Глава 1. Странное покрывало

Михаил Сидорович
Иллюстрация Лады Вдовиной.





Глава 1. Странное покрывало.
(История, поведанная мне Катрин Лантье - горничной из провинциального города Н).


Если долго бить, можно и Бога убить.
(восточная мудрость).

-Сударь, вы спрашиваете, знала ли я Шарлотту? Интересный вопрос! Да, это была моя самая верная подруга! Она воспитывалась вместе со мной в приюте для сирот, при Тамплемарском монастыре. Разве можете вы себе вообразить, сколько розог сёстры бенедиктинки об нас обломали! Ох, и натерпелись мы тогда боли! Вспомнить страшно! Иной раз сама не понимаю, как мы с ней живы остались. Чудны дела твои, Господи!
Мы двое за месяц получали розог больше, чем все остальные вместе взятые воспитанницы за год. Наверное, из-за этого мне и не везло с женихами, Шарлотте - тоже. Вы скажете - суеверие? Разве добрая христианка, да ещё в наш просвещённый семнадцатый век, может верить в такие дремучие приметы? Но на нашем с Шарлоттой примере видно, что в этом утверждении есть доля истины. И хлопки розгой по заду, каким-то непостижимым образом, отпугивают женихов.
Я хорошо помню тот день, когда она вступила под кров нашей обители. Это случилось году этак в 1610 от рождества господа нашего, или около того. Мне было тогда семь лет, ей - тоже. Она была похожа на ангелочка - белокурые кудряшки и необычные большие светло-голубые глаза. Сестра Марго привела её за руку. В другой руке Шарлотта держала большую тряпичную куклу с деревянной головой и паклевыми косичками.
Голова куклы  была тяжеловата, и кукла всё время норовила перевернуться вверх тормашками.
-Знакомьтесь, девочки, это ваша новая подруга. Её зовут Шарлотта.
Шарлотта изобразила вежливый книксен и с достоинством произнесла, показывая нам куклу:
-А это моя старая подруга, её зовут Иветта.
После этих слов, кукла тоже церемонно присела, склонив голову.
-Дитя моё, - сказала сестра Марго, - не перебивай старших. У нас здесь можно говорить, только когда тебе разрешат.
-Но, сударыня, как же я испрошу разрешения, если говорить нельзя?
-Испросить разрешения можно, но только тогда, когда взрослый закончил речь.
-И Богу молиться нельзя без разрешения?
-Богу можно.
-Но почему? Ведь он старше всех.
-Помолчи и не задавай глупых вопросов! Боже, как эти еретики испортили ребёнка! Их постигла заслуженная кара.
И сестра Марго озабоченно перекрестилась.
Мы все тоже перекрестились. Не перекрестилась только Шарлотта. Она в тот момент озиралась по сторонам и копала в носу.
-Дитя моё, если ты видишь, что я, или другая сестра крестится, ты должна сделать то же самое.
Шарлотта перекрестилась, немного подумала и заставила куклу тоже перекреститься.
-Родители этой несчастной сиротки были закоренелыми еретиками и служителями сатаны. Теперь они  горят в аду. И вас, девочки, ждёт такая же участь, если вы позволите гугенотам заморочить себе голову.
-Можно сказать? – спросила Шарлотта.
-Говори, дитя.
-Мама и папа никакие не еретики. И они не горят в аду. Мой папа скоро поправится и заберёт меня домой. А в аду вы сами будете гореть, потому, что вы паписты!
-Дитя моё, такими речами ты радуешь сатану. Но я вырву тебя из его когтей!
С этими словами она повела, ещё ничего не понимавшую, Шарлотту к позорной скамье. Возле неё стояла бочка с мочёными розгами. Набухшие от воды, они становились тяжёлыми и хлесткими. Мы смотрели на них, выпучив испуганные глазёнки. А Шарлотта рассматривала розги с любопытством. Видимо, не понимала, что это такое и для чего оно предназначено.
Сестра Марго грубо бросила девочку на скамью и села на бедняжку верхом. Придавленная грузными ягодицами, она не могла пошевелиться. Потом сестра Марго, не спеша, задрала Шарлотте подол и звонко выдрала её, визжащую и извивающуюся.
Закончив воспитательную работу, она сунула розгу обратно в бочку. Вода вокруг розги порозовела.
Шарлотта долго ревела, размазывая слезы. А сестра Марго терпеливо ждала того момента, когда рыдания перейдут во всхлипывания. Когда это произошло, она тихим смиренным голосом сказала:
-Я знаю, дитя моё, тебе было больно. Но порку ты заслужила. Ты должна быть благодарной мне, ведь я спасаю твою душу от ада. Если бы ты попала в ад, тебе было бы ещё больнее. Теперь ты должна вымыть с мылом язык и больше никогда не говорить подобных речей.
-Мне не нравится здесь, - обиженно сказала Шарлотта, - Я хочу домой. Мой папа отомстит за меня. Знаешь, какая у него острая шпага? Он проткнёт тебя, как сардельку.
За эти слова Шарлотту выпороли ещё раз и поставили перед распятием на колени, строго-настрого запретив даже шевелиться. Мы тихо забились по углам и продолжили вышивание. Разговаривали только шёпотом. Шарлотта стояла на коленях. А когда сестра Марго на минуту отлучилась, она быстро подбежала к своей кукле, крепко обняла её и вернулась с ней на свой пост у распятия.
-Дитя, ты отходила от распятья? – спросила сестра Марго, вернувшись.
-Нет, сударыня, - пролепетала Шарлотта, ещё сильнее прижимая к себе куклу.
-Тогда объясни, как кукла оказалась у тебя в руках?
-Она подошла, чтобы утешить меня и помолиться вместе со мной, – сказала Шарлотта, глядя в глаза воспитательнице своими чистыми  светло-голубыми глазками. И кукла в её ловких руках закивала головой, словно подтверждала слова хозяйки.
-Ты солгала, дочь моя. Запомни: ложь – тяжкий грех. Никогда больше не лги. Теперь, хоть мне тебя очень жаль, но я должна снова наказать тебя. Ибо зло нужно искоренять в зародыше, не давая ему разрастаться. Я не должна позволить моей слепой жалости погубить твою душу.
И Шарлотту выпороли в третий раз. Посреди порки она вдруг перестала кричать, руки её безвольно обвисли, и она стала похожа на свою тряпичную куклу.
Её переложили в постель, где она провела два дня.
Вечером я подошла к её постели и сказала:
-Привет, меня зовут Катрин.
-А я Шарлотта. Принеси мне Иветту.
Я разыскала её куклу и принесла. Она обняла её и сказала:
-Знала бы ты, Иветта, как мне больно!
-Лучше всего, - сказала я, - следи за голосом сестры Марго. Как только в голосе начинает звучать что-то похожее на сочувствие и сожаление, сразу же со всем соглашайся, плачь и проси прощения. Тогда, может быть, и обойдётся без порки.
