Илья Розенфельд
Маленькая повесть о мужьях и женах
Они были близнецами, но Роман появился на свет первым и считался старшим сыном, а Марк спустя пятнадцать минут, и поэтому считался сыном младшим.
Внешне, как положено близнецам, они были очень похожи, но Роман был светловолос, кареглаз, выше Марка на один-два сантиметра и вообще выглядел крупнее. Марк был шире в плечах, глаза у него были серые и волосы темнее. Оба были красивы, стройны и хорошего роста, унаследовав внешность отца, Евгения Львовича Станицына, известного в городе профессора-офтальмолога. Как и отец, они были немногословны, ироничны, независимы в суждениях и избирательны в дружбе. В раннем детстве посторонние различали их с трудом, но для родителей они были разными. И чем старше они становились, тем заметнее проявлялись эти различия.
Романа увлекал спорт, товарищи, девочки и дружеские компании, в школе он был одним из лучших спортсменов. Учился он тоже хорошо, но выдающихся склонностей к какому-либо одному предмету у него не было.
Марк был другим. Еще в младших классах он проявил незаурядные способности к математике, шумных компаний не любил, предпочитая им тишину, книги и серьезную музыку. Эти качества достались ему от матери, скорее, даже от деда, её отца, в прошлом известного ученого-офтальмолога, учеником которого был его отец.
Окончив десятилетку и всё обдумав, братья сделали выбор: Роман стал студентом инженерно-строительного института, где особых талантов не требовалось, а Марк без труда поступил в университет на механико-математический факультет.
Студенческая жизнь братьев текла размеренно и спокойно.
И так миновали четыре года учебы. Так, возможно, длилось бы и дальше, если бы в их жизнь не вторглись две молодые особы, которым было суждено определить дальнейшие судьбы братьев. Одну из них звали Миррой Зеликман, вторую Алиной Сидоровой.
Мирра была кареглазой и черноволосой, у нее была спортивная фигура, энергичная походка, мягкая улыбка и резковатый голос с грассированием на французский манер. Она любила спорт и всегда участвовала в волейбольных соревнованиях школьных команд, зимой каталась на лыжах и хорошо бегала на коньках. В школе она была в числе лучших учеников, и после 5-го класса ни разу не имела в годовых табелях отметок ниже пятерки. Было ясно, что ее ждет золотая медаль.
Но в выпускном, десятом, классе в её годовом табеле неожиданно оказалась тройка по истории СССР. И после этого о золотой медали нечего было уже и думать.
Этой тройке предшествовала история, о которой долго вспоминали в школе и даже за ее пределами. Началось всё со второго полугодия, когда в классе появился новый учитель истории СССР по фамилии Ульянов. Это был мужчина лет сорока с усиками-щеточкой и в золотых очках. На ознакомительном уроке он с гордостью сообщил, что является прямым родственником великой семьи Ульяновых из города Симбирска, ныне Ульяновска. И что это особенно весомо в нынешнем, 1970 году, так как в апреле предстоят всенародные торжества по поводу 100-летия со дня рождения Владимира Ильича Ленина. После этого он приступил к знакомству с учениками, обстоятельно выясняя их имена, отчества, планы на будущее и задавая вопросы о семье и товарищах. Когда очередь дошла до Мирры, она, опережая его вопросы, встала и отчеканила:
- Я Мига Владимиговна Зеликман. - И, порозовев, добавила: - Я не выговагиваю букву «эг». А поступать я думаю в педагогический институт на истогический факультет.
В классе раздался легкий веселый шумок, а Ульянов артистически вскинул брови, ухмыльнулся и, подражая картавости Мирры, насмешливо произнес:
- Да ну? На истогический факультет? Чтобы стать пгеподавателем истогии? А вы не думали, Зеликман, что прежде вам следовало бы обратиться к логопеду?
Мирра покраснела, как рак, и молниеносно отпарировала:
- Думала. - И добавила: - И думаю, что было бы очень интегесно, если бы сейчас в числе учеников оказался сам Володя Ульянов.
Учитель выпучил глаза и побагровел.
- Что-о? Что вы хотите этим сказать, Зеликман?
- Ничего особенного, - невинным голоском сказала Мирра. - Пгосто вам пгишлось бы отослать к логопеду и его. Ведь он тоже не выговагивал эту букву.
В классе раздался оглушительный хохот. Мирру в классе любили, она была своя, хотя ее острого язычка побаивались даже товарищи. Багровый учитель растерянно вытащил из кармана носовой платок и принялся вытирать мгновенно вспотевший лоб. Затем разъяренно глянув на Мирру, выкрикнул:
- Сядьте, Зеликман! Возмутительно!
