяину”. В апреле, мае и июне берлинская резидентура продолжала сообщать о военных приготовлениях гитлеровцев. Сталин и Берия упорно отвергали эту информацию.
12 июня в центр была направлена телеграмма “Старшины” и “Корсиканца”, в которой говорилось: “В руководстве министерства авиации считают, что вопрос о нападении на Советский Союз окончательно решен. Удара можно ожидать в любой момент.” Реакции на это сообщение не последовало. 17 июня Сталину была доложена информация “Старшины” и “Корсиканца”, где говорилось, что все приготовления к немедленному нападению на СССР завершены. На сопроводительном письме к этому сообщению вождь начертал резолюцию с нецензурной бранью в адрес источников информации, потребовав проверить эти сведения.
Наконец, “Брайтенбах” 19 июня 1941 года сообщил, что наступление немецко-фашистских войск начнется в воскресенье, 22 июня 1941года, в три часа утра по всей протяженности западной границы СССР. Докладывая эту телеграмму Сталину, Берия предложил отозвать из Берлина и наказать посла Деканозова, который игнорирует указание вождя о том, что в 1941 году германская агрессия исключена.
То есть, советское руководство не воспринимало достоверную информацию, добытую в Германии тяжелым и опасным трудом десятков оперработников и агентов, а позднее упорно заявляло, что гитлеровское нападение на Советский Союз было внезапным.
Уже в первый день после начала войны, удалось подкупить оберштурмфюрера СС, начальника охраны советского посольства. Благодаря этому Коротков дважды скрытно выезжал в город из заблокированного служебного здания. 24 июня он передал человеку из “Красной капеллы” большую сумму денег, второй радиопередатчик и инструкции по радиосвязи.
После возвращения в Москву Коротков был назначен начальником первого отдела НКВД/НКГБ (разведка в Германии и на оккупированных территориях).
Между тем радиосвязь с агентурой в Германии сразу же стала труднейшей проблемой. Переданная в Берлин советская радиоаппаратура имела ограниченную дальность действия (примерно в радиусе до Бреста). Решение этой проблемы в сложной военной обстановке потребовало много времени. Только в ноябре 1941 года разведка НКВД договорилась с разведуправлением генерального штаба Красной Армии, что их резидент в Брюсселе “Кент” (Гуревич) установит связь со “Старшиной”, наладит получение от него информации и ее передачу по своей рации в Москву. В начале ноября 1941 года “Кент” совершил успешную поездку в Берлин, где несколько раз встретился со “Старшиной” и получил от него важную информацию.
Для передачи этой информации в центр потребовалось значительное число сеансов радиосвязи. Было сообщено, в частности, что немцы спешно перебрасывают под Москву воздушно-десантную дивизию с захваченного ими острова Крит в Средиземном море. Сообщалось, что на Ленинградском фронте не планируется наступательных действий, а город будет взят в результате его блокады. На весеннюю кампанию 1942 года гитлеровцы планируют наступление в направлении Сталинграда, а главное – мощный удар на юг для овладения нефтяными месторождениями в районе Майкопа. Отмечалось, что германское командование утратило уверенность в скорой победе и опасается увеличения помощи Советскому Союзу со стороны Англии и США. Приводились также сведения, что немцы захватили советский дипломатический шифр в Финляндии, а также частично контролируют закрытую связь между Англией и США. “Старшина” сообщал, что его группа расширилась и готова продолжать работу.
Эта информация была доложена Государственному комитету обороны во главе со Сталиным.
Радиостанция “Кента” находилась в одном из домов на окраине Брюсселя. Ее интенсивная работа в октябре 1941 года привлекла к себе внимание службы радиоперехвата немцев, и за домом было установлено постоянное наблюдение. В самом конце года немцы произвели арест персонала, обслуживавшего радиостанцию. Были арестованы три человека –помощник “Кента”, радист и шифровальщица. Во время обыска был обнаружен обгоревший лист бумаги с адресами “Старшины” и “Корсиканца”. В последующем немецкие криптографы смогли расшифровать фамилии и адреса еще нескольких членов “Красной капеллы”. “Кенту” удалось бежать в Южную Францию.
