Из сборника "Воспоминания. о.Наргин (Зёюк-Зиря)
Любознательный читатель знает, что в августе 1914 года был создан один из первых концлагерей – Кожуховский концентрационный лагерь.
"Прежде всего там оказались немцы по национальности, граждане Германии, Австро-Венгрии, Османской империи... Если коротко, все подозрительные, ненадёжные по условиям военного времени – например, подозреваемые в возможном шпионаже.
Заключали их здесь до конца войны, которая шла» - свидетельствует историк Юрий Николаевич Моруков, много лет занимающийся изучением не мистифицированного, а реального ГУЛАГА.
"Один из первых...", а в их числе - и концлагерь на острове Наргин в Каспийском море.
В наскоро сколоченных бараках из досок на острове разместили (по одним данным до семи, по другим до десяти тысяч) военнопленных турков, венгров, чехов, немцев, австрийцев, которые в 1914-1915 годах, во время оккупации войсками царской России Восточной Анатолии были пленены.
Документальный кинофильм «Адский остров Наргин», выпущенный на экраны в Турции, отражает трагические события, которые пережили турецкие солдаты на острове Наргин. Использованы в фильме архивные документы тех лет, а также воспоминания 11 турецких солдат-пленников на Наргине, сумевших вернуться на родину живыми.
По свидетельствам документов и свидетелей, в большинстве своём, военнопленные погибали от антисанитарных условий, отсутствия медикаментов, голода, обезвоживания организма, укусов змей, а также убийств и пыток, совершаемых лагерной охраной.
Кончилась Первая мировя, но не кончился Наргин.В 20-30 годы остров Наргин называли азербайджанским ГУЛАГом. Он был местом массовых расстрелов и захоронений. Жертв привозили сюда на баржах. Тысячи людей, осуждённых судебными «тройками» были расстреляны на Наргине, вдали от людских глаз. Бывало, что затапливались целые баржи, забитые живыми людьми. По рассказам аквалангистов, они до сих пор находят останки людей, привязанных под водой цепями.
Один из первых узников Наргина, ныне покойный Рамазан Халилов, директор мемориального Музея Узеира Гаджибекова, рассказывал: «В июне 1920 года я, как бывший унтер-офицер одного из полков Дикой дивизии, был арестован сотрудниками Особого отдела XI Красной армии. После полуторамесячного пребывания в общей камере тюрьмы, находившейся на Старо-Полицейской улице (ныне улица Мамедалиева, дом 5), я под конвоем «с вещами» был отправлен на остров Наргин. Этот остров стал для меня проклятьем. Нас разместили в грязных, вонючих и тесных бараках, где до нас содержались пленные турки. Днём мы, словно в раскалённой печке, изнывали от нестерпимого солнечного пекла, не приносили облегчения и душные ночи. Порой нечего было есть, жажду утоляли тёплой гнилой водой. Круглые сутки не давали покоя свирепые, величиной с ноготь блохи, ночами по нашим нарам бегали крысы. От комаринных укусов и рассчесов лица заплывали до неузнаваемости, а руки, ноги и всё тело были в красных волдырях, словно от крапивных ожёгов. Вскоре у нас начались желудочно-кишечные заболевания, от которых каждый день в бараках умирали едва державшиеся на ногах узники. Их хоронили в восточной части острова – в ямах, в которых вечный покой обретали сразу пять-шесть и больше человек, сколько умирало к моменту погребения. А тех, кому в Особом отделе приказывали «без вещей» собираться в путь-дорогу, везли расстреливать на недалёкий от нас остров Песчаный. На этом острове (Наргин) я пробыл до самого сентября и был освобождён благодаря заступничеству Наримана Нариманова..."
В 30-е годы прошлого века Наргин тоже оправдывал своё зловещее название «Остров смерти».
Вот о чём поведал Пётр Пухляков, долгое время работавший на острове смотрителем маяка: "Насчёт расстрелов ничего сказать не могу, но на острове действительно находился изолятор: несколько бараков за колючей проволокой. Говорили, что в них были «враги народа» - троцкисты. Затем, уже к концу войны, их увезли, бараки сравняли с землёй, на этом месте возвели каменную казарму для солдат".
