Глава 1
«Утро - самое неблагонадежное время суток. Тело старательно диктует свои условия, и плевать ему, что через час завтрак у главного», - думал Донат Архипович, пытаясь пальцами ног удержать скользкое холодное покрывало. Шелковое белье, которое заменило прежнее, льняное, казалось мужчине ненужным атрибутом его статуса, излишним неудобством, которое он терпел ради прихоти супруги, возомнившей себя утонченной особой. Но спорить по мелочам Донат Архипович не любил, поэтому Варвара Степановна обставила городскую квартиру и загородный дом по своему вкусу. Вкус супруги раздражал, слепил помпезностью, но со всеми этими позолотами-шелками и бархатами можно было мириться, а на нудные монологи Варвары Степановны сил не было. Новая затея губернского главы, этот загородный поселок, куда переселились все областные чиновники на летнее время, избавила нашего героя от каждодневного общения с супругой. Донат Архипович даже не смог сдержать радости в ответ на реплику Варвары Степановны, что, мол, она в этот колхоз не поедет по доброй воле, что у нее есть дела и в городе, а муж пусть отправляется на все четыре стороны. Лето свободы от долгих нотаций, лето тихих вечеров у камина. И шут с ним, с этим китчем, который жена почему-то называет барокко.
Вот только ранние завтраки-планерки у главного, да ежевечерние чаепития-отчеты вносили нотку диссонанса. И еще этот крикливый попугай, который с таким остервенением начинал распеваться с первыми лучами солнца. Удивительно, как этот поганец чувствовал небесное светило, сидя в клетке, укрытой покрывалом? Пернатое чудище с маниакальным упорством выводило свои скрипящие рулады каждое утро. Донат Архипович в такие минуты очень хотел свернуть ему шею, но этот монстр был тоже необходимым атрибутом карьеры. Губернатор, большой оригинал, с некоторых пор стал испытывать какую-то мистическую страсть к орнитологии. Этот выезд кабинета министров в поселок был вызван как раз этой неуемной страстью Артамона Зоевича к птичкам. На своем участке он развел целую ферму. Страусы, павлины, какие-то мелкие разноцветные птахи чувствовали себя гораздо вольготнее, чем большинство жителей губернии. Артамон Зоевич мог часами рассказывать о какой-нибудь птахе своим подчиненным, а дела губернские его явно утомляли. Желающие укрепиться в своих креслах губернские чиновники массово заводили птах. Министр капитального строительства даже выстроил курятник, и каждое утро потчевал коллег свежими яичками из своего хозяйства. А вице-губернатор выписал какого-то редкого, говорящего попугая. Даже кухарка Артамона Зоевича завела своего собственного воробья в клетке. Донат Архипович тоже приобрел мелкого попугая, втайне надеясь, что с такой маленькой птичкой и хлопот будет мало. Как же он ошибался. Теперь каждое утро начиналось с мыслей об убийстве.
Донат Архипович сладко потянулся, откинул покрывало и рывком сел. В мягком кресле, аккурат напротив кровати он заметил незнакомого мужчину, взирающего на него с явной усмешкой.
- Вы кто? - робко спросил Донат Архипович, пытаясь укрыться покрывалом.
- Я? Я – Архип Донатович. Прошу любить и миловать, - незнакомец приподнялся и отвесил шутливый поклон.
- Что вы тут делаете? Что вы делаете в моей спальне? – голос чиновника, наконец, начал обретать начальственную твердость. Донат Архипович откинул покрывало, которое натянул было на обнаженные ноги, и, поднявшись на весь свой немалый рост, приблизился к незваному гостю.
- Ну-ну. Зачем шуметь-то? Вы одевайтесь, любезный, вам на службу пора, кашку у Артамона Зоевича кушать, да птичек слушать. Одевайтесь, я вас здесь подожду, можете не сомневаться.
- Как это здесь? Кто вам позволит? – Донат Архипович лихорадочно натягивал брюки, приготовленные специально для завтрака. Дресс-код требовал особого дачного стиля – официальной непринужденности.
- Вы и позволите. Куда мне идти? Ведь я – часть вас.
- Как это часть меня? Что вы тут такое говорите? Что за чушь, право слово. Вот я сейчас вызову охрану, они вас быстренько из поселка выдворят.
- Не выдворят. Повторюсь, любезный, я – ваша тень, существо несамостоятельное. Да и потом, для других я пока невидим. Хотите убедиться? Пригласите вашу горничную, Машеньку.
Машенька будто ждала приглашения. Вошла-вплыла, раздвигая пространство грудью-килем. Кружева передничка так затейливо обрамляли главное достоинство Машеньки, так трепетно покачивались в такт ее движениям, что от этого зрелища трудно было отвести взгляд.
- Донат Архипович, опоздаете, - пропела дева, стряхивая пыль с кресла так, будто оно было пустым.
- Машенька, а вы ничего необычного не замечаете?
- Вы о чем? – девушка призывно изогнула стан, застилая постель.