После этого и до конца учебного года он ни разу Мирру не вызывал, а в годовом табеле просто поставил ей тройку по истории СССР. И хотя золотой медали у Мирры не было, в педагогический институт она поступила - на историко-архивный факультет.
А Алина Сидорова была подлинной красавицей с нежным румянцем матовых щёк, фиалковыми глазами, чуть-чуть вздернутым носиком и волнистой россыпью золотых волос. Год назад она тоже поступила в пединститут, но со второго курса, заскучав, ушла и после этого три месяца училась на курсах стенографии. Но это было дело нудное и кропотливое, предназначенное для невзрачных серых мышек, у которых в этом была вся их будущая жизнь. Поэтому курсы стенографии Алина тоже оставила и неожиданно вышла замуж за преуспевающего молодого боксера Дениса, который предполагал вскоре стать чемпионом республики, а потом, возможно, и СССР. Но потерпев ряд быстрых, не далее второго-третьего раунда нокаутов, он из числа перспективных спортсменов выпал и с горя запил. И жизнь сразу изменилась. А когда в доме не стало денег и Денису пришлось продать новенькую белую «Волгу», Алина с ним развелась, вернулась к родителям и решила восстановиться в пединституте. Для этого, как ей сказали в приемной комиссии, требовалось сдать лишь один дополнительный экзамен по истории КПСС.
Накануне экзамена она полистала учебник, но, вытащив билет, вспомнить ничего не могла. Все эти постановления, имена, даты, съезды и пленумы ВКП(б) и КПСС перепутались в ее голове. Она отложила билет и безнадежно уставилась в окно. На её счастье за соседним столом готовилась к ответу кареглазая черноволосая девушка, которая, заметив растерянность золотоволосой соседки, пришла ей на помощь. Глянув издали в её билет, она в течение трех минут набросала и незаметно переправила ей листок с тезисами ответа, шепнув: «Отвечай медленно, смотри ему в глаза и улыбайся».
Так всё и произошло. От фиалковых глаз, улыбки и мягкого голоса Алины молодой экзаменатор почти сразу перестал соображать, растерянно пробормотал: «Очень хорошо, достаточно…». И, не задав ни одного вопроса, поставил ей пятерку. А когда она поднялась и своей лениво-танцующей походкой, демонстрируя ослепительные ноги, направилась к двери, он замер, забыл об истории СССР, марксизме-ленинизме, сегодняшнем экзамене и прочих абитуриентах, сидящих в аудитории.
В коридоре Алина подождала свою спасительницу, и тут они познакомились. С именем Мирра Алина еще никогда не встречалась, а Мирра, произнеся свое имя с двумя бархатными «г», рассмеялась и сказала:
- Это дгевнеевгейское имя. Но после геволюции 1917 года оно было очень модным, так как означало еще и «Миговая Геволюция».
С этого дня девушки подружились, хотя у них не было ничего общего - ни в их текущем бытии, ни в интересах, ни во взглядах на окружавшую жизнь. Это было единство противоположностей - ядро материалистической диалектики. Конечно, в этом тандеме ведущей была энергичная Мирра, а безвольная Алина следовала за нею и ей подчинялась.
Для Мирры будущее представлялось в виде борьбы за место в жизни. А Алина ни о чем таком не думала. Она знала цену своей красоте, верила в удачу и просто плыла по течению, ожидая случай, который внесет её в лучезарный мир неугасающего счастья и изобилия - по образцу хеппи-эндов в голливудских фильмах.
…Нам неизвестно, где и при каких обстоятельствах познакомилась Мирра Зеликман с Романом Станицыным. Возможно, это произошло зимой на катке или в спортивном зале, а может быть в какой-нибудь студенческой компании. Для дальнейшего рассказа значения это не имеет. Важно лишь то, что Мирра и Роман были уже на последних, пятых, курсах своих институтов, и у них был жаркий роман. И дело шло к свадьбе.
Мирра оканчивала историко-архивный факультет, надеясь по окончании найти работу на кафедре какого-нибудь ВУЗа, в городском архиве или, на худой конец, в библиотеке или средней школе. А Роман кончал строительный институт со специализацией в области стальных каркасов высотных зданий. Он был хорошим и добросовестным студентом, но звезд с неба не хватал, сам знал об этом и после получения диплома мечтал о работе инженером-конструктором в хорошей проектной организации.
Когда он впервые привел в дом Мирру, родители встретили её с настороженностью, но позже она им понравилась. Как-то вечером, когда отец с сыном оказались наедине и заговорили о будущем, старый Станицын осторожно спросил у Романа:
- Тебя не напрягает её слишком уж решительный и, как мне кажется, непримиримый характер?