А подполковник в отставке, бывший заместитель командира полка по тылу Музагид Ибрагимов (на острове служил с 1949 по 1969 год) рассказывал, что при рытье окопов в западной части острова (со стороны Баиловской косы) солдаты не раз натыкались на ямы с останками людей, черепами, находили и золотые коронки. Чьи же это останки? Ясно, что это не были древние находки, потому что золотые зубы тогда не делали.
Согласно свидетельств Рамазана Халилова хоронили военнопленных в восточной части острова, а Музагид Ибрагимов рассказывает о захоронениях в западной части Наргина.Свидетельства насчёт захоронений верны.
Мне, служившему на Наргине на командном пункте полка ПВО войсковой части*** не знать ли историю острова?! Хотя бы в основных её моментах.
А майора Ибрагимова как не знать? Или, к примеру, завклубом капитана Маматказина? Ведь от одного зависели наши желудки, а другой «кормил нас духовной пищей». Я не говорю уж о офицерах штаба, дивизионов и батареи управления. Все солдаты, сержанты и офицеры части знали практически друг друга в лицо. Особенно те, кто служил на КП, как и я.
Мы, наргинцы, были и не военопленные и не «враги народа», а сыны своей Родины – Союза Советских социалистических Республик. Конкретнее – являлись огненным щитом нефтяного Баку.
О своих братьях по оружию написан мною не один «минироман». Все они не сухое изложение, а писаны с любовью и небольшой художественной выдумкой, за что , надеюсь, меня простят «огнепоклонники- наргинцы» - сильные духом ребята. Вот как эти.
..........Так уж случилось, братьев Зезекало 1942 года рождения и Жорку Будника 1937, в армию провожал весь хутор разом в 1959 году. Счастье выпало служить им в одном полку.
Долго отчего-то не писали писем домой.
...И вот летит в хутор солдатский серенький конвертик без марки.
Мать без ума от радости, отца на табуретку подняла, чтоб за столом сидел, Ленке говорит:
- Читай, дочька. Як там воны? Ну читай же, шо ты, як истукан стоишь.
И Ленка читает:
«У пэрвых строках нашого письма кажемо вам, мамо, папо и сыстра, - здраствуйтэ!! У вторих сообчаемо, шо мы служимо в войсках ПВО. Туточка добрэ гудують. Дають грэчку з салом, борщь добрый з мнясом, та кампот з сухою хруктою на обид. На сниданья яку-нэбудь гарну кашу з маслом, та сахарь з чаём, а ще якись круглэньки канафэткы манэньки, «драже» воны называються.
На вечерю тож добрэ гудують. Так, шо вы бачитэ на фотки – морды-Во! а жопы- Во! Вот такэ цэ ПВО! Так шо вы, мамо, батько, та ты, Ленка, нэ пичалуйтэ за нас.
Сюды нэ усих бэруть, а тилько таких, як мы, та Мыкола Румын – добрих хлопцив. И шоб спивать моглы. Вы нэ пужайтэсь от того шо мы служэмо на острови Наргин, а радуйтэсь. Туточка бував наш зэмляк Стэпан Разин з козакамы. На одной из каминюк, шо трохы мэньше самого Наргина, вин саблюкой напысав: - «Був Я!», а тэпэрычка и мы, Вовка з Мыколою – диты ваши. Ту каминюку, шо трохы мэньше Наргина, называють «Булла», шо значе «Був Я!»
У нас в полку е старэнькый майор, вин азербайджан, так рассказував, шо стари люды усю правду про Стэпана Разина знають. А мы вам еи пропышемо.
...Дило було так – як уси люды знають, шо козакы в походи за ясырём, полонылы шахиньшахску дочьку. Еи звалы Бёюк-Зире, красоты вона була сказочной! И ось, колы дуванылы ясырь, Стэпан ту красоту забрав сиби, як атаман и самый храбрый. Вин еи так полюбыв, шо ны куды з Наргина нэ хотив уходыть. А надумав на усих островах Каспия образовать свое казацкэ царствие-государствие со столыцэй Наргин. И шоб вин був казацким царём, а ёго Бёюк-Зиречка царыцою. Козакы поначалу согласылысь и далы названьня островам як то: Дуванный, Свынячийй, Обливный, Лось, Глыняный, Булла, Жилой и ще много других.