- Да все нормально. Я прошу, оставьте меня. Уберетесь, когда я уйду. Что за манеры у вас такие, вламываться без стука?
- Машенька выплыла не менее гордо, чем вплыла. У самой двери она окинула фигуру хозяина сквозь густые, накрашенные ресницы и хлопнула дверью громче, чем обычно.
- Обиделась девка-то, - послышался голос из кресла.
- Ничего страшного. Вы мне лучше объясните свое присутствие, как вас там?
- Архип Донатович Пупочкин. Ваша тень, милостивый государь.
- Бред какой-то. Ну, допустим.
- А не надо ничего допускать. Тень, извольте сами убедиться. Отворите шторы. Ну и как видите собственную тень? То-то, вот он я, в кресле. Вы одевайтесь, одевайтесь, любезный, негоже заставлять нашего любителя птичек себя ждать. Никуда я не исчезну, некуда мне деваться. Тут тихонечко в кресле посижу, подожду вас. Креслице мягкое, молодец все же Варвара Степановна. И чем вам стиль не нравится? Богато, основательно.
- Сиди уже, знаток.
Глава 2
В беседке Артамона Зоевича было накрыто к завтраку. Во главе стола сидел сам губернатор, рядом возвышалась внушительная фигура Пелагеи Марковны, его супруги. Губернские высшие чиновники в легких льняных костюмах рассаживались на отведенные места. Меню напоминало завтрак в санатории советского периода – каша с кусочком масла, пара яиц из министерского курятника да жидкий приторный чай, других напитков по утрам Пелагея Марковна не признавала. Чиновники весело застучали ложками, стараясь угодить хозяйке дома, которая собственноручно варила злополучную кашу и следила за тем, чтобы яйца оставались в стадии «мешочка», полужидкой, тягучей субстанции.
- Ну что, дорогие мои, - начал утреннее приветствие губернатор, с чувством облизывая ложку, - какие планы на сегодня?
- У меня совещание в торгово-экономической палате, - поспешил отчитаться вице-губернатор Симочкин.
- Как курочки твои, Захар Петрович, несутся исправно? – Артамон Зоевич обратился к министру Досточкину с традиционным вопросом.
- Да замечательно несутся. Я тут новую добавку выписал для повышения яйценоскости, так не поверите, каждая курица по пять яиц за сутки приносит.
Тема яйценоскости стала излюбленной в кулуарах правительства. Поговаривали, что кухарка Досточкина за особую плату каждое утро тайно привозила из соседней деревни по целой корзине яиц, а потом раскладывала их под несушек. Артамон Зоевич любил прогуляться после завтрака по поселку, посмотреть на благость собственной задумки по устроению летнего быта своих подчиненных.
- Ну что, орлы, справитесь в городе без меня? Документы вечером на подпись привезите. Да, просьба, пустяками не беспокоить, дельце здесь одно сделать надо. Вечерком за чаем с ватрушками и обсудим.
Артамон Зоевич поднялся, дав понять, что завтрак подошел к концу. По нетерпеливым движениям по-крестьянски огромных рук, по довольно шустрому спуску к калитке, было заметно, что губернатору не терпелось заняться «своим дельцем». Подчиненные спешно ретировались.
Донат Архипович поспешил к собственной даче. Ему казалось, что утренний визит его собственной тени всего лишь порождение больного воображения. Сейчас он войдет в свою спальню, увидит пустое кресло…
- Как откушали? Кашка и яички? – Архип Донатович лукаво щурился, потирая кончик носа.
Чиновник с ужасом разглядывал своего гостя. Горделивая посадка головы, далеко расставленные глаза, чувственные губы, взгляды, усмешки, манеры не оставляли сомнений – перед ним сидело его отражение. Правда, Архип Донатович все же сильно отличался призрачной бледностью кожи и вялым, обвисшим корпусом. Но и это было знакомо Донату Архиповичу. Сколько упражнений, сколько самоконтроля потребовалось чиновнику для придания спине статусного положения. Согбенный в первые годы карьеры позвоночник, никак не желал выпрямляться и нести начальственное тело с достоинством.
- Откуда вы… А, впрочем, я догадываюсь, все же мой спутник, вместе бывали. Так что вам от меня нужно? Почему вы вдруг решили открепиться от моего тела и занять такое суверенное положение?
- Поверили, наконец. Дело в том, любезный, что этот мой, как вы изволили выразиться, суверенитет, выгоден вам не менее. Я, видите ли, неким образом еще связан с вами, еще недостаточно свободен. Думаю, что окончательная независимость - это вопрос нескольких дней. Так вот, я бы хотел воспользоваться нашей, так сказать, общностью, для определенных договоренностей.
- Абсурд. Какие договоренности? С кем? С собственной тенью? О чем нам с вами договариваться? О вашем отображении меня?
- Не спешите, Донат Архипович. Я ведь не совсем личность, я, скорее часть ваша, только во вполне независимом теле, извольте убедиться, - Пупочкин поднялся, и даже сделал несколько приседаний, видимо, в доказательство своей самостоятельности.