- Иногда такое бывает, - помолчав, ответил Роман. - Но она честна, трудолюбива, очень принципиальна, чистоплотна и предусмотрительна.
Отец с любопытством взглянул на сына.
- И ты во всем этом уже успел убедиться?
- Да, - слегка порозовев, сказал Роман. - Успел.
Марк тоже кончал механико-математический факультет университета и уже имел две публикации в сборниках студенческих научных работ, а также положительную рецензию на небольшую статью, посланную в Москву в редакцию известного математического журнала. Это был серьезный успех. Заведующий кафедрой математики профессор Чижов считал Марка незаурядным талантом и прочил ему большое будущее.
Марку шел двадцать третий год, но девушки у него не было. И неизвестно, сколько длилось бы такое положение, если бы в один из вечеров Мирра случайно не привела в дом Станицыных свою приятельницу Алину. В эти дни Алина нигде не училась, бросив пединститут уже окончательно, и служила регистратором в канцелярии райисполкома, уверенно ожидая своего звездного часа. А Марк, увидев её, внезапно осознал, сколько он упустил в жизни. Таких красавиц, как Алина, он вообще никогда не видел, разве что в кино или на глянцевых страницах журналов мод. Его университетские сокурсницы были серьезными неулыбчивыми девицами в очках и мешковатых платьях, поглощенными лишь одним - математикой. А Алина Марка ошеломила и на время всё вытеснила из его мыслей, даже математику.
Алине молчаливый Марк тоже понравился. Вообще-то Роман нравился ей больше, он был веселый, шумный и разговорчивый. Но он уже был занят Миррой, и поэтому этот вариант отпадал. А из рассказов Мирры Алина узнала, что Марк считался талантом с большой научной перспективой. К тому же, как и старший брат, он был красив, высок ростом и хорошо сложен. И она подумала, что, возможно, это и есть тот самый вариант устройства жизни, которого она ждет. После замужества за боксером Денисом у неё уже были два скоротечных неудачных романа, но это было как-то случайно, не всерьез, и оказалось не тем, чего она ждала. А Марк её заинтересовал. И даже обнадежил. И с этого вечера они начали встречаться.
Правда, у родителей Марка Алина большого энтузиазма не вызвала. Они довольно быстро разобрались в ее духовной сущности и культурном уровне. Но перечить сыну не стали, с душевной тревогой приняв его выбор.
Таким образом, семье Станицыных в скором будущем предстояли бракосочетания обоих сыновей.
В июне Роман, Марк и Мирра получили дипломы об окончании своих ВУЗов, а Марк был оставлен в аспирантуре на кафедре математики.
Обе свадьбы, точнее, праздничный обед, состоялись в будний июльский день в уютном кафе с небольшим числом приглашенных, в их числе бабушкой Мирры и угрюмой матерью Алины, отец которой, автомеханик, в тот день оказался на суточном дежурстве.
После этого Роман переселился к Мирре, которая жила с бабушкой в двух небольших комнатках шумной коммунальной квартиры, а Марк переехал к Алине в пятиэтажную «хрущевку» её родителей в еще строящемся городском микрорайоне вблизи лесопарка.
И новая жизнь началась.
Что касается жизни Романа, то, как ни странно, жизнь в большой и шумной коммунальной квартире его вполне устраивала. Он был молод, здоров и легко переносил бытовые неудобства. А все заботы по дому, кухне и уборке взяла на себя бабушка Мирры. Конечно, бытовые условия квартиры с тремя десятками жильцов разного возраста создавали некоторые сложности, особенно по утрам у туалета или в ванной комнате. Из кухни с пятью газовыми плитами по квартире разносились запахи жареной рыбы или сбежавшего молока, в длинном коридоре на стенах висели разобранные велосипеды, оленьи рога, медные тазы и алюминиевые выварки, а вечерами на трехколесных велосипедах там катались, кричали и ссорились дети.
Но в отличие от Романа Мирру эта квартира перестала устраивать. Пока она была студенткой и ждала неясного будущего, всё это было временным и поэтому терпимым. Но сейчас она ясно видела убогость их быта. Она видела, что Роману многое не по душе, но он был хорошо воспитан и ни разу не высказывал недовольство или заявлял претензии. И Мирру это беспокоило. Ко всему её тайно уязвляло и то, что Марк, брат Романа, оставлен в аспирантуре, и через два-три года станет кандидатом наук. А её Роман работает рядовым инженером с неопределенной перспективой служебного роста. О себе она пока не задумывалась, устроившись в городской архив. Работа с еще не изученными документами ей была интересна и увлекала, кое-что она отбирала, переписывала или копировала, надеясь в будущем использовать для публикаций в специальных журналах, а потом, Бог даст, и для кандидатской диссертации. Вечерами за ужином она увлеченно рассказывала мужу и бабушке о своих находках. Но её мысли были заняты Романом. И тщательно всё обдумав, она приняла решение, о котором он не догадывался.
