Читая Суламифь

Эжен Париж
     Кто может помочь вырваться из бедственного положения, ослепления, неразумного бессмысленного поведения несчастному человеку, попавшему в результате временного помешательства, в следствие психической, демонической агрессии извне, в безвыходное положение, в просак, в бедушку? ---

     Для спасения оттуда нужно обладать особым даром, который редко у людей проявляется и, лишь, в особо тяжелых случаях, когда одичания нормального сознания катастрофически, когда ещё не случилось факта самой беды, но через внешнюю демоническую активность человек оказывается ввергнут в искаженную недружественным вторжением реальность, выраженную особым состоянием сознания.
И тут уже беда маячит серой тенью, стучится в двери: в срывах на работе, в семье, в сновидениях - везде; он ищет выход в разрядке в винопитие, пытается сбросить иго, и не может, не находит утраченного.

    А положение день ото дня все ухудшается.

   " А разве по своей вине я в беду угодил? - размышляет несчастный. -Здесь гармонии нет, все мои усилия разбиваются о незнание фарватера, а обыденности внезапно или постепенно привели меня в состояние, где все перевертывается и перемешивается ".
     И, человек самостоятельно не в силах вырваться, и понимает: привычная твердь ушла из под ног? --- принимает все с ним случившееся, как должное; и готов уже смериться.

     И именно в этой необъяснимости и неразберихе, где концы спасительных нитей безвозвратно потеряны, он лишается остатка всех своих способностей мобилизоваться для противостояния невидимой агрессии, вторжению, и, единственным выходом и избавлением мечтает увидеть и приблизить к себе свою собственную смерть.

     Именно, тогда появляется в его судьбе Кармен, или другая женщина-Спаситель. Он начинает свято верить в неё, боготворить, как будто пытаясь зацепиться за последнюю соломинку, чтобы остаться на плаву. Образ её, в воспаленном фантазией воображении, предстает для него Христом в юбке: " Бог есть любовь ".

--- Ты чародейка!, - сдавленно хрипит он, - такая близкая для сердца, и одновременно невозможно далекая.

     На другом конце провода, уже переполняемая кипением чувств, Кармен глубоко и прерывисто дышит, едва искажая тонкие, слегка насмешливые губы она шепчет непристойности, а он жадно ловит её призывный мотив:

---...Дальше... Дальше... Вверх, по ногам... Выше! Целуй меня! Целуй! Да! - шептала девушка, - представила теперь, что ты совсем рядом - у моих ног, когда я читаю...Суламифъ Куприна. Помнишь? - И, немного раздвинула их, а ты приближаешь свои горячие губы, так, что я чувствую твое дыхание.

     Голос её изменялся. Становился сухим и глухим, и напоминал теперь собой всплески волн и стоны штормового прибоя:

--- Стараюсь читать, Эжен! Но!... - Кармен пытается подобрать слова, но вырываются, лишь, отрывистые вздохи и восклицания: Я хочу! Ты меня возбудил! Ах!

     Эжен и сам был очень возбужден от её голоса. Нежный запах вагины, щекотал его ноздри. Он готов был впиться в её устрицу горячим ртом и высосать содержимое до дна, как вдруг все оборвалось так же внезапно, как и возникло.

--- Женя! Ты появился слишком неожиданно..., - Кармен, тоном, который прозвучал, как удар боксерского гонга, возвещает об окончании раунда, когда противники вынуждены возвратиться каждый в свой угол ринга, - я ухожу. Но буду вспоминать сегодня ... тебя, мой непревзойденный Гений!