После провала резидентуры “Кента” центр предпринял несколько попыток восстановить связь с людьми из “Красной капеллы”, однако все они остались безуспешными по разным причинам. Наконец к началу августа 1942 года А .М. Коротковым была подготовлена пара агентов, “Бек” и “Франц”, для направления в Берлин. Они были сброшены с парашютами под Брянск, где местные партизаны определили их в немецкий железнодорожный эшелон, следовавший в столицу Германии.
Поездка обоих агентов прошла без происшествий, однако выполнить свое задание в Берлине они не смогли. “Бек” числился пропавшим без вести и был объявлен в розыск. Он был задержан при посещении в больнице своей сестры. “Франк” имел адреса “Старшины” и трех других членов “Красной капеллы”. Эти адреса были расшифрованы в радиограммах резидентуры “Кента”, и за ними гестапо вело постоянное наблюдение. “Франк” попал в поле зрения гестапо и был арестован.
Сразу после этого последовала волна форсированных арестов членов “Красной капеллы”. В ноябре-декабре 1942 года были арестованы 300 человек в Берлине и 60 в Гамбурге. По распоряжению Гитлера расследование этих дел велось в условиях наивысшей секретности. Арестованные подвергались жесточайшим пыткам, чудовищным даже по меркам гестапо. C декабря 1942 по август 1943 года был подвергнут казни через повешенье 31 мужчина, а 18 женщин обезглавлены на гильотине. 7 человек покончили с собой во время следствия, 7 были отправлены в концлагеря, 25 на каторгу, 5 приговорены к тюремному заключению и 8 отправлены на фронт.
В сохранившихся письмах к родственникам эти люди писали о любви к жизни, к своим близким, к родине, об уверенности в правоте дела, которому служили, выражали надежду, что о них будут помнить.
С мая 1945 по январь 1946 года полковник Коротков находился в Берлине в качестве резидента объединенной резидентуры советской внешней разведки в Германии и как заместитель политического советника при Главноначальствующем СВАГ Г.К.Жукове. 9 мая 1945 года он доставил в Берлин-Карлсхорст генерал-фельдмаршала Кейтеля для подписания акта безоговорочной капитуляции Германии.
В марте 1946 года в рамках внешней разведки было создано управление “С”, управление нелегальной разведки. Его первым начальником был назначен полковник А.М.Коротков. Это назначение не было случайным, поскольку в 1933-1934 и в 1937-1938 годах Александр Михайлович сам находился на нелегальной работе во Франции.
Создание самостоятельного управления нелегальной разведки было продиктовано радикальным изменением обстановки и условий работы в ведущих странах мира. Существенно изменился погранично-таможенный режим. Более строгими стали условия учета и регистрации иностранцев. Усовершенствовались методы
контрразведывательной работы. Возникли новые сферы жизни, где осуществляется учет и постоянное наблюдение за клиентами (например, в сфере здравоохранения и в страховании жизни и имущества, в общественных организациях). Жизнь гражданина стала более транспарентной. К этому следует добавить, что в 1946 году в корне изменилась международная обстановка. Западные державы начали против Советского Союза холодную войну, которая с каждым месяцем набирала силу.
Все эти и многочисленные иные обстоятельства потребовали коренных изменений в учебной подготовке будущих нелегалов, их экипировке, обеспечения документами, подтверждающими достоверность легендируемых биографических данных и прочее. Языковая подготовка и закрепление легенды биографии требовали много времени и нередко длились несколько лет.
Короткову приходилось иметь дело с разведчиками-нелегалами нескольких поколений. Некоторые из них имели совершенно невероятные биографии, например И.Р.Григулевич и Р.И.Абель. В то же время под его руководством были подготовлены и работали в качестве нелегалов десятки молодых людей, таких, как К.Т.Молодый.
Лично мне посчастливилось быть знакомым с выдающимися нелегалами В.М.Зарубиным, И.Р.Григулевичем и Р.И.Абелем и беседовать с ними. Я работал в одном коллективе с А.А.Акопяном (“Ефратом”) и в разное время трудился вместе с рядом сотрудников, которые находились на нелегальной работе под руководством А.М.Короткова. Для них для всех Александр Михайлович являлся высочайшим авторитетом.
