Страх жертвы

Александр Анайкин
В последние годы наши люди получили возможность читать некоторые мемуары не только жертв советской власти, имеющих советское гражданство, но и тех русских, которые, хотя и имели иностранное подданство, но всё же после войны оказались в советских концлагерях. Казалось бы, и те и другие прошли через одинаковые условия лагерей, тюрем, застенков НКВД, но насколько же мемуары тех, кто после освобождения остался в СССР и тех, кто сумел вернуться за границу, разняться между собой. Это как небо и земля. Зачастую мемуары советских людей, репрессированных советской властью, просто смехотворны и даже воспринимаются как некая забавная глупость.
Вот недавно я прочитал две такие книги. Одна является книгой воспоминаний Инны Шихеевой-Гайстер, а другая книгой воспоминаний Андрея (Анарика) Эйзенбергера. Оба являются детьми высокопоставленных чиновников СССР, и та и другой родились в СССР. Более того, авторы этих книг, естественно, не были выпущены из пределов СССР после освобождения. Думаю, что данное обстоятельство является основной причиной той смехотворно патриотической болтовни, которыми напичканы мемуары авторов.
Ну, ладно, давайте конкретно обратимся к мемуарам данных жертв советской власти. Возьмём вначале книгу этого Анарика, который сменил имя на русское Андрей. Этому немцу удалось сменить даже национальность, доказав, что его мать являлась русской, а не немкой. Но это его не спасло от репрессий.
Его книга хотя и смешна от обилия инфантильной глупости, но всё же и через этот бредовый частокол ура-патриотизма проглядывает трагедия людей. Но, давайте разберёмся, чем же смешны мемуары этого сосланного в Сибирь мальчишки, вся вина которого заключалась лишь в его национальности. Кстати, этих молодых немцев отправили в места отдалённые на каторжные работы и нечеловеческие условия жизни попросту обманом: эти немецкие парни на сборный пункт дисциплинированно явились по повесткам из военкомата. Но вместо фронта их ожидала каторга. Так что же смешного в книге. Много чего. Например, дурацкий патриотизм автора. Почему дурацкий? Давайте взглянем на ситуацию здраво. Парней в лёгкой одежонке привезли в Сибирь в период, когда морозы доходили до пятидесяти градусов. Людям не выдали тёплой одежды, их практически не кормили. Люди даже не знали, где они находятся. Кругом одна тайга. Охраны нет. Но условия жизни не лучше, чем в концлагере. Люди ослабевают от голода и холода, некоторые не выдерживают и кончают жизнь самоубийством. Но автор, тем не менее, верещит о старании к работе, старании перевыполнить план по валке леса. Так и тянет спросить автора, когда читаешь такую ахинею: «Ты что, дурак»? Да, действительно так и хочется спросить. Ведь автор, помимо всего, ещё и мечтает попасть на фронт бить фашистов. Более того, автор мечтает после победы пойти учиться в авиационный институт и стать конструктором самолётов.
Мне приходилось общаться с детдомовскими детьми. Они часто грезят о встрече с мамкой, не понимая, что это мамка и выбросила его младенцем в мусорный бак, что этой бабе он на хрен не нужен. Но, ведь это дети, они живут выдумкой, мечтают о нереальном в своей последующей жизни. Они не понимают, что их ничего хорошего в жизни не ждёт, что по статистике каждый третий из них сгинет в лагере, а другой каждый третий в больнице для туберкулёзников или психушке. А у оставшихся, тоже жизнь будет не сахар.
Но ведь это дети. А ведь автор мемуаров уже в годах. Но, несёт такую же ахинею, как эти дети из детских домов. Хотя, конечно, даже при таком сиропном изложении можно углядеть нечеловеческие условия жизни этих немцев. И дело не в колючей проволоке, которой огорожен лагерь ссыльных и не в том, что эти люди должны постоянно отмечаться в комендатуре. Дело в самой жизни, абсолютно беспросветной, по сути. Ведь они живут в палатках, где волосы примерзают к нарам, кормят их таким пойлом, что столовские работники покатываются от хохота, глядя, как люди поедают из немытой посуды бурду.
Кстати, то, что люди едят из немытой посуды, можно видеть не столько жестокость чинов из НКВД, сколько величайшую глупость этих служак. Ведь такая антисанитария грозит обыкновенной эпидемией, которая может затронуть всех, не только ссыльных. Да так и случается. Эпидемия возникает.
Даже из этой книги, можно видеть, что вся партия первых ссыльных немцев погибает, что люди доходят до изнеможения от голода.
