«Понаставили заборов, отгородились друг от дружки, как нелюди какие». Степан Матвеевич сидел на пороге дома, смотрел на забор, который отгораживал двор, вздыхал и размышлял о теперешней своей жизни: «Дворик махонький, и тот асфальтом покрыли. А по земле-то как приятно ногой ступить…»
Двор, узкий и длинный, заасфальтирован прямо от деревянной калитки. За ним - участок в пять грядок и сарай. Дом - на два хозяина. Другая половина соседская, потому двор и участок такие небольшие.
Неделю живёт Степан Матвеевич в районном центре. Не хотел он сюда переезжать. Дочь Светка уговорила. Расплакалась. Оказывается, если его к ним прописать, то жилых метров в доме на человека хватать не будет. Встанут в очередь на квартиру и года через два получат. Чего для дочери не сделаешь? А душа к такой жизни не лежит. Зять Витька, бугай здоровенный, с выпивкой пристаёт: одному, мол, пить не хочется. Но, если человек не пьёт, что ж к нему приставать? А чего возьмёшься поделать - у дома или в сарае, - так оговорят: «Ты, отец, ни к чему не касайся. Живи - отдыхай».
В деревне у Степана Матвеевича дом большой, хоть и старый, печка крепкая и дров на две зимы припасено. И пенсия неплохая. Смолоду в колхозе на тракторе работал. Соседка корову держит - молоко давала. Но деревня у них - «неперспективная». Шестнадцать домов осталось, из которых четыре заколоченные. Дочь хлопочет, чтобы дом продать. Да кто ж его купит? Зимой его снегом завалит, и будет стоять, сиротинушка, в снегу, с забитыми окнами, как слепой калека у дороги. А летом травой зарастёт. Летом в Никитовке хорошо! Укатанная дорога через луга проходит. Избы в ряд. Пруд посреди, там соседские гуси и утки полощутся, а по краям деревни два колодца-журавля к небу тянутся. Перед глазами всё это стоит. И радость светлая в душе поселяется. Лес вокруг деревни обширный, а рядом на буграх берёзовые посадки. Когда солнце яркое, нежатся на тепле белые стволы и листва зелёная. А ветерок между деревьями гуляет, листья перебирает. Эх, кажется, если б рук хватило, обнял бы эти берёзы, милые, родимые, прижался бы к ним!
Степан Матвеевич тряхнул головой, с сожалением и грустью в глазах поднялся на ноги, и расстегнул пиджак. Поправив картуз на голове, посмотрел на небо, где поднималось солнце. «Сентябрь, а тепло», - подумалось ему. Опустив голову, он топнул ногой по асфальту: «На кой чёрт они его положили? Как хорошо бы травка росла». Повернувшись, он пошёл в дом.
За ужином дочь налила Степану Матвеевичу щей. Поставила на середину стола сковородку горячей жареной картошки. Внучка Лена, как всегда, гуляла где-то около дома. Виктор в белой майке, облегающей мускулистый торс, облокотившись на стол, черпал щи из тарелки.
- Продала я избу твою, - вытирая руки о передник, надетый поверх розового халата, Светлана села к столу. Подвинула отцу тарелку с хлебом. - Покупатель нашёлся. Человек солидный. На машине к нам на работу приехал. Такая, как у Славки, белая, - она взглянула на мужа.
- «Нива», - прожёвывая, уточнил Виктор.
- Какие-никакие, всё-таки деньги, - дотронулась до руки отца Светлана.
Степан Матвеевич никак не мог проглотить нажёванный хлеб. Наконец будто вдавил его в себя.
- А на что ему? - спросил он тихо. - Там ещё три дома заколочено. Их дешевле отдают.
- Ну, это уж я не знаю, - Светлана доставала вилкой картошку со сковороды. - Наше дело предложить.
Степан Матвеевич зачерпнул ещё две ложки щей.
- Голова заболела, прилягу. - Поднявшись, он отправился из кухни.
- Отец, а картошку? - окликнул вслед Виктор.
Степан Матвеевич без сна лежал до ночи. И ночью не спал - ворочался с боку на бок. Выходил на крыльцо. Под утро с тяжёлой головой уснул. Проснувшись, походил по дому. Светка на работе, внучка в школе. А Витька, может, ушёл куда? Что ему - в отпуске. Степан Матвеевич вышел во двор. Виктор слезал по лестнице с крыши дома.
- Ты завтракал, отец? Пойдем, перекусим.
Зять разогрел щи, порезал помидоры.
- Выпьешь, отец? - он достал из-под стола початую бутылку самогонки. - Для аппетита.
Налив побольше полстакана, пододвинул тестю. Выпил свои полстакана. Понюхал хлеб.
- Ты, ешь и отдыхай, а я полезу на крышу, доделаю там.
Степан Матвеевич сжал рукой стакан и опрокинул самогон в себя.
- Крепкая, зараза, - выдохнул он, зажмурившись. Съел помидор. В голове замутилось, а радости не прибавилось.
Во дворе он полез по лестнице на крышу, что над терраской. Она не была пологой, но и не поднималась круто вверх. Он шагнул с лестницы на железо крыши. Выпрямился, поглядел на Виктора:
- Чего тебе помочь?
Нога у него поскользнулась на железе, поехала вниз. Он рывком выпрямился, махнув руками, и, опрокинувшись, полетел с крыши.
- Отец! - заорал Виктор и ринулся к лестнице.
…Хоронили Степана Матвеевича в ясное тёплое утро. Собрались мужики. Пришли помочь женщины. Из деревни приезжала посмотреть на покойника соседка, у которой он брал молоко.
На кладбище, когда засыпали могилу, одетая в чёрное старушка, говорила знакомой, пришедшей на погост по своим делам:
- Крышу покрывали. Упал головой об асфальт. И - кровоизлияние. Приехала «Скорая», а он уже не дышит…