Архилох
(680-640-е гг до н.э.)
Я служитель царя Эниалия*,многомощного бога
Также и сладостный дар муз хорошо мне знаком
Архилох
* Эпитет Ареса, бога войны
«Архилоха можно считать родоначальником всей древнегреческой лирики; и по силе выражения и владеющих им чувств и в хронологическом отношении. Архилох – это буря и страсть»**[** Ярхо В.Н., Полонская В.П. Античная Лирика. «Высшая школа», С.13.]; он - потрясатель основ, прежних понятий о доблести и чести, восходящие ко временам Гомера. Выразить себя в слове, сказать правду, какой бы она горькой ни была, какие бы аморальные поступки не «воспевались» в текстах, в этом заключен Архилох, вся суть его лирического героя, мятущейся личности и страдающей души. Именно со стихов Архилоха начинается отчет новой древнегреческой, а вместе с тем и античной поэзии, ибо в них с поразительной искренностью и силой страсти раскрыт внутренний мир конкретного человека, мир переживаний, не доступный ранее героям эпического цикла. По сути, в литературе Архилох произвел революцию, которая вызревала на благодатной почве среди современных ему поэтов и самой эпохи нарождающейся полисной Греции. Греческое общество из родоплеменных отношений переходило на стадию создания гражданского общества, где личности человека, вернее гражданину придавалась исключительное значение. Индивидуальность какое-то время гармонично уживалась с коллективным началом. Полисная идеология еще только вырабатывалась, она не сформировалась в единую систему воспитания, ценностей, норм поведения. И поэт оказывался как бы в промежуточном периоде. Но тем и примечательна, как нам кажется, судьба поэта. Его жизненный опыт и лирика способствовали обретению греками идеологических ценностей и более четкого понимания сущности гражданина.
Если Алкман, вероятно старший современник Архилоха, едва намечает тонкими штрихами мотив снисходящего Эроса («И сладкий Эрос, милостью Киприды, // Нисходит вновь, мне сердце согревая»), то Архилох со всей силой присущего ему темперамента вырезает, вырубает четкие и ясные черты своего лирического героя. Стихи предельно сжаты и лаконичны по форме и содержанию:
От страсти обезжизневший,
Жалкий, лежу я, и волей богов несказанные муки
Насквозь пронзают кости мне.*
И надо сказать, уже древние греки считали Архилоха великим поэтом, равным Гомеру. К сожалению, от произведений Архилоха до нас дошли незначительные фрагменты, но даже по ним можно судить об исключительном разнообразии в жанровом и ритмическом отношении творческое наследие поэта…Да и о жизни поэта известно не так уж много.
Родился великий древнегреческий поэт на скалистом острове Парос, примерно в 680-е годы**: точные даты жизни поэта нам неизвестны. Зато нам точно известны имена его родителей – богатого купца Телесикла и рабыни-фракиянки Энипо. Таким образом, Архилох не попадал в высшую элиту города (государства). Вполне возможно, что именно низкое происхождение поэта сыграло свою роковую и решающую роль в отношениях между Архилохом и его возлюбленной Необулой. Вначале отец девушки Ликамб согласился выдать дочь замуж за Архилоха, но потом изменил свое решение. Архилох был уязвлен, он не простил обиду и отплатил Ликамбу злобными стихами.
Что в голову забрал ты, батюшка, Ликамб,
Кто разума лишил тебя?
Умен ты был когда-то. Нынче ж в городе
Ты служишь всем посмешищем.
По легенде, доведенная нападками поэта до отчаяния Необула покончила с собой, и даже не одна, а вместе с сестрой. Что же произошло с семьей Ликамба достоверно нам неизвестно, но одинокий и отвергнутый поэт с горечью и тоской представляет:
Если б все же Необулы мог коснуться я рукой…
***
И клятву ты великую
Забыл и соль и трапезу…
***
Зевс, отец мой! Свадьбы я не пировал!
К слову, по замечанию Андре Боннара: «Архилох – любовник по своему темпераменту, и любовник страстный. Желание его потрясает и миг наслаждения приводит его в восторг. И он бы силой вырвал этот миг счастья, если бы он мог его схватить».
