Вопросами национального самосознания занимаются тогда, когда нет нации. Или почему буряты заняты идентификацией своего народа? Есть ли у бурят нация? Кто они, на самом деле, буряты? Есть ли на эти вопросы ответы? Есть!
С чего это я, на старости лет, вернулся к национальной теме? Во-первых, это дело молодых, а во-вторых, у меня давным-давно отпало, видимо, как атавизм, желание заниматься вопросами или проблемами собственной национальности и национального самосознания. Дело в том, что в молодости, которая пришлась на самый пик ликования большевизма, я, в числе многих других, активно занимался и этими вопросами. Естественно, кроме русской поэзии, доставал разными путями и читал К. Кастанеду, Б. Дандарона, Вивекананду, не очень доверял Рериху и Блаватской и т. д. и т. п. О «Гранях» или «Посеве», Солженицыне или Довлатове даже говорить не хочу.
Современный читатель поймёт меня правильно: я был совершенно одинок среди сверстников и сородичей. И уже к началу перестройки, что называется, перегорел. Весной 1989 года я опубликовал в нескольких номерах газеты «Комсомолец Забайкалья» очерк «Дорога к храму» и всё: зудящий отросточек хвоста, именуемый, как проблема национального самосознания, отпал. Говорят, что очерк вызвал очень большой резонанс в обществе, но уже тогда я был склонен презирать себя за слог, стиль и прочее, прочее, прочее, которые навеки отравили не только меня и мой народ, но и разделили континенты. Кстати, сохранилось четверостишие того же года, мое тогдашнее отношение к творческим союзам:
Страна не строится слепыми,
Но души мёртвые вокруг,
И даже бомба Хиросимы
Гуманней умыслов бандюг:
Союзов творческих, канонов…
На свете нет беды страшней –
Убили души миллионов
И выжгли очи у людей.
Но это я так думаю. А другой, может быть, наоборот… Впрочем, не буду отвлекаться. Видимо, это беда возраста.
Итак, национальный вопрос мне стал неинтересен и скучен, а все сородичи, подходившие ко мне и пытавшиеся затеять беседу об истории своего народа, вызывали во мне только жалость, а потом и раздражение. Так недолго и врагом народа стать, хотя почему стать, когда давно уже объявлен. Человечество ещё так далеко от избавления расовых предрассудков, а тут пытаются решить национальные проблемы. От чего надо избавляться в первую очередь – от предрассудков или проблемы?
Изучая жизнь целой плеяды бурятских мыслителей, я однажды наткнулся на высказывания одного из их учителей и соратников (с мировым именем!), который наивно восклицал, что они, будучи представителями своей расы, доказали миру, что азиаты и народы Сибири тоже способны мыслить, чувствовать и ощущать явления цивилизации и культуры наравне со всеми, то есть с европейцами и славянами. Неужели он так серьезно думает? Ещё пример из той же оперы: почему некоторые русские писатели всю жизнь смотрят на меня так, как будто бы я украл у них что-то или именно они одарили меня чем-то бесценным и ожидают в ответ каких-то признаний? Как я должен относиться к этому? Что это – предрассудки или проблемы?
Интересно, что примерно также, как и мои вышеописанные персонажи, думают люди наций, которые называют высокоразвитыми. Естественно, у них не возникает проблемы с национальным самосознанием. (Англичанин задумался о национальном самосознании!) Они вряд ли даже затрагивают эту тему. Зачем? Но стали ли они, как высказывался профессор Преображенский, хоть сколько-нибудь приемлемыми членами человеческого общества?
Для того, чтобы этнос мог развиваться и занимать достойное место в общемировой среде необходимо обладать надэтническим мышлением. Вот почему надо быть благодарным другим нациям, с которыми довелось встретиться на своих исторических путях. Лично я, например, благодарен, как кто-то, возможно, благодарен и мне.
Но такого – надэтнического – мышления я не встречал или не находил. Мысль, особенно сложность мысли, которая и даёт человеку подлинное наслаждение, отрицали все. Мысль была никому не нужна… (А сегодня? Интересное было бы исследование!)
«Мы защищали аристократизм духовной культуры, аристократизм мысли, защищали то, что представлялось бесполезным и ненужным (...) Отрицание духовного аристократизма, отрицание сложности мысли, бескорыстного созерцания и творческой проблематики есть большевизм…» Бердяев (1925).
Народ – всегда толпа, которой управляют более ушлые и хитрые, нацией он становится, когда аристократы духа с надэтническим мышлением начинают материализовывать свои мысли в массовую идею. А нация уже сама управляет своей судьбой и своим государством. Может быть, в бурятском народе уже появляются такие аристократы духа, которые благодарны другим нациям, думают о своем народе и уже обладают надэтническим мышлением и начинают осознавать, что буряты - часть монгольской нации?
Ведь для того, чтобы иметь национальное самосознание необходимо иметь, как минимум, нацию. (По большому счёту: все национальные образования и автономии федерации – не более, чем резервации для задержки развития). Непрерывную работу по созданию нации проводит история, а мы – участники исторического процесса. И от этого участия, то есть учёбы и внутренней независимости, образованности и культуры, обогащённости ума и духа каждого зависит – появится ли когда-нибудь нация или история сделает аборт, ибо так быстро нации не зарождаются...
Или же мы вернемся к самим себе - к монгольской нации, пока не ушли от неё настолько далеко, что можем раствориться в других нациях? До той поры блуждает только осознание, самоидентификация народа. И никаких парадоксальных взглядов или идей тут просто не может быть, как не может ещё быть скульптуры в глине, камне или в осколке от большого скульптурного ансамбля. Идёт процесс, который нуждается не в спасении, а в Мысли, в осознании. Именно от его качества зависит результат процесса.
Историческая ситуация создала для бурят такие условия, что они вынуждены мучить самих себя такими, на самом деле неразрешимыми за время человеческой жизни, вопросами как самоидентификация и самосознание, тогда как на самом деле они являются естественной частью монгольской нации.
То есть вопрос о национальном самосознании отпадает именно тогда, когда все буряты осознают, что они - часть большой монгольской нации. А это именно так. Такое осознание только обогатит и укрепит всю нацию, которая сегодня тоже переживает переломные исторические моменты.
"Буряты, как часть большого монгольского народа, имеющего письменность и своеобразную литературу, не могут в угоду обрусительной политике порвать со своей историей..." Цыбен Жамцарано, 1907 год. Журнал "Сибирские вопросы". Или могут? Кто способствовал и способствует этому?
Любой бурят, который придёт к мысли, что он - частица монгольской нации, рано или поздно избавится от мучительной неосознанности своей принадлежности и своего места в мире, как давным-давно избавился от таких вопросов и я. Кто и кем себя чувствует, тот и будет тем:
Ах, как поет в ночи монголка,
И серебром звенит мотив,
И дивный голос дивно тонкий,
За переливом – перелив!
Мелькают в этих переливах,
То затихая, то звеня:
И блеск луны, и ветер в гривах,
И бег строптивого коня.
И дивный голос дивно звонок,
До дрожи душу бередит…
То, плача, белый верблюжонок,
Осиротев, в степи стоит.
То воды вольного Онона,
То Керулена берега.
И мчится всадник окрыленно,
И низко стелется урга.
То смех заливистый монголок,
То степь ковыльная звенит!
И я – жемчужины осколок –
На миг с жемчужиною слит…
Бессчетное количество раз меня просили поменять "монголок" на "буряток", но я этого не делал и никогда не сделаю. Ведь я - жемчужины осколок и, благодаря песне, снова сливаюсь со своей жемчужиной - со своей нацией. И не желание маленького противного человечка сотворить нацию, одновременно служа непонятным интересам и умножая чей-то капитал (какая глупость!), а принадлежность к нации делает его Человеком, которого всегда будут уважать люди других наций, видя в нём равного себе Человека. Именно равного - по достоинству перед другими людьми и смирению перед судьбой, душа которого отвергает гордость, как самую страшную отраву.
Вообще-то, человек должен быть доволен тем, что имеет. Никакой трагедии не происходит. Все идёт правильным путем. Жизнь вообще устроена правильно, если бы – неправильно, то нас просто не было бы.
Отпавший атавизм во мне давно уже не вызывает зуда, который всегда мешает осмысленной работе. Но сегодня я нашёл старое письмо от дяди: в далёком 1988 году он писал из штата Нью-Джерси, что к нему должен приехать его друг Рупен, который очень интересуется историей бурят. Именно тогда и возник у меня интерес к Роберту Рупену, который намного шире, чем я знал раньше, познакомил меня с бурятскими мыслителями. Заметьте – не сородич, не представитель монгольских народов, а совершенно другой человек. Так, что я не зря говорю о благодарности другим народам.