-Учту на будущее, - с обидой в голосе сказала Шарлотта. – Катрин, ты поможешь мне отомстить?
Я растерялась, ведь месть – это от сатаны! А воздаяние – от Бога. Но в чём между ними разница я не очень-то понимала. Помявшись, я ничего не ответила ей и отошла прочь.
Месть её не заставила себя ждать. Едва поднявшись с постели, она спёрла швейную иглу у зазевавшейся соседки. Потом мы всем приютом дружно искали эту иглу. А Шарлотта старалась больше всех, хотя игла была спрятана в подоле её нижней рубашки. Я всё видела и шёпотом спросила её, зачем ей это нужно.
Шарлотта посмотрела на меня сначала невинно-удивлённым, потом оценивающим взглядом. И вдруг в глазах её метнулись озорные чёртики, и она шепнула зловещим голосом:
-Месть!
Во время мессы, она отщипнула от подсвечника маленький кусочек оплывшего воска. После обедни она скатала из воска шарик и воткнула в него иглу тупым концом.
Табуретка сестры Марго была неприкосновенна, как трон. Никто не смел не только сесть, но даже посмотреть на неё без должного почтения. Это казалось нам смертным грехом. И вот, когда сестра Марго вышла на минуту, мы привели в действие свой коварный план. Я громко завизжала и крикнула: «Мышь»! В комнате началась паника.  А Шарлотта в это время молниеносно осквернила трон нашей всесильной госпожи, прилепив к сидению шарик иглой вверх. Операция прошла чисто. Никто ничего не заметил.
Вернувшись, сестра Марго с размаху села, и её душераздирающий вой переполошил весь монастырь.
После этого, всему приюту был учинён длительный тщательный допрос, на котором выяснилось, что в отсутствии сестры я испугалась мыши, которую никто кроме меня и Шарлотты не видел. Причём, по моей версии, мышь выбежала из-за ткацкого станка и скрылась за дверью, а по версии  Шарлотты, мышь выбежала из-за камина, добежала до середины комнаты и вернулась обратно за камин. Нас уличили с помощью простого перекрёстного допроса.
Впрочем, потому как я метнула на Шарлотту вороватый взгляд, сестра Марго всё поняла задолго до окончания разбирательства.
Мы обе были нещадно выпороты и на два дня помещены в тёмный сырой погреб, служивший карцером.
-Прости, Шарлотта, - говорила я ей. Мы обе лежали животами на каменном полу, подперев подбородки руками и трепетно оберегая пострадавшую часть тела. Даже прикосновение одежды было невыносимо. – Кажется, мы попались из-за меня. Я плохо умею притворяться.
-Брось, это я составила плохой план, - ответила мне она.
Потом она принялась рассказывать мне о своём доме, о родителях. И правдивый поначалу рассказ постепенно превращался во вдохновенное враньё. Но фантазировала она с такой искренностью, врала столь самозабвенно, что слушать её было одно удовольствие.
-Ты знаешь, - говорила она. – Мой папа вовсе не умер, это сестра Марго всё врёт.
Он вылечится и приедет за мной. Тебя, если хочешь, он тоже возьмёт. А сестру Марго он выпорет самой толстой розгой и запрёт в этом подвале навсегда.
Папа посадит нас на коня и привезет домой. Мама обнимет нас. А служанка Жаклин накормит пирогом с миндалём и грушами. Ты знаешь, какое отличное варенье она умеет варить из груш? Это ничего, что у неё теперь дыра в груди. Это скоро пройдёт. В крайнем случае, у неё есть волшебные иголки, которыми можно зашить всё что угодно. И даже шва не будет заметно.
Однажды, я прожгла себе платье угольком. Так вот, она зашила это платье так, что никакого шва не было видно!
У нас очень красивый дом, а рядом грушевый сад и пасека. А ещё там есть мельница. Она тоже наша. Там плотина и пруд.
Однажды мы катались с папой по этому пруду на лодке. И вдруг из воды вылезла огромная змея. Она изрыгала огонь и пахла серой. Но у папы была при себе шпага,  он разрубил змею пополам. Однако из двух половинок тотчас выросло две новых змеи. И обе они напали на нашу лодку, стараясь её перевернуть. Тогда папа отрубил одной змее хвост. Но у змеи вырос новый хвост, а из отрубленного хвоста выросла новая змея. И стало три змеи. Тут я догадалась прочесть молитву, которой научила меня наша служанка Жаклин. После этого лишние змеи пропали, и змея снова стала одна. И когда папа отрубил ей голову, змея сдохла, испустив такой страшный вой, что вся деревня попряталась в подвалы. И три дня никто не смел выходить. А трактирщик не выходил целый месяц, потому, что у него в подвале были большие запасы колбасы и вина! И он решил не рисковать понапрасну.
Она обожала выдумывать и рассказывать всякие небылицы. Но делала это только в карцере и только в темноте. А в карцере нам приходилось сидеть часто. Со временем, девчонки даже прозвали наш карцер спальней Шарлотты.
Порой, они спрашивали:
-Шарлотта, ты сегодня ночуешь с нами, или у себя?
-Спросите сестру Марго, - угрюмо отвечала Шарлотта, - ей лучше знать.
То она рассказывала, как страшный ветер занес Жаклин на колокольню, но она ухватилась за верёвку, которой звонят, и целый час раскачивалась, звоня и боясь отпуститься. То она сообщала, что на их мельнице однажды завелись черти, которые ушли только тогда, когда пришёл священник. Но священника они утащили с собой, крича при этом: «С такой добычей не стыдно и сатане на глаза показаться»!
То сообщила, что одна пчела на их пасеке выросла больше лошади и катала Шарлотту на своей спине. Она верхом на пчеле летала над полями и лесами, над городами и дорогами.
Её рассказам не было числа. Ей нравилось, что она нашла в моём лице благодарную слушательницу. С этими рассказами в карцере было не так темно, не так страшно. И действие всех рассказов происходило вокруг её дома, пруда, грушевого сада.
Остальные девочки нашего приюта держались от Шарлотты подальше, справедливо опасаясь вляпаться в историю с розгами и карцером. Но я тянулась к ней. Пьянящее чувство свободы, озорства, лукавства исходило от неё. Она излечила меня от страха. Розги, которых я раньше очень боялась, казались теперь пустяком. Это было настоящее сродство душ! Сродство душ, это не тогда когда души одинаковые, а когда одна душа подходит к другой, как туфли к шляпке!
Шляпкой в нашем союзе была Шарлотта, а я, конечно же, туфлями.
Что-то неправильное было в системе воспитания сестры Марго. Чем больше из нас пытались выбить дурь, тем глубже в нас эта дурь вколачивалась. А многочасовое стояние на коленях перед распятием, превращало молитву в пытку. Стоя таким образом, я думала о чём угодно, но не о Боге. Медленно, но верно я начинала ненавидеть молитвы, распятия, душеспасительные речи, грустные улыбки, сострадательно приподнятые брови.