А.М.Коротков возглавлял спецуправление в течение одиннадцати лет и создал коллектив подлинных энтузиастов, коллектив работников высочайшего класса. Среди них его заместители генерал-майор В.Я. Барышников и полковник Н.А.Корзников, начальник отдела документации П.Г.Громушкин, начальник отдела безопасности Б.А.Соловов, полковники В.И.Кирюхин, А.А.Корешков, Б.Я.Наливайко.
В марте 1957 года генерал-майор А.М.Коротков был назначен руководителем берлинского аппарата КГБ СССР (Инспекции по вопросам безопасности при Верховном комиссаре по Германии). Инспекция была весьма солидным учреждением: по своей структуре она напоминала центральный аппарат внешней разведки в Москве.
Как опытный и талантливый руководитель Коротков сумел безошибочно определить узкие места в работе и оценить качества подчиненных. Он сразу же произвел замену пятерых начальников отделов, назначив на эти должности более опытных и квалифицированных сотрудников.
Коротков провел ряд существенных структурных преобразований в аппарате, в числе которых необходимо назвать создание полноценного информационного подразделения с четкими задачами. В то время это имело первостепенное значение, поскольку как раз тогда в полной мере развернула свою работу внешняя разведка немецких друзей, главное управление “А” во главе с генералом Маркусом Вольфом. А.М.Коротков самым непосредственным образом участвовал в организации этой работы, и – что было немаловажно - способствовал нормализации отношений между министром Э.Мильке и его заместителем М.Вольфом, которые изначально были конфронтационными. Он в деталях наладил наиболее приемлемый для нас порядок обмена разведывательной информацией с немецкими друзьями, который сохранился на протяжении последующих трех десятилетий.
Под руководством Короткова сотрудниками аппарата КГБ СССР в Берлине были осуществлены несколько крупных разведывательных акций: вербовка под чужим флагом ряда ценных агентов, приобретение надежной агентуры в боннских министерствах, в федеральной разведывательной службе и других учреждениях, в политических партиях ФРГ и Западного Берлина, в бундесвере и в войсках трех западных держав.
Специфика работы А.М.Короткова в Берлине заключалась в ее многоплановости. Она осуществлялась по целому ряду самостоятельных направлений, которые подчас совершенно не стыковались друг с другом:
- разведывательная и контрразведывательная работа против основных стран Запада;
- контрразведывательное обеспечение многотысячной советской колонии в Восточной Германии;
- научно-техническая разведка;
- разносторонняя и широкомасштабная деятельность по линии нелегальной разведки;
- работа против антисоветской эмиграции на Западе;
- радиоперехват и прослушивание телефонных переговоров в ФРГ и Западном Берлине;
- мероприятия по локализации угрозы ракетно-ядерного нападения со стороны противника;
- обеспечение безопасности добычи урановой руды советско-германским акционерным обществом “Висмут”.
Работу по каждому из этих направлений обеспечивало самостоятельное подразделение (отдел).
Понятно, что такая совокупность масштабных и сложных задач требовала значительных сил и средств. И аппарат КГБ СССР в ГДР в те годы располагал такими силами и средствами.
Одной из наиболее важных и ответственных сторон деятельности А.М.Короткова в Берлине было выполнение функций главного советника при руководстве МГБ ГДР, в том числе при министре Э.Мильке.
Особенно продуктивным было участие генерала Короткова в развертывании разведки ГДР, главного управления “А”, которое тогда переживало период своего становления. Именно в те годы начали стабильно работать ряд ценнейших источников немецких друзей в ведомстве федерального канцлера, в федеральном совете обороны, в руководстве главных политических партий ФРГ, в бундестаге, в органах НАТО и Европейского союза.
На службу в КГБ СССР я был принят в 1955 году, и осенью того же годa направлен в командировку в аппарат в Берлине. Перед этим шесть лет служил в ГРУ Генерального штаба Советской Армии – два года в командировке в Берлине и четыре года в информационном управлении ГРУ на должности старшего референта; ведал вопросами ремилитаризации Западной Германии. Осенью 1953 года попал под девятый вал хрущевского сокращения Советской Армии, был уволен из ГРУ и два года преподавал военный перевод в Военном институте иностранных языков.