Может быть, его работа окажется кстати для современных и будущих аристократов духа? Наверное, они читали эту работу. Надеюсь, что они не будут одиноки, их идеи и осознание, что буряты - часть монгольской нации, охватит массы, а потому интерес к национальному вопросу отпадёт у них значительно позже, чем у меня, почти тридцать лет назад. И пусть всё у них получится! Задача их соединить отколотый осколок жемчуга (бурятский народ) с жемчужиной (монгольской нацией), то есть органично вживить недостающую часть в израненный организм нации. Ведь истинный жемчуг - это живое существо, и оно долго и мучительно умирает, если не чувствует жизненные процессы, происходящие в организме, который тоже страдает от потерь и ран.
Когда это произойдёт неизвестно. Но духовное единство всех монголов может случиться очень скоро.
P. S. На мой взгляд, здесь не очень удачный перевод. Мне доводилось читать эту работу в более благозвучном переводе. И не будем забывать, что приход плеяды бурятских мыслителей был подготовлен в период самодержавной России, а уничтожение их совершила Россия коммунистическая.
Роберт Рупен
Бурятская интеллигенция
Роберт Рупен (род. в 1922 г.) - известный американский востоковед, специалист по новой и новейшей истории Монголии. В 1954 г. защитил докторскую диссертацию в Вашингтонском университете на тему «Монгольский национализм 1900 - 1919 гг.» (г. Сиэтл). Ныне является профессором политических наук Университета штата Северная Каролина (г. Роли, США). Автор таких известных книг, как «Монголы XX века» (Блумингтон, 1964), «Монгольская Народная Республика» (Станфорд, 1966), а также более 30 статей по проблемам новейшей истории Монголии и Бурятии. В предлагаемой читателям статье, которая вышла в свет в 1956 г., Рупен дает анализ общественно-политической деятельности бурятской интеллигенции в период с 1900 по 1930 гг. (Far Eastern Quaterly. 1956. Vol. 15. № 3. P. 383-398).
* * *
Одним из ключевых моментов для понимания событий XX столетия в Центральной Азии - особенно в Бурят-Монголии, Внешней Монголии и Тибете - является высокая оценка роли, которую сыграла бурят-монгольская интеллигенция. Буряты, по словам одного из их представителей, должны «…стать культурным авангардом среди восточномонгольских племен, носителем и проводником революционных идей нашего времени» (1).
Бурят-Монголия, сейчас Автономная Советская Социалистическая Республика Советского Союза, имеет в составе своего населения менее 300 000 бурят, что составляет приблизительно одну десятую часть общей численности монгольского населения в мире (2). Из этой малой народности, большая часть которой до 1917 г. была неграмотной, вышла группа интеллигенции, чье влияние вышло далеко за пределы их родины и простиралось на Внешнюю Монголию, Тибет и небольшие районы Барги (в Маньчжурии) и Урянхайского края, включенного в 1943 г. в состав СССР как Танну-Тувинская автономная область (Тувинская Народная Республика вошла в состав РСФСР в октябре 1944 г. - Прим. пер.). Эта бурятская интеллигенция была очень влиятельной приблизительно с 1900 по 1930 гг.; в тридцатые годы многие из ее представителей были репрессированы - убиты или отправлены в концлагеря. Немногие бурятские интеллигенты, которые сумели выжить, сегодня ограничили свою деятельность в значительной степени пределами Бурят-Монголии. Они могyт выражать только одобрение коммунистической доктрине и должны восхвалять русское господство. Они не смеют защитить бурятский сепаратизм и пан-монголизм (3).
Бурятские интеллигенты в период с 1900 по 1930 гг. были в известном смысле также русскими агентами, проводниками царской и советской внешней политики. Но большинство из них преследовали цели, которые противоречили советским интересам; они были «буржуазными националистами», которые боролись за создание Великого Монгольского государства, восстановление Монгольской империи, которая могла бы защитить суверенитет Монголии от угрозы русской экспансии с севера и китайского вторжения с юга.
Многие из этих бурятских интеллигентов стремились к созданию общемонгольского языка, и они подчеркивали важность гармонии европейской науки и образования с традиционным монгольским образом жизни. Они не были традиционалистами, а скорее «либеральными демократами», которые не стали бы безжалостно уничтожать старые традиции для навязывания «нового порядка», но настаивали на эволюционном пути развития, который они проводили в жизнь.
Некоторые факты являются общими в биографии этих людей: их ранние годы прошли в типично монгольском окружении; предания и суеверия своего народа были хорошо им знакомы и даже разделялись ими; они получили превосходное образование, большинство из них учились в Санкт-Петербургском университете, где они тесно сотрудничали с ведущими русскими востоковедами; они писали научные (исторические и филологические) работы на русском языке; все они бегло говорили и писали по-русски. Они часто путешествовали по Сибири, Центральной Азии и европейской части России, а некоторые из них даже побывали в Западной Европе. Тем не менее они всегда оставались монголами, сохраняя тесные связи со своей родной землей.
Бурятские интеллигенты участвовали в русском революционном движении и в деятельности политических партий России конца XIX - начала XX вв. Большей частью они были народниками, а позднее - социалистами-революционерами (эсерами), хотя многие имели тесные связи с конституционными демократами (кадетами). Но первоначально политическая активность бурят явилась следствием их обостренной реакции против русской экспансии на бурятские земли, и ко времени революции 1917 г. они серьезно думали об отделении oт России и создании Великого Монгольского государства.
Буряты служили царю и комиссарам как носители русской культуры в Монголии. Они представляли Россию монголам и Монголию русским. Многие из них занимали высокие посты в правительстве Внешней Монголии в 1920-е гг.; действительно, они тогда управляли страной. Они навязывали халхасцам Внешней Монголии многие перемены в направлении модернизации и европеизации, но делали они это с целью защиты Монголии oт ассимиляции, посредством русификации или китаизации.
Бурятские интеллигенты были:
1) зарождающимися националистами;
2) пан-монголистами;
3) русскими (царскими и советскими) агентами;
4) серьезными учеными и просветителями.
Но эти категории так смешались и стали настолько запутаны, что отношение одного фактора к другим меняется в зависимости oт конкретной личности.
Националисты
Бурятский «национализм» возник в результате сильной реакции против русской экспансии на бурятские земли, развитие которой достигло критической точки около 1900 г. Это был «зарождавшийся национализм», в котором не было и намека на отделение от Российской империи, напротив: «Буряты добиваются быть полноправными гражданами и, как таковые, участвовать в политической жизни страны вместе с другими народностями, а как национальность - требуют права на культурное самоопределение» (4). Первое десятилетие XX в. увидело бурят, активно вовлеченных в политическую деятельность и писавших полемические статьи о русской угрозе бурятским землям и существованию бурят.
Лидерами, выражавшими оппозицию угрожавшей волне русификации, были: Бато-Далай Очиров (1875-1914); Михаил Богданов (1878-1919); Цыбен Жамцарано (1880-1940) и Эльбэк-Доржи Ринчино (1885-1937).
Очиров (5) получил образование в Бурят-Монголии, Чите, cтaл политическим лидером бурят в критические дни 1904-1905 гг., когда бурятские степи бурлили при новом земельном и административном устройстве и Российская империя вела войну с Японией. Он возглавил депутацию бурят в Санкт-Петербурге в 1905 г., стремясь вновь вернуть местное самоуправление для бурят; однако эта миссия провалилась. Очиров представлял интересы бурят во II Государственной Думе в 1907 г.; он сотрудничал с Милюковым и «либералами».
После того как Дума была разогнана, он вернулся на родину и энергично проводил воспитательную и другую работу среди бурятского населения. Он питал глубокую веру в кооперативное движение во имя улучшения экономического положения своего народа; он основал первый кооператив в Бурят-Монголии и перевел на монгольский язык многие русские статьи по этому вопросу. С целью повышения осведомленности своего народа по политическим и экономическим вопросам он перевел на монгольский язык не только программу партии кадетов (6), но также землеустроительные законы и принимал меры к специальному исследованию Агинской степи - особенно важного района около Читы - Читинским отделением Императорского Русского Географического общества; результатом этого исследования явилась книга, содержавшая полные сведения о населении, землепользовании и другие статистические данные, а также сравнительный анализ переписи населения 1897 и 1906 гг. (7). Эта книга - исключительно содержательная и ценная работа.