Вторым актом мести Шарлотты стал рисунок, на котором  орава чертей тащила в ад монахиню, удивительно похожую на сестру Марго. Рисунок обнаружился утром на стене нашей общей спальни. Сестра Марго выстроила нас вдоль стены и велела показать руки. Конечно же, руки Шарлотты оказались испачканы чернилами. Последствия были ужасными.
Вскоре после этого, Шарлотта поймала ужа в монастырском саду. Она посадила несчастную змею в ночную вазу сестры Марго и накрыла крышкой. Ночью та села на вазу, собираясь использовать её по назначению. Змей проснулся, зашипел и коснулся её интимных мест. И сестра Марго перебудила весь монастырь своим отчаянным визгом.
А уличила она нас по запаху. Достаточно было только обнюхать руки Шарлотты, чтобы почувствовать характерный запах ужа. После отсидки мы завели за правило тщательно мыть руки.
Потом, работая на кухне, Шарлотта вылила целую чашку мыла в котёл с похлёбкой. Лезущая из котла пена затушила печь. Кухня наполнилась едким дымом. Пол залило пеной. Суп, вернее густая каша, в которую он превратился после снятия пены, стал отвратительным на вкус. И его не стали есть даже свиньи. Так монастырь остался без ужина.
Потом Шарлотта и я повадились выпрашивать у сестры Терезы слабительное. Та понимала толк в лечебных травах и готовила разные снадобья. Крестьяне со всей округи приходили в наш монастырь в поисках исцеления.
Скопив за два месяца изрядное количество зелья, мы влили его в общий котёл. Монахиням предстояло всенощное бдение. И бдение это удалось на славу! И оно действительно было всенощным. Монахиням то и дело приходилось бегом покидать храм и возвращаться назад, только для того, чтобы через несколько минут снова убежать. В отхожем месте было куда многолюднее, чем в храме.
Однажды она, добыв из лампадки несколько капель масла, смешала его с сажей, которая накопилась в дымоходе. Полученной смесью она разрисовала лицо спящей привратницы. Рано утром к монастырю пришёл наш священник - отец Роже. Он собирался служить заутреню. Когда он постучался, зарешёченное окошко в калитке отворилось, и на него глянула такая страшная рожа, что бедный священник завопил благим матом, поскользнулся и крепко ушиб заднее место. А привратница, недоумевая, в чём дело, решила позвать кого-нибудь на помощь. В коридоре она нос к носу встретилась с матушкой настоятельницей. Та, увидев в полумраке страшное лицо, перепугалась и огласила монастырь отчаянным криком. Она, вероятно, решила, что сам дьявол явился за её душой.
Мы росли, набирались опыта, попадались реже. В ответ, сестра Марго приказала одной из воспитанниц доносить на нас.  Благодаря этому начались новые провалы.
Как-то раз, одна розга в бочке, самая толстая, рано утром украсилась бумажкой, на которой было написано: «Аз воздам». Сестра Марго насторожилась, но ничего предосудительного в записке не нашла, ведь розга действительно предназначалась для воздаяния. Наказывать никого она не стала, лишь ограничилась уничтожением записки, чувствуя в ней какой-то подвох.
На другой день, уже на самой бочке было написано: «десть крат воздам и сто крат воздам!». Теперь воздаяние приобретало иной смысл. В нём читалась детская мечта, что Бог влепит сестре Марго по сотне ударов, за каждую розгу, которую она отвесила своим воспитанницам. Сестра Марго всегда утверждала, что розги идут только на благо нам. А ведь в Библии сказано, что за каждое благое дело Бог воздаст сторицей.
Всё дело было сработано чисто. Улик мы не оставили. И эта воспитанница, имени которой я не хочу называть, нас выдала. Но Шарлотта, по отбытии наказания, вычислила доносчицу, набрала в саду гусениц и всыпала целую пригоршню их в суп нашей обидчицы. Бедняга доела почти до дна и вдруг обнаружила, что суп кишит червями. Её вывернуло наизнанку. И целую неделю она не могла думать о еде.
Мы росли, и наши пакости стали приобретать иной смысл.
Нам доставляло удовольствие обстреливать отца Роже томными взглядами прямо в церкви, во время проповеди. Те монахини, что находились впереди нас, ничего не замечали, ибо сидели спиной к нам. Те, что сидели позади – видели только наши спины. Единственный, кто видел наши лица, был отец Роже. Молодой священник начинал краснеть, путать слова.
Так мы терроризировали его три дня. Потом сестра Марго засекла нас, и мы снова схлопотали карцер.
Однажды мы услышали от сестры Марго, что если мы будем потакать своим греховным мыслям, то нам не миновать дома с красным фонарём, где падшие женщины за деньги занимаются блудом. Шарлотта тут же задалась целью изготовить красный фонарь.
Для этого она стащила на уроке шитья красные лоскутки и пяльца для вышивания. Связав пяльца крест-накрест, она изготовила каркас. Снаружи каркас был обтянут красным шёлком. А внутри установлена зажженная церковная свеча. Получился красный фонарь. Ночью этот фонарь был спущен с крепостной стены на длинной нитке, с таким расчетом, чтобы он висел прямо над входом в обитель.
Это заметили кузнец и конюх, жившие рядом с монастырём. Они стали стучать в дверь. Привратница спросонья долго не могла понять чего им надо, что за чушь они плетут про красные фонари. Она посоветовала им проспаться и захлопнула окошко перед их носом. Они начали стучать сильнее, а привратница стыдила их и просила угомониться. И то – правда, оба были выпивши. На шум пришла настоятельница. И только тогда выяснилось, в чём дело. Но к тому времени в соседних домах зажглись окна, у монастыря начала собираться толпа, и число свидетелей этого непотребства достигло нескольких десятков человек.
Одним словом, изобретательности Шарлотты не было предела. Обычно она выдумывала и сама же исполняла, а я стояла на стрёме, или отвлекла внимание.
Нередко нас ловили и беспощадно наказывали. В карцере Шарлотта снова сочиняла небылицы, но теперь в них присутствовали загадочные и прекрасные незнакомцы, а также переодетые принцы.
Однажды в тёплый летний день мы работали в монастырском саду. Мы изнывали от жары и скуки. Ныла спина, но разогнуться никто не смел. Ведь сестра Марго прохаживалась между нами и читала свою обычную проповедь о пользе трудолюбия и смирения.
Шарлотта шепнула мне:
-Я, кажется, поняла, почему рабы падают на колени, при появлении господ, и кланяются.
-Почему? - спросила я.
-Они, подобно нам, притворяются, будто заняты прополкой!
Мы захихикали.
По счастью, сестра Марго не могла быть при нас неотлучно. Порою, она вынуждена была нас покидать. Тогда мы медленно разгибали измученные спины и разминали свои чёрные исколотые осотом пальцы. Однажды, во время такого перерыва, Шарлотта сорвала с себя передник и зашвырнула его на ветви старого каштана, росшего перед садовой оградой. Это была глухая каменная стена, отделявшая нас от безумно интересного внешнего мира.