- И что? Ну возникли вы каким-то таинственным способом, что дальше? И что это за Пупочкин, откуда такая фамилия?
- Короткая у вас память, мой друг. Вспомните, какое прозвище дали вам мальчишки во дворе. Помните, как в пятом классе вы на спор пытались вырвать врытые качели? Качели так и не вырвали, а прозвище «развязанный пупок» носили долго.
- Откуда вы… Ах, да, вы и тогда за мной шпионили.
- Вовсе я не шпионил, а сопровождал. И вместе с вами в подушку плакал. А прозвище вам напомнил исключительно для того, чтобы знали, ничто не вечно. Это сейчас вы, дорогой друг – министр экономического развития, а кто знает, что будет дальше?
- Вы мне угрожаете?
- Помилуйте, какие угрозы. Вы мне нужны. Сами подумайте, что я без вас? Даже если стану совершенно независимым. Мы тесно связаны, мой друг. И можем быть друг другу весьма полезны. Только представьте, какая удача – из ниоткуда, небытия появляется некто Пупочкин, ваш двойник, человек, который блюдет ваши интересы как свои собственные. Теперь понятно, как можно использовать мое, так сказать, отделение?
- А почему я должен вам доверять?
- Эх, все же «развязанный пупок» глубоко в вас сидит. Давайте просто отложим нашу беседу до вечера, вас ждут подчиненные, не так ли?
Глава 3
Под мягкое шуршание шин Донат Архипович перебирал в памяти беседу с внезапно возникшим Пупочкиным. Чем дальше отъезжала машина от загородного поселка, тем абсурднее казалось ему утреннее приключение. В голове привычно возникли тендеры и контракты, зазмеились откатные схемы и способы увода средств из хищных лапок Варвары Степановны. Скрыть что-то от супруги было гораздо сложнее, чем от друзей из Счетной Палаты. «А ведь в чем-то прав Пупочкин. Если бы мне человека, которому мог доверять как себе, какие бы перспективы нас ждали», - мечтательно думал министр.
Артамону Зоевичу не терпелось опробовать новый прибор, который прислали ему друзья из столичного инновационного центра. Этот прибор проходил исследования и в массовое применение запущен не был. Столичный друг, приславший ценную посылку, уверял, что аппарат творит чудеса. Он приводил статистику гармонизации каких-то там полей, исходящих от всех живых организмов, даже прислал чудесную разноцветную картинку динамики ауры вахтера центра, согласившегося за ежедневную алкогольную доплату стать объектом изучения. Однако вечно пьяный Сенька после трех сеансов окончательно избавился от алкогольных пристрастий, поэтому доплату пришлось перевести в рублевый эквивалент. А неделю спустя его заметили в коридоре, пристающим к молоденькой лаборантке. Каково же было удивление сотрудников, когда они заметили, что и девушка весьма благосклонно отвечает на заигрывания. Оказалось, что Сенька, который давно уже забыл о гендерных различиях, буквально за несколько дней снискал себе славу самого пылкого любовника у всего женского коллектива.
Этот прибор, втайне от окружающих, Артамон Зоевич включал уже третьи сутки во время завтрака. Его подчиненные даже не догадывались, что находятся под обстрелом инновационных лучей. И вот сегодня Артамон Зоевич, наконец, решился опробовать действие столичной штучки на пернатых. Первыми эксперименту подверглись страусы. Согласно инструкции, губернатор облучал вольер в течение получаса. Птицы вели себя довольно странно - сбившись у самой стенки, они раскачивали длинными шеями, как показалось Артамону Зоевичу, осуждающе. Губернатор решил подождать с дальнейшими экспериментами, а пока просто наблюдать за поведением страусов и подчиненных.
Мягкий сумрак окрасил в синий цвет столовые приборы на трапезном столе гостевой веранды. Запах сдобной выпечки и мятного чая перемешивался с ароматом цветущих кустов сирени. Затейник-соловей, облюбовав ветки яблони, старательно выводил свои партии, считывая партитуру цветущего сада. Губернатор, в ожидании подчиненных, устроился на мягком диванчике в дальнем углу веранды. Пелагея Марковна хлопотала у стола, что-то бесконечно расставляя и передвигая. Ее крупная фигура довольно ловко двигалась между стульями. «Какие же милые локотки у моей Пелагеюшки. Круглые, сдобные, как булочки», - мелькнула неожиданная мысль. Внезапно супруга губернатора остановилась и посмотрела на мужа долгим, любящим взглядом. «А ведь это все лучи, их инновации. Эко организм модернизировали, до всплеска любви к родной жене», - Артамон Зоевич с удивлением вслушивался в собственные ощущения.
Веранда понемногу заполнялась приехавшими из города чиновниками. По усталым, но довольным лицам, угадывалось, что день прошел весьма удачно.
- Ну что, дорогие, рассказывайте.
- Похоже, мне удалось найти инвестора для строительства нового моста, - первым не выдержал Симочкин, - сегодня встречался с иностранными бизнесменами, они готовы сотрудничать.