Он также устраивал стипендии для бурятских студентов, учившихся в русских университетах, и перевел на монгольский язык многие басни Крылова и рассказы Толстого. В течение десяти лет признанный лидер нерусских народов Сибири, инородцев, он трагически погиб в 1914 г., когда его лошадь споткнулась и сбросила его. Незадолго до своей гибели, он говорил о переносе своей деятельности через русскую границу, во Внешнюю Монголию, где он намеревался создать школы, а также кредитные и кооперативные организации, давая таким образом намек относительно своего пан-монгольского чувства.
Михаил Богданов (8), второй из этих бурятских лидеров, получил образование, учась в Иркутске, в Казанской учительской семинарии, а также в Томском и Санкт-Петербургском университетах. Активный социалист-революционер (эсер), он уехал учиться заграницу в Берлин, который вместе с другими русскими студентами вынужден был покинуть и уехать в Цюрих. К 1905 г. он возвращается в Россию и руководит работой бурятского съезда в Иркутске. Он сформулировал и опубликовал план для бурятского «самоуправления» в пределах Российской империи и был охарактеризован как «один из лучших среди интеллигентной бурятской молодежи» (9). Во время гражданской войны в Сибири он возглавил исход более чем 2000 бурят в район Барги в Маньчжурии, но даже там он не избежал последствий гражданской войны и интервенции. Атаман Семенов, заместитель Колчака, который командовал белогвардейскими войсками в Сибири, захватил его и приказал расстрелять; его тело было сожжено в топке паровоза.
Богданов, подобно Жамцарано (смотри ниже), писал и отправлял многие политические статьи в русские журналы, подвергая критике политику царизма и требуя справедливости для бурят (10). Он всегда подчеркивал необходимость защиты бурятской земли от русского вторжения и доказывал важность сохранения традиционной общинной формы землевладения. Помимо этих политических статей, он написал одну из лучших книг по истории Бурят-Монголии (11). Благодаря знанию немецкого языка, в котором ему не было равных среди бурят, он перевел на монгольский язык многие произведения немецкой художественной, научной и политической литературы. Он разделял увлеченность Б. Д. Очирова кооперацией и принял участие в кооперативном движении, а также продемонстрировал сознание идеи монгольского единства, посетив калмыков в европейской части России.
Цыбен Жамцарано и Эльбек-Доржи Ринчино, которым пришлось наследовать лидерство Очирова и Богданова, приняли на себя руководящую роль после того, как эти два деятеля погибли. Жамцарано (12), который посещал школу для бурят в Санкт-Петербурге, учился в Иркутской учительской семинарии и Санкт-Петербургском университете, также написал серию политических статей. В то же самое время он постоянно путешествовал по Монголии (Бурятия, Внешняя и Внутренняя Монголия), собирая и записывая произведения устной народной поэзии, - эпические поэмы, исполняемые монголами. После революции 1911-1912 гг. во Внешней Монголии, когда было создано так называемое «Правительство Автономной Монголии», возглавляемое Джебцзун-дамба-хутухтой - «богдо-гэгэном» (13), Жамцарано перенес свою деятельность во Внешнюю Монголию и провел здесь большую часть своей оставшейся жизни.
Ринчино также учился в Санкт-Петербургском университете; его деятельность постоянно пересекалась и соединялась с деятельностью Жамцарано, но в то время как Ринчино был более активен в области политики, Жамцарано большую часть своей жизни посвятил научной деятельности. Ринчино оставался в Бурят-Монголии в течение всего периода первой мировой войны и обеих революций 1917 г., и с этого времени он вскоре тоже отправляется во Внешнюю Монголию. Его статья, посвященная памяти Очирова (см. прим. 5), отражает заинтересованную и очень теплую оценку деятельности этого умеренного бурятского лидера и в то же время выражает резкое неприятие по отношению к царскому режиму.
Таким образом, все эти четыре деятеля - Очиров, Богданов, Жамцарано и Ринчино - активно выражали себя в политике и публицистике, выступая против политики русификации и за признание «прав» бурят в Российской империи. В первой декаде XX столетия бурятские степи бурлили от беспримерной политической активности масс, руководимых местной интеллигенцией. От съезда к съезду буряты решительно осуждали царское правительство за изменение традиционных форм землепользования и за передачу бурятских земель русским поселенцам.
Выступив в защиту основного вопроса о земле, они затем перешли к рассмотрению множества других вопросов, таких, как: кочевой быт, родовая и племенная организация, русификация, местное самоуправление, судебная система, военная служба, образование, язык, представительство в Российском законодательном собрании (Государственная Дума), религия, социализм, всеобщее избирательное право и вопрос о женском равноправии Но, несмотря на свое сильное недовольство, буряты выражали свои интересы через русские политические партии и в рамках Российской империи: их главными целями были представительство в Государственной Думе и местное самоуправление. Сепаратизм не поддерживался ими вплоть до обеих революций 1917 г.
Пан-монголисты
Те же самые деятели, которые подчеркивали необходимость бурятского национального самосознания и были, как сказано выше, «зарождавшимися националистами», признавали чувство общемонгольской солидарности и в известной степени делали общее дело с монголами за пределами Бурят-Монголии. По отношению к другим районам Монголии в позиции бурятских лидеров была заметна как степень обещания, так и степень угрозы. Многозначительно то, что Очиров говорил о переносе своей деятельности на территорию Внешней Монголии после того, как была разогнана Государственная Дума и когда репрессивная политика царизма в отношении национальных меньшинств достигла своей кульминации. Здесь можно увидеть элемент желания усилить бурятское влияние путем расширения бурятской активности в южном направлении и тем самым показать Санкт-Петербургу, что буряты могут быть полезны в распространении русского влияния в Монголии наряду с намекаемой угрозой возможного вступления Бурятии в состав Великого Монгольского государства. В любом случае бурятские лидеры не желали покоряться политике русификации. Жамцарано, например, приехал во Внешнюю Монголию в 1911 г. и выступал в качестве переводчика для монгольской делегации, прибывшей в Санкт-Петербург в 1913 г.; заведовал светской школой в Урге (ныне Улан-Багор), столице Внешней Монголии, и издавал здесь газету на монгольском языке («Шинэ толь» - Новое зерцало).
Ринчино, Жамцарано и другие бурятские националисты стремились добиться благосклонного отношения властей к бурятскому населению в обмен на свою службу во Внешней Монголии. После большевистской революции, когда Центральный комитет Российской коммунистической партии обнародовал постановление Политбюро, гарантировавшее бурятскую автономию и защиту бурят от местной администрации и русского населения, Ринчино заметил: «Это имеет огромное значение для Монголии» и подчеркнул, что коммунисты должны оставить бурятам право на свою землю и защищать их от русских, которые пытались отобрать землю у них (14). Ринчино сопровождал монгольскую делегацию в Москву, исполняя обязанности переводчика и вскоре занял ведущие позиции в правительстве Внешней Монголии. Жамцарано написал первую политическую платформу (так называемую «Кяхтинскую платформу» 1921 г.) Монгольской народно-революционной партии (15).
Вернувшись в Ургу из Ленинграда в 1922 г., Ринчино вскоре (в 1924 г.) принял участие в ликвидации монгольского лидера Данзана (16), и с этого времени до 1928 или 1929 г. он был фактически диктатором Внешней Монголии (с 1924 г. - Монгольская Народная Республика). Жамцарано продолжал свою работу во Внешней Монголии, сосредоточив все внимание на вопросах образования и культуры: он основал Монгольский Ученый комитет, Государственную библиотеку и музей; принял меры для издания книг и газет (включая переводы на монгольский язык многих произведений европейской литературы); проводил археологические исследования, открывал важные исторические документы и вообще руководил культурной и духовной жизнью Монголии.
Другие бурятские лидеры также занимали видные позиции в правительстве Монгольской Народной Республики: наиболее влиятельными были Эрдэни Батухан, министр просвещения, и Даши Сампилон, министр экономики и торговли. Действительно, я бы назвал 1920-е гг. «бурятским эпизодом в истории Внешней Монголии». Внешняя Монголия была включена в сферу коммунистического влияния большей частью благодаря содействию бурят.
Это распространение деятельности бурятской интеллигенции на Внешнюю Монголию само по себе являет одно лицо пан-монголизма, но имеется много других. «Кяхтинская платформа» Монгольской народно-революционной партии, написанная Жамцарано в 1921 г., включает, например, следующее положение (пункт 2): «Ввиду того, что мирное существование монгольских народных масс, приобщение к культуре и знанию просвещенных народов зависят от образования самостоятельного независимого государства монгольской нации, а не от порабощения и гнета чужеземными империалистами, наша Народная Партия стремится в конечном итоге к объединению всех монгольских племен в одно самостоятельное государство...»
