Глава 7. Версия гоблинов

Михаил Сидорович
В этой главе, я поведаю Вам о том, что мы узнали от Мелькора.

«Мелькор вовсе не хотел отказывать Средиземью в свете и тепле. Он всего лишь тянул время. Слишком уж разгневался он на неправый суд, что учинили над ним валары. И злость кипела в нём, затмевая разум. Но, рано или поздно, всё равно пришлось бы ему отдать последний свой огонь, полученный от Всевышнего, ибо сам он выбрал свою горькую судьбу.

Воздух может быть одним царством, общим на всех. Вода может быть единым океаном, уходя из которого тучами, она возвращается обратно ручьями и реками. Земля может быть единым целым, опорой для всего сущего. Огонь же не может быть одним мировым пожаром. Должен он теплиться в каждом очаге, в каждой звезде полночной, в каждой травинке, ветром колеблемой, в каждом сердце трепещущем. Что же останется самому творцу? Черное пепелище?

Как-то раз наварили нолдоры хмельного пива, и собрались на большую попойку. Позвали они и валаров, которым любо было повеселиться среди детей Всевышнего. Веселы были их пляски, задорны шутки, вкусны их яства. Сладко им пировалось, да горькое вышло похмелье.

Из тьмы, царившей в Арде, вышла Унголианта – злобная гигантская паучиха. Порождённая тьмой, она пожирала свет и вновь порождала тьму. Гонимая голодом, всё ближе подбиралась она к благословенному краю. И вот не встречая сопротивления, вползла она на гребень Пелоров – великого горного кольца, что окружает светлый край. Глянула она вниз, и увидела, что светоносные деревья никем не охраняются, что беспечные валары и нолдоры спят, упившись искромётного пива. И прекратила она плести свои чёрные сети. И захотела она выпить сам светоносный сок Дерев. Тихо подкралась к добыче Унголианта, тихо опутала Дерева тенётами, и вонзила в них свое ядовитое жало. Выпила она их светоносный сок, и угасли чудесные дерева. Пала на Валинор тьма. Валары же и нолдоры беспечно спали на мягких травах.

Но не спал Владыка Огня. Не до пиров ему было с его горькими думами. И вот глянул Мелькор в окно, и увидел тьму, что пала на мир. И понял он, что тьма пожрала свет. И раскаялся Огнеокий, что не рассеял он вовремя тьму, и тем погубил  чудо-дерева, равных которым уже никто не создаст. Захотелось ему спасти хотя бы тот свет, что хранился в Сильмариллах, ибо знал он, что не отступит Тьма, пока не сожрёт их. Поспешил он в Форменос, где в подземелье каменной башни хранил Феанор свои сокровища.
Тьма над Форменосом была гуще, чем где-либо, но взгляд Владыки Огня мог пронзить любой мрак. И увидел он Тьму, воплощённую в теле исполинского паука. Чудище грызло камни твердыни, и жаждало Сильмариллов, которые чуяло даже сквозь толщу каменных сводов. Башня сотрясалась от ударов чудовищных лап, и трещины змеились по стенам. А во дворе замка, недвижим, лежал Финвэ. Мука исказила его лик, ибо был он пронзён жалом тьмы. По жилам его разлился яд, от которого нет спасения. Сжалился над умирающим Мелькор и обнажил он свой кинжал и подарил раненому королю быструю смерть, дабы избавить его от страданий.

Свершив это скорбное дело, поспешил Мелькор в тайное подземелье Феанора. Двери того чертога были слажены из крепкого дуба, но дуб огню не преграда. Дунул на них Владыка Огня, и рассыпались двери белой золой. Вошёл Огнеликий в палату подземную, а со сводов её уже падали камни, и лапа чудовища уже шарила через пролом. Но ускользнул Мелькор от той жуткой лапы. Выхватил он ларец с Сильмариллами из-под самого носа тьмы и был таков. Выбрался он из башни и поспешил прочь. Но Унголианта скоро почуяла, что света в подземелье уже нет и прекратила она разгребать камни и грозно двинулась за Владыкой Огня.

Тогда обернулся Мелькор и дунул на паучиху огнём, дабы испепелить чудище. И так неистов был тот огненный поток, что мог бы прожечь гору, но Унголианта пожрала светлое пламя, ибо свет и огонь служили ей пищей. И стала от этого она ещё огромнее и ужаснее, и гуще стала Тьма, ею источаемая.

Страх объял Огнеликого. Бросился он бежать к морю, ибо надеялся, что плавучие льды подломятся под тяжестью чудовища. А Унголианта пустилась в погоню.

Земля дрожала от её тяжкой поступи, в Пелорах грохотали камнепады. Чтобы задержать Унголианту, бросал ей Мелькор лалы и смарагды, что брал из Феанорова ларца. Обманутая блеском камней, бросалась на них паучиха, но, распознав обман, снова гналась за Мелькором.