Трохы погулялы козакы в своём царствии морском, тай заскучалы по Дону.
Стэпан нэ хотив выртаться, но братство казаче нэ мог нарушить, тай отправывся з товарыщамы на Дон. Усю дорогу горював. Пыв мыдовуху, як воду, та всэ цюловав- мыловав свою Бёюк-Зиречку. А як чёвны вышлы навстрыжень Волгы, совсим зажурывся атаман.
А тут ёго подшкырувать началы:
- Ты шо ж, атаман, нас на бабу проминяв? Ничку з бабой провалявся, сам на наутро бабой став.
Як взбисывся атаман, та як зарычить:
- Я?! Бабой?! - Та як схватыв шахиньшахскую дочьку, пыдняв вышэ головы на своих могучих руках, та як закрычить:
- Волга, Волга, матэ ридна! Волга, русськая рика, нэ бачила ты подарка от Донского Казака! – тай кыданув ту любыму персиянку у воду. У всих казакив глаза на лоб полизлы, язык отнявся.
А Стэпан, глаза кровави, бровы насурплэни, дывыться на товарищев своих, тай пытае: - Шо ж вы, хлопци, прыунылы?! Эй, ты, Фылька, чёрт, пляши! Ну-ка гряным удалую на помын еи души!
А вона, та пирсияночка, совсим нэ втопла. Вона у морску русалку обырнулась тай на Наргин прыплыла. Поплава, поплава биля усих островочкив, дэ любылысь со Стэпаном, зализэ на каминючку, дэ напысано «Був Я!», сядэ, схылэ головку свою до колин, тай плаче. То правда. Мы еи бачимо в лунни ночи. Но до сэбэ вона ныкого нэ подпуска. Тилько пыдийдыш, а вона, глядючи на тэбэ глазьмы у слёзах, нырь в воду. Дюжэ вона атамана нашого донского любыла. Ото так аксакалы рассказувають, тай мы сами еи бачимо....
Так шо служить пагано мы нэ можемо.
Усюду ёго атаманскэ око, як и у нашего старшины Закопайло. Вин вОдэ нас у столовку и обратно до казармы, дэ мы жэвэм. Мы тамочко и спым, як шо нэ на дижурстви. А як повэчэряемо, из столовой в субботу та у нэдилю, прямо до клуба выдэ. Строем та с писнямы. У нас на батареи, дэ мы служимо, запивала добрый – Пэтька Пивэнь. Вин хоть и хохол, а спива добрэ. Ну а мы ёму компанию составляемо. Старшина за цэ нас любэ.
Ось наемося, идым, порыгуя от гарной вечери, так добрэ на души, а старшина, вин усигда в хвости строя идэ, шоб усэ и усих бачить, тай подае команду: - Пивень! Запивай! А вы, Зезекалы, ёго гласа слухайтэ, колы надо, подхватуйтэ, та так, шоб аж до самуго Ирану зезепукало и зекакало! Нэ то закопаю в Наргин, як врагив народа!
А старэньки офицэры казалы, шо туточка до нас пленних туркив мурдовалы, а опосля войны ще Гражданской якихся троцкистив живьём топылы у мори, а якихся в Наргин закапувалы. Ну як пагано спивать?!
Пивень як завэдэ голосом своим, шо аж в ушах звэныть:«Распряга-а-йтэ, хло-о-пци , ко-о-нэй, тай ляга-а-айтэ по-о-чувать...». Як до припэва доходэ, уся батарея подхватува: «Маруся раз-два-тры колына! Чёрнявая дивчина в саду ягоды рвала!», а мы краще усих глоткы дэрэм, так шо, и взаправду до самого Ирану чуты.