На III партийном съезде (МНРП. – прим. пер ) Ринчино заявил: «Мы должны также помнить то, что миллионы наших соплеменников, жителей Внутренней Монголии, стонут под гнетом Китая». В ноябре 1924 г. на I Великом Народном Хурале он говорил: «Мы должны стать культурным центром для наших соплеменников, мы должны привлечь к себе жителей Внутренней Монголии, Барги и т. д.» Барадин сказал на этом же Хурале: «Будьте тверды в вашей работе по объединению всех монгольских племен...»
Подобные надежды, разделяемые большей частью монгольской интеллигенции и особенно сильные среди бурят, были хорошо выражены в статье Иши-Доржи, опубликованной в Германии в 1929 г.: «В ранние времена, при Хутухте, Урга благодаря монастырю Гандан, который включал в себя знаменитую школу философии, была религиозным центром с огромной притягательной силой для последователей северного буддизма. Даже с отдаленными калмыками, живущими на нижней Волге, поддерживался постоянный контакт. В последние годы эта сила притяжения стала еще сильнее благодаря уже скорее национальным, чем религиозным условиям. Независимая Монголия с ее весьма развитой национальной культурой и своей политико-экономической программой вызывает огромный интерес для интеллигенции и молодежи из числа монголов, живущих за пределами Внешней Монголии. Все, кто имеют благоприятную возможность, приезжают в Улан-Батор, чтобы работать и учиться в этом национально-культурном центре Значение Улан-Батора для отчасти русифицированных бурят и полукитаизированных (в Китае практически ассимилированных) чахаров и туметов Внутренней Монголии в этом отношении чрезвычайно велико. С точки зрения баргутов Маньчжурии и монголов Внутренней Монголии, Улан-Батор и халхасцы, казалось, достигли идеального состояния свободы и независимости. Поэтому эмиграция по политическим мотивам достигла значительных размеров В Урге сейчас можно встретить представителей всех монгольских племен, oт калмыков до монголов Ордоса, которые живут на берегах Желтой реки (Хуанхэ. - прим пер.). Такой наплыв интеллектуальных сил, людей, которые получили свое образование в России, Китае и Японии, в значительной степени способствовал улучшению культурной работы и, кроме тогo, пробуждал и усиливал идею сотрудничества и объединения различных монгольских племен вокруг независимой Внешней Монголии. Поэтому нынешняя культурная деятельность Монголии, несомненно, является событием огромного значения, выходящим далеко за границы ныне политически автономной Монголии.
В конечном счете великий энтузиазм, с которым монгольский народ взялся за восстановление и укрепление своего государства, в полной мере оправдывает предположение, что монгольский народ приближается к своему возрождению. Естественно, заинтересованность монголов в техническом прогрессе и науке не служит завоевательным целям, но имеет своей единственной целью защиту себя в своей горно-степной родине ради благородной памяти своих славных предков» (17).
Ринчино следовал этой линии в статье, опубликованной в 1927 г. в журнале «Революционный Восток», где он постулировал идею «этнографической Монголии» с общемонгольскими интересами, которые разделяются большинством населения. Современная Монголия, доказывал Ринчино, это народ и страна, обладающие всеми необходимыми элементами для образования национального государства. При этом он ссылался на вышецитированное положение «Кяхтинской платформы» об образовании общемонгольского государства, подчеркивая, что эта платформа была одобрена Дальневосточным секретариатом Коминтерна (18).
Важным вариантом пан-монголизма может быть назван «пан-буддизм». Его главное отличие от пан-монголизма заключалось в том, что он включает Тибет в монгольские районы, которые должны были быть под единым управлением. Агван Доржиев (1853-1938) (19) - выдающийся бурятский защитник этой идеи. Лама, он учился вначале в буддийских монастырях Бурят-Монголии, затем во Внешней Монголии, в Урге, и окончательно в Тибете, около Лхасы. Будучи необычайно одаренным человеком, он быстро привлек к себе внимание Далай-ламы и служил в качестве его политическою советника и неоднократно был его личным представителем при дворе в Санкт-Петербурге. Он сопровождал Далай-ламу во время его бегства из Лхасы в Ургу, когда экспедиция Юнгхазбенда вторглась в Тибет из Индии (1904 г.). В 1912 г. он представлял Далай-ламу в Урге и в том же году заключил монголо-тибетский договор. Помимо его важной деятельности в Тибете, он стал религиозным главой - «хамбо-ламой» - бурятской буддийской церкви. Он был тем деятелем, который задумал осуществить идею сооружения буддийского храма в Санкт-Петербурге за несколько лет до первой мировой войны (20).
Помимо частых поездок между Лхасой и Санкт-Петербургом, А. Доржиев широко путешествовал по Западной Европе; он совершал буддийские богослужения в Париже, Берлине, Вене и Риме, а также посетил Индию. Он, вероятно, мечтал о создании Тибетско-Монгольской теократической империи, возглавляемой Далай-ламой, под покровительством царской России. Многие ламаисты верили в легенду о мессианском царстве (Шамбала - «Источник Счастья») и некоторые отождествляли «Белого царя» и Россию с этим царством.
Другим аспектом пан-монголизма была попытка вовлечения в это движение калмыков нижней Волги и Дона. Доржиев посетил калмыков; он основал здесь религиозные школы и вообще сделал определенные, но едва ли плодотворные усилия по укреплению отношений между бурятами и калмыками. Никогда тесная связь не развивалась между географически близкими группами монголов в Центральной Азии и отдаленными калмыками в европейской части России. Пан-монголизм как политическое явление не сумел охватить своим влиянием калмыков.
Японцы сделали по меньшей мере две активные попытки использовать в своих целях пан-монголизм и его вариант в лице пан-буддизма. После 1917 г., уже во время гражданской войны в России, когда японские войска оккупировали районы Восточной Сибири, они начали обсуждать этот вопрос и обратились к монголам через атамана забайкальских казаков Семенова (бурята по национальности). «Пан-монголизм» стал лозунгом, благодаря которому некоторые японцы полагали, что они сумеют склонить на свою сторону все монгольские группы и действительно смогут отделить бурят от России, одновременно расширяя японское влияние в Центральной Азии. Это движение вылилось в определенную форму на конференции в феврале 1919 г. на станции Даурия. Xyтyxтa (высший сан в буддийской иерархии) из Внутренней Монголии Нэйсэ-гэгэн, номинально возглавлявший это движение, призвал к установлению «Великого Монгольского государства» от Байкала до Тибета и от Маньчжурии до Bocточного Туркестана. Но когда халхаские князья Внешней Монголии отказались участвовать в нем, движение было обречено на гибель и японцы быстро дезавуировали все свои связи с Нэйсэ-гэгэном и его сторонниками (21).
В 1930-е гг., когда было создано государство Маньчжоу-го, японцы сочли удобным еще раз возродить идею пан-монголизма (22), и очевидно, что эта идея должна была вылиться в мощное политическое движение, противодействующее китайскому давлению на монголов с юга и русскому давлению с севера. Бурятские лидеры воспринимали ее как средство борьбы с русификацией, а лидеры Внутренней Монголии (например, Де Ван) - с китаизацией. Таким образом, японцы попытались использовать идею пан-монголизма в обоих направлениях: как против Советского Союза, так и против Китая.
Русские (царские и советские) агенты
Всякий раз, как только буряты проводили политическую или иную работу во Внешней Монголии или Тибете, они вольно или невольно проявляли тенденцию к распространению русского влияния. Так как их предки стали русскими подданными уже с XVII столетия, они заимствовали многие русские обычаи. Их интеллектуальные лидеры получили русское образование и бегло говорили и писали по-русски. Где бы они ни были, находясь в монголоязычном мире, они несли на себе печать России так же, как и печать Монголии (23). Для монголов они были одновременно и близкими, и чужими людьми, и халхасцы Внешней Монголии ненавидели их (24).
