Откровения брошенного мужчины4

Виталий Овчинников
 MEMENTO MORI

(ПОМНИ О СМЕРТИ)



       «Помните о смерти, ибо смерть
       является величайшим благом
       для всего живущего на Земле»

       Философская фраза.
      



       ПРЕДИСЛОВИЕ

       -- Слушай, «Палыч», а ты людей убивал?
       -- Да, приходилось.
       -- Просто так убивал? От делать нечего?
       -- Просто так я не умею убивать.
       -- Тогда что ж - за деньги?
       -- Да, за деньги…
       -- Убивать за деньги - это же бесчеловечно?!
       -- Может быть, но - это моя работа….
       -- Работа – убивать людей?!

       -- Да, моя работа – убивать людей. Ведь я – киллер. А киллер – это убийца. Но убийца – по должности. А не по своей человеческой сути. Как человек, как личность – я не люблю убивать. Убивать мне приходится по своей должностной инструкции.. Меня приняли на работу в качестве специализированного убийцы. Убийцы по заказу. Так сказать - по вызову. Есть девочки по вызову; есть мальчики по вызову.. Они оказывают сексуальные услуги, выполняют сексуальные заказы. А я – убийца по вызову , по заказу. По сути – мы одно и то же. Отличаемся только деталями выполняемой работы. Причем, работы нам навязанной по контракту., Работы – обязательной, но не - любимой. Точнее, не обязательно – любимой. Противно, конечно, бывает, противно, но – платят-то - хорошо.

       -- А меня ты смог бы убить?
       -- А почему бы и нет, если закажут…
       -- Если – закажут?!.
       -- Ну, а как же иначе? Я же просто так не убиваю. Убить – это моя работа…
       -- А за сколько бы ты меня смог убить?
       -- Слушай, Олег Юрьевич, кончай ерунду городить. Здесь все зависть от того, как тебя закажут.
       -- Не понял, объясни.

       -- А что здесь может быть непонятного!!! Если тебя закажут, как начальника отдела нашей фирмы – это одно! Если, как мужа твоей сбежавшей жены – это другое! Ес-ли просто, как Олега Юрьевича, кому-то где-то помешавшему в чем-то - это третье, совершенно непохожее на первых два.… Что здесь может быть непонятного?! Элементарнейшие вещи!. Дуракам – и то яснее ясного!
 
       -- У вас что – расценки за услуги?!
       -- Ну, расценки – не расценки, а ясность полная уже – есть…
       -- Так за сколько ты бы меня согласился убрать?
       -- Слушай, кончай, Олег, этот идиотский разговор. Зачем ты его затеял?!
       -- А затем, чтобы заказать тебе собственное убийство..
       -- Тебя убивать я не стану даже за миллион долларов…
       -- А за сколько бы согласился?
       -- Слушай – пошел ты .. к этой самой…матери..
       -- Подожди, «Палыч», а если я – серьезно…
       -- Что – серьезно??!!!
       -- Серьезно попрошу тебя меня – убрать. За сколько – согласишься?!

       -- Ну, если серьезно – на миллион ты не тянешь.. Мелковат слишком.. Не та фигура, за которую ведут торг.. Но – тысяч на пятьдесят, пожалуй - потянешь. И то – с натяжкой, с громадной натяжкой.. Больше на то, чтобы конце спрятать. А так – красная цена тебе тысяч десять, ну – двадцать. Двадцать пять. Не больше.

       -- Хорошо, Палычь, я тебя даю двадцать пять тысяч долларов наличными И ты убери меня... Очень и очень убедительно прошу. Только попроще, чтобы без особых мучений. Мучиться жить – это я уже проходил. И это мне уже до чертиков надоело. До невозможности. Не хватало, чтобы и умирать еще в муках.