Мост, о котором говорил вице-губернатор, давно нуждался в капитальном ремонте. Построенный еще в середине прошлого века, он стал единственным связующим звеном между старым губернским городом и новыми спальными районами, выросшими на другом берегу реки. Мостом эту скрипящую и стонущую конструкцию можно было назвать с большой натяжкой. Скорее это был памятник русскому «Авось». Но с финансированием ремонта происходила какая-то мистическая вещь. Стоило запланировать в бюджете определенную сумму, как сразу же случался какой-то неожиданный коллапс, требующий перенаправления денежных потоков. Правда, ходили слухи, что мост этот странным образом прорастает недвижимостью сына Артамона Зоевича за границей. Но ведь всего лишь слухи, не так ли? Достаточно посмотреть на лицо губернатора, когда он обсуждает угрозу аварийного обрушения, чтобы понять, насколько слухи далеки от реальности.
- Неужели? Какая радость! Собираются все профинансировать? На каких условиях?
- Там несколько крупных строительных фирм. Они готовы…
- Потом, голубчик, все потом. Кушайте лучше ватрушечки. Моя Пелагея Марковна удивительно их готовит. Зря вы, господа, жен своих в городе оставили. У нас ведь здесь благодать, соловьи, воздух. Глядишь, и чувства бы вспыхнули с новой силой, - Артамон Зоевич весьма игриво посмотрел на свою супругу.
- Проблема у нас, Артамон Зоевич, - еле слышно проговорил министр здравоохранения Клубничкин.
- Что за проблема, мой друг?
- Да в селе Крапивное Урожайного района больница обвалилась. И что удивительно, в одну минуту рассыпалась мелкой пылью, даже градусников не осталось.
- Никак опять порчу кто навел? Ты бы на картах раскинула, Пелагеюшка.
- Так что с больницей-то? Новую строить – денег нет.
- А пусть болеют реже. Большое это Крапивное?
- Полторы тысячи человек.
- А в районе больница есть?
- В районе есть, но до района уж больно далеко добираться, километров двести, не меньше.
- Не мне тебя учить. Собери местных, пусть разъяснительную беседу с населением проведут на тему здорового образа жизни. Пообещай им врачей прислать автобусом. Ну еще что-нибудь, ритуальные услуги, к примеру, со скидкой.
- Хорошо, - Клубничкин спрятал лицо за огромной ватрушкой.
- Если ничего срочного, подходите с документами. А завтра, возможно, я с вами в город прокачусь.
В эту секунду раздался страшный крик…
Глава 4
У страусового вольера почему-то на коленях стоял ветеринар Петрович. Он бился головой о землю и страшно кричал. Запыхавшийся Клубничкин бухнулся рядом и стал повторять за Петровичем его наклоны.
- Одного безумца было мало. Ты-то кому кланяешься, клистирный начальник? – Артамон Зоевич попытался оттащить Клубничкина от Петровича.
- Я, того, хотел посмотреть зрачки, все же медик как-никак, - виновато пробурчал министр здравоохранения, поднимаясь.
- Скорее, никак. Да поднимите вы этого крикуна, всех птиц мне распугает, нестись перестанут.
От этих слов губернатора, Петрович внезапно перестал выть, поднял испуганные глаза на собравшуюся компанию и прошептал:
- Перестанут? Да вы посмотрите, полное гнездо от трех самок. Такого не бывает. Еще утром лежал муляж, а теперь они высиживают шестнадцать яиц!
- А кричать-то зачем? – лицо Артамона Соевича вдруг приобрело редкое выражение довольства.
- А вы страусов летающих видели когда-нибудь? Полюбуйтесь.
Вся компания в едином порыве подняла головы. В сумрачном небе чернели огромные тушки парящих птиц. Казалось, что это вражеские истребители парят над элитным поселком с каким-то неземным гулом.
- У них ведь и киля нет, да и грудная клетка слабовата. А крылья, крылья, они не в состоянии поднять в небо птицу, массой более ста килограмм, - не то плакал, не то проводил лекцию Петрович.
- Этого болезного напоить успокоительным. Справишься, Клубничкин? Остальные – по домам. С летающими страусами завтра разберемся. Опасно тут, под обстрел попасть можем. Век не отмоешься, сколько журналюгам не плати, - губернатор легко приподнял поскуливающего Петровича и бодрой походкой отправился к своей даче.
«Эх, и подчиненные мне достались. Дети, право слово, дети, чуть внештатная ситуация – и сразу в крик. А ведь лучи-то эти и правда, дорогого стоят», - размышлял губернатор, подходя к освещенной веранде, с которой доносились голоса.
«Ах ты, моя Пелагеюшка, хлопотунья моя. А кто это с ней?», - Артамон Зоевич притаился в тени сиреневого куста. Ему показалось, что супруга разговаривает со стулом, на котором сидит. Но Пелагея Марковна не просто разговаривала, она извивалась, словно от щекотки, и пронзительно хохотала. В какую-то минуту крупное тело губернаторши наклонилось слишком сильно, и Артамон Зоевич увидел, что на стуле, прямо под его супругой, восседал шофер Гришка. Его субтильную фигуру почти полностью прикрывали весомые достоинства Пелагеи Марковны. Видны были лишь руки, выделывающие такие кренделя, что Артамон Зоевич невольно покраснел и забился в самую гущу куста.