Агван Доржиев, который имел связи с Русским Генеральным штабом и доступ к высокопоставленным лицам в Санкт-Петepбурге, был как пан-монголистом (точнее пан-буддистом), так и русским агентом. Но он не может быть охарактеризован просто как платный агент, хотя он, несомненно, был часто оплачиваем; возможно, он искренне верил в то, что идея объединенной Центральноазиатской империи станет не только осуществимой, но и желанной под покровительством России. И он упорно работал над тем, чтобы воплотить в жизнь идею такой империи
Другим царским «агентом» и бурятским интеллигентом был Петр Бадмаев (1851-1919) (25). Согласно сведениям семьи П. А. Бадмаева, он родился в 1841 г., а умер в Петрограде в июле 1920 г. После обучения в иркутской гимназии он продолжил учебу на восточном факультете в Санкт-Петербургском университете. И в то время сделал шаг, единственный в своем роде для этой группы бурят: он был обращен в православную веру и его крестным отцом стал сам царь Александр III. Это императорское покровительство открывает перед ним многие двери, он оказывается вовлеченным во многие дворцовые интриги.
С 1875 по 1893 гг. он служил в Азиатском департаменте Министерства иностранных дел, одновременно обеспечив свое существование благодаря практике тибетской медицины, вызвавшей повальное увлечение ею со стороны высшего общества в Санкт-Петербурге. Деятельность Бадмаева в Министерстве иностранных дел позволяла ему мечтать о грандиозном проекте присоединения к Российской империи Китая, Монголии и Тибета в рамках великой конфедерации. И он верил, что этот проект сыграет значительную роль в усилении экспансионистской активности России в Маньчжурии и Корее, которая и привела к русско-японской войне. Он был другом Распутина, и журнал «Красный архив» содержит письма, которые Бадмаев писал царю относительно русской политики во Внешней Монголии. Но даже этот «агент русского империализма», обращенный в лоно православной церкви и проживший большую часть своей жизни в Санкт-Петербурге, сделал несколько значительных попыток помочь своему народу И его влияние в правящих кругах иногда использовалось им, чтобы представить себя в выгодном свете.
В 1895 г. он основал в Санкт-Петербурге школу для бурятских мальчиков с программой классической гимназии (которую посещали некоторые из известных бурят, включая Жамцарано) и русско-бурятскую газету в Санкт-Петербурге, в которой он предоставил работу только бурятским сотрудникам и техническому персоналу из бурят. Он принял меры, позволившие многим бурятам посещать столицу, и особенно большое их число прибыло на коронацию в 1896 г. Но когда в 1897 г. правительство заставило eго ввести в школе преподавание православной религии, а не буддизма, ученики возмутились и эту школу закрыли. В 1902-1903 гг. он поссорился с министром внутренних дел Плеве и другими чиновниками и сумел лишь отсрочить, но не провалить закон, который упразднял традиционное административное устройство бурятских земель и который был резко отвергнут всеми бурятами (26).
Бадмаев отдал дань бурятскому «национализму»: его планы в направлении объединенной Центральноазиатской империи были пан-монголистскими. Совершенно ясно, что он был царским агентом и сыграл значительную роль в развитии бурятского образования.
Ринчино, который уже был упомянут как бурятский «националист» и «пан-монголист», также должен быть причислен к советским агентам; на III съезде Монгольской народно-революционной партии, созванном в Урге в 1924 г., он говорил о себе: «Я работал с начала существования нашей Народной партии. Я ездил с представителями нашей партии в Москву. Я работал в Дальневосточном секретариате Коминтерна (монголо-тибетская секция) в Иркутске. Я привел Монголию в Коминтерн, который снабжал Монгольскую Народную партийными инструкторами и совершенно необходимыми денежными средствами. Позднее Коминтерн направил меня в Кяхту для работы в течение наиболее критического момента существования нашей Партии и Правительства... Коминтерн направил меня сюда».
Жамцарано тоже может быть назван русским агентом. Когда он руководил светской школой и издавал газету на монгольском языке в Урге с 1912 по 1917 гг., он проводил идеи Коростовца, русского посланника в Урге (27); и когда он писал плат-Форму Революционной партии и принимал участие в работе Революционного правительства, основав и возглавив Монгольский Ученый комитет, не был ли он до известной степени человеком, действовавшим в качестве русского и советского атента? Конечно, его убеждения были «патриотическими» и благородными, но коммунисты использовали его достижения в своих целях и указывали на библиотеки и школу как доказательство своей помощи Монголии.
Тем не менее верно также и то, что своим ведущим положением в Монгольской Народной Республике буряты обязаны Красной Армии. Перед вступлением советских войск в Ургу в июле 1921 г., в период «автономии» Внешней Монголии, который продолжался с 1911 - 1912 11. по 1919 i., они не имели влиятельного положения в правительстве. Вместо них ведущую роль играли южные монголы (из Внутренней Монголии) - беженцы, спасавшиеся от китаизации и совершившие революцию 1911 - 1912 н. во Внешней Монголии, которая с самого начала была антикитайским восстанием. В досоветский период Жамцарано управлял своей школой и издавал свою газету под эгидой русского консульства в Ургe, не имея никакой поддержки и одобрения со стороны правительства автономной Монголии Тем не менее после 1921 г. он основал и возглавил официальный Ученый Комитет страны, был влиятельным лицом в системе народного образования, основал Государственную библиотеку и «вообще руководил интеллектуальной и культурной деятельностью». Но эта деятельность не была популярной и не получила шумного одобрения, потому что буряты управляли страной.
Вообще буряты представляли серьезную угрозу традиционному общественному строю Монголии; они принесли монголам модернизацию и вестернизацию - западные идеи и технические приемы, которые они, в свою очередь, заимствовали у русских. Большая часть лидеров Халхи и южных монголов (то есть монголов Внешней и Внутренней Монголии) были традиционалистами, аристократами, которые ненавидели китайцев, но при этом желали их свергнуть не больше, чем сохранить старые традиции. Прогрессивно мыслящими монголами были в значительной степени буряты, и своим передовым образом мыслей они были обязаны русскому влиянию. Однако в то же самое время лишь немногие из этих бурятских лидеров были простыми исполнителями воли царскою или советского правительства. Выступая за модернизацию и европеизацию Монголии, они одновременно пытались предупредить угрозу китаизации и русификации страны. Пан-монголизм бурят был неразрывно связан с их фактической ролью русских агентов. Вольно или невольно, по они были живыми мостами между двумя культурами
Ученые и просветители
В той или иной степени, но все из уже упомянутых деятелей бурятской интеллигенции - Очиров, Богданов, Жамцарано, Доржиев и Бадмаев - были вовлечены в научную или просветительскую деятельность так же, как и в политику. Двумя другими видными бурятскими учеными, которые играли незначительную политическую роль, были Гомбожаб Цыбиков (1873-1930) и Бадзар Барадин (1878-1937). И их имена завершают этот список политически влиятельной бурятской интеллигенции XX века. Но прежде чем перейти к анализу научного вклада этих людей и выявить соотношение их научной и политической деятельности, два предвестника более позднего бурятского «возрождения» заслуживают нашего внимания: Доржи Банзаров (1822 - 1895) (28) и Галсан Гомбоев (1822 - 1863) (29).
Д. Банзаров известен как «первый бурятский ученый», и Ученый Комитет Бурят-Монгольской Автономной Советской Социалистической Республики назван в его честь. Гомбоев был ламой. Оба получили образование в Казани; в местной гимназии Банзаров изучал латинский, французский, английский и турецкий языки, а также русский. (Казань в середине XIX столетия была культурным, а также политическим форпостом России в Азии и важным центром востоковедения). Докторская диссертация Банзарова в Казанском университете была посвящена изучению шаманизма среди монголов и стала первым научным исследованием этою вопроса в мире; она была переиздана в 1891 г. и до сих пор остается ценной работой (30). Лама Гомбоев преподавал монгольский язык в Санкт-Петербургском университете с 1855 по 1863 п. и перевел на монгольский язык многие русские сочинения, включая «Основы христианского учения».
Справедливо утверждение, что бурятская интеллигенция появилась уже после Банзарова и Гомбоева и существует и поныне, но как влиятельная группа, имевшая политическое значение за пределами Бурят-Moнголии. существовала, главным образом. в период с 1900 по 1930 гг. Вернемся теперь к этой группе представителей бурятской интеллигенции XX столетия. Как Цыбиков, так и Барадин были, главным образом, учеными, оба много писали о монгольском языке и внесли значительный вклад в Тибетские, а также монгольские исследования Цыбиков выучился русскому языку в приходском училище и в 1893г стал первым бурятом, окончившем русскую гимназию в Чите. После недолгого занятия медициной в Томске он уезжает в Ургу, а затем, с 1895 по 1899 г., учится на факультете восточных языков в Санкт-Петербургском университете. Потом при содействии Русского Географического общества Цыбиков совершает экспедицию в Лхасу (31), после ко юрой он становится преподавателем монгольского языка в Восточном институте во Владивостоке. Находясь здесь большую часть своей оставшейся жизни, Цыбиков уже не играл заметой роли в последующем развитии политических событий в Бурятии, но в продолжение всей своей деятельности он подчеркивал важность единого монгольскою литературною языка для всех монгольских народов (32), а такой взгляд являлся одним из проявлений пан-монголизма.