Может быть, так паршиво живут, вернее сказать, обитают, существуют лишь ссыльные. Нет, из этой книге мы видим, что и присланные на трудовой фронт узбеки умирают в полном составе. То есть, люди, которые не являются арестованными, не являются ссыльными, люди, которых доставили на работу, как у нас традиционно в СССР доставляли на сельхозработы, тем не менее, умирают полностью. Это несколько тысяч человек. Отчего умирают? Да от голода и нечеловеческих условий быта. И никому нет дела до этих узбеков. Свободных узбеков. Единственное ограничение у этих узбеков лишь в невозможности покинуть место, куда их привезли.
И, очередной идиотизм автора, который он считает своим долгом выразить в книге. Оказывается, при такой жизни среди ссыльных имеется своя комсомольская организация. Я могу понять цинизм НКВД, которая не отбирает комсомольские билеты у ссыльных. Но, как понять автора, которого в 1942 году принимают в комсомол и ради этого светлого события он перекрывает производственную норму на шестьсот процентов. Так и хочется спросить: «Ты что, совсем дурак? Да ведь твоих друзей за побег просто забили насмерть, а потом цинично устроили открытый суд, где сбежавших приговорили к огромным срокам за побег, хотя эти мёртвые, естественно, на суде не присутствовали. О чём ты пишешь»?
Но он пишет, изображая из себя патриота СССР. В общем, вся эта книга является некой смесью глупости, сквозь которую можно видеть жесточайшую советскую реальность.
А теперь давайте взглянем на книгу Шихеевой-Гайстер. Эта не немка. Просто дочь репрессированного высокопоставленного советского чиновника. Насколько богато, обеспеченно жила семья этой еврейки видно хотя бы из того, что в тридцатых годах её семья имела американский холодильник в своей квартире. Хотя в то время никто в СССР из простых людей даже и не имел понятия о такой технике. Кстати, семья имела и прислугу.
Так что же из себя представляет книга этой еврейки? Да тоже абсурдный ура-патриотизм. Хотя, конечно, и из неё проглядывают реалии времени. Например, разгул бандитизма в СССР, который проявляется в действиях банд, орудующих на транспорте и грабящих людей в электричках. Это во время войны. Средь бела дня, нагло, с ножами в руках грабят пассажиров подмосковных электричек. Сопротивляющихся просто режут.
Но, я обратил внимание на другое. На интонацию благодушия, с которой она описывает тюрьму. Ну, просто рай. И относились то следователи к ней в тюрьме совершенно гуманно, просто по-отечески или по-братски. Бывает такое? Может и бывает. Но ведь Инна описывает тот ужас, который она испытывала к чекистам. Девчонка буквально чуть ли не теряла сознание от одного вида чекиста. Возникает вполне резонный вопрос: «Откуда же такой страх, если тебя никто не обижал, если ты в кабинете следователя помогала тому делать задания по философии»?
Я, вспоминаю свою мать, которой после войны дали десять лет лагерей. Она вышла по амнистии после смерти Сталина. Стала работать кассиром в бухгалтерии. И я помню, как однажды моя мать в ужасе прибежала домой сама не свою. На ней буквально лица не была. Я никогда в жизни ни до, ни после не видел такого ужаса на лице человека, который был у матери в тот день. А из-за чего испугалась моя мать? Да дело в том, что она взяла из кассы до зарплаты, которая должна была быть через день, мизерную сумму денег. Не украла. Несчастный трояк взяла до получки. Ведь наша семья и жила от зарплаты до зарплаты. А в тот день была неожиданная ревизия. И мать испугалась, что её вновь посадят за недостачу трояка. Она испугалась тюрьмы, хотя тоже говорила, что ничего плохого с ней не было в лагере. Ей, дескать, даже приходилось готовить в лагере пельмени. Правда она никогда не уточняла для кого и кому.
Вот такой же ужас перед чекистами изобразила и Шихеева-Гайстер.
И ещё, я обратил внимание на приведённый в книге протокол допроса этой дочери «врага народа», которую и арестовали по этой причине. Коротенький протокол допроса. Его читаешь две минуты. И протокол то стандартный. Но, есть одна странность. Этот допрос, протокол которого уместился на трёх страничках, длился аж шесть часов. Возникает вполне резонный вопрос: «Что же делали с человеком эти шесть часов, если по времени сам допрос можно провести максимум в полчаса»?
Молчит бабушка.
Зато книга так же полна патриотизма к родине. Хотя, если вдуматься, то разве можно назвать систему, которая тебя втаптывает в грязь буквально в течение всей твоей жизни, родиной? Но, оказывается, по книгам наших советских репрессированных так и сеть, можно.
Это что же, люди до сих пор боятся сказать то, что думают. И, описывая ужасы застенок, продолжают трубить о великой любви к советской власти.
Вот это и есть настоящий, липкий, всеохватывающий страх жертвы.
А что иначе? У тех, кто пишет книги за пределами бывшего СССР, такого в мемуарах не наблюдается. И это вполне естественно. Также, как естественен тот липкий страх, который выработался у Шихеевой-Гайстер к чекистам.