ВТОРОЕ РОЖДЕНИЕ



                Прошло три с небольшим года после отъезда Олега из Костромы.  Жизнь основательно покрутила его за это время.  Московская контора, где он работал по добыче металлолома на закрывшихся предприятиях и ракетных базах страны для «арубежа» обанкротилась. А хозяева ее оказались за рубежом. Уехали тайно, переведя все свои денежные средств в офшоры.
 
                Много событий произошло за это время у Олега, но в конце концов он оказался в коммерческом банке на солидной должности начальника отдела  по связям  с общественностью. Хозяином банка был его давний  друг, которому в свое время Олег помог в трудную для него минуту, отдав  ему все свои  немалые сбережения, которые у него накопились на счете в банке   за время его работы в фирме.

                Работа у него была не пыльная, из той категории, что называется – не бей лежачего. Никто из хозяев и руководителей банка не мог точно определить функции этого отдела. Знали только одно, что банку нужен подобный отдел, ведь в большинстве банков Москвы они уже есть. Значит, и у них должен быть А вот что он должен делать, этот новоиспеченный отдел – представления никто не имел. Не имел – и не надо. Но если уж в названии этого отдела стоит слово «общественность», значит, вы, господин Жуков, должны работать с теми людьми, которые приходят в банк, не слишком, правда, представляя, для чего конкретно они сюда пришли. Точнее – они знали, для чего. За деньгами. Им понадобились деньги. А банк, как раз и есть та структура общества, та организация в государстве, та фирма в бизнесе, в которой есть деньги, то есть, банк - это место, где хранятся деньги.
 
                Но, каким же образом стоит исхитриться, чтобы взять в этом банке необходимые тебе деньги, и чтобы при этом не попасть «впросак», не разориться, не угодить в долговую яму, чаще всего никто из них не знал. То ли кредит, то ли ипотека, то ли еще чего – кто его разберет!. А деньги – нужны! Очень нужны! И кроме банков для выдачи подобных сумм частному лицу ничего больше не существует И как же теперь поступить?! А – черт его знает, как?! Воистину, как в известной поговорке – и хочется, и колется, и мамка не велит.

                И вот таких сомневающихся и колеблющихся направляли к Олегу для некого с ними просветительского собеседования. И Олег с ними беседовал. А в процессе беснования пытался их убедить в целесообразности и необходимости получения кредитов. Причем, кредиты им выгоднее всего получать именно в их банке, а не в каком другом.


                Как только Олег появился в банке, женщины банка стали  проявляли к нему нескрываемо повышенный интерес. Еще бы, такой уникальный экземпляр - холостой, интересный, перспективный, пользующийся доверием начальства и довольно богатый мужчина! Как такого упустить?! Невозможно! И они не упускали. Шли вперед в открытую. Без всякого стеснения. Соблазняли Олега во всю!. Его и осаждали, и штурмовали, и атаковали, и провоцировали, и просто завлекали. Он же реагировал слабо. Хотя иногда все же поддавался беспардонным натискам женщин и уступал их настойчивым домоганиям.
 
                Были походы в рестораны, в театр, в консерваторию, в концертный зал филармонии. Один раз даже сходили на Петросяна. Здесь Олег высидел только половину представления, затем решительно поднялся и ушел, несмотря на сильнейшее возражения своей спутницы. Но выдержать эту дебильную «лабуду» до самого конца Олег не смог. Несмотря на все свое старание. Долго видеть и слышать эту сально-пошлую мерзость было выше его сил. А смотреть, как радуется этим плоским шуткам его спутница, было вообще невыносимо.

                Интеллигентная на вид женщина, строгая и выдержанная, образованная и очень начитанная, одетая элегантно и даже аристократично, не переносящая в своем присутствии никаких вольностей, оказывается могла взахлеб слушать полу матерные и совсем матерные анекдоты Винокура, от души смеялась над вульгарными высказываниями самого Петросяна и его жены Степаненко. От подобного несоответствия внешнего вида этой женщины с ее внутренней сущностью ему становилось по настоящему дурно.