В берлинском аппарате КГБ я в течение года руководил курсами немецкого языка, а потом два года служил в оперативном отделе по линии спецуправления.
Первое мое знакомство с А.М. Коротковым состоялось в конце 1958 года. Я только что возвратился из командировки в один из округов ГДР, когда мне позвонил дежурный и сообщил, что меня срочно вызывает генерал Коротков. Для меня этот вызов был совершенно неожиданным. Неожиданным было и начало беседы. Александр Михайлович без какого-либо вступления задал мне вопрос: “Как я оцениваю роль информационной службы в разведке?” Я, естественно, ответил, что эта служба имеет первостепенное значение. Генерал сказал, что я правильно понимаю положение вещей и мне теперь там и служить. Затем он стал расспрашивать меня, какие вопросы входили в мою компетенцию во время работы в информационном управлении ГРУ.
Через месяц беседа с Коротковым повторилась, однако начальство моего отдела убедило его оставить меня на прежнем месте работы. Вопрос остается открытым, подвел итог генерал.
В начале 1959 года Коротков вновь вызвал меня к себе и сказал, что открытый вопрос пора закрыть, и он окончательно решил перевести меня на информационную работу. После этого велел дежурному пригласить к себе группу из пяти информационных работников, которая существовала в аппарате, и представил нам нового начальника информационного сектора подполковника Константина Павловича Тихвинского, который до этого был помощником первого заместителя председателя КГБ СССР. Константин Павлович не владел немецким языком, но обладал несомненным даром аналитика и был первоклассным редактором.
Вскоре сектор пополнился несколькими выпускниками МГИМО и сотрудниками из информационной службы Центра; вместе с бюро перевода его численность превысила двадцать человек. Было создано полноценное информационное подразделение, способное обрабатывать не только материалы аппарата КГБ, но также и информацию разведки МГБ ГДР.
Через пару месяцев работы в информационном секторе я получил ответственное личное поручение от Короткова. Он поручил мне перевести на немецкий язык солидный аналитический документ объемом более 50 страниц, содержавший оценку положения в Европе и прогноз ее развития на среднесрочную перспективу. Позднее я пришел к заключению, что документ был составлен по материалам “кембриджской пятерки”. Александр Михайлович пояснил, что он будет докладывать документ лично руководителю ГДР Вальтеру Ульбрихту и предупредил о чрезвычайно высокой степени его секретности.
Когда я закончил перевод документа, Александр Михайлович передал его для редактирования Вадиму Витольдовичу Кучину, который владел немецким языком как родным. Кучин внес пару исправлений, и я посчитал, что на этом дело закончилось. Однако Коротков в моем присутствии скрупулезно сопоставил тексты документа и перевода. Я не видел в этом смысла, поскольку явно недооценивал языковые знания самого Короткова. Мне приходилось присутствовать при его беседах с немцами по телефону, и я, как довольно опытный преподаватель, невольно фиксировал мелкие ошибки и неточности, которые он допускал. Поэтому для меня было совершенно неожиданно, когда он, прочитав один из разделов, сказал: “А вот так будет помягче” и предложил по ходу изложения использовать довольно редкую форму сослагательного наклонения.
Доклад В.Ульбрихту прошел успешно. Вскоре после этого события я был назначен заместителем начальника информационного сектора. Одновременно А.М. Коротков договорился с руководством МГБ ГДР об аккредитации меня в качестве офицера связи при информационном отделе в главном управлении “А”.
Основной моей задачей было наладить бесперебойный обмен информацией с главным управлением “А”, а также строжайший учет и регистрацию документов. Генерал жестко контролировал выполнение этой задачи. Одно время он требовал также, чтобы я обеспечивал перевод на немецкий язык наиболее важных документов, поступавших из Москвы для передачи друзьям.
