Давным-давно, когда звери разговаривали, деревья росли тремя кронами, солнце вставало на западе, а садилось на востоке, за затерянным сказочным лесом на небольшом хуторке, что звался Межзимье, в маленькой избушке жила старая Зима. Жила, не обременяя никого, покряхтывая, постанывая от годков да воспоминаний. Ходит, за спину держится, жалуется вслух на радикулиты, ревматизмы, выпадение дисков позвоночника, больные ноги и старушечью, одинокую жизнь. Казалось бы, зима белая, пушистая, сильная, стильная, а тут – забытая богом и людьми старуха. Бывало, сядет у окна на зимний лес глядит, вспоминает о жизни молодой, развесёлой. Откроет сундуки с нарядами, украшениями, да залюбуется серебряными подвесками, хрустально-белыми брошами, каменьями самоцветами, накидками из снега пушистого, платьями красоты неписаной, что раньше надевала на себя стройную да молодую. А ныне, раздобрела, вширь раздалась от жизни сидячей, да годков внушительных.
Вот-вот осень передаст жезл правления. Ни одной одёжки, подходящей к фигуре расплывшейся не осталось, не в чем выйти Мир украшать, да и не приглашают уже. Сто лет, как отреклась от суеты сует, словно в монастырь удалилась. Поди, забыли о ней вовсе. А всё она, тоска зелёная. Ждала любви, надеялась встретить его, единственного, а нет, не случилось с ней этого. Разочаровалась во всём, загрустила, затосковала. А тут девица-Метелица, дай да и предложи: "Отдохни, - говорит, - а я за тебя службу послужу зимнюю, суровую. Коли захочешь вернуться, дай знать, а пока, договор составим, как полагается, чтоб потом претензий не было. Ты же меня с детства знаешь - не обману". С тех пор Метелица вместо неё служит. Чего уж там? Молодость – всё понятно. Так бы и ушла в забвение Зима старая, если бы не случай. А дело было так.
Молодец, по имени Ветрогон заблукал в лесу. Въехал в осенний листопад, на коне белом, да закружил его оборотень лесной, стерев пути-дорожки, затоптав звериные тропы, уводя дальше и дальше в густоту лесную, на погибель. Долго ли, коротко ли Ветрогон по лесу кружил, листья в лицо били с силой, не давая глаз разомкнуть, деревья падали, как подкошенные, коню путь преграждая. Ночь день сменяла, а он всё блуждал, не находя тропинки спасительной. В конце третьих суток неожиданно повалил снег. Темнота сурово насупила брови, глядя на молодца, громко песни распевающего на весь ночной лес о любви к даме прекрасной.
Уже филин прокричал, объявляя приход Полуночи, звезды высыпали хороводы водить. Луна, разодевшись в молочные шелка да кисеи, выплыла из-за туч, руководить небесными, глупыми созданиями, а он всё едет да поёт, нарушая законы Ночи.
Зима неожиданно проснулась от звуков непонятных, странных. Прислушалась. Сползла с перин, в окошко выглянула, а там, ночь хороводится, да красота неописуемая. Лес снегом да звездами усыпан, луна на верхушке сосны восседает горделиво, кометы летают тучи веселят, хвостами размахивают, серебристый след оставляя небесам, как автограф.
Диву даётся старуха. Такой красоты ночной ни разу не видывала. И вдруг голос, как с неба свалился, да так близко раздаётся. Красивый, бархатный. Завораживает слух старушечий. Заслушалась Зимушка, а тут стук в дверь настырный, непустячный, всерьёз кто-то ломится в избушку.
Испугалась старушка Зима, давно к ней никто не жаловал в гости, да ещё среди ночи. Страшно. Затерянный, одинокий хутор, позади лес, иди-свищи на помощь зови – никого на сотни вёрст. Да и девица она, и такое бывает, а вы что думали?
Старушка Зима подошла к двери, прислушивается.
- Люди добрые, откройте путнику дверь. Мне бы отдохнуть, да коня накормить, - раздался голос молодецкий.
Старушка не спешит открывать дверь незнакомцу.
- Аль не вор ты? Не разбойник с большой дороги? – спрашивает она.
- Нет, девица, нет красавица, - отвечает путник.