Мы ж на Наргини нэ одни. Тама ще огневый дивизион. Хлопци там, як бугаи, воны почты уси осетины. Мы спиваемо, а воны, дивизион майора Гончаренко, со старшиною Гавкучим нам строем навстрэчь пруть. Вот тута Закопайло и Гавкучий свий форс выказувають: Закопайло, голосом на гром похожий, як рыкнэ:
- Ба-та-ре-я-я! Смир-р-но! Равнение на...лево!А Гавкучий:-Ди-и-и-ви-зи-он! Сми-рно! Равнение на...лево !
И до самого Ирана монолытный чеканный шаг и цокот подкив ботинок:
- БАЦ! БАЦ! БАЦ! Так шо уся авиация НАТО у Ирани добрэ пукала, писяла и какала, а чайханщикы Баку на Прыморском бульвари казалы: - БОги бацають! Зинначить вайны ни будить! Захади в чайхана, ара!
Апосля того, як мы отбацаем, старшина Закопайло, а вин у нас як батько, начина уму-разуму наставлять. Особо достаеться тим хто спива нэважно. Ось и сёгодня так було:
- Каюмов, - каже вин, - если ты в строю выть будэшь як шакал, я нэ подывлюсь шо ты манэнькый як лошадь Прживальского, а в каминюку Наргина закопаю. И тэбэ, Джумаев, хоть ты як вырблюдына – вэрха нэ достанэшь, закопаю в одной ями з Каюмом, як шо спивать такычкы будэшь: - «А-а-а-а!», - хто так спива? Цэ Наргин, а нэ Каракумы. Цэ ты у пустыни мог а-а-а-акать, а на Наргине нэ смий! Закопаю в каминюку! Ось бэрить пример з Мишкы Буркуша, вин на Наргин нэ з Москвы прыихав, а спива як?! Вин настоящий пивэнь з Полоныны! Як заспива: «Лытять гусы з Полоныны, лытять гусы! Пало пирья на подвирья, як повирья, ой! Да лытять гусы» - у мэнэ сэрдцы замира. Цэ ж надо такэ - нэ горло, а трембита! Я ёго, чортиня, в увольнение на бэрэг у комбата отпрошу и з собою визьму. Хай хоть раз Баку побаче, та мороженого зъисть.
Лягусь, а ты з чого взяв, шо во врэмя команды «равнение на лево» шию свою лягусячу вытягувать так, шо нис твий цаплючий выше головы правофлангового ефретора Рабиновича? Хто тэбэ такой дурости учив? У якой такой воинской части? Ты шо хочишь шоб я тэбэ по шию закопав? Дывысь у мэнэ! Ще раз побачу твою носяру повэрх головы направляющего, - вин нэ успив доказать, а тут манэнькый- манэнькый Грыша з Полтавщины голосок подав.
Тай каже:
- Лягуся, товарищ старшина, закопайтэ у пэрву очиридь! Вин мэнэ залупэндриком узывае. Якый я ёму Залупэндрик? Я – рядовый Запупендрик! И уси батарейци за животы схватылысь от манэнького телефониста-направленца Запупэндрика. Ёго тэпэрычка тилько так и назвають, як и положено у казакив – Залупэндрик.
Пысать кончаемо. Зараз идэмо на КП. Воно у нас як нутро в каминюки Наргина сховано. Щас там опиративный дижурный, хтось из старщих офицерив штаба, провирэ як мы пыдготовылысь к служби, и скаже:
- На охрану воздушной граныци нашой Родины, Союза Советских Социалистических Республик, заступыть!
И мы зминымо хлопцив. Хай идуть почувать. На их дижурстви сёдня аж пять «Готовность Одын!...» було, а цэ нэ халам-балам. А тэпэр мы вас обнимаемо и цилуемо. Ваши, мама, папа и сэстра Алёна, наргинци-козакы Вовка Зезепукало, та Мыкола Зезекакало...
P.S. А теперь азербайджанцы Наргин, в память о легендарной персиянке, именуют Зёюк-Зиря, соеденив влюблённых Стеньку Разина и Зёюк-Зиречку посмертно. Это прекрасно.
И как печально, что легендарный остров превратили в развалины и кладбище кораблей, разрушили жизнь там, где несли службу «Боги войны – защитники Мира». Теперь, после развала Советского Союза, Наргин(Зёюк-Зиря), как в девичьих слезах щит Гериона, заливается горючей солоноватой водою.