Участникам Великой Отечественной войны посвящается
Они не вспоминали о войне. Не любили. В те 70-е годы на нашей улице Рабочей жило много участников Великой Отечественной войны. Они носили в себе осколки и пули, полученные во время артобстрелов и атак, незаживающие в сердце чувство боли и утраты, незабываемые картины ужаса и смерти.
9Мая ветераны надевали медали, ордена, шли на центральную площадь города. На школьных мероприятиях рассказывали о боевом, славном пути своей дивизии. О себе много не говорили. Ничего героического в трудных буднях войны не видели.
Иногда, сидя на лавочке, на улице, среди детворы и соседей, неспешно чуть дрожащей рукой от волнения, затягиваясь папиросой «Беломорканал», вспоминали.
«Немца в глаза не видел». Дедушка Бисембай.
До 1941 года отслужил срочную, а через год война. Попал в подводники. Что делали? Нет, никого не бомбили, цель не преследовали. Мы конвоировали гражданские, боевые судна, субмарины. Были и как советские, так иностранные(союзники) лодки. Капитан знал о них по указанным координатам. Наша задача –охранять, сопровождать суда.
За нами тоже охотились. Противник запускал глубинные бомбы. Как только начиналось преследование, наша лодка укладывалась на грунт. Длилось это часами, сутками. Слышны были удары сердца. Меньше становилось кислорода в отсеках. Было тяжело дышать, всё тело сдавливалось чугунным прессом. Из носа, ушей шла кровь. Мы брали в рот кусочек рафинада, лежали в полубессознательном состоянии. Желание было одно. Выжить. Сколько проходило времени? Не знаю. Легче становилось дышать, когда медленно начинали подниматься с грунта. Мы понимали, что живы, и надо воевать. Настигали противника, атаковали. Бывало, враг был уничтожен, а чаще приходилось снова брюхом на дно.
Ежедневно из радиорубки доносилось: «Бей фашиста! Не щадите врага!» Всю войну проходил в подлодке, а немца в глаза не видел.
Девятнадцать самолётов. Дедушка Еркаир.
Кто б мне сказал, что я степной двадцатилетний парнишка буду летать на боевом самолёте? Подумал бы, плохая шутка. Когда в военкомате предложили, задумался, затем головой кивнул. В коридоре плохо стало. Куда замахнулся? А была-не была, воевать-то надо. Обучали недалеко, в К. Сначала на фанере «АН-2». Мне хотелось скорости, напора. Инструктор С. молча, внимательно наблюдал за моими виражами в воздухе. Через три месяца перевели в истребительный полк. Взлёт. Разведка. Бой. Посадка. Было ли страшно? В бою нет. Думаешь, как перехитрить, с какого бока зайти, когда стрелять, уйти, вывернуться, как чёрт на сковородке вертишься. Страх приходил, когда пулемётная шрапнель врага выводила из строя рабочую часть самолёта: бензобак пробивало, крыло оторвало. Вот тогда понимал, что не всё зависит от тебя, но и от моего Зверя (так с механиком называли крылатого друга).
За что два ордена Славы получил? Военных лётчиков не награждали такими орденами. Посовещались с однополчанами, написали письмо Сталину. Письмо дошло. По крайней мере, нам так хотелось думать. За девятнадцать сбитых фашистских «лютвафе» получил два ордена Славы. Под Польшей меня подбили. Почти полгода провалялся в госпитале. Немец капитулировал, я вернулся домой.
Снайпер. Дедушка Бакш.
До войны получил значок «Ворошиловский стрелок». На мишени из десяти десять выбивал. Дед говорят, был охотником. Воевал, как все. В каких войсках? Снайпером был. Друг с другом в части не разрешали общаться. У каждого своё имя по легенде, позывной. Одни уходили на задание, другие приходили, третьи не возвращались. Постоянный бой с невидимым, очень опасным врагом. В этой схватке нужно было победить, а для этого ты должен стать частью природы. Должен обладать лисьей хитростью, рысьей лёгкостью, орлиной зоркостью.
Враги нас боялись, называли палачами. Но и мы знали, что в случае обнаружения себя, пощады нам не будет. Нельзя было расслабляться. До боя, во время боя, после боя противник-снайпер был на холме, дереве, крыше колокольни. Мы двигались как по минному полю. Однажды под Р., направляясь на задание, получил осколочное ранение в правое плечо. В госпитале подлечили, поехал догонять свою часть. Что дальше было со мной? Об этом не положено говорить. Главное, я дома. Дома.