Два крепеньких деда Георгий Корнеевич и Павел Терентьевич сидели за деревянным столом в виноградной беседке и пили вино. Отгоняли от закуски настырных мух и мечтали во хмелю.
- Щас бы на рыбалку!- горячился Корнеевич.
- Да, с ночёвкой, с костром.- соглашался Терентьевич, разливая по стаканам портвешок «Анапа».
-Тогда хватит!- сказал Корнеевич, закрывая ладонью свой, еще пустой, стакан.- Запрягаем Воронка и рванем зараз на Зеленчук с ночёвкой, а это там выпьем,- добавил он, кивая на ещё нетронутый трёхлитровый баллончик с его домашним вином.
Терентьевич был не против рыбалки, но и откладывать знакомство с вожделенным содержимым баллона не хотел:
- Погоди, Жора! Не гони лошадей! Туда двенадцать верст от станицы, а по краю дожди передавали, мы же колеса оставим в нашем черноземе.
Глаза Корнеевича налились хмельною грустью:
- Тогда будем расходиться.
Он взял банку с вином и направился к погребу. Лучи заходящего солнца пронзили вино, сделав его огненно-золотым, и ослепили Терентьевича, в горле его пересохло, он залпом допил свою «анапку» и прохрипел:
- Жора! Давай завтра с утра поедем на Лабу. Голавлей натаскаем!
Корнеевич вернул баллон на стол.
А на что ловить будем, Павлуха?
- Можно- на червей, можно- на кузнечиков,- лепетал Павел Терентьевич, а его проворные руки уже сорвали крышку с баллончика и разливали «золото» почти до краёв граненных стаканов.
Казаки блаженно приняли по 200 грамм ароматного самодельного напитка и закусили порезанным яблоком, после чего Корнеевич опять засуетился:
- Пойдем, Павло, червей копать пока не стемнело, а вино завтра на рыбалке допьём.
Терентьевич не помнил случая, чтобы он ушел из-за стола раньше, чем на нём закончилось вино.
- Жора, а чего нам завтра чуть свет куда-то ехать? Давай прямо щас пойдем на Чамлык, поставим перемёт и посидим у речки…
Чамлык неширокая, но быстрая речка с отвесными берегами и глубокими ямами несла свои коричневые воды через станицу Темиргоевскую прямо среди огородов, так что до неё было всего двести метров.
- Разве в Чамлыке есть рыба?- усомнился Корнеевич.
- Недавно мой кум на донку поймал сомяру килограмм на пять прямо у себя в огороде!- сбрехнул Терентьевич.
- Давай собираться.- воспрянул Георгий Корнеевич.
Он снял с забора старую дерматиновую сумку и стал складывать в неё закуску: хлеб, сало, молодой чеснок, помидоры и небольшой арбузик.
- Баллончик не забудь,- переживал Терентьевич.
- Ты иди за снастями, а я пока червей накопаю.
Павел Терентьевич жил напротив на другой стороне улицы, так что через пару минут он уже деловито шарил в своем сарае.
- Наконец-то заявился! И уже- хорош!- оглушила Терентьевича его жена Аришка, входя в сарай.
-Убиться головой об суху землю! Напугала! Ты же завтра должна приехать.
- Да, тебе хоть бы я, вообще, не приезжала! Порося голодная орёт, а ты по чужим дворам стаканы сшибаешь. Когда ты только ею захлебнёшься?! Бери мешок, иди нарви травы скотине.
Вылетая из сарая, Терентьевич всё же успел сунуть в мешок колышек, на котором был намотан перемёт. Он зашел в свой огород и затерялся в высокой кукурузе. Мысли о золотом баллончике дали ему смелость и силу, он наплевал на поручение жены и врезал по задам огородов до проулка, чтобы по нему перейти на другую сторону улицы и так же огородами попасть к Корнеевичу.
Первым поднял шум соседский кобель. Лай, как эстафета, переходил по дворам по мере продвижения Терентьевича по огородам.
- Наверно, пацаны шкодят,- подумал станичник и спустил с цепи свою собачку, которая была хоть и мелкая, но очень звонкая и злющая.
Давно Терентьевич так не бегал, но всё же собачка его настигла. Дед отбивался от неё мешком, а та, захлёбываясь от злости, крутилась вокруг его кирзачей. Он всё же изловчился и пнул собаку сапогом так сильно, что та завизжала и вернулась к хозяину.
- Вот сучки!- выругался Павел Терентьевич, думая о сварливой жене и злобной собачке.
Красный и взволнованный он предстал перед товарищем и, отдышавшись, доложил:
- Аришка вернулась, успел только перемёт прихватить, правда, без грузила, зато длиннющий и крючков двадцать на нем.
Корнеевич пошарил по своим закромам и нашел увесистый ржавый молоток.