Пупочкин поджидал Доната Архиповича на садовой скамейке.
- Красота-то какая, не находите? Кругом садов цветенье и трели соловья.
- Какая пошлость. Послушайте, как вас там, что вам все же от меня надо?
- Присаживайтесь, мой друг. Посидим рядком, да побеседуем ладком.
- А без этих ваших метафор нельзя? Я устал и хочу спать.
- Устал, деньгу катал.
- Прекратите, я сейчас уйду.
- Куда ты, милок, от себя убежишь-то? Я – часть тебя. Кто кричал в губернаторском поместье?
- Не поверите. Страусы нашего Артамона Зоевича внезапно почувствовали себя перелетными птицами и воспарили, - Донату Архиповичу зачем-то захотелось рассказать этому нечто о вечерних приключениях.
- Страусы? Не шутите?
- А чему вы удивляетесь? Сижу же я с вами на лавке, беседую. Кому сказать – не поверят, с собственной тенью дискуссии развел. Так что вы мне хотели предложить?
- Вы, милый друг, все по мелкому клюете, трясетесь, когда взяточки берете. Я хочу вам предложить серьезную схему. Скажем, как вам идейка перенаправить ресурсы с коммуникаций, скажем, с водоканала, на счет какой-нибудь незаметной фирмочки в благополучной офшорной зоне?
- Но, позвольте, коммуникации сильно изношены. Какие там ресурсы с прогнивших труб? Система водоснабжения доживает последние дни, это убыточное направление.
- Ой ли? Плоскостно вы мыслите, уважаемый. Любой кризис – прекрасный источник обогащения. Что вам мешает, к примеру, объявить об авариной ситуации с водоснабжением? И под это заявление организовать целевую программу? Дальше – просто. Объявляете тендер, находите консалтинговую компанию, которую благополучно подпитываете из бюджета. А в это время продавливаете идею, что при существующих тарифах реконструкция довольно сложна. И для пущей инвестиционной привлекательности просто необходимо увеличить оплату услуг. Можно и отдельной строкой, скажем за испарение при доставке потребителю.
- Это явная афера.
- А побираться мелкими откатами не афера? Эх, была бы наша супруга дамой предприимчивой. Скажем, открыла бы бизнес, доставляла бы дешевые трубы по дорогой цене. А так…
- Оставьте в покое мою супругу.
- Только ли вашу? До недавнего времени я был не просто зрителем, я был, так сказать, партнером в ваших отношениях. Когда вы обнимали Варвару Степановну, мне приходилось обнимать ее тень. Так что можно сказать, супруга у нас общая.
- Что вы себе позволяете?
- Донат Архипович, вы с кем-то беседуете? Не помешаю? – из темноты аллеи показалась фигура Досточкина.
Донат Архипович оглянулся, Пупочкин исчез.
Глава 5
Артамон Зоевич даже дышать перестал. Этот мануальный терапевт вытворял с телом его Пелагеюшки такие массажные движения, о которых супруг и помыслить не смел.
«Ну погодите, развратники», - прошептал губернатор и потянулся за аппаратом, оставленном на перилах. Он вспомнил, что в инструкции оговаривались несколько режимов. Но товарищ, приславший этот прибор, особо настаивал на применении минимального излучения. Артамон Зоевич пощелкал аппаратом и направил на любовников поток инновационных лучей на максимальной мощности. Луч вырывался из дула прибора с каким-то шипением. Свечение было настолько ярким, что губернатор даже несколько ослеп. Между тем Пелагея Марковна и Гришка, казалось, окаменели от неожиданности. Гришка даже не убрал рук с мощной груди губернаторши. Первой в себя пришла Пелагея Марковна. Она оттолкнула шофера и бросилась вон с веранды. Артамон Зоевич все светил и светил. Внезапно в аппарате что-то щелкнуло, и луч рассыпался на феерический сине-золотой фонтан. И в тот же миг фигура Гришки стала увеличиваться в размерах. Шофер взмахнул огромными руками, присел и … воспарил! Облетел веранду под самым потолком, подлетел к светильнику, зачем-то вынул из него лампу, а потом выпорхнул на волю и скрылся в темноте.
Захар Петрович выглядел напряженным.
- Мне сегодня как-то неспокойно. Голоса слышатся, а вы, я вижу, здесь один, - Досточкин присел на скамью.
- Да, что-то такое витает, - Донат Архипович решил поскорее закончить разговор.
- Вы тоже заметили? Не поверите, я сам не свой. Вот думаю, а ради чего это все? Ради чего мы каждый день крутимся, лжем, какие-то схемы мошеннические раскручиваем? Ради чего?
- Что это с вами, Захар Петрович? Крутимся мы ради семьи, ради детей наших. Не знаю, о каком мошенничестве вы тут говорите, - решил проявить осторожность Донат Архипович.