Барадин был самым близким другом Жамцарано; они родились в одном и том же районе (Aгa) и вместе оказались в Санкт-Петербургском университете в 1902 г.; оба читали лекции по монгольскому языку в университете в 1908 г. и позднее. Они совершили немало совместных путешествий с целью научного исследования своей родины. В то время как Жамцарано в 1920-е гг. возглавлял Ученый комитет Монгольской Народной Республики, Барадин в то же время возглавлял Ученый Комитет Бурят-Монгольской АССР. Научные интересы Жамцарано были больше связаны с собиранием монгольского фольклора - эпической поэзии монгольских народов, в то время как Барадин уделял больше внимания лингвистке (особенно вопросу латинизации бурятского алфавита), а также тибетским и ламаистским исследованиям.
Научная деятельность Жамцарано и Барадина (а также, менее значительная, Ринчино) в значительной степени финансировалась и поддерживалась от начала до конца Русским комитетом для изучения Средней и Восточной Азии (33). Комитет в течение четырех лет финансировал изучение Барадиным тибетского языка, направил Жамцарано в Бурят-Moнголию.
Внешнюю, Внутреннюю Монголию (через Пекин), а Барадина Тибет, а также в Пекин. Как Жамцарано, так и Барадин регулярно путешествовали между Санкт-Петербургом и Забайкальем. Комитет также принимал меры к изданию их работ. поддерживаемый правительственными субсидиями, Комитет рал очень важную роль в развитии русского востоковедения особенно в период с 1902 по 1917 гг. В его работе принимали участие выдающиеся ориенталисты и известные деятели, интересовавшиеся азиатскими делами: Радлов, Ольденбург, Веселовский, Бартольд, Котвич, Клеменц, Залеман, Руднев, Коросто-вец и князь Ухтомский. Ведущие университетские профессора и члены Академии Наук организовывали через этот Комитет научные исследования, путешествия и публикации выдающихся бурятских ученых наряду с работами тех ученых, которые занимались изучением Средней Азии и других областей востоковедения.
Научная деятельность бурятской интеллигенции имела определенные политические обертоны. Акцент на изучение монгольского языка, литературы и истории, а также на буддийские исследования, естественно, вел к росту национального сознания и усиливал гордость за свою принадлежность к этой талантливой и одаренной группе. Бурятские лидеры подчеркивали важность образования и были весьма активны в этом вопросе - они сами, во всяком случае многие из них, были учителями, занимавшимися обучением и по своему опыту сознававшими необходимость распространения грамотности среди своего народа. Они рассматривали латинизацию монгольского шрифта важным мероприятием, потому что она делала почерк более гибким и легким для учебы.
Но одновременно с этим акцентом на свое монгольское наследие, буряты стремились получить западное образование. Они видели свою цель в универсальном образовании своей молодежи как на монгольском, так и на русском языках. И многие из их публикаций были переводами на монгольский язык выдающихся произведений западных авторов, европейских и американских, а также русских (34). С одной стороны, они представляли на обозрение подробные ламаистские исследования и восстанавливали старые тибетские и монгольские манускрипты, а с другой, они писали книги по географии (на монгольском языке), содержавшие современные концепции, которые разрушали буддийскую космогонию (35). Монгольский фольклор и западная наука были у них представлены пот и одновременно.
Эрудиция и научная подготовка этой группы бурятской интеллигенции были, по большей части, высокого порядка, их научная деятельность останется неизменной данью как себе, так и дореволюционной школе русских востоковедов, которые обучали их.
Судьба бурятской интеллигенции
Проследим их судьбу в том порядке, в котором они были упомянуты в этой статье. Очиров трагически погиб в 1914 г, Богданов был убит белогвардейцами в 1919 г.; Жамцарано был арестован в Ленинграде в 1937 г. и о нем не было больше известий; Ринчино был расстрелян в Москве в 1937 г. (он был казнен в июле 1938 г. - прим. пер.); Батухан, арестованный в Ленинграде в 1937 г., был сослан в Ухтинский концентрационный лагерь; Сампилон был убит в Бурят-Монголии в 1937 г.; Доржиев был арестован в Ленинграде в 1937 г. и позднее умер в тюрьме в Бурят-Монголии; Бадмаев умер в 1919 г. (как уже говорилось выше, он умер в Петрограде в июле 1920 года. - прим пер.); Цыбиков умер в 1930 г.; Барадин был расстрелян в 1937 г Таким образом, никто из этой группы не пережил ежовщины советских чисток 1937 г.
Прежде чем они были убиты или отправлены в концентрационные лагеря, Жамцарано, Ринчино, Батухан, Сампилон и Доржиев оказались в опале в одно и то же время. Жамцарано был вынужден уехать в Ленинград в 1932 г. и до своего ареста работал там в Академии Наук. Ринчино вынужден был покинуть Монголию в 1928 г. и с этого времени до своей гибели работал в Научно-исследовательской ассоциации национально-колониальных проблем. Батухан, бывший министр просвещения в Монгольской Народной Республике, до своего ареста преподавал монгольский язык в Ленинградском институте восточных языков. Сампилон был вынужден в 1929 г. покинуть свой пост министра экономики и торговли Монгольской Народной Республики и уехать в Бурят-Монголию. Доржиев в те годы перед своим арестом жил в буддийском храме в окрестностях Ленинграда.
В большинстве случаев обвинениями, по которым бурятские лидеры были арестованы, сосланы и казнены, были, по-видимому, «буржуазный национализм» и «пан-монголизм». Конечно, есть доля правды в таких обвинениях, если эти обвинения считать преступными. Рассматривая их судьбу с несоветской точки зрения, можно сказать, что независимый образ мыслей и искренняя преданность своему народу стали главной причиной их падения, когда новое поколение, ставшее более угодливым орудием коммунистического управления, было готово заменить их.
Заключение
1. Главным, если не решающим элементом в развитии политического сознания бурятской, интеллигенции была политика царского угнетения, которая стало вызывать серьезную опасность около 1900 г. ввиду обоюдоострой атаки на бурятское традиционное землевладение: когда русские и украинские крестьяне переселялись на земли, бывшие прежде во владении и распоряжении бурят, и старой племенной системе общинного землевладения был нанесен ущерб установлением индивидуальной земельной собственности.
2. Привязанность бурят к общинной форме землевладения имела своим результатом их симпатию к «социализму», и бурятские лидеры проявили тенденцию связывать себя с политическими партиями России, которые боролись за эту форму экономики и управления.
3. Буряты реагировали на царское угнетение подчеркиванием отличительных особенностей своей культуры и образа жизни: своего фольклора, своего языка, своей религии и своей истории.
4. Когда царское угнетение усилилось, буряты стали искать поддержки и выхода из этого положения за пределами России, и пан-монголизм стал стремительно расти в качестве притягательной цели; сепаратизм и пан-монголизм развивались одновременно
5. Хотя буряты энергично сопротивлялись политике русификации, они в то же время не могли не воспринять характерные особенности русской культуры, как составной части процесса «вестернизации» (европеизации), и куда бы они ни направлялись, они всюду распространяли русскую культуру и посредством этого содействовали русскому «империализму» в Азии.
6. Они продолжали играть эту роль русских агентов и после большевистской революции 1917 г.; они работали во имя создания сильной и более независимой Монголии, в то время как коммунисты «использовали» их в своих интересах.
7. Сталинизм означал новый акцент на конформизм и усиление централизованного контроля из Москвы; бурятская интеллигенция 1920-х гг. была слишком независимой и кроме того «буржуазной», чтобы остаться у власти под таким режимом. С тех пор, как эта интеллигенция перестала быть заметной независимой силой, большевикам не составило труда сломить и уничтожить ее.
8. Научные достижения бурятских ученых остаются памятником как им, так и их русским учителям-наставникам. Западные специалисты постоянно обращаются к книгам и статьям бурятских ученых, и современные ориенталисты в советской зоне также пользуются их трудами. Таким образом, научное наследие бурятских ученых пережило их.