Следует сказать, что мои обязанности не ограничивались только вопросами информационной работы. Коротков включил меня в свой “актив”. В этой связи уместно дать пояснения. Александр Михайлович имел обыкновение выделять в составе коллектива отдельных сотрудников, независимо от их должностного положения, которым он напрямую давал личные поручения, подчас выходившие за рамки их обычных служебных задач. В моем случае это были, в частности, поручения присутствовать на пресс-конференциях руководителей ГДР и готовить для Центра отчеты о таких пресс-конференциях. Мне давались также поручения готовить для Центра отчеты о нескольких крупных совещаниях в МГБ ГДР. Помимо этого мне нередко приходилось сопровождать Короткова на его переговорах с руководителями МГБ и протоколировать эти переговоры.
Наряду с этим Коротков привлекал меня к обсуждению и решению конкретных вопросов, вставших в то время на повестку дня в связи с организацией в нашем аппарате и в МГБ ГДР нового направления работы - службы по проведению активных мероприятий.
То есть, я активно общался с генералом Коротковым на протяжении довольно продолжительного времени и составил себе отчетливое представление о нем, как о человеке и как о руководителе. Суммируя свои впечатления о нем, я должен сказать, что Александр Михайлович по своим качествам был выдающейся личностью. И в этом нет никакого преувеличения. Он обладал огромной эрудицией, сочетавшейся со знанием дела в мельчайших деталях. Его отличали быстрая реакция и способность без промедления принимать нужное решение. Некоторые его решения выглядели немотивированными, но в итоге оказывались оптимальными. Для Короткова были характерными решительность и целеустремленность. Обычно он занимал четкую, ясную позицию. В то же время он не навязывал свою точку зрения и с готовностью выслушивал мнение оппонентов, учитывая его, если оно было убедительным. Александр Михайлович был тонким психологом и сразу мог определить намерения своего собеседника. Он умел сконцентрировать внимание собеседника в нужном направлении и не уступал инициативу по ходу всей беседы.
В общении Александр Михайлович подчас бывал резок, был нетерпим к любым проявлениям нечестности, сурово критиковал начальников, которые пытались объяснить допущенные просчеты и неудачи ошибками своих подчиненных. В отношениях со своим близким окружением был внимателен и заботлив.
Отдельно следует сказать об отношении генерала Короткова к молодым сотрудникам. Он чрезвычайно внимательно относился к молодежи и был способен реально оценить способности и возможности почти каждого молодого работника. Немало из них входили в его “актив”, о котором я упоминал выше.
Мне в целом ряде случаев приходилось присутствовать при встречах генерала Короткова с министром Э.Мильке, и я хотел бы сказать несколько слов об отношениях между ними.
Эрих Мильке и А.М.Коротков обращались друг к другу “на ты”. Между ними существовали ровные товарищеские отношения. Чувствовалось,
что они испытывают взаимную симпатию, подчас могли позволить себе подначивать друг друга. Они были почти ровесниками, однако при общении с Коротковым министр, несмотря на свой властный характер, постоянно выступал в роли младшего партнера и неизменно проявлял готовность идти на уступки.
Судя по документальным данным, приводимым биографом Мильке Вильфридой Отто, генерал Е.П.Питовранов, возглавлявший берлинский аппарат МВД СССР с июля 1953 года, был против назначения Мильке министром государственной безопасности. Он считал Эриха Мильке скрытным человеком, неискренним в отношениях с советской стороной. Кроме того, Питовранова настораживало отсутствие достоверных данных о деятельности Мильке во время его пребывания во Франции в первой половине 1940-х годов.
Сменивший же Питовранова А.М.Коротков безоговорочно поддержал это назначение. Мильке знал об этом и чрезвычайно высоко ценил его поддержку.
Следует заметить, что Коротков был весьма непростым партнером на переговорах и подчас прибегал к нестандартным приемам их ведения. В этой связи запомнился следующий эпизод. Я сопровождал Короткова к Мильке с тем, чтобы составить протокол беседы между ними. Коротков изложил свое видение проблемы и пути ее решения (сегодня я уже не помню, о чем шла речь). Министр не согласился с ним и обосновал свою точку зрения. Тогда Коротков замолчал и, направляясь к выходу, стал одевать пальто и шляпу. Мильке смешался и стал уговаривать продолжить обсуждение. В итоге он отказался от своей точки зрения и полностью согласился с мнением Короткова.