- Большеват,- засомневался Георгий Корнеевич, которому стало жалко расставаться с такой полезной железякой.
- Самый раз будет, течение не унесет. Ты, Жора, главное, вино не забудь.
Предвкущая вечернюю рыбалку, Корнеевич шагал впереди, он был счастлив, так как не сидел с удочкой уже лет двадцать. Терентьевич плёлся сзади, его мучила совесть, ведь рыба в Чамлыке давно перевелась. Томили душу воспоминания об Аришке, голодном поросенке и злющей собачке. Хмель покинул его тело, и ему на смену пришло раскаяние.
На реке они нашли удобное место. Чертыхаясь, старики сползли по отвесному берегу на песчаную косу, которая была метра два в ширину и с десяток в длину. С одной стороны журчала вода, с другой- нависала трёхметровая заросшая колючими кустарниками круча. И вот они- наедине с природой. Вроде бы их нелегкая жизнь вся прошла в станице, но таких дней было мало. Деды суетились как пацаны, это были одни из лучших минут их бытия, в котором не было отпусков, да, и выходных почти не было. Быстро темнело, но они успели распутать и растянуть вдоль косы перемёт и насадить червей. Снасть оказалась настолько длинной, что вдвое превосходила ширину речки в этом месте.
- Давай укоротим,- предложил Корнеевич.
- Пойдет, я наискосок заброшу вон в ту яму, и в самый раз будет.
Забрасывали уже при свете звёзд, луна пряталась в тучах.
- Ну, с богом!- сказал Павел Терентьевич и начал раскручивать над головой конец перемета с молотком.
Целился он в дальнюю заводь, но железяка полетела прямо на другую сторону реки в огород. Вместо всплеска воды раздался звон разбитого стекла, а потом «забасила» собака.
- Куда это я попал?
- Должно быть, тепличку разбил, попробуй потянуть.
Сколько Терентьевич не дергал, капроновый шнур не поддавался.
- Надо сплавать, Павлуха, раздевайся.
Павел Терентьевич вспомнил битву с собачкой, судя по голосу на том берегу псина была гораздо крупнее.
- Да, черт с ним, с перемётом, видать, не судьба, сегодня рыбки отведать…
- Ладно, я сам.- сказал Георгий Корнеевич, снимая сапоги.
Сняв с себя абсолютно всё, он зашел немного вверх по течению и поплыл. Теплая вода вынесла его на другую сторону. Там Корнеевич обнаружил земляные ступеньки, по ним поднялся на берег. Романтика ночной рыбалки его захватила. Он ногой нащупал шнур и потихоньку, чтобы не попасть на крючки, стал углубляться в чужой огород.
- Хоть бы собака с цепи не сорвалась,- думал Корнеевич. И в это время темень южной ночи вспорола яркая вспышка, и оглушительный грохот повалил деда на землю. Георгий Корнеевич пошевелился, потому что упал на что-то колючее, тут раздался второй выстрел, и дробь зашелестела прямо над головой. Оглушенный, ослепленный и совсем голый Корнеевич сиганул с высокой кручи почти на середину реки.
- Не задело?- тихо спросил Павел Терентьевич, подавая руку,- я думал ты перемахнешь через Чамлык.
- Всю войну прошел - ни царапины, а тут чуть решето не сделали!
От волнения Корнеевич долго не мог попасть ногой в штанину.
- Будь она неладна такая рыбалка, доставай, Павло, баллон и всё остальное.
- Я уже всё разложил, пока ты воевал.- прошептал Терентьевич, показывая на полные стаканы,- Давай, Жора, выпьем за то, что целы и невредимы остались после таких приключений.
- Не кажи гоп, Павлуха, отсюда еще выбраться надо. Такая рыбалка накрылась! Говорил тебе: «Укоротить надо!»
-Не рви сердце, Жора, все равно тут рыбы давно нет, просто захотелось у реки посидеть. Давай выпьем за нашу длинную и глупую жизнь.
-Чего же глупую?
- Да потому, что мы работали как ломовые лошади, ничего кроме работы не видели и ничего кроме мозолей не заработали. Разве это не глупо?
- Вот тут ты прав, наливай еще.
Когда вино закончилось, Корнеевич предложил пойти к нему и добавить еще самогоночки из жерделки. Но сколько старики не сражались с отвесной кручей, она их наверх не пропустила. Смеясь и матерно ругаясь, они очередной раз скатились к самой воде, залитой лунным светом. Река убаюкивала их своим тихим журчаньем. И вдруг в том месте, куда они хотели забросить перемёт, всплеснулась крупная рыба.
- Это же наш сом, Павлуха! А ты говоришь, тут рыбы нет!- обрадовался Георгий Корнеевич.
Но Павел Терентьевич не слышал ни сома, ни друга, за ним во сне гнались Аришка, поросенок и злая собачка.