-Катрин, - сказала она, - ты видела, как этот сильный ветер забросил мой передник на дерево?
-Да, Шарлотта, этот ветер просто с ног сбывает, - ответила я.
-Ну вот, придётся теперь мне лезть за ним, - притворно вздохнула Шарлотта.
С этими словами, она подтянула подол выше колен и заткнула его за корсаж юбки. Обнажились её полные бледные бедра и круглые коленки. Недолго думая, она взобралась на дерево, удобно устроилась на толстой ветке, легкомысленно поболтала голыми ногами, откинула назад гриву белокурых кудряшек и подставила лицо солнцу и ветру.
Как я ей позавидовала в эту минуту. Она видит огромный прекрасный мир, а я вижу только, опостылевшую за долгие годы, каменную кладку садовой ограды. Но я прекрасно понимала, что никогда не наберусь такой смелости. Кто я такая? Жалкая гусеница под пятой всевластной сестры Марго!
-Шарлотта, что ты там видишь? – кричали ей девчонки.
-Я вижу поле, - неторопливо смакуя каждое слово, говорила она, - лес, речку, много белых облаков. Рядом на лужайке пасется целый табун прекрасных единорогов, только они ещё молодые, и рог на лбу у них пока не проклюнулся. А по дороге идёт прекрасный принц, переодетый бродячим торговцем, в окружении целой толпы не менее прекрасных рыцарей, переодетых в костюмы сельской шпаны. Принца я оставлю себе, потому, что первая его заметила. А рыцарей, уж так и быть, отдам вам.
Но тут «переодетые рыцари», проходившие мимо монастырского сада, заметили Шарлотту. Они принялись свистеть и улюлюкать. Один из них крикнул:
-Глядите, какой прекрасный бутон вырос на старом монастырском каштане! Жаль, что он раскрылся только до колен.
Дружный смех, раскатившийся за оградой, показался Шарлотте обидным. Она показала мальчишкам язык, а потом сорвала с ветки каштан и запустила им в своего обидчика. Судя по раздавшемуся воплю, бросок был метким.
В ответ из-за стены в неё полетел целый град комьев земли и палок. Старый башмак прилетел Шарлотте прямо в лоб. Она не удержалась и с громким визгом свалилась с ветки.
Она осталась живой только благодаря божьему чуду. Падая, она зацепилась за острый сук. Ткань с треском разорвалась. Половина юбки осталась висеть на дереве. Зато падение было смягчено, и Шарлотта мягко шлёпнулась в середину розового куста.
-Так-так! – раздался за нашими спинами голос, от которого все вздрогнули и быстро разбежались по местам.
Мы и не заметили, что сестра Марго уже давно стоит позади нас и наблюдает за нами.
-Простите, матушка. – Шарлотта потупила взор и показала сестре Марго свой скомканный передник. – Это всё ветер. Он занес мой передник на дерево, и я пыталась его достать.
-О, я не сомневаюсь, что виной всему ветер. Но этот ветер дует в твоей голове!
Я полагаю, что двадцать ударов розгой и двое суток в карцере помогут восстановить там тихую и ясную погоду.
-Матушка, уверяю вас, что всё так и было! – воскликнула я, падая на колени. – Шарлотта хотела перевязать узел потуже. Но тут порыв ветра вырвал передник из её рук и забросил на дерево!
-Кто ещё это видел? – Сестра Марго обвела воспитанниц столь смиренным и кротким взглядом, что кровь застыла в их жилах, а язык прилип к нёбу.
Девочки молчали, с остервенением  истребляя сорняки.
-Я так и думала! Печально сказала она. Певец и подпевала. Ветер обдувал только тех, кто видел мышь.
Дитя моё, - сказала она, обращаясь ко мне. – Двадцать алых полосок пониже спины и двое суток на воде и хлебе тебе тоже не повредят.
-Матушка, Катрин тут не при чём! – сказала Шарлотта, глядя нашей надзирательнице прямо в глаза. – Она ведь не лазила на дерево! Несправедливо наказывать её столь же сурово, как и меня.
-Ты права, дитя моё! Ты и вправду виновата больше чем твоя подруга. Ты совершила сегодня три смертных греха. Во-первых, ты грешна леностью, ибо вместо работы развлекалась лазаньем по деревьям. Во-вторых, ты грешна любострастием, ибо в самом непотребном виде смущала мирян, сверкая своими бесстыжими ляжками. В третьих, ты грешна гневом, ибо твой дерзкий взгляд  ясно свидетельствует об этом. Вдобавок, ты лжёшь, а это тоже грех, в который вверг тебя сатана. А Катрин всего лишь лгунья. Поэтому наказывать вас одинаково было бы несправедливо.
Продолжай прополку, дитя моё, когда работа будет закончена, помоешь ноги всем воспитанницам. После, той же водой умоешь своё лицо.
-Но, матушка!
-Не перебивай, дочь моя. Я должна научить тебя смирению. Чтоб ты лучше поняла, за пререкания ты не будешь сегодня ужинать, но помоешь всю посуду. Голод утолишь тем, что останется в тарелках!
-Матушка, не надо, лучше прикажите отсидеть мне ещё три дня.
-Ошибаешься, дитя моё, надо. Отныне уборка отхожего места станет твоей повседневной обязанностью.
Что же ты молчишь, дитя моё? Не желаешь ещё прекословить мне?
-Матушка, простите меня, я раскаиваюсь в своём поступке.
-Раскаянье это путь к спасению. Но я не верю в твою искренность. На глазах твоих слёзы. Но это не слёзы покаяния, а слёзы ущемлённой гордыни. Ты ведь считаешь уборку отхожего места унижением своего достоинства. Не так ли? Напоминаю тебе, что гордыня это тоже смертный грех, уже четвёртый, которому ты поддалась за последний час. Тебе необходимо избавиться от него. Что ты молчишь? Ты признаёшь, что погрязла в гордыне?
-Признаю, матушка.
-Значит, ты согласна с тем, что должна избавиться от этого греха?
-Согласна, матушка.
-В таком случае, уборка отхожего места остаётся за тобой, равно как и мытьё ночных ваз. Ты всё поняла?
-Да, матушка.
-Ты будешь ещё дерзить мне?
-Нет, матушка.
-Ты будешь ещё оспаривать справедливость моих решений?
-Нет, матушка, - упавшим голосом сказала Шарлотта.
-Вот, видишь? Справедливость восстановлена. Твоя подруга наказана меньше, чем ты. Ты довольна?
-Довольна, матушка.
-Тогда приступай к работе, – и Марго воссела на свой деревянный трон, по давней привычке внимательно осмотрев сидение, нет ли в нём иглы.
