АБСОЛЮТНОЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВО
У нас в психушке нет телевизора и радио. Просто главный врач считает, что нам ничего не надо знать о мире, который течет вокруг пятиметрового забора. Иногда нам разрешают гулять, но и тогда в небольшом парке внутри кольца стен, огороженном еще и сеткой, ничего не слышно с улицы.
Когда это заведение строили в старом бору на окраине города, специально перекрыли вокруг всякое движение, говорят, на два километра.
Но библиотека здесь отличная. Лучше, чем в Лефортовской тюрьме, где меня продержали, пока шла психиатрическая экспертиза, потом закрытый суд. Это было... А черт его знает, когда это было. Календарей тут тоже нет. Встаем по звонку, едим по звонку, спать — тоже по звонку.
У меня нет даже знакомого мышонка, как у соседа в боксе слева. И губной гармошки, бесшумной, без дырочек, как у соседа напротив.
Тут каждый сходит с ума по своему.
А библиотека здесь отличная!
Но тоже такая... другая. Нет книг. Только альбомы по искусству, картины, репродукции, много, их все время новые привозят.
А книг нет. Главный врач считает, что читать не надо, это излишне возбуждает психику.
Из альбомов даже аккуратно вырезают предисловия.
Я знаю, что бывает лето, зима, весна и осень. Это видно по парку. Первые годы я даже ходил на все прогулки. А теперь не на все, теперь я сижу в библиотеке и листаю альбомы по искусству, хожу тенью по музеям, неделями рассматриваю одну репродукцию.
Поэтому ко мне не пристают. Думают, я уже совсем свихнулся и стал овощем. И пусть думают, мне все равно. Мне отсюда не выйти. Поэтому буду жить, как фишка ляжет.
И смотреть альбомы.
Пока вижу.
А сегодня мне что-то не спалось.
Вчера привезли новые альбомы и я взял самый толстый. Это были картины не совсем известных мастеров Европы позднего Средневековья.
Я такого не видел еще и сразу стащил. Листал до звонка, пока не наткнулся на неизвестного мне Йогана Ван Хасса-младшего. Две картины. «Собрание Магистрата вольного города Штальт-Бергена» и «Его Светлость Герцог Неезее-Вандерштатдский с семейством за завтраком».
Видать, придворный был этот Хасс-младший. Что-то совсем понятное мелькнуло передо мною, что-то удивительно приятное. Я даже замер.
Но тут раздался вечерний звонок и свет в боксе погас.
...Я лежал в полной темноте, спать было невозможно, альбом был со мною. Я не убирал пальцев с его холодной гладкой обложки, как слепой, снова и снова ощупывая все ее неровности штампованного картона, обводя букву за буквой.
У соседа пищал мышонок...
У меня был этот альбом.
Я боялся положить его под подушку, потому что он мог вдруг исчезнуть к утру.
Страх этот мучил меня долго. Так долго, что я устал и успокоился. И стал вспоминать, как я сюда попал, в эту элитную и абсолютно тайную психушку.
Они меня попросили. Нет, не психиатры, а два довольно приветливых человека. Я как раз заканчивал прием, я ведь давал психотерапевтические сеансы на дому.
Хотя выглядели он по-разному - одни просто не мог выключить свою улыбку, а второй — все время покашливал и поскребывал правое ухо, - но мне, как психологу и медику сразу стало ясно, что они одинаковые. Из одного ведомства... Так и оказалось: Министерство национальной безопасности.
Просидели они не долго и, собственно, ничего особенного не попросили.
- Не могли бы вы принять одного пациента от нас, - сказал улыбающийся.
А тот, что чесал ухо добавил:
- Нам важно понять, он сумасшедший или нет.
- Я не психиатр, - пожал я плечами.
- Ну все-таки смежная профессия. А к психиатрам мы обращаться не хотим. Во-первых, они могут сразу сказать, что он сумасшедший, раз мы об этом просим. А во-вторых, нам бы не хотелось, чтобы это было официальное заключение. Нам достаточно будет вашего мнения. Обоснованного, конечно.
Улыбающийся добавил, что есть и соображения секретности...
- А я то как, если что, смогу ее обеспечить? - по-моему, я даже усмехнулся. Не помню уже.
