«Пасечник»
Из воспоминаний детских лет.
Запомнилось ещё одно путешествие по Брянщине в 45-м году, занявшее несколько дней. Один очень уж дальний наш родич, дед двоюродной сестры тёти Фимы, вот уж точно - «десятая вода на киселе», продолжал жить в лесной глуши, где когда-то партизанил. Мама считала, что он мог знать что-нибудь о наших сгинувших родственниках.
В окружённом болотами лесном массиве, где не было ни троп, ни дорог, размещалась скрытная партизанская база. Настолько скрытная, что даже каратели в 42-м её не обнаружили. Дед был как бы смотрителем этого схрона, где всего-то было 2-3 землянки. Ещё строя землянки он притащил туда несколько ульев, оборудовал пасеку. Вероятно, поэтому и получил прозвище «Пасечник».
Внучка деда собралась его навестить и пригласила маму, с которой была знакома по отряду (будучи связными, встречались на явках). Кстати, слово явка, понятие подпольщиков и нелегалов, не присутствовало в партизанском лексиконе. Во всяком случае, я его никогда не слышал в разговорах бывших партизан.
Очень плохо помню, как мы добирались туда. Была и лошадь с телегой, и ночёвки в сожженных деревнях или, вернее, на хуторах, и бесконечные лесные дороги и тропы. Запомнилась и переправа на пароме через Десну. Два или три дня мы добирались, – в памяти не сохранилось.
Встретил нас древний старик, в лаптях, с жидкой бородёнкой, росточком чуть более моего. Он принёс в берестяном туеске нарезанные восковые соты, истекающие пахучем мёдом. Мы их обсасывали, жевали и складывали обжёванный воск в пустой туесок. Никогда, ни до, ни после, я не испытывал такого блаженства, никогда не поглощал такого количества пахучего сладкого яства.
Помню стол из сосновых плах на врытых в землю столбах, под деревом, ивой или черёмухой, скамьи из таких же плах вдоль стола; всё выстругано и выскоблено добела. И тучи гудящих над столом пчёл, которых я по неопытности отгоняю. Дед смеётся, уговаривает не махать руками, иначе пчёлы могут осерчать и изжалить. Они у него думающие.
Рассказывает, что повадился на пасеку медведь, разорил один улей, приходится ночами стеречь. Отпугивает косолапого колотушкой – своё оружие пришлось сдать как трофейное. Обещали взамен дробовик, но в сельсовете не могут найти подходящую бердану. А «тулку» покупать дорого, на неё в сельсовете денег нет.
Как мишка уцелел в войну? «Я тоже уцелел, – смеётся дед, – прятаться уметь надо!»
О маминых братьях дед ничего не знает, да и не встречался с ними: «Вот тут воевал, среди болот». Особых, топких болот я в пути что-то не приметил. Тропы были топкие только у ручьёв в низинах. Возможно, бывшая связная провела нас вокруг болот по тайной тропе.
Эти мысли пришли ко мне уже дома, когда встреча с удивительным дедом и мёд и пасека и всё это путешествие стали воспоминанием. А что в брянских и смоленских лесах медведи уцелели, пережили войну, я убедился уже через два года, столкнувшись с одним в малиннике, будучи в пионерском лагере. Из-за скудности лагерного рациона ходили отрядами на луга за щавелем для супов, в лес за ягодами на компоты и кисели. И больше опасались мин на полевых и лесных стёжках, чем зверей. В малиннике я и столкнулся с косолапым. Но об этом надо отдельно.
Воспоминание о пасеке на бывшей партизанской базе вызвало в памяти ещё одно событие – встречу с семьёй писателя, исчезнувшего, как я понял из скупых разговоров, незадолго до войны. Жена с маленькой дочерью приехала на Брянщину к родственникам пережить лихолетье, да так и застряла, пережив и предвоенные годы и войну.
Уже взрослым я догадался, что это семья репрессированного; жаль, по молодости не догадался узнать и запомнить их фамилию – возможно, она и всплыла впоследствии среди реабилитированных писателей.
Встреча с ними состоялась по просьбе «пасечника», – попросил заехать и передать подарки – сушёные грибы и ягоды, да туесок мёда. Мы заехали, сделав солидный крюк.
Я подружился с этой, явно не деревенской девочкой – дочерью писателя, не исключаю, широко известного в своё время. Она сохранила несколько книжечек отца; в основном это были детские рассказы (или повести) о подростках. Действие рассказов происходило в шахтёрских или каких-то других индустриальных посёлках, возможно, городках. Я бегло прочитал эти книжки, почти брошюры, и в памяти мало чего осталось, разве что «копёр», «террикон», «крепёж». Какие-то подростковые забавы на шахтных дворах.
Позже я этих произведений не встречал, но допускаю, что они переиздавались после «оттепели». Возможно, и писатель был очень известный, возможно и выжил в лагерях и вернулся к своей деятельности. Сейчас как узнаешь?
У них сохранился довоенный патефон и несколько «апрелевских» пластинок. Одна из песен мне врезалась в память. Не знаю ни автора, ни композитора, запомнились лишь слова: «Парень кудрявый, стройный и бравый, что же ты покинул нас? Рядом всё ходишь, с нас ты не сводишь гордых и лукавых глаз».
Как только вспоминаю мотив и слова песни, перед глазами встаёт это семейство и дед-пасечник и наши хождения по пепелищам Брянщины.
Семья голодала, как и все сельские жители того времени. В городах выдавали карточки на работающих и на иждивенцев, в деревнях не было ничего кроме подножного корма – крапивы, лебеды, щавеля и других даров природы. Мама посоветовала этой семье перебираться в город – там грамотная молодая женщина могла найти работу.
Через какое-то время они приехали, несколько недель жили у нас. В тот период в нашей квартире проживало кроме нас, четверых, две моих тёти с детьми. Уплотнились. Было тесно, но весело, даже танцы под патефон устраивали по вечерам.
Потом нашлась работа то ли машинистки, то ли секретаря в горсовете и они переехали, сняв комнатушку на окраине города. Я только после их отъезда понял, что влюбился в эту девочку, мою сверстницу, влюбился первой детской любовью.
Время летело, и они исчезли из моего круга зрения, оставив только светлое воспоминание и какую-то недетскую щемящую грусть.
Дальнейшая их судьба мне неизвестна, как неизвестны судьбы многих людей прошедших через мою жизнь и затронувших какие-то струны в моей душе.
Таких людей много, и просто знакомых, и приятелей. Знакомых по улице, школе, пионерским лагерям, училищу, армии, комсомолу и партии, работе, спорту и туризму. Многие повстречались и ушли бесследно, но большинство оставили о себе память, и хорошую и плохую. Чаще хорошую, – плохое забывается быстро. Но след в душе остался, стоит лишь покопаться в памяти.