-Ну, всё, тварь, тебе конец, - тихонько прорычала Шарлотта, яростно дёргая сорняки.  А я только вздохнула и принялась, под видом прополки, тайно собирать подорожник. Я по опыту знала, насколько он будет необходим нам в карцере после порки.
Двое суток ареста она молчала, односложно отвечая на мои вопросы. В этот раз она не выдумывала историй. Все её мысли были посвящены предстоящей мести.
-Значит, новая война! – с ужасом шептала я. – Ой, запорют нас до смерти, если опять попадемся. Похоже, сестра Марго теряет чувство меры!
Мне было страшно. И в то же время, опасность бодрила и завораживала меня. Нет, не смогу я вернуться в то жалкое прозябание, в котором пребывала до знакомства с Шарлоттой.
-Мой генерал, - обратилась я к Шарлотте, - я с вами, располагайте мною, как считаете нужным!
-Кажется, я что-то придумала, но нужно тщательно обдумать детали, - мстительно улыбнулась она.
По выходе из темницы, Шарлота начала плести свою паутину. Она отыскала в траве старый башмак, столь метко прилетевший ей в лоб, и оторвала от него подмётку. Смочив подмётку в грязи, она оставила чёткий жирный отпечаток на подоконнике.
Поутру послушница, мывшая окно, заметила этот след. Она уже раскрыла рот, чтобы спросить, что за свинья лазит с грязными лапами по подоконнику, но осеклась, сообразив, что след слишком большой для девочек, да и для монахинь тоже. След мог принадлежать только мужчине.
Поражённая своим открытием, она побежала делиться новостью с другими монахинями. Трудно вообразить, как переполошился монастырь. Какой фурор внесла в скучную монастырскую жизнь эта пикантная новость. Когда матушка настоятельница пришла к окну, она едва протиснулась сквозь толпу сестёр. Они истово крестились, шёпотом обсуждая  находку.
Кое-кто из воспитанниц пытались выяснить, в чём дело, но их сурово отшили.
Спустя несколько дней, я подошла к сестре Марго и сказала, стыдливо опустив очи:
-Матушка, я должна вам кое-что сообщить.
-Что именно ты хотела мне сказать, дитя моё?
-Шарлотта, она…- я замолчала, прикусив губу.
-Ну же, договаривай, доченька. Что она в этот раз натворила?
-Она пропадала где-то всю ночь.
Сестра Марго так и подскочила на месте:
-Ты хочешь сказать, что она не ночевала в спальне?
-Она легла вместе со всеми, но потом, когда решила, что все уснули, она тихо встала и ушла куда-то. Я думала, что она вышла по нужде. Но её не было всю ночь. Мне не спалось, и я всё видела. А вернулась она только перед рассветом.
-Ты правильно сделала, что сказала мне об этом. Наконец-то ты повзрослела и поняла, что истинная подруга должна не потакать её грехам, а напротив, помочь ей встать на путь истинный.
-Увы, матушка, вы слишком хорошо думаете обо мне! На самом деле, я забочусь вовсе не о её заблудшей душе, а о своём грешном теле. Вы не представляете, как мне надоело получать розги, за её проделки!
-Как бы то ни было, ты правильно поступила, Катрин. Ты встала на путь покаяния. И если ты с него не свернёшь, он выведет тебя из болота, в которое тебя заманил сатана. Ты вовсе не доносчица и не предательница. Ты истинная подруга Шарлотты.
-Только умоляю, сделайте так, чтобы Шарлотта ни о чём не догадывалась. Не говорите ей, что это я вам сказала!
-Конечно, дитя моё. Я не собираюсь тебя выдавать. Ведь если я так сделаю, Шарлотта перестанет поверять тебе свои греховные тайны, и тогда нам труднее будет спасти её заблудшую душу!
-Благодарю вас, матушка. Но, это ещё не всё.
-Что же ещё?
-Дело в том, что Шарлотта делает это уже не в первый раз! Точно так же было и в ту ночь, после которой монахини толпились в коридоре возле окошка.
-Да ты что! – у  сестры Марго захватило дух. – Слушай меня внимательно, дитя моё. Теперь ты должна денно и нощно следить за Шарлоттой. Денно и нощно! Как только она снова исчезнет, немедленно сообщи мне. Буди меня прямо посреди ночи! Ты слышишь? Это очень важно! Ты поняла меня?
-Да, матушка.
-Ты всё сделаешь, как я велю?
-Да, матушка!
-Но если ты снова станешь её покрывать, берегись!
-Нет, матушка. Я сделаю всё, как вы сказали.
На этом наш разговор закончился. Получив разрешение идти, я вернулась к Шарлотте и доложила о выполнении заданья.
-Она ничего не заподозрила? – спросила Шарлотта.
-Что ты, милочка! – ответила я. – Она сияла, как новенькая медная лампадка. До того ей хотелось уличить тебя. Она аж ножками сучила от предвкушения!
Но я не понимаю, зачем тебе всё это?
-У каждого полководца должен быть секретный план! – загадочно сказала она.
-Ваше превосходительство, - я молитвенно сложила ладони, - если вы не хотите, чтоб ваш единственный солдат пал смертью храбрых от неудовлетворённого любопытства, посвятите меня в детали вашего плана.
-Ладно уж, - сказала она оглядываясь по сторонам. – Смотри, солдат.
С этими словами, она приподняла подол и на несколько мгновений показала мне свои ноги. Я увидела, что под платьем она одета в странные полотняные штаны. Раньше я их не видела.
-Что это? - спросила я.
-Это подштанники отца Роже!
-Ты носишь мужские кальсоны?
- Просто мне больше некуда их спрятать.
-Но как ты их раздобыла?
-Я выпросила их у нашего священника. Сказала ему, что скоро осень, и я опять начну мёрзнуть. Сначала он смущался, говорил, что носить мужскую одежду для женщины грех. Я же, не моргнув глазом, заявила, что большинство женщин уже давным-давно носят зимой под юбкой штаны. Он начал было говорить, что это грешно и некрасиво. Я ответила, что грешно мучить бедных женщин холодом. А на красоту это вообще никак не влияет, ведь они носятся под платьем. Наконец, но заявил, что такое бельё – удел блудниц, а порядочные дамы его не носят. Тогда я, наивно моргая, попросила его рассказать подробнее, где он видел порядочных дам без панталон? Это был убойный удар. Он замялся и ушёл от ответа, обещав принести требуемое..
-Когда ты успела это сделать?
-На исповеди.
-Вы говорите на исповеди о белье?
-Ну, конечно, не только об этом. Сначала я выполнила все необходимые формальности, а потом попросила.
-Но зачем они тебе?
-Я подброшу их в келью сестре Марго, а потом сделаю так, чтоб матушка настоятельница нашла их!
-Ты хочешь оклеветать её?
-Да, очень! А ты?
Я колебалась. После минутного размышления, я сказала.
-Мне очень хочется насмерть забить сестру Марго палками, или сжечь живьём. Но клевета! Она ведь пачкает не только её, но и нас.