- Ну, скажу вам, как мужик мужику, нам с вами проще, - сказал улыбающийся. - Если вы понимаете, о чем я говорю.
Чего уж было не понять-то. Особенно в нашей стране.
- Тогда мы его к вам подгоним завтра в десять?
- Как скажете.
Они уже выходили, когда до меня дернуло спросить:
- А что он натворил-то?
Тот, что почесывал ухо, подумал, посмотрел в зеркало у двери и сказал:
- Ну... Он утверждает, что изобрел машину времени.
- Точно чокнутый! - вырвалось у меня.
- Вот мы бы и хотели убедиться. - Получить, так сказать, доказательство. Абсолютное доказательство.
Утром в десять мы уже пили кофе и разговаривали с этим «изобретателем». Ни кого он мне на напоминал, я точно его раньше нигде не видел. Чуть замкнутый, высокий, лысеющий, с обвислыми усами и серыми веснушками по всему вытянутому книзу лицу.
Мы уже поговорили о его семье, которой не было, об образовании, которого тоже почти не было и о женщинах, которых у него не было абсолютно.
Такой человек — ничто. Ни плохих привычек, ни страстей, ни интереса к жизни.
Но на сумасшедшего он не тянул ни на йоту.
Он говорил медленно и как-то совсем правильно выстраивая фразы. Почти без интонаций.
И только пальцы у него все время подрагивали.
- Пьете, - спросил я.
- Нет, доктор. Волнуюсь. Все время.
- Из-за чего?
- Понимаете... Я заканчиваю делать машину времени. Это очень меня волнует.
Ну, понял я, начинается.
- А вы всерьез верите в то, что сделаете ее?- спросил я, подливая ему кофе.
Он вдруг как-то распрямил спину (пальцы перестали дрожать) и, казалось, даже как-то сверху взглянул мне прямо в глаза. На правом виске у него запульсировала четкая жилка... Нет, не жилка, а скорее тонкий синеватый шрам, которого я сразу и не заметил. Шрам тянулся от уголка глаза вниз, под мочку уха и там пропадал.
Я рот открыл от удивления: передо мною сидел абсолютно уверенный в себе человек, не рохля без цели в жизни. Может, у него раздвоение личности?
- Я ее уже сделал, - произнес он так, что я почти поверил.
- То есть, вы считаете, что можно будет путешествовать в будущее?
- Нет, только в прошлое. В будущее путешествовать нельзя. Потому что будущего времени нет.
- С чего вы взяли, что его нет? Завтра же будет, и послезавтра будет.
- Ну, это еще не известно, - улыбнулся он. - Вы знаете, как говорят о времени японцы?
- Ну, разное говорят...
- Прошлого уже нет, а будущее еще не наступило. Вот точная формула!
Он быстро сунул руку в правый карман пиджака и двумя пальцами вытянул оттуда, видимо, из небольшого внутреннего вшитого кармашка, старинные часы и положил их перед мною. Тяжелая серебряная луковица, заманчиво блеснув тусклой патиной веков, глухо стукнула о дубовую крышку моего стола.
- Что вы здесь видите?
Я осторожно взял часы. Это были английские, очень редкие карманные часы с вычурным портретом вельможи в камзоле и парике на циферблате.
- Нравятся? - спросил он, улыбаясь. - Вы ведь были в питерском дворце Меншикова Александра Даниловича? Значит, видели там такие. Светлейшему их поднесли английские купцы в виде взятки. Даже у Петра Первого таких не было.
- Вы что же, украли часы из музея?
- Ну зачем же, - пожал он плечами. - Просто мне их поднесли, когда я оказался на том же приеме. Почему подарили — не знаю, возможно, потому что приняли меня за секретаря Меншикова. Пока Александр Данилович готовился к выходу, я как раз разговаривал с этими купцами, а староанглийский знаю, очень интересовался в молодости. Так что часов просто было трое.
- И вы сами верите в то, что рассказываете?
Он поднял палец к виску и показал мне шрам.
- Это я получил при возвращении в реальное настоящее. Увы, первая машина оказалась неудачной. Вот два сувенира и остались — шрам и часы.
Глядя на его шрам, я на всякий случай как бы вовсе и не специально, придвинул к себе авторучку и, главное, пресс-папье. Все спокойнее, когда под рукой этот кусок бронзы.