Коротков хорошо знал особенности характера министра Мильке, его постоянную настороженность и готовность немедленно реагировать на подозрительные моменты. Он учитывал эти обстоятельства в своей работе с министром. Однако это не всегда обеспечивало успех. В подтверждение этого хотелось бы привести следующий пример. В 1959 году осложнилась обстановка в Дрездене и даже появилась угроза возникновения забастовок на его предприятиях. В ЦК СЕПГ посчитали, что МГБ ГДР недооценило серьезность ситуации, и министру было предложено провести обсуждение на собрании партийного актива МГБ.
Коротков поручил мне посетить собрание актива и составить отчет о докладе министра и выступлениях участников. Однако он полагал, что это нужно сделать достаточно скрытно. Для этого мне надлежало появиться на собрании актива якобы в качестве переводчика одного из наших офицеров связи, полковника Н. Полковник совершенно не знал немецкого языка, и Коротков считал его настолько бестолковым, что немецкие друзья не заподозрят его в способности понять, о чем идет речь на собрании.
Собрание состоялось в большой столовой министерства, где участники разместились по нескольку человек за отдельными столиками, на которых были расставлены бокалы с пивом. Мы с полковником Н. сели вдвоем за самый левый столик в первом ряду. За столом президиума кроме министра разместились члены парткома МГБ и представители ЦК партии. Мильке выступил с докладом, продолжавшимся не менее двух часов. По окончании доклада был объявлен перерыв. Прозвучала команда: ”Внимание!”, все встали, а министр проследовал в сопровождении членов президиума к выходу. Сделав несколько шагов, он резко повернул направо, подошел к нашему столику и пожал руки полковнику Н. и мне.
Выслушав наш доклад, Коротков спросил полковника Н, какой смысл был в этом жесте министра. “Министр – воспитанный человек”,- ответил полковник. “Эх ты, простота! - воскликнул Коротков, - ведь министр дал знать своим сотрудникам: “Внимание! Вот они здесь – соглядатаи. Держите язык за зубами!” Министр оказался хитрее нас…
Добрые отношения с министром Мильке отступали на задний план, когда бывали затронуты интересы советской стороны. В этих случаях Коротков занимал жесткую, бескомпромиссную позицию. В частности, так было в начале 1960 года, когда я доложил Александру Михайловичу о международной пресс-конференции члена политбюро ЦК СЕПГ Альберта Нордена, которая имела цель доказать, что американцы непосредственно приступили к подготовке агрессии против ГДР.
В качестве доказательств были представлены топографические карты территории ГДР с обозначением посадочных площадок для высадки диверсионных групп, мест для тайного складирования оружия и пр. Карты были изъяты у сотрудников американской военной миссии связи при главкоме ГСВГ в ходе негласной операции с последующей их фальсификацией. Операция была проведена немецкими друзьями без согласования с советской стороной и могла повлечь за собой ответные меры со стороны американцев. Это стало поводом для нелицеприятного объяснения между Коротковым и Мильке.
Пресс-конференция Нордена представляла собой один из пиков взаимной разоблачительно-дезинформационной кампании, которая в тот период в существенной мере определяла отношения между Востоком и Западом.
Понятно, что в то время большое внимание при взаимодействии Мильке и Короткова уделялось созданию и налаживанию нового направления работы – службы активных мероприятий. В аппарате КГБ была организована группа активных мероприятий, руководитель которой был одновременно назначен офицером связи при немецких друзьях. А в МГБ ГДР был создан десятый отдел в рамках главного управления ”A” и специальное подразделение, подчинявшееся первому заместителю министра Б.Беатеру. Эти подразделения сразу же развернули активную деятельность. В 1959 и 1960 годах, при широкой поддержке восточногерманской общественности и при активном содействии советской стороны, были опубликованы разоблачительные сборники документов “Правда об Оберлендере” - о боннском министре, служившем на советско-германском фронте в карательном батальоне СС “Соловей”, “Мы обвиняем” - о 800 судьях в ФРГ скомпрометировавших себя во времена нацизма, “Глобке и уничтожение евреев” - о засилье бывших нацистов в боннском министерстве иностранных дел…
27 июня 1961 года случилась беда. Во время пребывания в командировке в Москве Александр Михайлович Коротков, который ничем не болел, внезапно скончался. Биографы Короткова не рассказывают о драматических обстоятельствах этого дня, предшествовавших его кончине, хотя в свое время об этом в кругах КГБ СССР было довольно широко известно. Лично мне об этом позднее поведал помощник начальника разведки полковник Пекельник. Утром Александр Михайлович был принят председателем КГБ А.Н.Шелепиным. Тот был недоволен Коротковым и объявил о предстоявшем его отзыве из Берлина. Выйдя из кабинета председателя, Коротков вызвал машину и проехал на квартиру Н.С.Хрущева, где был принят Ниной Петровной Хрущевой. Оттуда по телефону “ВЧ” он позвонил Вальтеру Ульбрихту и попросил его заступничества. Ульбрихт немедленно связался с Хрущевым и высказал просьбу оставить Короткова на работе в Берлине. Хрущев согласился и дал соответствующее указание Шелепину. Таким образом, Коротков “переиграл” Шелепина.