- Ой ли? Мы здесь одни. Ради чего эта жизнь в вечном страхе? Ради детей? Да детки наши на пять жизней вперед обеспечены. Жены? Помилуйте, друг. Мы тут забывать стали, как они выглядят, наши жены. Случись что, нужны им будем? То-то и оно. Фальшь, все фальшь…
Досточкин вскочил со скамейки, картинно обхватил голову и убежал по тропинке, не прощаясь.
- Эко его чиновничья хандра оплела, - на скамейке сразу же материализовался Пупочкин.
- Бесконечный день. Вы не ушли? А я так надеялся.
- Что же, батенька, вы от себя самого так бегаете-то? Я не договорил. Интересны ваши соображения, скажем, об экономике Китая?
- Зачем вам мои мысли? Где Китай и где мы.
- Ошибаетесь, голубчик. Китай – наиболее развивающаяся страна и им нужны каналы сбыта. Почему бы не договориться с китайцами и не организовать строительство логистического центра, как раз по большому торговому пути? Китайцы будут строить, а мы с вами денежки за аренду потом с них получать. Про откаты говорить ничего не буду, одноразовые проекты вам удаются хорошо.
- Как мне все надоели. Безумный день. Идите-ка, батенька, вон, слышать ничего не хочу.
Архип Донатович явно обиделся. Чувственные губы задрожали, корпус обвис еще сильнее. В это время над скамейкой что-то пролетело. На голову Донату Архиповичу почему-то упала лампа.
- Вы как хотите, я – спать. Хватит на меня сегодняшних приключений. Там в темноте еще и страусы летают, - министр поднялся и решительно направился к дому.
Утро оказалось удивительно тихим. Даже пернатый поганец почему-то молча сидел в накрытой клетке. Донат Архипович легко поднялся, сделал несколько приседаний и отправился на званый завтрак.
На веранде Артамона Зоевича толпились чиновники, но ни губернатора, ни его супруги видно не было. Пустой стол, опрокинутые стулья и какая-то включенная, шипящая лампа в самом углу. Чиновники тихо переговаривались, не решаясь зайти внутрь.
Внезапно небо затянуло тучами, налетел сильный ветер, веранду заволокло пылью. Дом застучал, заскрипел, будто пытаясь выбросить из себя непрошеных гостей. Листья, обломанные ветки, какой-то сор устроили пляску прямо на обеденном столе. Чиновники забились в дальний угол, поэтому не сразу заметили появление Досточкина. Захар Петрович вошел на веранду, прижимая к груди оборванный листок. Вид у министра был довольно странный: спортивные штаны, заправленные почему-то в огромные сапоги и строгий пиджак, под которым угадывалась майка с галстуком на голое тело. Картину завершал цветастый передник, невесть для чего подвязанный поверх пиджака.
- Вам куры не нужны?
- Какие куры, у нас тут такое, - начал было Клубничкин, но на него зацыкали со всех сторон.
- Никому не нужны куры? Продам дешево. Куры хорошие, вот только нестись не желают. Ну и зря. Тогда вот что – передайте это Артамону Зоевичу, а я, пожалуй, пойду, - Досточкин подошел к сбившимся в кучу чиновникам и протянул листок, вырванный из школьной тетради.
- Что это у вас, уважаемый? – вице-губернатор Симочкин взял записку и прочел:
Прошу, мой друг, меня уволить
Натужно стало жить в аду.
Неможно душу мне неволить
И жить в откаточном бреду.
Мне жгут ладонь шальные деньги,
Я задыхаюсь от вранья,
И в иллюзорности желаний
Я умер, больше нет меня.
- Это что же, любезный, заявление на увольнение? – спросил вице-губернатор.
- Да, заявление. Так нужны кому-нибудь куры или нет?
- Какие куры? У нас тут губернатор пропал, - не выдержал Клубничкин.
- Как пропал? И в доме нет?
- Так в дом идти боимся.
- Трясетесь, жалкие сатрапы?
Вам мозг давно разрушил страх, - опять перешел на высокий слог Досточкин, открывая дверь в дом губернатора.
Чиновники послушной толпой последовали за ним. Но и там тоже было пусто – ни Артамона Зоевича, ни Пелагеи Марковны, ни прислуги.
- Так что, не нужны, говорите, курочки? Тогда я пошел, некогда мне, - Захар Петрович выбежал из дома.
Между тем собравшиеся решили ехать в город и уж на месте решать, что делать дальше.
Здание родного министерства показалось Донату Архиповичу угрюмым. Поднимаясь по широкой лестнице, он вдруг заметил, что подчиненные не обращают на него никакого внимания. В приемной секретарша Мариночка что-то печатала.
- Доброе утро, Марина Кирилловна, поздоровался министр.
Но секретарша даже не подняла головы.
«Что за наваждение? Может я что-то перепутал? Да нет, вон и табличка с инкрустацией – Мелковзяткин Донат Архипович, министр экономического развития, моя».