                И сразу почему-то вспоминался образ госпожи Арсан, автора «Эммануэль», ее фотография на титульном листе книги.  Фотография изящной, великолепно  одетой женщины с утончено красивым лицом истинной аристократки  и подробнейшие описания  ее  собственных ощущений от бесчисленных половых актов с бесчисленными же  сексуальными партнерами, размещенные на сотнях страницах книги. Вспоминался также американский фильм «Голубая китаянка», где респектабельно недоступная на работе героиня по вечерам занималась проституцией.

                И невольно возникал вопрос, на который у него не было ответа. Где же тогда эти женщины настоящие, истинные, а где притворяются, надевают на себя придуманные ими же самими маски? А, может, ничего непридуманного здесь и нет. И эти женщины в зависимости от обстоятельств и собственных желаний ведут себя соответствующим образом - то так, то этак. Или все же человек, будь он мужчиной или женщиной, всегда был и остается своеобразным полем битвы между темными и светлыми силами на земле, между добром и злом, верностью и предательством, добропорядочностью и распущенностью, добротой и жестокостью… и в разные моменты жизни в нас преобладает то одно, то другое, а то и еще какое-нибудь третье, не слишком понятное и самим себе. Кто – знает! Кто знает!

                Но Олегу до чертиков надоели связи с женщинами, основанные лишь на сексе. Секс ради секса, ради удовлетворения физиологических потребностей собственного организма его перестали устраивать Ему хотелось иметь дело с такой женщиной, с которой можно было бы заниматься не только сексом, но можно было бы еще и жить. Он тосковал по такой женщине. Но такие женщины ему не попадались. И он все чаще стал уклоняться от интимных встреч со штурмующими его женщинами банка и начал просто-напросто избегать их, перейдя на обыкновеннейшую мастурбацию под просмотр «порнухи».

                И лютая тоска постепенно завладевала им. Такая тоска, что даже водкой ее невозможно было заглушить Жизнь для него начала терять свой изначальный смысл. Жизнь, как одна из возможностей для собственного самоутверждения в этом мире, перестала его интересовать. А жизнь, как один из способов существования белковых тел. его совершенно не интересовала. Жить ради самой возможности жить, он не хотел.  Жизнь для него была и оставалась любимым делом и любимой женщиной. Этого фундамента для твердого и уверенного стояния на земле у него теперь не стало. И жить ему перестало хотеться.

                И он все чаще и чаще начал задумываться о прекращении этого безобразия под названием жизнь Олега Юрьевича Жукова на этой земле.. Жить ради того, чтобы есть, спать, ходить в туалет, иногда «трахаться» с женщиной, чтобы снять сексуальное напряжение в организме, ему не хотелось, да и не слишком-то у него получалось. Было скучно и уныло. И больше становилось похоже на существование, унылое, убогое и беспросветное, чем на настоящую жизнь.

                И он всерьез начал задумываться о самоубийстве. Весь вопрос заключался лишь в том, как уйти из жизни? Ни вешаться, ни травиться ему не хотелось. Было противно и стыдно. Лучше всего, конечно же, застрелиться. И проще. И надежней. И, как-то, цивилизованней, что ли? Но для этого нужен пистолет. А где его взять? Олег не знал.

                И тогда он решил обратиться к руководителю их охранной службы, по слухам - еще и киллеру, бывшему «особисту» Алексею Павловичу, в общении – просто «Палычу». И когда Олег решил с ним поговорить, то тут же появилась прекрасная мысль – попросить эту акцию провести самого «Палыча» за деньги. Денег у Олега полно, девать их ему «абсолютнейше» некуда, а после его смерти они пропадут. У него ведь из родственников никого не осталось.