9. Благодаря духовной связи с Россией и русскому воспитанию, относительно небольшая группа бурятской интеллигенции сумела создать в начале XX столетия наиболее прогрессивное туземное руководство в Центральной Азии. Большая часть бурятских интеллигентов были «либералами» и «людьми доброй воли», которые, без сомнения, были бы истинными демократами, если бы они имели для этого шанс. Репрессивная политика царизма вызвала с их стороны мощную интеллектуальную и политическую активность во имя национальной самозащиты, коммунистическая политика подавления инакомыслия убила их. Они могли бы составить достойную часть демократической России - но демократической России нет, и судьба бурятской интеллигенции является частью этой большой трагедии нашего времени.
Примечания
1. Архинчеев, в журнале «Жизнь национальностей», 1923. (Статья И Архинчеева «Бурят-Монгольская автономная область», на которую ссылается Р. Рупен, была опубликована в 1-й книге журнала «Жизнь национальностей» за 1923 г. Вышеприведенная цитата на стр.131 - прим. пер.).
Важными источниками информации для этой статьи явились значительные работы Н. Н. Поппе, опубликованные в журнале «Вестник института по изучению истории и культуры СССР» (журнал издается в Мюнхене, где находится этот институт. - прим. пер.): Монгольская Народная Республика. 1954. № 11. С. 7-24; Положение буддийской церкви в СССР. 1954. № 12. С. 35-46; Монголоведение в СССР. 1955. №14. С. 25-43, и относящиеся к данной теме статьи о различных деятелях в Энциклопедическом словаре, Сибирской советской энциклопедии и Большой советской энциклопедии (1-е изд.). Две следующие статьи оказались недоступными для меня: Галсан Цэренов (Михаил Богданов). Рост бурятской интеллигенции // Сибирь. 1914. № 31; Козьмин Н. Туземная интеллигенция Сибири // Сибирская живая старина. 1923.
Значительная часть исследовательской работы, на которую опирается эта статья, была выполнена автором в то время, когда он работал в Русском исследовательском центре при Гарвардском университете (1954-1955 гг.). Профессор Вашингтонского университета Поппе познакомил меня со значительной информацией, которая документирована не иначе как здесь, в этом центре. Тем не менее любые фактические ошибки или неверная интерпретация фактов лежат, конечно, на совести автора.
2. Монголы проживают, главным образом, во Внутренней Монголии (включая район Барги в Маньчжурии), составной части Китая, где живет менее чем два миллиона монголов; во Внешней Монголии, номинально независимой, но сильно советизированной Монгольской Народной Республике - немногим менее одного миллиона монголов; в Бурят-Монгольской Автономной Советской Социалистической Республике - менее чем 300 000 бурят; кроме того, возможно около 100 000 ойратов проживают в Синьцзяне. 150 000 калмыков, живших До войны в европейской части России, были рассеяны по стране и многие из них убиты; Калмыцкая АССР была ликвидирована 27 декабря 1943 г. из-за голословного обвинения калмыцкого населения в сотрудничестве с немецкими захватчиками. Более 500 калмыцких беженцев живут сейчас в Филадельфии и в общинах в соседнем штате Нью-Джерси.
3. Буряты Гарма Санжеев и С. Д. Дылыков оба пространно пишут о монгольской лингвистике и истории: смотри статью Н. Поппе «Монголоведение в СССР» и письмо Г. Санжеева в Harvard Journal of Asiatic Studies (Июнь 1955 № 18. С. 239-244), С. Дылыков написал новую книгу «Демократическое движение монгольского народа в Китae». M., 1953, которая была рецензирована Р. Рупеном на страницах журнала «Far Eastern Quarterly» (Август 1955. № 14. С. 599-602).
4. Жамцарано Ц. О правосознании бурят. (К предстоящим общим реформам.) // Сибирские вопросы: период, сб. СПб., 1906. №2 С. 184.
5. Аламжи Мэрген (Э. Ринчино): Бато-Далай Очиров // Сибирский торгово-промышленный ежегодник за 1914-1915 гг. С. 340-349.
6. Введение к Декларации партии, которая поддерживает идею, что подданные Российской империи должны иметь своим главой императора, хотя свобода и вольность необходимы им.
7. Труды агинской экспедиции. Материалы по исследованию Агинской степи Забайкальской области, произведенному в 1908 г Читинским отделением Императорского Русского Географического общества. Чита, 1911.
8. Что касается биографии М. Н. Богданова, то смотри введение к книге «Очерки истории бурят-монгольского народа» (прим. 11), написанное Н. Козьминым. Библиография, состоящая из 48 статей, опубликованных с 1904 по 1918 гг., появилась в публикации П. Хороших «Научно-литературное наследство М. Н. Богданова» вместе с библиографией, включающей 12 статей о нем: Статьи и заметки о М. Н. Богданове. Обе эти библиографии были опубликованы в журнале «Бурятиеведение». Верхнеудинск, 1926. № 2. Недоступной оказалась для меня статья П. Данбинова (Солбонэ Туя). Биография М. Н. Богданова // Голос Бурят-Монголии. 1920. (Здесь Р. Рупен допускает неточность: правильное название этой газеты «Голос бурят-монгола». - прим, пер)
9. Жамцарано Ц. О правосознании бурят // Сибирские вопросы СПб., 1906. № 2. С. 184. Отрывок из статьи Жамцарано, который цитирует Рупен, расположен на с. 171, а не 184, как ошибочно указано в статье. - прим. пер.
10. Обычно использовал псевдонимы «Б. М.», «М. Братский» или «Галсан Цэренов»; большинство политических статей Богданова (как большинство статей Жамцарано) появилось в журналах «Сибирь и «Сибирские вопросы». Практически все эти статьи были опубликованы в 1905-1915 гг.
11. Очерки истории бурят-монгольского народа. Верхнеудинск. 1926.
12. Биография Жамцарано, которую я подготовил, почти готова публикации. Смотри также: Вальтер Коларц. Народы Советского Дальнего Востока. Лондон, 1954. С. 139-149; Рупен. Советский исторический роман о Монголии // Far Eastern Quarterly. Август 1955. № 14 С. 553-557; Жамцарано (Библиография) // Harvard Journal of Asiatic Studies. 1956. № 19.
13. Что касается деталей этою периода, то смотри: Рупен. Монгольский национализм. 1900-1919 п. (рукопись). Вашингтонский университет, 1954. 399 с.
14. Ринчино Э.-Д. Бурят-монголы Восточной Сибири // Жизнь национальностей. 1921. 28 мая и 11 июня.
15. Полный текст на русском языке имеется в статье А. Калашникова «У истоков Монгольской революции» // Хозяйство Монголии. 1928. Май - июнь (№ 10. С. 65-68), а также (хотя здесь Жамцарано не упоминается как автор) в книге X. Чойбалсана «Краткий очерк истории Монгольской народной революции» / Пер. с монг. М., 1952. С. 41-43.
16. Третий съезд Монгольской народной партии. Урга, пер. Ф. Эттри (неизданная рукопись). Все ссылки на выступления делегатов на III съезде партии и I Великом Хурале 1924 г. взяты из рукописи Ф. Эттри, хранящейся в Гуверовской библиотеке Станфордского университета.
17. Иши-Доржи. Die heuting Mongolei. Культурное строительство в Монголии // Остойропа. 1929. С. 408-409; О Иши-Доржи смотри статью С. Вольфа: Монгольские делегации в Западной Европе // Журнал Королевского Среднеазиатского общества. 1946, янв. С. 80, 86-87, 91.
18. Ринчино. К вопросу о национальном самоопределении Монголии в связи с задачами китайской революции // Революционный Восток. 1927. № 2. С. 65-78. В целом вся структура пан-монголизма была подвергнута острой критике в ответе Ринчино, написанном другим бурятом Жамбалоном: «Как не следует ставить вопрос о национальном самоопределении Монголии». (По поводу статьи тов. Ринчино) // Революционный Восток 1928. № 3. С. 235-240.
19. Важным источником информации об ном выдающемся бурятском деятеле является статья Л. Б-на (Берлин Л.) «Хамбо Агван Доржиев». (К борьбе Тибета за независимость) // Новый Восток. 1923 № 3. С. 139-156. Смотри также работы Н. Поппе (прим. 1) и книгу И. Коростовца «От Чингис-хана до советской республики». Берлин 1926. С. 207-210.