Долго продолжалась погоня. Так миновали они крутые Пелоры, Араман, перебрались по льдинам через пролив. Трижды подламывались плавучие льды под чудовищем, но всякий раз она вновь выбиралась из тёмных вод и сызнова бросалась в погоню. Так достигли они края Ламмот. Здесь узрел Огнеокий перед собой отвесные скалы и понял, что не уйти ему от погони, ибо для него скалы – преграда, а пауки могут бегать по стенам, как по равнине. И решил он принять бой.

Унголианта же, настигнув, стала опутывать Мелькора чёрной своей паутиной. Но выхватил Огнеокий из ножен добрый меч – подарок Гортхаура, и рассёк тенёта тьмы. Пуще прежнего взъярилась Унголианта. Снова бросилась она на валара, дабы пронзить его отравленным жалом. Но Мелькор изловчился и срубил её уродливую голову отчаянным ударом клинка. «Заг-заг», - крикнул Огнеокий. «Заг-заг» - отозвались Зычные горы. И с тех пор, до нынешних дней, каждый орк, нанося недругу смертельный удар, восклицает: «Заг-заг»!
Хлынула из раны чудовища чёрная кровь и ужасный яд. Мелькор успел прикрыть лицо руками и спас от отравы глаза, но руки его в тех местах, куда попали чёрные капли, покрылись ужасными язвами. И эти язвы не зажили уже никогда и вечно источали гной, ибо от яда тьмы нет спасения.

Терзаемый невыносимой болью, Владыка Огня издал стон. И стон этот навеки поселился в ущельях гор. С тех пор зовутся те горы Зычными горами. И никто в тех горах не селится, ибо от стона, блуждающего по ущельям гор, всякий впадает в тоску и лишается разума. Унголианта же, лишённая головы, в агонии своей, свалилась с обрыва и канула в пучине морской. А светлый клинок Мелькора весь истлел от яда и рассыпался в прах.
Тяжко стонал Мелькор, поражённый ядом Унголианты. На крики Огнеликого пришли его бывшие соратники – трое балрогов и Гортхаур, что по воле Всевышнего бродили неподалёку от того места. Узнав своего повелителя, пали они на колени и молили его простить их постыдное бегство. Каялись они, что не устояли в тот час, когда Тулкас и Оромэ разоряли пещеры Утумно. И клялись они, что больше уж никогда не оставят они своего властелина и разделят его судьбу, какой бы она ни была.

Но Владыка Огня ответил им: «Не спешите с клятвами, которые, возможно, не под силу будет исполнить, ибо близится час, когда я лишусь своего былого могущества. Огонь, которым я обладаю, не принадлежит мне, и должен я отдать его Арде, как и было предначертано Илуватаром. Захотите ли вы мне служить, когда любой из вас станет сильнее меня?».

И все четверо клялись не оставить во тьме того, к кому пришли во дни блеска и силы. И тогда Владыка Огня простил их и повелел им следовать за собой».

Сравним обе версии. Версия нолдоров противоречива, полна нелепостей. Версия орков, хоть и недоказуема, ввиду отсутствия иных свидетелей, кроме Мелькора, но, по крайней мере, в нашей версии нет описаний того, чего никто не мог видеть. У нолдоров же таких эпизодов полно. О некоторых из них я уже говорил, о других ещё скажу ниже. Мотивы персонажей либо отсутствуют, либо крайне не убедительны.

В их версии Мелькор гасит деревья просто так, без причины, Унголианта отказывается пить сок деревьев непонятно почему, вопреки не только логике, но и инстинктам членистоногого. Мелькор у них, вопреки здравому смыслу, обещает Унголианте награду за питьё сока. Да и зачем вообще он её позвал. Уничтожить беззащитные растения он вполне мог и без неё, был бы топор. От сообщницы же исходили одни только неприятности. Она чуть не отняла у Мелькора Сильмариллы, да и сам он едва цел остался. Лучше иметь двух врагов, чем одного такого союзника.

Сам виноват! Зачем обещал ей «всё, чего пожелает твоё вожделение»? Скажи спасибо, что паучиха не пожелала извращённого секса! И будь впредь поосторожнее с вожделениями самки, если в ней больше тридцати тон веса.

А с убийством Финвэ и вовсе анекдот получился. Начнём с того, что в этом убийстве не было ни малейшей необходимости. Скажи Мелькор бывшему королю, что его сын Феанор снова затеял ссору на пиру, и Финвэ немедленно бросился бы в Тирион разнимать и мирить своих детей, да ещё попросил бы Мелькора посторожить Сильмариллы. Как же отец лжи не додумался до такого простого и эффективного хода? А ведь именно отцом лжи, нолдоры называют Мелькора.