Здесь мне придется сделать отступление. Хочу, дорогой мой читатель, попросить извинения за то, что фамилия главного героя появилась лишь в конце повествования. Дело в том, что сам Донат Архипович очень ее стеснялся. Подозреваю, что смущала его именно первая часть. Но вернемся к событиям того злополучного дня.
Донат Архипович решительно открыл дверь и вошел в свой кабинет. За его столом из карельской березы сидел… Да, да, вы угадали – Пупочкин Архип Донатович, собственной персоной. Пупочкин оживленно обсуждал по телефону новую программу по развитию водоснабжения города. Заметив Доната Архиповича, он улыбнулся и повелительно махнул рукой, указывая министру на стул, где он должен ожидать окончания разговора. Мелковзяткин подскочил к Пупочкину и даже замахнулся для удара, но в это время в кабинет вошла Марина:
- Донат Архипович, я подготовила информационную справку по китайским инвесторам, - обратилась она к бывшей тени министра, не замечая настоящего хозяина кабинета.
- Хорошо, Мариночка, я посмотрю, - ответил Пупочкин и, дождавшись, когда девушка выйдет, соизволил, наконец, поздороваться с Донатом Архиповичем.
- Ну, что, мил друг, не ожидал такой метаморфозы?
- Да я, да я тебя, - Мелковзяткин замахнулся, но рука прошла сквозь Пупочкина.
- Что, ты так и не понял, кто из нас теперь тень?
Дверь внезапно отворилась и вошла Варвара Петровна. Она бросилась на шею к Архипу Донатовичу:
- Милый, сегодняшняя ночь была великолепна. Не хочешь, дорогой, сделать мне подарок?
Пупочкин ухмыльнулся, наблюдая, как Донат Архипович уворачивается от уродливой тени Варвары Петровны, тянущей к нему огромные губы-блины.
Мелковзяткин выскочил из кабинета. Он бежал, не разбирая дороги. Временами ему казалось, что он парит над серым, усталым городом. Его зрение обрело необычайную четкость. Теперь Донат Архипович мог без труда разглядеть огромные очереди в больничных коридорах, старух, высчитывающих мелочь у окошка аптеки, остовы разрушенных заводов, разбитые дороги и полуразвалившиеся дома. Он поднимался все выше, и теперь он видел каждую взятку, которую получали чиновники в своих кабинетах, полицейские на дорогах, врачи в больницах. Эти взятки смердели и накрывали грязной волной стонущий мрачный город.
«Скорее на волю, в поселок, где так уютно и мило», - подумал Мелковзяткин и полетел еще быстрее. Но поселка не оказалось. Огромный, безжизненный пустырь на месте, которое еще утром радовало своей ухоженностью. Не осталось ничего, только ветер склонял к земле порыжевший бурьян.
Глава 6
От отчаяния Донат Архипович заметался над бывшим поселком. Какая-то огромная птица на лету пребольно клюнула его в ногу. Чиновник упал на землю, немного посидел в крапиве, а потом вновь поднялся и зачем-то полетел в соседнюю деревню. Удивительно, но раньше он не замечал ни разрушенных, брошенных домов, ни зарастающих деревьями полей, ни заколоченных дверей сельской школы. Но каким чистым здесь был воздух, какими прекрасными лица, даже местные алкоголики казались достойными кисти художника. Мелковзяткин присел на ветку большого дуба.
- Любуетесь? – донеслось с соседней.
- Артамон Зоевич? Как, и вы здесь?
- Здесь, здесь, где нам быть-то? Вот благодатью питаюсь, - глаза губернатора подернулись влагой, - все мы здесь. Симочкин, правда, над городом кружит, никак поверить не может. А Клубничкин, вон, в крону забился. Разделся и осмотр себя производит, ищет выпирающий киль.
- Человек летать не может, - донеслось с самой верхушки, - и вообще, оставьте свой тон, не у себя в кабинете. У меня есть имя, прошу впредь обращаться ко мне исключительно Ферапонт Генрихович.
- Ой, Ферапоша, рассмешил.
- Прощаю вам вашу фамильярность, все признаки сенильной деменции.
- Ишь, диагнозы он ставит, это он меня маразматиком обозвал. Ты, Ферапоша, как был плохим врачом, так им и останешься. Когда ты последний раз лечил-то? То-то. Никогда! Папашка сразу карьеру наметил. Так что молчи. А Досточкина видел? – обратился губернатор к Донату Архиповичу? – Огород у старухи местной сажает. Прибился к ней, забросил свои дома, квартирки. Курочек в ее курятник пристроил. Веришь ли – нестись стали, сам слетал, проверил. И ведь счастлив, землю копает и песни поет. Так-то.
- А где Пелагея Марковна?
- Не напоминай. За Гришкой по лесу носится. Он в дупло спрятался, а Пелагея все вокруг кружит, ей достоинства не позволяют внутрь проникнуть. Она уж и гнездо вить начала, да только Гришке эти ее гнезда. Тоже мне, яйцекладущая. Кто она теперь? Я-то ее бросил.
- Артамон Зоевич, что с нами произошло?