-Послушай, Катрин, если бы ты била её палками, то всё равно испачкалась бы в крови, а, сжигая, ты измазалась бы сажей. Если ты выбираешь путь мести, то остаться чистенькой тебе не удастся. И потом, с палками и костром у нас всё равно ничего не выйдет. Клевета, это единственный доступный нам путь к справедливости. Либо мы делаем это, либо терпим. Третьего не дано. Ты можешь остаться чистенькой, а я вся такая чистая и непорочная, буду день за днём мыть ночные вазы, пока не пропахну чистотой до самых костей!
Я задумалась: «Как же так? Клевета, которая сама по себе несправедлива, есть единственный путь к справедливости? Справедливая несправедливость? Так?».
-Ты права, - сказала я. - Прости мне моё колебание. Мы должны проучить эту гадину! Она это заслужила!
-Не проучить, а раздавить! Теперь, подруга, ты знаешь достаточно, чтобы погубить меня! Ты со мной?
-Конечно, с тобой, ну не с сестрой же Марго!
Следующие три ночи мы не предпринимали никаких действий, вели себя паиньками. Ожидание должно было помучить сестру Марго, сгоравшую от нетерпения. Каждое утро я докладывала ей, что за ночь никаких происшествий не было. Действуя таким образом, мы надеялись утомить противника и притупить его бдительность.
Но вот наступила четвёртая ночь с момента моего доноса. Больше тянуть было нельзя. Это была ночь генерального сражения. Охваченные боевым азартом, мы не могли сомкнуть глаз. Но действовать, по замыслу Шарлотты, нам предстояло перед рассветом.
План был прост и заключался в следующем:
По сигналу Шарлотты мы обе бесшумно встаём и, не одеваясь, выходим в коридор.
Там Шарлотта прячется за поворотом и ждет. Я в это время стучусь в келью сестры Марго и сообщаю ей, что Шарлотты опять нет на месте. Сестра Марго, несомненно, должна проследовать в нашу спальню, чтоб убедиться в отсутствии нашей бунтарки и устроить засаду.
Пока надзирательница ждёт Шарлотту в спальне, та проникает в её келью и подбрасывает улику, после чего идёт будить матушку настоятельницу. Шарлотта должна убедить настоятельницу в том, что видела собственными глазами, как некий мужчина проник в одну из келий.
Придя в келью сестры Марго, мужчину они, конечно, там не найдут, ибо он был лишь плодом нашей выдумки, но зато найдут мужские кальсоны.
Если всё это получится, то сестре Марго никто не позавидует. А главное – мы навсегда избавимся от неё, ибо как существо падшее она потеряет право воспитывать сирот.
Но действовать следовало в предутренние часы. Если бы мы вздумали начать операцию в середине ночи, тогда действия сестры Марго трудно было бы предугадать. Вряд ли она согласилась бы в течение нескольких часов ожидать возвращения Шарлотты в спальне. Скорее всего, она подняла бы послушниц и, с их помощью, стала бы обыскивать монастырь. Завернув за поворот коридора, она сразу же столкнулась бы с Шарлоттой, и дальше все наши планы рассыпались бы прахом. Тогда Шарлотте не миновать порки. А при порке, стоило только задрать подол, обнаружились бы подштанники. Что было бы потом, страшно даже представить. Вот почему нервы наши были напряжены до предела. Лёжа в постели и боясь пошевелиться, чтобы не разбудить кого-нибудь из девчонок, я в сотый раз мысленно репетировала свою роль.
Было полнолуние. Наши окна выходили на запад. В окошке показалась луна, клонящаяся к закату.
-Пора, - шепнула Шарлотта.
Я поднялась, бесшумно ступая босыми ногами, выглянула в коридор. Никого. Я показала сжатый кулак с оттопыренным вверх большим пальцем. Это означало: «всё в порядке». Встала Шарлотта. Мы обе выскользнули в коридор.
Шага через два мы поравнялись с кельей сестры Марго. Я остановилась, давая возможность своей сообщнице скрыться за поворотом. Сердце бешено колотилось. Собравшись с духом, я тихонько поскреблась в дверь. Сестра Марго открыла сразу. Видимо, спала она очень чутко.
-Катрин, ты? – шёпотом спросила она.
-Я, матушка.
-Она ушла?
-Мне стыдно признаться, но я проспала! – сказала я, глядя в землю. – Прошлые ночи измучили меня, и я заснула. Проснулась только сейчас. А её нет.
-Слава Всевышнему! Ты правильно поступаешь, дочь моя.
С этими словами, даже не одевшись, в одной рубашке, сестра Марго покинула свою келью и опрометью устремилась в спальню девочек. Я последовала за ней, нарочно стукнув пяткой о пол, якобы споткнувшись. Это был условный знак Шарлотте, что всё идёт по плану.
Дальнейшие события я буду описывать со слов Шарлотты, ибо дальше действовала она. Я же только могла лежать с закрытыми глазами и молиться за неё, хотя и не знала, как Бог отнесётся к столь грешным молитвам.
Итак, Шарлотта выждала полминуты после условного сигнала, выглянула из-за угла. Никого. На цыпочках она подкралась к двери кельи. Кельи в нашем монастыре запирались только изнутри на задвижку. Замков не было. Только кладовые, карцер, кухня, да кельи настоятельницы и сестры ключницы имели замки. Остальным монахиням просто нечего было прятать. Да и никто посторонний не мог проникнуть в монастырь.
Осторожно она приоткрыла дверь. Петли мы заранее смазали лампадным маслом, чтобы не скрипели. Шарлотта проникла в келью, огляделась. Келья была крошечная, устроенная в нише крепостной стены. Каменный пол, каменные стены, сверху каменный свод.  Заходящая луна тускло светит сквозь оконце. На стене висят распятье и чётки. На подоконнике подсвечник и молитвенник. Предметов мебели всего два. Деревянное ложе с соломенным тюфяком и постелью занимает половину каморки. В оставшемся узком проходе – маленький сундучок. На сундучке аккуратно сложенная одежда - власяница, покрывало, передник. Больше ничего.
Дрожащими руками Шарлотта сняла с себя предмет мужского туалета. Куда положить? Нужно, чтоб было видно, но не сразу. Не видя лучшего варианта, она приподняла стопку одежды на сундучке и подсунула под неё улику. Вот так! Сверху прикрыта одеждой, сразу не обратишь внимания, но одна штанина видна - свисает. Дело сделано. Теперь только бы добраться до кельи матушки настоятельницы.
Бесшумной тенью Шарлотта выскользнула в коридор. Огляделась. По-прежнему никого. Но не успела она сделать и трёх шагов, как одна из половиц предательски скрипнула. Шарлотта замерла.
-Далеко ли путь держишь, дочь моя! – услышала она тихий вкрадчивый голос, громом прокатившийся от двери спальни воспитанниц.