20. Поистине поразительный крик возмущения охватил русскую столицу при этой вести: буддийский храм в христианском городе! Но благодаря влиятельным университетским друзьям Доржиева и решительной поддержке князя Э. Ухтомского эту временную истерию уда. лось преодолеть и храм был построен. Когда позднее, в 1930-е гг Доржиев был выслан коммунистами в Ленинград, он большую часть времени проводил в этом храме. Относительно этого храма и другщ аспектов буддизма в России смотри статью В. А. Ункрига «Aus den letzten Jahrzehate des Lamaismus in Russland» // Zeitschrift fur Buddhismus und verwandte Gebiete. 1926. № 7. P. 135-151.
21. Вся эта история закончилась позорно, когда китайский гapнизон в Кяхте захватил семеновскую «бригаду» в январе 1920 г. Нэй-сэ-гэгэн и 12 армейских командиров были немедленно расстреляны китайцами, а 200 остальных пленных были отправлены в Ургу на принудительные работы. Бурятские интеллигенты, подобно Ринчино и Жамцарано, не принимали никакого участия в движении Нэйсэ-гэгэ-на. См. статью А. Калашникова «У истоков Монгольской революции» и указ. соч. И. Коростовца, с. 294-295; статью анонимного автора «К событиям в Монголии» // Русское обозрение. Пекин, 1921. № 1-2.
22. Walter Heissig. Das Gelbe Vorfeld: Die Mobilisiezung der chinesishen Aussenlander. Berlin, 1941; Paul V. Hyer. Japaner und Lamapriester // Zeitschrift fur Geopolitik. 1954. XXV. P. 474-479; Hyer Ламаистский буддизм и японская политика в Монголии (неопубликованная диссертация). Калифорнийский университет, Беркли, 1953.
23. Когда Жамцарано путешествовал по Внутренней Монголии в 1909 и 1910 гг., местные монголы принимали его за русского: «Русский, который прекрасно говорит по-монгольски; на прекрасной лошади с прекрасным седлом европейского изготовления... и он проявлял повышенный интерес ко всему, что касалось культа Чингис-хана» - Письмо автору от преподобного отца Антуана Мостэрта.
24. И. Майский писал: «...Монголы признавали культурное превосходство бурят и знали, что они не могут обойтись без них, но они не любили бурят, считая их предателями исторического наследия монгольской расы, которые попали под власть чужеземных влияний. Возможно и даже вероятно, что в своей неприязни к бурятам монгольская ламаистская церковь проповедовала плохо скрываемую ненависть к отношению к ним, инстинктивно чувствуя, что европейская культура, проводниками которой были буряты, несли с собой величайшую опасность их coбcтвенному господству» // Современная Монголия. Иркутск, 1921. С. 94 Профессор Поппе из своего личного опыта подтверждает сильную апатию халхасцев к бурятам.
25. Что касается Бадмаева, смотри кинигу В. П. Семенникова «За кулисами царизма» // Архив тибетского врача Бадмаева. Л.. 1925; Романов Б. А. Россия в Маньчжурии (1892 - 1906 гг.) / Пер. с русск. С В. Джонс. Ann Arbor. 1952. P. 46; Коросювец И. Я. Указ. соч. С 1Н6. Мартин Килкойн из Вашингтонского университета просил меня обрати i ь внимание на примечания, касающиеся Бадмаева, в книге Рене Фулоп-Миллера «Распутин; Святой черт». Нью-Йорк, 1928. С. 125-129; и библиографию писем и докладных записок П. А. Бадмаева, с. 376-377.
26. Жамцарано Шаранд Ц. (Жамцарано). О том, как развивалось самосознание и правосознание сибирских инородцев-бурят // Право. 1905. № 48-49.
27. Коростовец И. Я. Указ. соч. С. 158: «Как руководителя моей газеты я упомяну бурят Жамцарано, образованного и работоспособного человека, который лучше всех понимает душу монголов». На с. 244 Коростовец заявляет: «Я не мот обойтись без бурят, поскольку они в течение долгого времени были посредниками между нами и монголами».
28 Значительная литература о Банзарове включает следующие публикации: Савельев Г С. О жизни и трудах Доржи Банзарова. СПб., 1855. С. 38; Кудрявцев Ф. А. Первый бурятский ученый Д. Банзаров (1822-1855 гг.) // История бурят-монгольского народа. М.; Л.. 1940. С. 232-240; Петров Л. А. Доржи Банзаров - первый бурятский ученый // Исторический журнал. 1944. № 10-11, Хадалов П. И. Бурятский ученый Доржи Банзаров М., 1952. С. 24.
29. Относительно Г. Гомбоева смотри статью П. П. Хороших Бурятский ученый Галсан Гомбоев» // Бурят неведение. 1927. № 3-4.
30. Черная вера, или шаманство у монголов и другие статьи Д. Банзарова / Ред. Г Н Потанин. СПб.. 1891. С. 129 Предисловие, написанное Потаниным включает список сочинений Банзарова (15 статей).
31. В 1918 г. Г. Цыбиков опубликовал превосходный отчет об этом путешествии, снабдив его прекрасными и редкими фотографиями. Предисловие включаем автобиографический очерк, из которого автор почерпнул мною информации. Цыбиков Г. Ц. Буддист-паломник v святынь Тибет (по дневникам, веденным в 1899 – 1902 гг. ). Петроград, 1918. С. 472.
32 См. его cтaтью «Монгольская письменность как орудие национальной культуры». Верхнеудинск, 1928. С. 17.
33. Русский комитет для изучения Средней и Восточной Азии в историческом, археологическом, лингвистическом и этнографическом acпектах, ею серийные публикации (издания) включаю! Протоколы и Известия (на русском языке) и Бюллетень (на французском языке).
34. Жамцарано перевел на монгольский язык произведения Толстого, Роберта Льюиса Стивенсона, Жюль Верна, Джека Лондона и др.
35. Жамцарано Ц. Описание происхождения и быта дархатов, урянхайцев озера Хубсугул, дербетов, хотонов, баитов, ойратов. Улан-Батор, 1934. С. 216. Жамцарано также опубликовал книгу по географии (на мон. языке) в 1926 г. В. Ункриг замечает: «Относительно распространения современных астрономических знаний среди монголов, Жамцарано сделал первый опыт в этом отношении через публикацию иллюстрированной книги по географии. Почти половина этой книги, около 100 страниц, как я помню... имела дело с необыкновенными астрономическими явлениями». Unkrig W. A. Das Programm des Gelechrtcn Comites des Mongolischen Volksrepublik // M.S.OS. 1929. XXXII. P. 93.
Идентификация творческой интеллигенции бурят-монголов в XXI веке.
На этом можно закончить тему национального самосознания или атавизма бурят-монголов. В завершение попробуем разрешить раз и навсегда некоторые проблемы, волнующие и творческую интеллигенцию.
Итак, в таких вопросах, где дети одной семьи обсуждают принадлежность к нации, ни у одного из членов данного сообщества не может быть никаких приоритетов. Подобных вопросов вообще не должно быть, но монгольские народы создают такие проблемы из ничего! В чём причина неуёмного и настойчивого желания доказать своим братьям и сестрам, что кто-то из нас более сын или дочь одних родителей, чем остальные?
Проблема может касаться вклада участников в общую культуру и наследования достижений предков для развития нации. Иначе какую цель мы преследуем в этой бездне жизни, где возможен только полёт мысли и взаимопонимание свободных людей, а все остальные виды движения означают лишь падение?
Разбросанные по разным странам и регионам, воспитанные в разных условиях, впитавшие разные культуры и языки, мы – бурят-монголы, надеющиеся, что созидаем какие-то ценности, в любом случае остаёмся и всегда будем монголами и по мере своих талантов и возможностей обогащаем свой народ и монгольскую нацию, пусть даже искусство и не ставит таких целей. (Автор не думает об этом, но принадлежит нации).
Всё, что мы создаём в пределах разных стран и культур в первую очередь принадлежит монгольскому миру, и, надеюсь, развивает его. В другой культуре наши творения имеют мало шансов сохраниться и стать свойством иной нации. Мы можем только помочь. Чем и занимаемся время от времени. Но донорство только спасает, не изменяет организм. Неумеренные восторги по поводу того, что такое возможно всегда имеют печальное окончание. Исключения – результат уже необратимых процессов.
Только после вклада в культуру своего народа и своей нации мы, возможно, будем иметь значение (хорошо, если уже имеем?) для мировой культуры вообще, русской или какой-нибудь другой культуры, в зависимости от страны проживания, в частности. Но никак не наоборот: нет таких растений, которые растут корнями вверх. Или кто-то хочет стать или уже стал таким «растением», вопреки всем законам природы?
2014 год.