                А «Палыч» - профессионал, а у профессионала, конечно же, проблем с таким пустячком не будет. Задумано – сделано. И Олег подошел к «Палычу» со своей необычной просьбой. После некоторого сопротивления «Палыч» все же согласился убрать его из жизни. Согласился за двадцать пять тысяч долларов. Всего-навсего…

***
      
                Как только Олег отдал деньги «Палычу», он сразу же успокоился. К нему пришло душевное умиротворение и какое-то внутреннее просветление. Словно он очистился от чего-то грязного и мерзкого в себе и даже как бы приподнялся над мирской, никчемной и тупо суетливой собственной жизнью. У него даже взгляд изменился. В нем появилось некое покровительственно-снисходительная усмешка умудренного опытом старца, смотрящего на скандалящих между собой ребятишек. Он вышел на крыльцо офиса, вдохнул полной грудью горьковатый, наполненный автомобильной гарью и асфальтной пылью воздух Московских улиц, глянул на спрятавшееся за облаками солнце, протягивающее к земле свои длинные лучи руки и мысленно улыбнулся:

                -- Хорошо! Ой, как хорошо! Жалко со всем этим расставаться! Но…надо! Надо! Потому что все это перестало радовать меня. А раз перестало – зачем мне оно?! Надо все-таки иметь мужество уйти и не портить жизнь другим людям своим кислым видом и таким же кислым отношением к жизни. Лучше уж так, чем начать пить.  А то ведь и так уж, если по честному – практически каждый день в рюмку заглядываю. Каждый вечер – пару рюмок. Когда-то раньше – обходился одной за вечер. Теперь – уже и две. А завтра?. А завтра – известно для таких .Завтра понадобиться еще больше, потом еще и еще больше. И где же здесь конец? Под забором, где же еще. Не-ет, лучше уж так, самому, пока еще человек, пока люди о тебе по хорошему еще думают.

               
                В этот момент зазвонил его мобильник. Олег достал его из кармана, раскрыл и поднес к уху:
                -- Я слушаю.
                -- Олег Юрьевич, здесь женщина одна вас ждет. Ее к вам директор по кредитам направил. Сказал, что это ваш вопрос.

                Олег вернулся к себе. Вход в его кабинет шел через большую комнату или предбанник, как ее обычно называли, и в которой сидели его девушки. Комната заодно служила еще своеобразной приемной для отдела связи с общественностью. Здесь на стульях, расставленных вдоль стены, обычно сидели посетители, пришедшие на прием в отдел или персонально, к его начальнику, Олегу Юрьевичу. На одном из стульев сидела женщина. Сравнительно молодая. Лет тридцати, не больше. Сидела напряженно и скованно,  с неестественно выпрямленной спиной, плотно прижатой к спинке стула, и вытянутой вверх шеей, устремив взгляд застывших, отрешенных глаз куда-то в неизвестность. Она даже не прореагировала на приход Олега, так глубоко ушла в себя, в свои, видно, не слишком радостные мысли.

                Олег подошел к женщине:
                -- Здравствуйте! Я – Жуков. Вы – ко мне?

                Женщина вздрогнула, торопливо поднялась и глянула ему в лицо. Взгляд у нее был напряженный, недоверчиво настороженный и, одновременно же,  какой-то уничижительно заискивающий. Видно, жизнь по ней прошлась основательно, и она уже ничего хорошего для себя ни от кого не ждала. Но женщина была красивая. Точнее – была когда-то красивая. А сейчас – сильно, сильно поблекшая. И не слишком следящая за своей внешностью. А так, в общем, женщина – ничего! И очень даже очень – ничего. Овальное, мягкое и очень женственное лицо с темными, в мелкую зеленоватую крапинку,  завлекающими когда-то, а сейчас испуганными до невозможностью глазами; тонкий, изящной формы, с трепетными ноздрями, небольшой нос; густые каштановые волосы, собранные на затылке в тугой узел и открывающие высокий, без единой морщинки чистый лоб.
 
                Да, приятная женщина, очень даже приятная. Ничего не скажешь. Невысокая, ладная, полногрудая, но грудь не опущенная, а даже приподнятая, выпирающаяся вперед, с выступающими через щелоковую ткань кофточки острыми сосками.