«Это провал!», пронеслось в голове Шарлотты.
-Так куда же ты идёшь, дочь моя? – сестра Марго медленно приближалась. – Если ты идёшь в спальню, то она находится в противоположной стороне. Может быть, ты заблудилась?
-Похоже на то, матушка, - тихо пролепетала Шарлотта. – Я сама не понимаю, как здесь очутилась. Похоже, моя давняя болезнь вновь вернулась ко мне. Я сомнамбула! Да, матушка, я брожу во сне. Сегодня полнолуние и моя болезнь…
-Твоя болезнь не сомнамбулизм, дитя моё! Твоя давняя и боюсь неизлечимая болезнь это лживость! Но неужели ты до сих пор не поняла, что ложь только усугубляет вину и увеличивает наказание? Спасение заключается не во лжи, а в покаянии.
-Поверьте, матушка, на этот раз я говорю правду. Я блуждала во сне.
-Ты не блуждала, дочь моя. Ты блудила! Не так ли? Жди меня здесь и не смей сдвинуться с места.  Иначе, твоё наказание удвоится.
С этими словами сестра Марго вошла в свою келью. Шарлотта сжалась в ожидании неминуемой развязки. Вот сейчас надзирательница найдёт улику. Сначала она удивится, потом всё поймет. А потом… Что будет потом, думать не хотелось. Шарлотта просто не могла заставить свой мозг подумать об этом. Все её мысли останавливались на слове «поймет», а дальше зияла чёрная пустота.
Однако, к немалому изумлению Шарлотты, сестра Марго, спустя минуту, как ни в чём не бывало, вышла из своей кельи, полностью одетая. Чёрная власяница, белый передник, на голове белое монашеское покрывало. Ничто в её облике не выдавало, что она обнаружила тот предмет, из-за которого так переживала моя подруга.
Идём, дочь моя, сказала она, взяв бедную девушку за ухо. Мы идём к настоятельнице, дабы обсудить способ лечения твоей болезни.
-Но, матушка, позвольте тогда и мне одеться. Ведь на мне ничего нет, кроме ночной рубашки!
-Ты стесняешься?
-Да, матушка.
-Нет, дитя моё, ты пойдешь, в чём есть. Если уж ты не постыдилась показаться в таком виде постороннему мужчине, то стоит ли стесняться настоятельницы?
Сестра Марго так больно скрутила ей ухо, что Шарлотта вынуждена была подняться на цыпочки и безропотно следовать туда, куда влекла её рука надзирательницы.
И вот Шарлотта оказалась возле кельи настоятельницы, но вовсе не так, как она это планировала.
Матушка настоятельница была немало удивлена, увидев на пороге своей кельи надзирательницу и её воспитанницу.
-Что это значит, сестра? – спросила она.
-Это значит, что распутница поймана с поличным! – ответствовала сестра Марго.
-Я не распутница! – пролепетала Шарлотта, потирая горячее распухшее ухо.
-Тогда объясни матушке настоятельнице, где ты шлялась всю ночь, и не только эту.
-Я, - начала было Шарлотта и вдруг замолкла, ибо поняла, что бы она ни говорила, поверят монахини только в одну версию.
-Скажи мне, дитя, - ласковым, успокаивающим голосом, сказала аббатиса, - кто этот мужчина?
Шарлотта молчала.
-Как он проникает в наш монастырь?
Шарлотта молчала. Оправдываться было бессмысленно, а наговаривать на себя не хотелось. Она и без того уже достаточно оклеветала саму себя. Мужской след на подоконнике, ночные отлучки…
Копала яму сестре Марго и, в полном согласии с народной мудростью, сама в эту грязную яму угодила.
-Он уже скрылся?
И тут в обреченном сознании  мелькнула тень надежды: «А всё-таки, сестра Марго явно не заметила кальсон, подброшенных в её келью. Уму непостижимо, как это оказалось возможным. Но факт остаётся фактом - она ничего не заметила! Так почему бы этим не воспользоваться? По крайней мере, терять было уже нечего, и пришлось ухватиться за последнюю соломинку. Но сразу обвинить сестру Марго было бы глупо. Никто не поверил бы Шарлотте. Её слова даже никто не стал бы проверять. Действовать нужно было тоньше. И Шарлотта решила говорить двусмысленно - так чтобы её речи как можно дольше истолковывались превратно.
-Имени его я не знаю, - промямлила она, упав на колени и повесив голову. – И как ему удаётся проникнуть в монастырь, я тоже не знаю. Но я могу описать, как он выглядит, и покажу место, в котором он прятался, а может быть, прячется до сих пор! – И она с мольбой обняла колени матушки настоятельницы. Слёзы хлынули из её глаз.
Губы Марго тронула презрительная усмешка, которая мгновенно сменилась ласковой ободряющей улыбкой. Она погладила Шарлотту по белокурым кудряшкам и сказала:
-Не будем терять времени. Как он выглядит, и чем вы с ним занимались, ты расскажешь потом, а сейчас ты покажешь нам его убежище. Возможно, он всё ещё там. А если ушёл, его можно будет подкараулить в следующий раз.
Мать настоятельница быстро оделась, а Марго в это время разбудила ещё двух монахинь, дабы преступник не решился применить силу при таком количестве свидетелей.
-Веди нас, дочь, – сказала аббатиса.
И Шарлотта, стараясь как можно больше суетиться и заискивать, повела монахинь по длинному коридору. До заутрени оставалось не более часа. По пути, сестра Марго стучалась в каждую келью и приказывала всем следовать за ними.
Монахини торопливо одевались и догоняли процессию, на ходу завязывая тесёмки своих покрывал. К концу пути, их число увеличилось до десятка.
-Здесь, - решительно сказала Шарлотта, остановившись перед кельей сестры Марго.
-Дитя моё, ты решила поиздеваться над нами? – спросила аббатиса.
-Вовсе нет, матушка. Я сама видела, как он вошёл в эту дверь.
-Вижу, что дьявол изгнал из этой падшей души последние остатки совести! – сказала сестра Марго.
-А я вижу, - с неожиданной дерзостью вдруг сказала Шарлотта, - что кое-кто очень не хочет, чтобы эта дверь была открыта!
-Что? – сестра Марго чуть не захлебнулась от такой неслыханной наглости. – Да как ты смеешь, дерзкая тварь!
-Не беспокойтесь, сестра. Мы не сомневаемся в вашей честности, – сказала мать настоятельница.  - А лживость этого юного создания давно всем известна.
-Как много слов, только для того, чтоб не открывать дверь! – снова съязвила Шарлотта.
-Ах, вот как? – С лица надзирательницы слетело привычное выражение снисходительного сочувствия. Теперь оно выражало неприкрытое возмущение. Сильным рывком, она настежь распахнула дверь своей кельи.
-Матушка, - обратилась она к настоятельнице. – Прошу вас войдите в мою келью и осмотрите её.
-Не стоит, сестра, я и без того верю вам.