* Здесь и далее приводятся переводы В.Вересаева, иные переводы оговариваются особо.
** Единственная зацепка – упоминание в стихах солнечного затмения 711 или 6 апреля 648г. до н.э.
Нужда заставляет Архилоха зарабатывать на жизнь ремеслом воина-наемника, и он отправляется на остров Фасос, где его отец основал колонию паросцев. Можно представить себе всю бездну отчаяния и горечь от унижения, нанесенной Ликамбом обиды поэту, но вполне возможно, Архилох с радостью отправился в далекий край доселе неизведанного греками мира, чтобы забыть Ту, для которой по всей вероятности посвящен один из первых лирических шедевров европейской литературы:
Своей прекрасной розе с веткой миртовой*
Она так радовалась. Тенью волосы
На плечи ниспадали ей и на спину.
* В переводе С.И. Радцига:
Она любила ветку мирта
С прекрасной розой надевать,
А кудри на плечи и шею
Волною темной распускать.
Война с фракийцами и другими греками-колонистами на Фасосе, неудача в любви научили Архилоха стойкости духа, «перетерпевать беду». Многие фрагменты стихов Архилоха можно назвать путевыми дневниками, причем дневники отражают личные переживания поэта. На наш взгляд, перед нами (хоть и фрагментарно) впервые в литературе проявлены лирические путевые дневники исповедального характера. Подобным «направлением» творчества отчасти воспользуется другой гениальный поэт Эллады Алкей. Свою схожесть скитальческой судьбы с судьбой Архилоха, он выразит намеком в четверостишии о брошенном в сражении щите. Сам Архилох свою долю описывает следующим образом:
В остром копье у меня замешен мой хлеб. И в копье же
Из-под Исмара* вино. Пью, опершись на копье!
Архилох – мастер формы и содержания, пластичности образов и лаконичного изъяснения. Благодаря лучшим переводчикам с древнегреческого, мы можем в какой-то мере попытаться оценить всю прелесть, весь Вкус (и дух) содержания подлинника…нет! лучше сказать, поэзии подлинника, ибо «поэзия» гораздо значительнее понятия «содержание». Вот перед нами еще один шедевр поэзии Архилоха:
Вздымался остров, острый, как осла хребет,
Едва прикрытый леса редкой зарослью.
Ни красоты в том крае нет, ни прелести
Не то, что край вблизи истоков Сириса**.
(пер. Г. Церетели)
* Исмар – город на фракийском побережье, находившийся неподалеку от Фасоса
** Возможно, река в Южной Италии
Еще раз можно подтвердить, что перед нами разворачивается своего рода лирический путевой дневник поэта, в нем значительное место отдается личным впечатлениям и переживаниям. Помимо Алкея, только в большей мере, подобный характер творчества будут носить стихи Г.В. Катулла.
Жарко моляся средь волн густокудрого моря седого
О возвращенье домой…
Жизнь Архилоха полна военных набегов, тревог, потерями, попойками, некоторым однообразием. Но Архилох умеет привносить в свои стихи тонкий юмор, добродушную иронию. В нижеследующих фрагментах мы увидим не просто необузданного дикаря-выпивоху, не только едкого сатирика, но умного и талантливого поэта, человека добродушного, волей судьбы вынужденного прибегать к яду острословия. Мы считаем Архилоха весьма тонкой и романтичной натурой, вопреки тем исследователям, которые и без того характеризуют поэзию Архилоха как грубую и примитивную (аналогом в латинской поэзии может служить поэзия Катулла, в русской лирике «двойственная» поэзия Лермонтова). Какова эпоха, таковы и нравы. Но можно прятаться за грубость слов, непристойность (позерство) и быть внутри тонким и нежным романтиком (пример тому фрагмент о девушке с веткой миртовой).
С флягой в руках ты ходи по настилу ладьи быстроходной,
Крышку проворной рукой с бочки долбленной снимай,
Красное черпай вино до густого осадка! На страже
Трезвым всю ночь простоять силы не хватит и нам.
(пер. Г.Ф.Церетели)
Мы настигли и убили счетом ровно семерых:
Целых тысяча нас было…
Как жизнь, так и судьба воина-наемника отражены в стихах Архилоха:
Главк, до поры лишь, покуда сражается, дорог наемник
***
Кто падет, тому ни славы, ни почета больше нет
От сограждан. Благодарность мы питаем лишь к живым,-
Мы, живые. Доля павших – хуже доли не найти.