- Эх, милок, да возродились мы. Кто были? Не люди, тени, слова молвить боялись, миазмами лжи дышали, ничего не видели, ничего не понимали, будто замороченные. Не знаю как вы, а я только сейчас себя человеком ощутил.
- Так беда, другие нас не видят.
- А что нам другие? Летай, созерцай, достаточно на своем веку натворили.
Над деревенскими крышами возникла большая фигура Симочкина.
- Ишь, тяжело как летит, говорил ему, садись на диету, - пробормотал губернатор.
Симочкин грузно опустился на самую нижнюю ветку дуба.
- Беда, дорогие мои, беда, - проговорил он с одышкой.
- Что за беда? Благодать, а не беда…
- Тени наши совсем распоясались. Каждую секунду по новому распоряжению, не чиновники – автоматы. Над городом смрад, погибает город. И мост рухнул, Артамон Зоевич, рухнул. Как сынку-то вашему в новых хоромах?
- Осмелел. Да и правильно, что осмелел, в страхе жить – последнее дело. Сегодня же распоряжусь за мои, личные, новый отстроить, ой…
На лице губернатора вместо прежней благости проступила тревога, потом пятнами пошла растерянность, а потом багрянец гнева растушевал добродушие.
- За мной, - решительно крикнул он своим подчиненным и повел свою стаю на Москву.
Чиновники летели клином уже три часа. Симочкин заметно отставал. Донату Артамоновичу приходилось иногда облетать его с тыла и подталкивать заметными шлепками.
- А мы не сбились? – не выдержал Клубничкин, обращаясь к вожаку-губернатору.
- Не бойтесь, я ее по запаху найду, уж больно коптит.
Действительно, воздух как-то уплотнялся, дышать становилось труднее. Смрад неправедных денег плотным смогом закрывал землю.
«Удивительно, - рассуждал Мелковзяткин, - и как мы раньше дышали? Даже глаза режет». В этот момент стая как раз пролетала над МКАД. Инспектор дорожной полиции привычным жестом прятал очередное подношение. Губернатор не выдержал и плюнул ему на фуражку.
До инновационного центра добрались, когда уже стемнело. Чиновники устало расселись на ветках каштанов в небольшом дворике. Губернатор облетал поочередно светящиеся окна. Размахивая руками, он ненадолго зависал у каждого, пока, наконец, не обнаружил то, что искал. Повернувшись, он неожиданно проскользнул в узкую форточку. У двери с надписью «Лаборатория Арсения Нового» губернатор отдышался. Его приятель, приславший злосчастный прибор, находился за этими стенами. Артамон Зоевич решительно шагнул внутрь.
Сотрудники молча сидели за мониторами. Губернатор подошел к приятелю и, дотянувшись, набрал на клавиатуре: «Привет, Аркаша. Это я, Артамон. Я тут, за спиной, но ты меня не видишь, все приборчик твой».
Аркадий Львович обернулся, но, как и ожидалось, никого не заметил. Между тем на экране появился новый текст: «Да не крути головой-то. Лучше подумай, как нам в привычное состояние вернуться. У нас такой балаган в губернии из-за этих твоих лучей».
«Вероятно, вирус», - подумал Аркадий Львович. Он стер непонятную запись и вновь уселся за составление новых тестов для бывшего вахтера Сеньки, который теперь возглавлял их отдел. Показатель IQ Арсения превысил триста единиц, мировой рекорд.
«Значит, не веришь, Аркаша. А в IQ бывшего алкоголика веришь? Где у вас эта аппаратура злосчастная, этажом ниже? Давай, минут через десять там встретимся. И планшет свой не забудь, ты-то меня и не слышишь».
Когда Аркадий Львович открыл кабинет, в котором находилась центральная установка излучателя, он увидел, что датчики, подключенные к прибору, зловеще подмигивали, аппарат работал. Но такого просто не могло быть, за отключение отвечали очень ответственные сотрудники.
«А ты все не веришь. Давай, где у тебя тут кнопка, которая назад облучает, должно же быть обратное действие», - появилась запись на планшете.
- Артамоша, - робко позвал ученый.
«Ну, наконец-то. Подключайся, как бы я не взорвал что».
- Ничего не трогай, слышишь? Это мощнейшая установка. Ее действие еще плохо изучено.
«Эх, как был трусом, так и остался. Ну, была не была».
Огромный глаз прибора вспыхнул настолько ярким светом, что Аркадий Львович зажмурился. Пронзительно завизжали сигналы тревоги. Огромный светящийся фонтан вдруг вырвался из экрана аппарата и растекся по всей комнате. Подобно цунами он залил сначала все помещения центра, потом вырвался наружу, пережигая, уничтожая зловонный смог взяточничества.
- Хорошо горит, поддай-ка еще, - азартно кричал ставший видимым Артамон Зоевич. Симочкин с трудом спрыгнул с ветки, на которой сидел. Мелковзяткин утешал плачущего Аркадия Львовича, а губернатор все кричал и кричал, вдыхая полной грудью чистый воздух.