-Но, я вас прошу! Сделайте милость.
-Хорошо, сестра. Я войду, но только потому, что вы сами просите, и только для того, чтобы ещё раз убедиться в вашем целомудрии и благочестии.
С этими словами, мать настоятельница вошла в келью, за ней последовала сестра Марго. Келья была настолько мала, что только они двое и могли поместиться в свободном пространстве. Но Шарлотта встала на цыпочки и заглянула в келью через плечо надзирательницы. Первым делом она взглянула на сундучок, на котором оставила свою улику. Но там ничего не было. Она перевела взгляд на пол, но и там было пусто. С последней надеждой она посмотрела на постель. Увы, тоже ничего. Проклятые подштанники словно испарились. Может быть, сестра Марго их спрятала? Но зачем? Не проще ли было сразу отхлестать ими Шарлотту по лицу? Вместо этого улика просто пропала, будто её черти унесли. Шарлотта поняла, что проиграла. Теперь она оскорбила надзирательницу, что только усугубит её положение и без того незавидное.
-Ну, вот, я так и думала, - сказала настоятельница. – Здесь никого нет. Я полагаю, раз уж мы переполошили весь монастырь, теперь нам следует внимательно осмотреть все закоулки и комнаты. Но даже если мы никого не найдём, вина этой падшей души доказана. Позже мы решим её судьбу. Уведите её, сестра, заприте пока в карцере.
Марго взяла Шарлотту за руку и повела с собой. Мать настоятельница проводила их усталым взглядом.
И вдруг наступившую тишину прорезал отчаянный крик настоятельницы:
-Сестра Марго!
-Что, матушка?  - обернулась к ней надзирательница.
-Сестра Марго! – настоятельница замерла, словно соляной столп, в который некогда превратилась жена праотца Лота. Глаза её вылезли из орбит. А лицо приняло такое выражение, словно она увидела самого дьявола, нагло купающегося в святой воде. – Что у вас с головой? – дрожащим голосом спросила она.
-Что у меня с головой? – непонимающе перепросила сестра Марго.
Шарлотта подняла взгляд и не увидела ничего особенного. Голова, как голова. Только покрывало сидит как-то неловко, мешковато. Однако другие монахини тоже внимательно смотрели на голову сестры Марго. Одна из них вдруг закрыла рот ладонями, а другая перекрестилась.
Сестра Марго начала недоумённо озираться по сторонам. И когда она повернулась спиной, Шарлотта вдруг заметила, что белое покрывало, которое должно было свисать, закрывая затылок и спину, имеет посередине прореху и свисает не единым целым, а двумя половинками. «Да это же не покрывало»! – догадалась Шарлотта, - «это же подштанники! Так вот почему их не было на месте. Сестра Марго в темноте и спешке надела их на голову, вместо покрывала, а тесёмки кальсон приняла за тесёмки покрывала!». Огромного труда ей стоило не расхохотаться.
Сестра Марго, между тем, осторожно ощупала свою голову, потом быстро сдернула мнимое покрывало, взглянула на него и, поняв, что за предмет держит в руках, громко вскрикнула и отбросила его прочь, словно ядовитую змею.
-Сестра Марго! – страдальчески воскликнула настоятельница, - как я в вас ошибалась!
-Но это не моё! Это я нечаянно в темноте перепутала! – закричала несчастная монахиня.
При этих слова две молоденьких послушницы прыснули, буквально согнувшись пополам, хотя и грех монахине смеяться над такими вещами.
-Ради Бога, избавьте меня от этих подробностей! - сказала аббатиса и, зажав голову руками, быстрыми шагами удалилась к себе в келью.
Шарлотта, справедливо опасаясь за свою жизнь, юркнула в одну из опустевших келий и заперлась на засов. А в коридоре ещё долго не смолкал вой и причитания сестры Марго, которая ползала на коленях, хватая за подол то одну сестру, то другую. Она тщетно пыталась хоть кого-то убедить в своей невиновности.
Потом пришла сестра экономка. Она передала сестре Марго приказ аббатисы, немедленно собрать вещи и ждать во дворе. Когда она собирала вещи, нашлось её покрывало. Оно провалилось в щель между сундучком и стеной. Но это уже не имело значения. Её услали в другой монастырь для кающихся блудниц, который, по своему уставу, больше напоминал тюрьму.
Убедить Шарлотту отпереть дверь удалось только к полудню. Монахини смотрели на неё с удивлением, девчонки с уважением и страхом. Матушка настоятельница лично извинилась перед нею за свои подозрения и недоверие.
-Ты знаешь, - сказала Шарлотта, когда мы остались с ней наедине, - я была готова удавить её, думала, что буду плясать на её костях, но теперь мне её жалко.
-Странно, но мне тоже, - ответила я.
-Но, с другой стороны, это все делается для её же пользы, - важно сказала Шарлотта, подражая обычному сострадательному тону сестры Марго. – Мы ведь не можем позволить своей слепой жалости погубить её бессмертную душу!
-Не можем! – озабоченно поддакнула я.
Сейчас, по прошествии многих лет, я, конечно, понимаю, что мы с Шарлоттой вели себя, как порядочные хрюшки. Самодовольные и жестокие поросята! Наказывали нас всегда за дело. На многие порки мы сами с ней напросились из-за своей гордыни и упрямства. Однако и сестра Марго тоже виновата. Она стала жертвой своей жестокой системы воспитания. Да, эта система заставляла воспитанниц трепетать и вести себя паиньками. Но на Шарлотте она не сработала. Нашла коса на камень, как говорится. Ведь видела же она, что год за годом порки приводят к противоположному результату. Зачем было упорствовать? Видимо, для воспитания Шарлотты нужен был другой метод. Если бы мы не свергли сестру Марго, она, несомненно, забила бы нас до смерти. Так что мы спасались как умели.
Последний год обучения мы отдохнули от порок, отвыкли от карцера. Нас передали под опеку сестры Терезы, а она была значительно добрее и мягче и на многое закрывала глаза. Делать ей пакости – рука не поднималась.  Меньше всего нам хотелось, чтобы её отстранили и заменили на новую «Марго».
Через год нам пришлось расстаться. Для меня подыскали место горничной в доме одного ростовщика, и я уехала. А Шарлотта ещё оставалась в приюте. Я потом несколько раз писала ей, но не получала ответа. Я даже не знала, дошли ли до неё мои письма.
Однажды я не утерпела, взяла выходной и приехала в монастырь, чтобы навестить её. Но мне было отказано в свидании. Мне сказали, что Шарлотта готовится к постригу, и я не должна ей мешать. Я была более чем удивлена! Шарлотта – монахиня! Ничего абсурднее этого я и представить себе не могла. Ведь раньше мы с ней так мечтали о свободе, о женихах, о детях. И вот тебе на!
Лишь семь лет спустя, я узнала истинную причину этих странных событий.


http://www.proza.ru/2014/10/27/450