А Марк уже через месяц осознал, что в квартире родителей Алины условий для занятий наукой у него нет. В небольшой комнатке стандартной двухкомнатной квартиры с трудом нашлось место для тумбочки, исполнявшей роль письменного стола, было тесно и шумно, и рядом была Алина, которую нужно было развлекать. А время убегало. Он работал урывками, мало и непродуктивно. Его это расстроило. Ко всему отец Алины, механик автобазы обкома партии, благодаря чему получил эту «хрущёвку», нового зятя не мог понять. Первого мужа Алины, боксера Дениса, он уважал, глядя на его коренастую фигуру и могучие кулаки. Тот был настоящий мужик и не дурак выпить, особенно, в конце спортивной карьеры. Но тогда, к сожалению, всё длилось недолго, всего четыре месяца. А этот, теперешний муж Алины, хотя был рослым и на вид крепким парнем, на деле оказался слабаком и рохлей. По каждому пустяку он извинялся и говорил «спасибо», был неразговорчив и задумчив, в общем, был ни рыба, ни мясо. На работу он не ходил, а с утра отправлялся в университет или в какие-то библиотеки, а вечерами вместо того, чтобы пойти с женою в кино или на танцы, включал на своей тумбочке настольную лампу и до поздней ночи что-то писал. По словам Алины, он был аспирантом и получал стипендию. Курам на смех. Но что это такое - аспирантура - отец Алины не знал, какую-то непонятную высшую математику считал блажью лодырей, не желающих работать, и насмешливо утверждал, что для хорошей жизни человеку достаточно знать четыре действия арифметики.
Но и это было пол-беды. Беда же была в том, что вечерами в соседней комнате он включал на полную громкость телевизор и, потягивая любимое «Біле міцне», вопил и топал ногами, особенно в дни футбольных или хоккейных матчей. Иногда, будучи навеселе, он бесцеремонно распахивал дверь в комнату молодых, требуя от Марка выпить с ним на брудершафт. Его приводило в изумление и ярость, что Марк отказывается, и что спиртного он вообще не употребляет.
- Ну и зятька послал мне господь! – кричал он дочери. - Баба, а не мужик! И где только ты такого чмыря зеленого откопала?!
Мать Алины, молчаливая и всегда угрюмая, с трудом его урезонивала, а Алина смущенно говорила растерянному Марку:
- Такой он человек, ты уж прости его.
Но в душе она тоже была разочарована. Прошло уже почти полгода их брака, а в ее жизни ничего не изменилось. И никаких изменений в обозримом будущем не предвиделось. А ведь ей говорили, что Марк - редкий талант, что впереди у него незаурядное будущее, что он станет крупным ученым, а со временем, возможно, даже академиком. Это сулило богатую и красивую жизнь. В доме Станицыных, куда она попала случайно, её удивил спокойный и строгий уклад их жизни, ничем не похожий на шумный, взбалмошный и неорганизованный быт, который она видела с раннего детства в доме своих родителей, а позже в кругу друзей Дениса. Тогда ей подумалось, что такая жизнь, как у старых Станицыных, будет вскоре и у них с Марком, будет хорошая квартира с домработницей, деньги и автомобиль, а летом поездки в Сочи или даже в Болгарию на «Золотые пески». А что сейчас? Ежевечерние, до поздней ночи бдения среди ворохов каких-то тетрадей и книг, ни кино или ресторанов, ни новых платьев. Вообще, ничего интересного. И скучные вечера у телевизора, жалкая стипендия и ожидание неведомых благ в каком-то неопределенном будущем. Не было ни друзей, ни веселых застолий, где можно было покрасоваться, пококетничать, привычно ловить восхищенные взгляды мужчин и ревнивые взгляды их жен, громко петь, кричать, кокетничать, флиртовать и веселиться до утра. Ничего этого не было. Вместо всего этого к ним уже несколько раз вечерами неожиданно вваливались товарищи Марка по аспирантуре, странные взлохмаченные парни в очках, с пылом обсуждавшие что-то непонятное и спорящие до хрипоты. Они громко кричали, пили чай и килограммами съедали овсяное печенье. А её они даже не замечали. В общем, всё оказалось совсем не тем, чего она ждала.