Может шрам у него добыт в буйной драке... Хотя, вроде, на буйного не похож.
Он заметил это все и улыбнулся:
- Но вы забыли, что я спросил вас, что вы все-таки видите?
- Часы, - я даже и не знал, что еще сказать. - Стрелки...
- Вот именно. И они движутся в направлении будущего времени, ну, во всяком случае, мы так себе придумали, что — в направлении будущего. На самом деле стрелки отмечают прошедшее время. Которое уже состоялось. Вот именно реально существует. Иначе, например, мы бы не видели свет давно угасших звезд: он уже есть в прошедшем времени, тянущемся за нами, как шлейф ракеты. Но, согласитесь, еще не было случая, чтобы ученые разглядели какие-нибудь будущие явления.
- Подождите, подождите, - остановил его я, - А предсказатели?
- То есть, вы хотите сказать, что имеете возможность наперед проверить, верны ли их бредни?
- А Нострадамус?
- Ну, во первых, он свои катрены излагал так мутно, что их можно при известной доле фантазии толковать хоть как... Ну, скажем, инструкции к дезодорантам, выраженные в иносказательной форме. Однако, вы же не станете утверждать, что все истолковывают их именно задним числом, потому что после написания этих виршей их втянуло в шлейф прошлого времени, и именно поэтому они до нас дошли.
Он засмеялся:
- Конечно, интереснее было бы, если бы они были посланиями не из прошлого, а из будущего! Да и точность была бы повыше! Но!..
Он с удовольствием развел руками, встал и прошелся по кабинету.
Я молчал. Мне все больше казалось, что передо мною все-таки человек хоть и начитавшийся всяких теорий, но не нормальный.
- Ну хорошо, - сказал я, - допустим. Но если путешествовать можно только в прошлое, как вы вернулись... ну... от Меншикова?
- А! Этот просто: я возвращался в существующую реальность, в свое уже свершившееся, состоявшееся время из которого улетал в прошлое, а не в то, которое следовало бы за ним, не в будущее своего существующего настоящего, понимаете?
Я не понимал, но ответил:
- Возможно...
Он взял со стола часы, взглянул на время и положил их в карман.
- Торопитесь? - спросил я.
- Немного.
- Но полчаса у вас есть?
- Полчаса есть.
- Тогда все-таки, скажите, а вы уверены, что можно двигаться по времени?
Он подумал, сел обратно в кресло, заглянул в пустую кофейную чашку и легко ответил:
- Конечно. Правда, для этого нужна очень мощная энергия. Собственно, с машиной времени все было примерно ясно, ее довольно сносно описал Герберт Уэллс. Но если говорить просто, энергия нужна, чтобы остановить инерцию нашего движения в потоке времени, мчащемся вперед. Примерно так, как это делается на самолете при посадке. Реверсом: струя того же самого двигателя, который из сопел бьет назад, на торможении как бы поворачивается и устремляется вперед, гася скорость. Мне посчастливилось понять, как действует поток нашего времени, несущий нас в несуществующее еще будущее и придумать, как небольшую часть этой энергии повернуть на торможение моей машины времени.
- И как же?
- О, вы же не ждете, что я вам все расскажу, пока эта штука окончательно корректно не заработает?
Я и не ждал. Я уже твердо был уверен, что он несколько «повернулся умом», потому что все это было похоже на логичный бред. Но теперь мне стало интересно говорить с ним, как с пациентом - вдруг, да пригодится.
- Вы сами додумались?
- Нет, подсмотрел.
- У кого? У Уэллса?
- Зачем у Уэллса? - искренне удивился он и попросил еще кофе. Я налил. Он продолжил, позвякивая ложечкой и аккуратно отодвигая чашку, чтобы случайно не капнуть на костюм:
- Понимаете, у нас на Земле есть такие странные точки. Вас никогда не удивляло, что до нынешнего двадцать первого века дожили, совершенно не меняясь, какие-то абсолютно первобытные племена, скажем, в джунглях Амазонки? Аборигены Австралии были дикими практически до того, как англичане начали превращать этот континент в каторжную тюрьму. В Африке не особо развились пигмеи...
- Ну я читал, любопытно, конечно. Но это же совершенно оторванные от цивилизации уголки были.
Он посмотрел на меня с каким-то даже с сожалением:
- А вы считаете, что цивилизацию можно остановить?