Знаменитое четверостишье Архилоха о брошенном в бою щите вызвало впоследствии множество подражаний (от Алкея до Горация), став литературной традицией:
Носит теперь горделиво саисец* мой щит безупречный:
Волей-неволей пришлось бросить его мне в кустах.
Сам я кончины зато избежал. И пускай пропадает
Щит мой. Не хуже ничуть новый могу я добыть.
* Саисцы – одно из фракийских племен
Для того чтобы делать подобные заявления во времена Архилоха, следовало обладать определенной долей мужества. Видимо, в знак насмешки над поэтом, родилась легенда о том, что спартанцы изгнали из города Архилоха, ведь у спартанцев бросить в бою щит считалось позорным делом («Со щитом иль на щите» - гласит спартанская поговорка, т.е. вернуться домой живым со щитом или погибшим на щите). Поэт в данном фрагменте полемизирует с самим Гомером, утверждая психологию личностного «я». С точки зрения воинской доблести и чести, Архилох – трус, который ради спасения своей шкуры пожертвовал самым дорогим что есть у воина – щитом. Но, по мнению самого Архилоха, он спас жизнь, самое дорогое, а щит можно раздобыть новый. Вот эта главная идея ценности человеческой жизни станет основополагающей для мировоззрения средневековых гуманистов. Поэтому не следует слишком прямолинейно относиться к сказанному в четверостишье, якобы жизнь поэта всего лишь повод, чтобы вступить в новую схватку. Подобная оценка, на наш взгляд, не может быть полной и достаточно объективной. Поэт не торопится терять жизнь ради какой-то посмертной славы («доля павших – хуже доли не найти»). Он хочет жить здесь и сейчас. Он уважаем до тех пор, пока остается на белом свете. Жизнь для Архилоха, тем самым, становится важнее куска металла. Говоря современным языком поэт благоразумен.
Возможно, поэт никогда не бежал с поля боя, а мотив брошенного щита целенаправленно введен в текст, как уже сказано, ради полемики с Гомером, вообще, с общественными устоями. Как бы то ни было, но образ воина, бросивший в бою щит, стал притягательным. Лирический герой Архилоха подкупал искренностью, чистосердечностью, наконец, человечностью (все люди имеют слабости); тем, что лирический герой – думающее существо и поступающее от своего личного «я». Именно индивидуализм и самоирония привлекали внимание античный писателей к Архилоху.
Значение первых лириков (в том числе и Архилоха) имело огромное значение для создания театра, драмы как жанра, особенно для Еврипида, самого «трагичного и человечного». По-сути, средневековые гуманисты столкнулись с той же самой проблемой ценности человеческой личности, человека, его суждений, высказываний, поступков, свободы выбора. В Средние века европеец был задавлен церковной догматикой, он находился в стаде, стадо пасли духовные пасторы – духовенство. Античное общество времен Архилоха было связано родовыми узами, предписанной моралью, отсюда и крайний индивидуализм великого паросца. Чем медленнее общество менялось, тем радикальнее должны быть методы высказывания. Не случайно Архилох избрал в помощь более разговорную и простоватую форму стихов – ямб (в отличие от более изящного жанра мелики).
Поэт – общественное явление, продукт эпохи и отражение эпохи; но вместе с тем в его творчестве могут отражаться зачатки невидимых тенденций, которые смогут проявиться, «вызреть» позднее и стать уделом уже другой эпохи, другого отрезка времени. Тем самым, поэт может опережать свое время и помогать созидать будущую эпоху, а применительно к Архилоху, обогащать знаниями общество о внутреннем мире человека, расширять горизонт поисков, видения, четко формулировать и явственнее ощущать потребности данного общества. Крайний индивидуализм Архилоха, проявленный во фрагменте с брошенным в бою щитом показывает степень важности каждого человека; с другой стороны, рождающийся полис нуждался в защитниках, патриотах, таким образом, полисная идеология не могла признать крайний индивидуализм (иногда эти столкновения личности - общества, индивидуума – коллектива дорого обходились государствам в классическое время). В противном случае личные интересы ставились бы выше интересов коллектива, гражданской общины, состоящей из отдельно взятого гражданина, с его талантами, возможностями, воспитанием и образованием (зачастую на государственный счет). Получается, первые поэты-лирики дали возможность осязать важные изменения, шедшие в обществах Древней Греции, смены эталонов чего-либо, скажем, красоты. Впрочем, тема красоты разрабатывалась всеми видами искусства.