Вернувшись домой в хорошем настроении Александр Михайлович сообщил жене, что все в порядке и нужно собираться в Берлин. Однако возвращение в Берлин не состоялось. В шесть часов вечера Коротков, следуя предварительной договоренности, встретился на теннисном корте с бывшим председателем КГБ И.А.Серовым. Через несколько минут игры он потерял сознание и упал, - случился разрыв аорты.
Эрих Мильке воспринял кончину А.М.Короткова как тяжкий личный удар, 29 июня он прилетел на похороны в Москву со всем составом коллегии МГБ ГДР. Проникновенную речь на русском языке у гроба произнес Маркус Вольф. Примечательно, что председатель КГБ Шелепин на похороны Короткова не пришел.
В последующие годы программа каждого визита Э.Мильке в Москву обязательно включала посещение Новодевичьего кладбища и возложение венка к могиле А.М.Короткова. Э.Мильке проявлял заботу о вдове Короткова и о его дочери.
Через полтора месяца после кончины А.М.Короткова, в ночь с 12 на 13 августа, была перекрыта граница с западными секторами Берлина. Эта акция была вызвана крайним обострением ситуации с бегством жителей ГДР на Запад. За семь месяцев 1961 года в ФРГ и Западный Берлин ушли 200 тысяч восточных немцев. Следует полагать, что Коротков и Мильке предметно обсуждали планы перекрытия границы, но в моем присутствии эта тема не затрагивалась. Правда, я участвовал в обсуждении Мильке и Коротковым концепции “Книги фактов о подрывной деятельности из Западного Берлина против социалистических стран”, которая, очевидно, должна была обосновать перекрытие границы. Примечательно, что книга вышла только летом 1962 года.
Следует подчеркнуть, что акция по перекрытию границы, в подготовке и осуществлении которой участвовали десятки тысяч человек, явилась полной неожиданностью для Запада.
В качестве пояснения к некоторым своим утверждениям приведу пару конкретных примеров. Т.Гладков в своей книге “Король нелегалов” описал беседу Короткова с оперработником, который, пьяный за рулем автомашины со спущенным колесом, сумел оторваться от преследования двух немецких полицейских на мотоциклах. Автор полагает, что беседа имела стандартный характер: тоесть, генерал устроил солидную головомойку провинившемуся офицеру и отпустил его с миром. На самом же деле Александр Михайлович сказал всего пару слов: “Послушай, ведь ты – солидный человек! Веди себя осторожнее!” “Солидный человек” был старшим лейтенантом, совсем молодым парнем, и эти слова глубоко потрясли его, больше, чем самое суровое наказание.
Другой пример… Коротков обнаружил при чтении перевода большого документа ошибки в одном из его разделов. Он вызвал заместителя начальника информсектора, который отвечал за перевод. Тот утверждал, что ошибки допустил один из его подчиненных. В конечном счете, однако, выяснилось, что данный раздел переводил сам заместитель. Несколько дней спустя Коротков откомандировал его в Москву.
Заключая, хочу сказать, что Александр Михайлович Коротков был необыкновенно светлым человеком. Каждое общение с ним надолго оставляло заряд оптимизма и подъема.