Я боюсь грозы.
Это факт и, видимо, неисправимый.
Громкие раскаты вызывают у меня такую же тревогу, как и яркие всполохи.
Наверное, это отголоски шумного детства, когда мы с сестрёнкой могли проснуться в разгар пьяной драки и оказаться в эпицентре падающих стульев, бутылок, тарелок.
Не скажу, что подобное случалось часто, но мне хватило.
Однажды, дедушка, заметил, как я, его любимая внучка, увидев надвигающуюся тучу, спешно начала строить шалаш из газет. Он посадил меня на колени и держал всю грозу.
Такого чувства покоя и защищённости, как в те минуты, больше не припомню.
Почему-то больше он так не делал...
Дед умел успокоить, но умел и напугать.
Как-то он спросил, указывая на сенные двери.
- Знаешь, почему здесь дыра ?
Я всегда совала в щель палец и не задумывалась, откуда она появилась.
- Это шаровая молния прожгла – сказал дедушка.
С тех пор, во время ненастья, я стала пристально вглядываться в тучи.
Вдруг прилетит?
А грозу старалась пережидать рядом со стариками.
Дед обычно дремал в это время на кровати, бабушка тихо молилась, а я сидела под табуреткой.
Родителей погода совсем не волновала.
В дождь и в буран они надолго пропадали из дома, иногда возвращаясь пьяными, а иногда с пустыми бутылками, которые я помогала мыть.
Бывало, что бродяжничала с ними.
Сегодня мы ходили на берег. Я очень люблю Тобол.
У кромки вода тёплая и я нашла местечко, где оказалось чистое песчаное дно.
Теперь мы играем с рекой в игру – оставляю отпечаток ноги или руки, а она, в несколько мгновений, стирает его.
Вот, от нахлынувшей волны, тают пальцы, а теперь исчезает ямочка от пятки.
Я не проиграла, просто нужно бежать дальше. В сандаликах хлюпает и я специально топаю сильнее.
Забавно.
Мама с папой идут вдоль берега, выискивая тару.
Когда в доме нет денег, она становится нашим спасением.
В авоське уже есть пара бутылок, но этого мало и поиски в самом разгаре.
Вдали видны пятиэтажки.
Там находится столовая, где мне покупали жвачку.
Через несколько лет, январской ночью, в одном из зданий обрушится часть подъезда, и погибнут люди, но, пока, оно ничем не знаменито.
Я просто мечтаю дойти до него, чтобы посмотреть, где же конец города? А заодно побывать в столовой.
Ароматные апельсиновые пластинки очень быстро закончились, хотя я делила их на множество маленьких частей.
С надеждой, тяну маму к общежитию, но маршрут сегодня другой.
Видимо, дело и правда плохо, если родители решились залезть в камыши.
Там виднеется стеклянное горлышко, и нужно выяснить - нет ли на нем скола?
Каждый знает, что тару с отбитыми краями не принимают.
Папа заходит в воду, а мы с мамой смотрим, как он, палкой, пытается дотянуться до бутылки.
Дно скользкое.
В какой-то момент, отец оступается и падает.
В другой день, я бы от души хохотала, но сегодня совсем нет настроения - как-то странно болит голова, точнее ухо, а вдалеке слышатся знакомые глухие раскаты.
Надо идти домой - приближается гроза…
Папа выбирается из зарослей с находкой.
Помимо бутылки, в руках у него небольшой холщовый мешок, облепленный тиной.
Ого! Это гораздо лучше!
Интересно, что там?
Пытаюсь заглянуть через плечо склонившейся мамы, но она почему-то отталкивает меня.
Размахнувшись, отец забрасывает мешок далеко в воду и спешно уводит нас подальше от берега.
-«Папа, что там?» - кричу я, но он как будто не слышит.
У мамы испуганный вид, и я замолкаю, чувствуя, что так будет правильно.
Дома никто, кроме меня, не вспоминает про оставленную впопыхах авоську, а ведь в ней целых две бутылки.
Вот кому-то повезет!
Вскоре тоже забываю о ней , потому что город накрывает гроза.
Перебегаю в другую половину дома, когда порывы ветра уже рвут ветки и сбивают с ног.
Дедушки нет.
Утыкаюсь в бабушкин передник и жалуюсь на ухо.
Оно сильно болит. Кажется, что толчки боли нарастают вместе с ударами грома.
Бабушка трогает мой лоб и причитает - опять дитё добегалось до температуры.
Затем укладывает меня на сундук, укрывает фуфайкой и ставит на печь сковороду.
На дворе август, но печка всегда подтапливается - ведь бабушка готовит еду только на ней.
Через некоторое время, под мою щёку подкладывается варежка с горячей солью и волны тепла, постепенно, убаюкивают больную голову.
Пытаюсь дремать, но громкие раскаты не позволяют забыться, прострелы в ухе всё время чередуются с ударами грозы.
«Баба, а почему так гремит?» – спрашиваю я.
«Так это Илья Громовержец ездит по небосводу на своей колеснице»– отвечает бабуля. – «Сегодня же Ильин день!»
Я представляю, как лошади скачут по небу из одного края в другой. Возница всё время разворачивает коней. Туда–сюда, туда–сюда. Наверное, телега то и дело наезжает на камни…
«Вот почему она так грохочет!» – мелькает у меня мысль.
«А что было в мешке, и кто забросил камешки на небо?» – в полудрёме спрашиваю я, проваливаясь в душный липкий сон.
Бабушка тихо читает молитву.
А утром, будет новый день и яркое весёлое солнце.
Я забуду грозного Илью, свой вопрос и больное ухо.
Но почему–то вспомню об этом сегодня и, с грустью, подумаю, что ответа уже никогда не узнаю…
(Несколько лет назад я пришла на берег детства и сделала фото, он все тот же, лишь Тобол стал казаться маленьким)