Марк это видел. Он знал, что Алина своей жизнью недовольна, постоянно дуется, что она ждала совсем иного. У нее уже был недолгий опыт семейной жизни с боксером Денисом, когда денег, особенно вначале, было много, была белая «Волга» и веселые компании, по вечерам рестораны и пикники на лоне природы. Правда, длилось это всего четыре месяца, но успело дать ей жизненный опыт и осознание того материального уровня, который должен был стать достойной оправой её красоте, женским потребностям и даже капризам. Ничего этого не было. И даже не было намека на осуществление прежних мечтаний.
Но Марк изменить ничего не мог. Как-то в одну из уже редких хороших минут он попытался доступно объяснить Алине суть его математических интересов и теории игр, что было темой его аспирантской работы и будущей диссертации. Но Алина ничего не поняла. Это было что-то скучное и неинтересное. Она промолчала, но из разговора усвоила, что осуществление планов Марка - дело далекое, и вся его математика с непонятной теорией игр суть нечто туманное и для реальной жизни непригодное.
Для Марка недовольство Алины могло бы быть терпимым, если бы у него были условия для занятий наукой. В его жизни она была главным делом. Но условий для работы у него не было. Время безжалостно убегало, а он успевал мало и начал отставать от утвержденного плана.
А жизнь Романа с Миррой шла совсем по другому сценарию. К реализации своего плана, о котором Роман не знал, Мирра приступила после нового года. Для этого в один из дней она отправилась в строительный институт, отыскала кафедру стальных конструкций, и в преподавательской, где в тот момент находилось несколько доцентов, спросила, помнят ли они недавнего студента Романа Станицына. Конечно, его помнили. Он был хорошим студентом, аккуратным и добросовестным. Мирра им рассказала, что он сейчас работает в проектном институте, занимается конструированием стальных каркасов высотных зданий, но подумывает об аспирантуре. Это было встречено доброжелательно. Мирре выдали программу вступительных экзаменов, образец реферата, перечень нужных документов и указали сроки представления. После этого, дождавшись конца лекций, Мирра встретила у двери кабинета заведующего кафедрой, который помнил студента Станицына и хорошо знал его отца, у которого оперировался по поводу катаракты на глазах, переговорила с ним и заручилась поддержкой на вступительных экзаменах. И тем же вечером за столом торжественно ознакомила Романа со своими планами. Роман изумился и расхохотался.
- Ну, женушка, ты даешь! Посуди сама, зачем мне это нужно? К науке склонностей у меня нет, я инженер и скоро стану старшим, мне это обещали, у меня много интереснейших проектов…А закопаться в книги, снова сдавать какие-то экзамены, что-то кропать… Извини, желания у меня нет.
Но Мирра была не из тех, кого легко можно было заставить изменить планы. Она внимательно выслушала аргументы Романа, кивнула и спокойно сказала:
- Я всё поняла и с тобою согласна. Твои интегснейшие пгоекты останутся пги тебе. Это я тебе обещаю. А заниматься ты будешь в заочной аспигантуге.
- Но… - растерянно начал Роман, но Мирра решительно его перебила.
- Конечно, ты пгав. Ты инженег. Но диплом кандидата наук этому не помеха. И давай на этом обсуждение закончим. Ты подумай, и я тоже еще подумаю. А потом мы вегнемся к этому разговогу. Лады?
- Лады, - только и пробормотал в растерянности Роман. Мирра встала из-за стола, обняла его и поцеловала в макушку.
- Умница, - сказала она.- И идем спать, что-то сегодня я устала.
Зима в том году была снежной и морозной, и в одно солнечное воскресенье Мирра с Романом, взяв лыжи, отправились кататься на крутых склонах лесопарка поблизости от нового микрорайона, в одной из панельных пятиэтажек которого жили Марк с Алиной. Уже начинало темнеть, когда Роман и Мирра по пути домой ненадолго к ним забежали, чтобы повидаться, обменяться новостями и попросту поболтать. В последнее время такое случалось редко, все были заняты своими делами, да и жили в разных концах города. Марк и Алина гостям обрадовались. Алина тут же сварила кофе и, перебивая друг друга, они оживленно болтали, обменивались новостями и свежими анекдотами, смеялись, когда вдруг приоткрылась дверь и в щель просунулось багровое лицо отца Алины с заплывшими глазами и распухшим носом. Он оглядел Романа, гневно уставился на хохочущую Мирру и затем с силой захлопнул дверь.
- Кто это? - с удивлением спросила Мирра.
- Мой папа, - смущенно сказала Алина.
- Навеселе, - усмехнулся Марк.