- Ну, если глушь, других людей нет.
- Если бы цивилизацию можно было бы остановить, обезьяна никогда не стала бы человеком. Эволюция бы шла, конечно, естественный отбор и все такое прочее... Но продвижение в цивилизованность остановить совершенно невозможно.
- Почему?
- Ну, если сказать просто и понятно — людям надо есть. Добывать дичь. Обеспечивать семью, поддерживать род.
Тут уже с сожалением на него посмотрел я:
- Но вы говорите, извините, несуразную банальщину.
- Суразную, суразную! - весело успокоил он меня. - Все народы двигались в развитии вовсе не для завоевания территорий, а именно завоевания еды. Потому что государствам границы становятся тесны, когда на горизонте начинает маячить голод, когда истощаются поля, становится труднее разводить скот и так далее. Это я примитивно обрисовываю. Технический прогресс и развитие цивилизации, конечно, сильнее двинулось там, где появился первый хлеб. Его нужно было взращивать, а для этого - пахать, а для пашни нужен плуг, а для плуга - железо, упряжь для лошадей. Нужен обмолот и устройства для него. Мельницы и печи нужны, хранилища, агротехнологии, черт возьми! И так далее — по нарастающей.
Мне показалось, что я поймал его на слове, я аж подпрыгнул, как школьник.
- А! - сказал я, - Вы не забыли, что у тех самых доживших до нас первобытных племен ничего этого не было, они кормились охотой и тем, что Бог с пальм послал, образно говоря?
- И? - не смутился он.
- И у них не было нужды вместе со всеми двигаться к цивилизованности.
Он задумался, потерев шрам, и пробормотал:
- Это вам так кажется... Охотники. Да, охотники. Это верно. Но, - он поднял сверкнувшую на свету кофейную ложечку, - Глуп тот охотник, который, придумав лук и стрелы, копье и бумеранг, не захочет сделать свое оружие более дальнобойным, более точным. Это же азбука: чем лучше оружие, тем больше добыча, тем легче ее добыть издалека, не таясь и не подкрадываясь. У других народов все это постепенно породило арбалеты, а затем огнестрельное оружие, у этих — нет!
- Господи, да они просто остановились в своем развитии, и все! Вы меня совсем запутали, при чем тут ваш секрет путешествия в прошлое.
- Вот! - он сверкнул глазами и наклонился над столом, я отодвинулся. - Вот именно! В точках, где они жили время затормозилось. Это не они отставали, не желая развиваться. Это реверс времени тащил их назад! Они сопротивлялись и потому просто остались на месте, им удалось ценою движения вперед все-таки не оторваться от нашей реальности. А вот другим просто не повезло. Некоторые цивилизации, про исчезновение которых мы так многоумно рассуждаем, волна реверса времени просто смыла в необозримое прошлое. В никуда. Атланты, ацтеки, майя, египтяне... Артефкты остались, пирамиды, города, все тяжелое и бессмертное осталось, а смертный материал поток унес быстро и без следа.
Я слушал его ошарашенно, сказал только растерянно:
- А египтяне-то при чем? Они-то куда исчезли?
- Их нет. Есть арабы и шутка одного моего знакомого: «Хорошая страна Египет, жаль, арабам досталась»...
Мы замолчали оба, глядя друг на друга через стол.
Он вдруг как-то обмяк, полез в карман, вытащил часы:
- Мне пора, к сожалению.
- Постойте, вы не сказали главного... То есть, вы поняли, как в этих точках работает механизм реверса времени?
Он явно устал. И нехотя ответил:
- Понял. Я сделал силовое устройство, которое может на небольшом пространстве не просто разворачивать поток времени, но и двигать человека против течения. С большой, кстати, скоростью. Вот мне с Меншиковым встретиться далось, правда, всего на несколько часов.
- И это большое устройство?
Он поднялся и вяло улыбнулся:
- Может быть разного размера. Большое. Или, скажем, с карманные часы... Знаете, я пойду... Только один вопрос — можно?
Я кивнул.
- Я ведь знаю, зачем меня к вам привезли эти... господа. Скажите, какое заключение обо мне вы им дадите?
А правда, какое? Не то, чтобы я растерялся, но в голове все время вертелась только одна формула: логичный бред.., логичный бред...