От слов последних расплылось личико старушки в улыбке радостной. За множество годков прошедших, никто так красиво к ней не обращался. Приоткрыла дверь, выглянула на улицу. На пороге конь стоит, да копытом бьёт в дверь. А на коне молодец сидит, красив собой, как бог, вот только с глазами его что-то, красные, опухшие, невидящие.
- Что с глазами твоими добрый молодец? - спрашивает старушка, - не видят они света белого, не уж-то слеп ты, как филин в свете дня?
- Глаза от вьюг да снега воспалились, через день другой зрение вернётся, смогу увидеть красу твою ненаглядную. Голос твой нежен, как ручей весенний журчит. Представляю, как красива ты девица, - молвил молодец, слезая с коня.
Провела старушка Зима добро-молодца в избу. Печь растопила, блины замесила. И всё спорится в руках старческих, как смолоду не бывало. Коня в конюшню отвела, сена подкинула. Когда-то здесь пегасы белые стояли, гривами серебряными трясли, крыльями взмахивая, бури снежные поднимали, копытами били - звёзды дождём серебряным падали. Давно кони перекочевали к Метелице, сама и отдала.
В избушку вернулась, на молодца глядит. Красив, глаз не отвести. Глаза карие, огромные, волос кудрявится темный, губы чувственные, подбородок мужественный, на две половинки расколот.
Блинами горячими его потчует, да кофеями заморскими поит, что дед Мороз, в прошлом веке привез из стран заморских, называя их "бразилЯнскими зёрнами".
Молодец ест да нахваливает хозяюшку. Пальцы облизывает после блина каждого.
- Почему одна-одинёшенька живешь ты, девица? Место далёкое, дороги к нему путанные, тяжёлые, в снегах глубоких спрятаны. Не скучно ли тебе красавица, не страшно ли тебе родимая?
Вздыхает старушка, а сама голосом напевным отвечает, слезы смахивая.
"Народилась я здесь. Всю жизнь долгую прожила на хуторе далёком. Правду скажу тебе молодец. Стара я, очень стара. Старше гор навесных и леса этого. Не девица я красавица, а старуха Зимушка. Приняла старость, как веру, обрекла себя на одиночество да бездействие, устала быть нелюбимой, понимаешь, о чём я? Силу-то я свою и молодость подарила Метелице, быть может, ей повезёт больше, чем мне.
Молча, выслушал признание честное, добрый молодец, да слеза скупая скатилась из глаз невидящих.
- Да ты ешь, мил человек, да почивать ложись, не обращай внимания на слова мои. История эта давняя, снегом припорошена, да сединой вековой. Привыкла я к старости и одиночеству, ничего менять не хочу уже, да и поздно, - шепчет горестно старушка Зима.
- Не правду говоришь, - молвит молодец, - невозможно забыть то, что любо, да смыслом жизни было. Негоже мириться с этим. Помочь тебе хочу, девица. Не удивляйся, как услыхал голос твой, образ ясный в глазах невидящих нарисовался. Хочешь, поведаю тебе, какой тебя представляю? И не дожидаясь ответа начал.
- Как подъехал к избушке твоей, конь встал, как вкопанный, а ветер, заплакал, как дитя от материнской груди оторванное. Чудно, странно было. Глаза мои не видят, вот и пел песни всю дорогу, себя самого успокаивая, да коня верного. Как услыхал голос твой, в глазах озарением вспыхнуло. Девица- красавица, с косою белою до земли. Глаза, как самоцветы, с серебряными крапинками по краям. Брови русы, уста розовы. Да платье на тебе красы невиданной. Белое, длинное, по земле стелется, обшитое понизу снежинками пушистыми, да кристаллами льда хрупкого. И поверил я в образ нежный. Полюбилась ты мне. Коли девицей была бы, замуж за себя позвал, а коли ты женщина старая, буду любить тебя и уважать, как бабушку рОдную, - встал молодец, во весь рост огромный, да низко-низко поклонился в ноги Зимушке.
Заболело сердечко, заныло. Такого молодца ждала она всю жизнь долгую, а пришло счастье, когда возможности нет насладиться им. Пригорюнилась Зима-зимушка, горько-горько заплакала.
продолжение следует