И они заговорили о чем-то другом. Но когда через час Роман и Мирра ушли, дверь с грохотом распахнулась, и на пороге снова появился отец Алины. Лицо его пылало. Он яростно глянул на Марка и на испуганно замершую Алину и заорал:
- Заявляю! Категорически! Чтоб духу этой жидовки никогда в моем доме не было! Никогда! Понятно?
Марк побледнел, а Алина покраснела. Она попыталась возразить отцу, но он закричал еще громче:
- Всё! Я сказал! Точка! Не потерплю!
Он ушел, хлопнув дверью, и в комнате воцарилось напряженное молчание. Пролетела минута. Марк поднялся. Губы его дрожали.
- Всё, Алина, - сказал он. - Дальше так продолжаться не может. Я найду комнату, и мы с тобою отсюда съедем.
Алина непонимающе раскрыла глаза.
- Как?! А на что мы будем жить? - сказала она. - Твоей стипендии нам не хватит даже на еду.- Помолчав, она с обидой добавила: - И кто, по-твоему, будет заниматься кухней, стиркой и уборкой? Я? Даже не думай! Это не для меня.
- Оплату комнаты я обеспечу. Перейду в заочную аспирантуру и найду работу. А тебе придется потерпеть. Временно, до защиты.
Алина надулась.
- Временно! И как долго будет продолжаться это «временно»? Год? Два? Три? Да я стану старухой от такой жизни! И какую работу ты сможешь найти с приличной зарплатой? Разве что твои родители будут давать нам на жизнь.
Марк так сцепил зубы, что губы побелели.
- Замолчи, Алина! Денег у родителей я не возьму, я не белоручка. И я целый день тружусь. А ты, кстати, тоже могла бы чем-нибудь заняться. - Он помолчал.- Я умею водить машины и у меня есть права. Поступлю в таксисты.
Алина иронически фыркнула. Марк промолчал. Включив настольную лампу, он сел к столу и дрожащими пальцами раскрыл книгу.
Через два дня он встретился со своим научным руководителем. Тот был им недоволен и озабоченно сказал:
- Что-то вы, Станицын, сдали. План не выполнили, статья не написана и даже обзорная глава не начата. - Он озабоченно посмотрел на Марка. - У вас что-то случилось? Вы стали каким-то другим.
Марк угрюмо молчал. Он и сам это знал. Нужно было что-то решать. Жить дальше с родителями Алины он не мог. Это было заведомой гибелью его работы. Но и уйти от Алины он не мог. Когда она бывала с ним ласкова, он обо всем забывал и со всем смирялся. Он понимал, что его родители о многом догадываются, как-то отец осторожно предложил ему переселиться к ним, но он отказался. Он уже знал, что Алина ни учиться, ни работать не будет, что она ленива и неряшлива, по утрам подолгу валяется в постели и кроме нарядов и развлечений её ничего не интересует. Об этом он рассказал научному руководителю и, несмотря на уговоры и советы, написал заявление о переходе в заочную аспирантуру.
Уже на следующий день он побывал в таксопарке, где требовались шофера, оформился водителем «Волги» и принялся за поиски жилья. Еще через месяц они с Алиной переехали в комнату в частном секторе у одинокой пенсионерки, которая согласилась им готовить, убирать и стирать. Это было дорого, и поэтому Марку пришлось взять дополнительные ночные смены, которые оплачивались по более высокой таксе. После таких ночей он возвращался домой под утро измученный и сразу заваливался спать. Теперь думать о математике ни сил, ни времени у него не оставалось. Жизнь утратила разумный смысл. Что делать и как жить дальше, он не знал. Ради возможности заниматься наукой он нашел эту комнату, но она поглощала всё его время, силы и мысли. Он работал изо всех сил, но это была бессмысленная трата физических и душевных сил. Это был заколдованный круг, ловушка, в которую он попал, и выхода из которой не видел.