Без осознания важности ценности человека, его жизни, его личности, не могло возникнуть понимание и «осознание» Красоты и великолепия человеческого тела. Именно греки научили нас, новых европейцев, вразрез каноническим церковным предрассудкам о порочности человеческой плоти, скверны и т.д. ценить человеческое тело, любоваться им, восторгаться. Мы просто заново открыли давно известное.
Поэзия – не просто набор звучно уложенных слов, упорядоченные ритмом – размером или рифмой, она зеркало общества, она помогает нам понять едва уловимые веяния, тенденции в характере и сознании людей, движение и состояние общества на определенном промежутке времени. Для того чтобы не отходить от главной темы, ограничимся фразой: поэзия помогает постигнуть мировоззрение конкретного человека (автора), но и человека как такового в определенном обществе.
Вернемся непосредственно к Архилоху. Жизнь полная лишений и потерь научила Архилоха стойкости, при этом следует всецело полагаться на волю богов. Судя по дошедшим фрагментам, можно сделать логическое заключение, что высшим нравственным законом для Архилоха является Правда, а причиной и истоком происходящего в мире является Зевс (не отсюда ли берет начало отрицание Зевса-бога и понимание его как Зевса-закона?). В героическом эпосе Зевс действует наряду с другими богами, являясь старшим богом по названию, а не по значению. В творчестве Архилоха Зевс занимает особое, исключительное место (надо сказать, что Зевсу будет уделено много места в «Прометее» Эсхила); лирический герой всецело полагается именно на Зевса, избирая его на роль своеобразного ангела-хранителя:
О, Зевс, отец мой! Ты на небесах царишь,
Свидетель ты всех дел людских,
И злых и правых. Для тебя не все равно,
По-правде зверь живет иль нет.
Согласно представлениям древних греков Зевс не может знать своего будущего, так как нить судьбы ткут мойры. Однако Архилох утверждает, что «Пророк неложный меж богов великий Зевс, - // Сам он над будущим царь». Вероятно ранее знакомство с письменностью и литературой других народов, позволило сравнительно рано обратиться к теме личности; отсутствие единого государства, восприимчивость греков к новому и переработка известного не позволили грекам создать одной священной книги, одну религию. Боги у греков скорее не религиозные, а литературно-мифологические персонажи. Данное обстоятельство позволяло трансформировать богов в разные сущности и природные силы. У греков не было как таковых религиозных догм.
Следующие фрагменты наполнены моралью, но лишены всякой скуки и отражают жизненный опыт самого Архилоха. От чтения подобного морализаторского текста нас не клонит ко сну, как это может случаться при чтении другого греческого поэта VI. в. до н.э. Феогнида из Мегары.
Скорбью стенящей крушась, ни единый из граждан, ни город
Не пожелает, Перикл, в пире услады искать.
Лучших людей поглотила волна многошумного моря,
И от рыданий, от слез наша раздулася грудь.
Но и от зол неизбежны богами нам послано средство:
Стойкость могучая, друг, - вот этот божеский дар.
То одного, то другого судьба поражает: сегодня
С нами несчастье, и мы стонем в кровавой беде,
Завтра в другого ударит. По-женски не падайте духом,
Бодро, как можно скорее перетерпите беду.
***
Сердце! Сердце! Грозным строем встали беды пред тобой.
Ободрись и встреть их грудью, и ударим на врагов.
Пусть везде кругом засады – твердо стой, не трепещи.
Победишь – своей победы на показ не выставляй,
Победят – не огорчайся, запершись в дому, не плачь.
В меру радуйся в удаче, в меру в бедствиях горюй.
Познавай тот ритм, что в жизни человеческой сокрыт•.