По мнению авторов Квента Сильмариллион, Мелькор – организатор преступления, а Унголианта – исполнитель. Но обычно организаторы стремятся провернуть дельце так, чтобы весь риск достался исполнителю, а львиная доля добычи – организатору. А вот Мелькор, в их версии, делает всё наоборот. Унголианте достаётся сок деревьев, Мелькору – ответственность за наступившую тьму, погоня с собаками и прочие шишки. Убийство сторожа (мокруху) Мелькор берёт на себя, а украденные при этом драгоценности достаются Унголианте. А когда Унголианта, в точном соответствии с договором, требует себе ещё и Сильмариллы, у Мелькора нет никаких средств защиты против неё, кроме ослиного крика: «Караул! Грабят!». И это называется: «Так старый вор соблазняет новичка» (Сильмариллион глава 8). Это не злодейская хитрость, а заявка на золотую медаль в конкурсе идиотов!

На самом деле, если бы старый вор захотел облапошить новичка и зажилить его долю добычи, он, несомненно, заранее подготовил бы для сообщницы западню, а не орал бы: «Караул! Грабят! Городовой! Дворник! Спасите!».

А как Вам нравится происхождение незаживающих язв на руках Мелькора? По версии Сильмариллиона, это – ожоги от Сильмариллов. Вдумайтесь только: Владыка Огня обжёгся! Это всё равно, как если бы: Владыка Воды утонул, или Владыка Воздуха навернулся с вершины Таникветиль! По их мнению, Мелькор сумел, сражаясь с Унголиантой, уберечься от её яда, а вот от камней, которые отнюдь не нападали на него, а мирно лежали себе в ларце, он не уберёгся!

Да если бы прикосновение к этим камням грозило Мелькору язвами, разве бы стал он впоследствии вставлять их в свою железную корону? Вот Вы, например, мой читатель, разве Вы стали бы носить на голове венец, украшенный живыми скорпионами?
Представьте себя на месте Мелькора. Ваш венец украшен камнями, малейшее прикосновение к которым, сулит Вам очень болезненную и вечно не заживающую язву. Вот Вы забылись, почесали макушку и сразу же заорали от боли! Ещё через час Вы всего лишь хотели вытереть пот со лба…. Ай! У Вас появился ещё один вечный ожог. Вот к вам привязалась муха, но вы, скрипя зубами, не отгоняете её. Вы терпеливо сносите все её издевательства, лишь бы только не коснуться этих подлых Сильмариллов. А через час Вы снова забылись, и, когда корона сползла Вам на глаза, машинально хотели её поправить, и, таким образом, заработали ещё одну вечную болячку. Но вот, наконец, наступил долгожданный вечер! Вы, внимательно глядя в зеркало, с величайшей осторожностью снимаете ненавистный венец. На этот раз всё прошло гладко, Вы не обожглись! Какое счастье! Можно расслабиться. Но только Вы расслабились, как мерзкое изделие упало Вам на ногу. Теперь у Вас язва ещё и на ноге.

Наденете ли Вы этот венец завтра? Сомневаюсь. А вот Мелькор, по мнению Сильмариллиона, занимался этим самоистязанием половину тысячелетия! Ну, ни бред ли?!

Для меня совершенно ясно, что раз уж Владыка Огня пятьсот лет носил Сильмариллы на своей единственной горячо любимой голове, стало быть, они не приносили ему никакого вреда.

Наши предки неоднократно видели, как Мелькор касался Сильмариллов, и никаких вредных последствий для него это не имело. А нолдоры сидели в своих замках и сочиняли басни о том, чего никогда не видели.

Откуда же взялись язвы на руках нашего властелина? Мы орки знаем, это следы от яда Унголианты. А что же ещё, если до боя с ней, язв не было, а после боя они появились?
Версия орков логична, непротиворечива. В ней отсутствуют описания того, о чём мы не можем иметь сведений. Куда, например, делась Унголианта после схватки с Мелькором? Почему её с тех пор никто не видел? Мы полагаем, что она умерла, ибо Владыка Огня срубил ей голову. Нолдоры полагают, что она: «пожрала самое себя». Интересно, а откуда нолдорские летописцы узнали об этом беспрецедентном акте  самопоедания? Вероятно, Унголианта съела сама себя, а потом явилась к нолдорам, и рассказала им об этом. Чья версия правдоподобнее?

Кто присутствовал при схватке Мелькора с Унголиантой? Только сам Мелькор и сама Унголианта. Унголианту после этого боя никто не видел. Так утверждает Сильмариллион. Значит, единственный свидетель происходившего – Мелькор. Вы можете верить ему, можете не верить, но зачем же выдумывать то, чего он не рассказывал?

Следующая глава   http://www.proza.ru/2014/11/01/2069