Видимо, он что-то прочел в моих глазах и вздохнул.
- Ладно, не говорите. В конце концов, я так понял, что им, - он прищурился, - да и вам, я вижу, нужно абсолютное доказательство...
И ушел.
Дальше все было не интересно. Всю ночь я промучился, думая о том, кто он — гений или сумасшедший.
Утром пришли те двое и я им сказал, что не разобрал эту маленькую теорему. Но склонен считать, что пациент — все-таки не совсем сумасшедший.
- А куда он ушел? - спросил улыбчивый.
- А разве вы его не ждали внизу?
- Мы ждали, но он ушел. Через чердак, наверное, в дальний подъезд, мы об этом не подумали. И что он вам рассказал?
Я, как мог, пересказал им нашу беседу.
Улыбчивый и чешущий ухо все внимательно слушали и, по-моему, не записывали на какой-нибудь тайный диктофон. И попросили у меня кофе.
Я налил три чашки. Мы сели вокруг моего стола, причем почесывающий ухо сел в кресло моего бывшего гостя.
- А чем он еще вас э-э-э... удивил? - спросил меня улыбчивый.
Я отхлебнул кофе...
..И очнулся уже в одиночке Лефортовской тюрьмы. Потом меня признали психом и перевезли в этот «гранд-отель» для идиотов, в котором я не знаю ни про новости, ни про мир, ни про время...
...Так я лежал в своем боксе с открытыми глазами, поглаживая альбом с репродукциями, пока не начало светать и даже дольше, много дольше, дольше звонка, объявлявшего, что начинается новый день неведомого числа и неведомого года.
Это — черт с ним, это я привык уже.
Гораздо важнее, что зажгли свет.
Я сел на кровати и стал быстро перелистывать альбом, я даже задохнулся от спешки. Но вот он, этот раздел. Йоган Ван Хасс-младший. Две картины. «Собрание Магистрата вольного города Штальт-Бергена»...
Не то!
А, вот: «Его Светлость Герцог Неезее-Вандерштатдский с семейством за завтраком»!
Я всмотрелся в картину. За длинным дубовым столом сидел отец семейства, справа и слева — дети, мальчик и девочка. Мать еще только подходила к столу, справа книксеном ее встречала служанка.
Глаза мои, метавшиеся по репродукции, будто обожгло: Герцог Неезее-Вандерштатдский, усатый, в шикарном камзоле мне кого-то сильно напоминал. Я вгляделся: сужающееся книзу лицо, какие-то серые точки на щеках, похожие то ли на оспинки, то ли на веснушки и... И шрам на правом виске — тонкий, от края глаза до мочки уха!
Герцог поразительно был похож на моего пациента, бредящего путешествиями во времени.
Но я одернул себя: мало ли, кто на кого похож!
Я облегченно отвалился к стенке, чуть не уронив альбом.
Так вот, что мне вчера померещилось! Вот, что я зацепил краем глаза, даже не осознавая этого. Вот от чего ночь-то не спал!
Черт! Так точно рехнешься и станешь идиотом. И будешь дудеть на мертвой губной гармошке или с мышами разговаривать.
Я повеселел. И поднялся, чтобы идти на завтрак.
«Вот тебе и абсолютное доказательство!» - я стал даже напевать эту фразу, смеясь уже над собой.
Альбом я бросил на кровать. Он опять раскрылся на странице с завтракающим семейством.
- Чтоб вы подавились, - пробормотал я.
Наклоняясь, чтобы закрыть книгу, я автоматически взглянул на картину еще раз.
...Дочка герцога держала в руках игрушку. Маленького ежика в... матросской форме.
Я знал этого ежика.
Это был мой ежик! Я звал его Ёжка. Это был подарок, когда я пошел в садик. Ежика этого порвала наша болонка Тяпа, я очень плакал. Но мама сама сшила ему новое туловище и вот эту самую матросскую форму. Я хранил этого ежика, как талисман, всю жизнь.
И стоял он всегда, встречая меня, на этажерке у входной двери в прихожей.
У той самой двери, в которую ушел мой пациент, изобретатель машины времени, так и не приведший абсолютного доказательства.
На фото: Часы, подаренные Александру Даниловичу Меншикову английскими купцами. Из коллекции Меншиковского дворца.