Алина тоже была недовольна своей нынешней жизнью. Вернувшись со смены, Марк нередко заставал её надутой, часто с красными заплаканными глазами. Ей было скучно. По утрам она подолгу валялась в постели, потом сидела у зеркала или доставала из шкафа платья и поочередно их примеряла. Иногда с разрешения квартирной хозяйки она сидела у телевизора, а потом отправлялась за покупками в магазин или на рынок, кокетничала с продавцами или попутчиками в трамвае, ходила в кино на утренние сеансы, а вернувшись домой устраивалась на тахте с книжкой и усыпала. А в дни, когда у Марка были ночные смены, и вечерами она оставалась одна, а хозяйка квартиры ложилась спать рано и выключала телевизор, Алина маялась, плакала и винила себя за неудавшуюся жизнь. Чтение её усыпляло, знакомых и друзей не было, и денег, несмотря на все усилия Марка, им не хватало. Но работать Алина не хотела, хотя предложений было много. Можно было устроиться в соседний гастроном, где требовались продавщицы, можно было стать в сберкассе помощником оператора или воспитательницей в детских яслях или садике. Можно было, наконец, поступить на годичные курсы медсестер. Но она ничего не хотела. Это было не той жизнью, на которую она надеялась, выходя замуж за Марка. Теперь она всё чаще вспоминала недолгие дни жизни с Денисом, уже понимая, что мечты о жизни с будущим крупным ученым, каким обещал стать Марк, отодвигались на неопределенное время. А до того времени ей предстояла скучная и скромная жизнь. Это было не по ней. Жить в ожидании неведомых далеких благ она не желала. И уже не раз подумывала о необходимости кардинальных перемен, хотя подходящих вариантов пока не было. Но она верила, что такой вариант появится. И она не будет так наивна, чтобы попасться на туманные обещания будущего неведомого счастья. А сейчас нужно выждать, пока встретится тот, кто даст ей всё. И не в неопределенном будущем, а сейчас. И сразу.
…Как-то в одно из воскресений к ним неожиданно приехали родители Алины. Марк спал после трудной ночи. Он с трудом поднялся и за обедом впервые в жизни выпил четверть стакана коньяка. Обожгло горло, вкус был неприятный, горьковатый, но через три минуты жизнь упростилась. Улучшилось настроение и на душе стало легко. Он удивился и понял, почему люди пьют. Теперь, вернувшись домой после трудной смены, он иногда выпивал стопку коньяку - для бодрости и снятия усталости. Но в минуты, когда он вспоминал об оставленной работе и заброшенной аспирантуре, настроение падало, возвращалось чувство безнадежности и бессмысленности жизни. В такие минуты он себе наливал еще полстакана. Постепенно он привык и стал пользоваться способом искусственной бодрости уже без угрызений совести.
Так прошла зима. В апреле на заседание ученого совета, где заслушивали отчеты аспирантов, Марк не поехал. Предъявить ему было нечего. За всю зиму он почти ничего не сделал и из аспирантуры был отчислен. Для него это стало тяжелым ударом. Но он понимал, что это справедливо. Две ночи он почти не спал, метался, утром не вышел на работу и даже попытался напиться - чтобы заглушить тоску. Но кроме тошноты и отвращения к себе и своей бессмысленной жизни из этого ничего не вышло. Временами его тянуло к столу, но он видел, что отстал, не знает, с чего начать и что делать. Да и времени для серьезной работы тоже не было. И жизнь с Алиной тоже утратила привлекательность. Её равнодушие к его душевному состоянию, волнениям, разбитым надеждам и несостоявшимся планам его озлобляли. Исключение из аспирантуры она восприняла спокойно.
- Ну и что? - насмешливо сказала она. - Если уметь, то хорошо жить можно и без твоей науки. Пользы от неё, как от козла молока.
Марк вспылил, ответил резкостью, но она презрительно усмехнулась, молча оделась и ушла. Куда - он не спросил, она всё больше раздражала его своей несокрушимой убежденностью в превосходстве над ним, неумёхой, не умеющим дать ей то, чего она, по ее мнению, заслуживала. А она считала себя обманутой, дулась и молчала. И домашними делами - хождением в магазины, приготовлением еды, уборкой комнаты, сменой белья, мелкими постирушками заниматься она перестала. Теперь расстеленная постель нередко оставалась брошенной до прихода с работы Марка.
Так пришло лето. Уже два или три раза в дни ночных смен Марка Алина ночевала у каких-то неведомых подруг и домой возвращалась лишь на следующий день. Но Марка это уже не волновало. Алина стала ему безразлична. Он осознал, что их брак был ошибкой. Из-за него исчез смысл его жизни - его математика, а всё окружающее - Алина, неприветливая, чужая комната, неустроенный быт, таксопарк - всё стало тягостным, ненужным и бессмысленным.
Была середина июля, первая годовщина их свадьбы, когда Марк, вернувшись с ночной смены, увидел на столе записку Алины. В ней она извещала, что от него уходит, просит не искать и уже подала в ЗАГС заявление на развод.
Он испытал облегчение, будто с плеч свалился неподъемный груз, выпил стопку водки и завалился спать.