• В переводе С.И. Радцига два фрагмента выглядят так:
Горестной скорби, Перикл, предаются все граждане наши
С городом всем; никому нет уж услады в пирах:
Граждан таких поглотила волна многошумного моря.
Тяжко вздымается грудь, скорбью жестокой полна.
Боги, однако, мой друг, против всех неутешных страданий
Верное средство дают – стойкую твердость души.
То одного, то другого постигнет беда; обратилась
На нас, - мы скорбим, раной кровавой томясь.
Завтра случится с другим. Скорее же скорьб претерпите
С мужеством в сердце, а плач женщинам только к лицу.
***
Срдце, Сердце! Вихри бедствий безысходных над тобой.
Но воспрянь и, грудью встретив, отражай своих врагов.
Твердо ставши к ним поближе, им засаду ты готовь.
И своей победой явно перед всеми не кичись.
Победят, - не падай духом, сидя в доме у себя.
В меру радуйся ты счастью, слишком в бедах не горюй!
Познавай , какой кипучий всех людей поток несет.
Говорят, что придя в Олимпию, место проведения древнегреческих состязаний, Архилох пожелал исполнить гимн в честь Геракла, а так как кифареда не нашлось, то он выдумал слово «тенелла» пытаясь тем самым подражать ритму и звуку кифары. С тех пор те, у кого не было аккомпаниатора на кифаре, пользовались этим припевом, трижды повторяя слово «тенелла»:
Тенелла!
Светлоподобный – радуйся, о царь Геракл,-
Тенелла - светлопобедный –
И сам и Иолай твой – два копейщика!
Тенелла!
Светлопобедный - радуйся, о царь Геракл!
(пер. В.Нилендера)
Погиб поэт во время войны Пароса с жителями Наксоса. Впоследствии в честь Архилоха на его родине возведено святилище.
***
Сладко-истомная страсть,товарищ, овладела мной
***
Это-то страстная жажда любовная, переполнив сердце,
В глазах великий мрак распространила,
Нежные чувства в груди уничтоживши.
***
……………………………………………………….
Ты, воздержанье блюдя. Решись на это...
Но коль неймется и печет желание,
Есть на примете у нас готова к замужеству —
Красавица и скромница. Мне кажется,
Стать безупречна ее. На ней бы и женился ты».
На эту речь девицы я ответствовал:
«Дочь доброславной в делах и благородной женщины
Амфимедо, чей прах лежит теперь в земле,
Знай: у Богини не счесть услад для молодых людей
В обход священных таинств; хватит нам одной.
Мы, как покой снизойдет и тьма, о свадьбе все стобой
Обговорим, обсудим с божьей помощью.
Я поступлю, как велишь; желание влечет меня
Под верх венечный, под округлый свод ворот.
Милая, не отвергай: в богатом травами саду
Причалю. Вот что я решил: пусть женится
На Необуле другой. Ведь, старше раза в два тебя,
Сумела иссушить цветок девичества —
Прелести нету былой. В желанье ненасытная,
Вконец ослепла бешеная женщина!
Сгинуть бы ей навсегда! Да не допустит Зевс того,
Чтоб я в глазах соседей стал посмешищем,
В жены развратницу взяв! Жениться страстно я хочу
Лишь на тебе; не лжива, не корыстна ты,
А Необула хитра, дружков не счесть у ней.
Боюсь, как бы слепых и недоношенных,
В деле таком поспешив, как пес, не наплодил бы я».
Так я сказал. И девушку меж стеблями
Свежераскрытых цветов я положил и тонкою
Укрыл нас тканью, шею гладил ей,
И трепетавшей, как лань, успокоенье стал дарить,
И груди стал я трогать нежно пальцами;
Явлена юная плоть, заманчивые прелести.
И, к телу прижимаясь столь прекрасному,
Жизненный сок я исторг, лаская кудри светлые.
(Пер. В.Н. Ярхо?*)
* Текст приводится по изданию «Эллинские поэты VIII-IIIв. до н.э.(эпос, элегия, ямбы, мелика)» М.: Ладомир, 1999.
Анализу эпода посвящена статья В.Н. Ярхо «Новый эпод Архилоха» в Вестнике древней истории за 1982, № 1, с. 64-80.