                Женщина вскинула на него встревоженные глаза, резко вздохнула, облизав языком большие, четко очерченные, словно вырисованные на шелке японской кистью губы. Губы слегка выпирали вперед и казались припухшими, то ли от чьих-то страстных поцелуев, то ли от собственных нервных показываний и призывно влажно блестели. Сочные яркие губы молодой, цветущей женщины то ли подправленные помадой, то ли от природы такого завлекательного, темно вишневого цвета.

                Женщина нервно сглотнула слюну и дрожащим от волнения голосом, чуть ли не запинаясь, проговорила:
                -- Д-д-а-а, меня к вам направили…

                -- Тогда заходите, - сказал Олег и добавил, обернувшись к своим девчатам, - Девочки, два кофе с печением приготовьте, пожалуйста…

                Олег вырос из комсомольских активистов, имел психологию типичного советского человека, выросшего без хозяев, воспитанного на идеалах справедливости, равенства, братства и, наверное, потому обладал высоким чувством собственного достоинства. Он не терпел собственного унижения и сам не любил унижать других. Для него всегда было невыносимо смотреть на оскорбление и унижение окружающих его людей. И он всегда вставал на сторону униженных и оскорбленных. Это была норма его жизни, от которой он никогда не отступал.

                Еще, наверное, с тех самых времен, когда прочитал роман  Достоевского «Униженные и оскорбленные». Ему тогда было всего тринадцать лет. На книгу он наткнулся на книжных стеллажах кабинета отца, где был частым гостем, и читал потом всю ночь. Никак не мог оторваться. И слезы наворачивались у него на глазах. И чувство высочайшего сострадания ко всем обиженным в этом несправедливом мире охватило его тогда. И осталось в глубинах его сердца навсегда.

                Олег сразу понял, что у этой женщине какая-то беда и так же сразу проникся к ней сочувствием. Эта женщина вызывала у него симпатию и инстинктивное желание помочь ей. За время работы Олега в банке пред ним прошли множество людей. Одни посетители были приятны ему, с ними хотелось общаться, работать; другие же вызывали чувство острого отторжения, чуть ли не антипатии и с такими приходилось работать, напрягаясь и буквально заставляя себя вести их дела.
 
                Но к большинству людей, приходящих к нему по своим финансовым проблемам, он не испытывал ничего, кроме равнодушия. Они были ему безразличны, и их проблемы не трогали его и он даже не запоминал их. И достаточно было всего лишь нескольких минут, чтобы понять собственное отношение к этому конкретному посетителю. Наши симпатии и антипатии возникают мгновенно, чуть ли не инстинктивно, с первого, так сказать, взгляда друг на друга.

                Как и любовь. Она может быть только лишь с первого взгляда, с первых секунд нашего взаимного общения, взаимного контакта, когда встречаются наши глаза и когда наши взгляды будто притягиваются друг к другу неосязаемой нами, но неодолимой ничем силой и сразу же проникают куда-то в глубь нашего подсознания, в глубь самого сердца, говоря нам - это тот, кого ты ищешь, это и есть твой избранник, это и есть твоя половина. И чтобы потом тебе не говорили твои родители, твои друзья, и твои родственники, ты знаешь одно и только одно – твое сердце выбрало его. Его одного из нескольких миллиардов живущих на земле людей.

                А раз так – значит сердце право и надо слушаться его, чтобы потом не раскаиваться всю свою жизнь. Правда, говорят, что сердце может ошибаться, и оно, порой, действительно ошибается, если только вину за наши собственные ошибки и за наши собственные глупости можно приписать сердцу. Но каждый из нас имеет право на свои ошибки, как бы тяжелы они не были. Ибо без таких ошибок жизнь становиться пресной, скучной и совершенно безрадостной. Да и скучной – тоже.

КОНЕЦ ЧЕТВЕРТОЙ ЧАСТИ

Продолжение:  http://www.proza.ru/2014/10/24/651