Через месяц после развода Марк съехал со снятой комнаты, но к родителям не вернулся и нашел угол у стариков-пенсионеров. В сентябре он восстановился в очной аспирантуре, надеясь на продолжение брошенной работы. Но ничего не получалось, хотя он старался себя убедить, что всё вернется и он восполнит потерянное время. В нем погас тот беспокойный, волнующий огонёк, который когда-то был главным смыслом его жизни, поднимая иной раз среди ночи, чтобы поскорее записать неожиданно пришедшее в голову решение, которое долго не давалось. Ничего этого не было. Минувший год тягостных забот, жизнь в чужеродной среде, где его не понимали и над ним насмехались, считая неумёхой и глупцом, сломали его. В его представлении изменились меры вещей, масштабы и оценки событий. Он добросовестно трудился, но охладел к своей работе и ожидаемым результатам. Иногда что-то получалось, чаще нет. Но теперь это его не волновало. Он сам удивлялся своему равнодушию к науке, зло иронизировал над собою, но в глубине души был расстроен. Он перестал понимать, для чего работает. Научная перспектива исчезла, всё выполнялось спокойно и без волнения, почти механически. Иногда, что-то делая, он нетерпеливо смотрел на часы, надеясь поскорее закончить рабочий день и уйти. Куда? Куда-нибудь, всё равно. Иногда в кино или в кафе. Или в какой-нибудь заводской или молодежный клуб, где можно было встретить одиноких девушек, имеющих комнату, чтобы провести с ними ночь или остаться у них на два-три дня. Изредка он навещал озабоченных его жизнью родителей и время от времени встречался с Романом, который под напором Мирры перешел в очную аспирантуру и, сам себе удивляясь, с удовольствием грыз гранит науки и дважды побывал в Москве, где подолгу сидел в читальном зале Ленинки, знакомясь с работами ведущих советских и зарубежных специалистов.
А время неумолимо убегало. Как-то незаметно пришла холодная зима с морозами, метелями и снегопадами. Она всё тянулась и тянулась, снежные сугробы всё росли, ей не было конца…И вдруг так же незаметно заголубело небо, растаял снег, всё вокруг ожило, зацвело, зазеленело. Это была весна, и вслед за нею пришло жаркое и душное лето.
И в жизни Марка тоже всё тянулось однообразно, как-то само собою. Бесконечной чередою катились неотличимые дни, лето все длилось и длилось, было жарко и душно, время от времени лили ливни и бушевали яростные грозы. И так же неожиданно начались холодные дожди, пожелтела и стала опадать листва на деревьях. Пришла осень. И у Марка начался учебный год, третий год аспирантуры.
И насколько успешно шли дела у Романа, настолько вяло и беспомощно тянулась работа у Марка. Это видели все. Понимал это и он. Всё ему стало не интересно. Вся эта математическая теория игр, которой когда-то он так был увлечен и говорить о которой мог часами, теперь и она превратилась в нечто серое, мутное и скучное.
Так и шло - день-ночь, ночь-день, вот снова новый год…И опять весна, лето…одно и то же, одно и то же. Неожиданно оказалось, что Роман успешно прошел предзащиту и уже назначены день защиты и официальные оппоненты.
А у Марка всё оставалось на мертвой точке. Он работал, но это было похоже на бешеное вращение на месте автомобильного колеса в скользком снежном сугробе. Ничего не складывалось в структуру научного исследования, всё шло вразброс, кусками. Стало ясно, что диссертация не получается. Но Марка это уже не огорчало. Жить и работать можно было и не имея ученой степени. К науке он охладел, стал равнодушен.
Весной он присутствовал на защите Романа и был рад за брата, без малейшего привкуса зависти. Но на самом донышке его души лежало тоскливое чувство потери и сожаления о несбывшихся мечтах и загубленных способностях.
Случайно так совпало, что ровно через четыре месяца, в тот день, когда Роману прибыло из Москвы утверждение ВАКа, Марк ушел из аспирантуры - по собственному желанию. Не дожидаясь, пока его исключит ученый совет. Это было тяжело, неприятно перед товарищами и преподавателями, но одновременно давало облегчение, потому что натужная научная деятельность Марка давно тяготила. Некоторое время после этого он поработал учителем математики в старших классах десятилетки. Но педагогических способностей у него не оказалось, ученики его раздражали, и из школы он ушел. Так как других приложений его знаниям не нашлось, то к началу нового учебного года он уже сидел за рулем «Волги».
* * *
Через пять лет доцент инженерно-строительного института Роман Евгеньевич Станицын успешно защитил докторскую диссертацию. Заранее заказанное для приехавшего из Киева третьего официального оппонента такси «Волга» ждало у входа в ресторан, где завершался банкет.
Так неудачно сложилось, что водитель такси некстати заболел, и сесть за руль «Волги», чтобы отвезти на вокзал московского профессора, пришлось его сменщику Марку Станицыну.