Народ сильный, покровительственный даёт речушкам нежные женские названия. Бирюсинка, Часелька, Паленьга, Ахтуба... Пехорка как вам нравится?
Существует и для меня речная лапонька - Васюганка.
Красивое имя, правда же?
А уж сама...
На подходе к ней редкий ельник с невысоким березнячком. По седоватому ягелю кустиками Голубика, полянками Водянка, Морошка по низинкам. Подосиновики, Волнушки, Сыроежки - стайками, словно на ковре игрушки. Свет и уют.
По мере приближения к самой речке угадывается резкий сход поверхности вниз и продолжение, уже древесными верхушками, до горизонта.
Всё ближе, ближе и вот - под песчанными двадцатиметровыми обрывами открывается рай местного значения - струение прозрачного чайного настоя неширокой речки. Береговые высокие оторочки из лиственниц и елей, их чёткие отражения в текучем зеркале. Прихотливые повороты. Плёсы и броды. И на всё это - вид сверху.
Тёплая, ласковая духмяная сфера. С ликующими воплями в неё, к ней.
Всего пяток километров от моего некрупного городка.
Однажды после обильного сбора грибов, я, десятилетним примерно, решил повторно отправиться на Васюганку уже с ночёвкой.
Первый раз в жизни. Подготовился - почитал в туристской книжке про виды костров. Запомнился костёр Нодья, который может гореть всю ночь, но складывается из древесных стволов - мне пока не под силу. Ошарашил костёрок, который греет даже в шалаше, например во время дождя - нужно лишь выкопать ямку и конусом составить в неё ветки. - Так просто? - загорелся я попробовать.
Сначала грибы с переборкой, затем подготовка к ночлегу. Строительство шалаша с ямкой, костёр на береговом песке, на огне его заварен кисель из смеси магазинного брикетика с Васюганской лесной "настойкой" .
И наконец, когда всё переделано, нетерпеливое ожидание ночи. Темноты, в которой жутко, зато ново, интересно.
Становится прохладнее, сгущаются тени. Солнце выходя из моей спальни, на прощание оглядывается - не испугаюсь ли?
И впрямь, становится тревожнее, всегдашняя готовность к улыбке сменяется настороженностью.
Утихли птички, смолк ветерок, струи реки сделались тёмными и зажурчали чуть громче, отражаясь эхом от берега. Вода покрылась туманной позёмкой.
Домашнюю фуфайку на плечи. Поздний, препоздний вечер и я, перед костром.
Далеко-далеко, надрывно прокричал женский голос...
---
Ошарашенно вспомнилось, как мама, обрадованная вчерашнему лесному урожаю, шутливо сказала - "Если бы знала, где ты, то после работы примчалась бы помочь".
Снова крик, крик попавшего в беду человека...
Ну конечно!
Сердце затопило тревогой, тревога подбросила.
Опасность в том, что путь от города к Васюганке преграждён ещё одной, тундровой речушкой - Шайтанкой, параллельно змеящейся среди болот. Вся она - цепь глубоких омутов. Лишь изредка можно найти место, где бережка её сходятся с возможностью для прыжка с разбегу, перехода по положенной кем ни будь досочке или вброд по колено, если сквозь течение просвечивает дно. И обязательно, в светлое время.
А женщины - растеряхи в походах. Вдруг мама в омуте, или увязла в болотной зыби, или потеряла дорогу? Или дома случилось чего, и меня ищет?
Вылит кисель, забыт шалаш, расшвырян по песку костёр... мчусь с запалённым дыханием - скорее, скорее, пока ещё хоть что-то видно на попутных тропках. Колотит возбуждением, ноги игнорируют напряжнение, встречные ветви отметаются в стороны. Истошно аукаю.
Уже в непроглядной темноте отпрянул, не в силах одолеть страха перед Шайтанкой, таинственно чёрной, загадочной, глубокой и коварной - "Давай давай, подойди поближе". И признав своё трусливое поражение, вернувшись к ближайшим болотным кустикам, замер в них сгорбленным силуэтом.
Крик больше не повторялся. Лицо и ладони пропекло горючими, едкими слезами в предчувствии домашнего горя.
Тогда, в далёком детстве, был чей-то зов о помощи, возможно крик филина, реакцией - моя тревога, открытием - моё безсилие. Дома, поутру ждала еда на столе и записка от мамы.
Беды не было.
Позже родилось предположение - нет в жизни случайного, ничто не происходит так себе. Первые детские впечатления, начальные контакты с окружением, и порождённые этими прикосновениями проблемы - своеобразная установочная сессия, натаскивание на учебных задачках, для решения реальных, в дальнейшем.
Для намётки рецептов и действий, которые потребуются. Для выявления в себе слабых мест и пробуждения нужных способностей.
Беды не произошло... Наверное, я сделал то, что понадобилось.
Само событие становится не обязательным, если предпринято правильное, упреждающее его, действие. Так боксёр на ринге отменяет удар противника, показав готовность к нырку, выставив защиту или нанеся свой - в упреждение.
---
Взросление.
Лес манит, как прежде.
Но взрослое созерцание чуть-чуть "не маловское". Оно знающее. Теперь не я в лесу, а скорее - лес во мне.
Тайга не Африканская пустыня, лес не морская плоскость с абстрактно вычисляемой перспективой.
Нет, он - иное.
Лес - жизнью живущий космос. Космос воочию явленый. Толща жизни, слоями, ярусами. Жизнь повсеместно, жизнь разнообразна, спорящая, но и приспособленная к обстоятельствам, к индивидуальной доле, слившаяся, породнённая.
У деревьев взрослые отношения - борьба за место, за свет солнца. И забота покровительственная - создать кров животным, птичек наделить радостью. А у тех, разборки "детские" - Что бы скушать, да потомство бы вырастить?
Мир взаимной помощи. Так напоминающий, дружным разнообразием своим, Россию.
Мир впитанный в душу, благодаря увлечению и работе - лесник много ходит.
Усталость, чуство приятное и полезное, требующее желанного вечернего отдыха. А уж сидя у костра, на опушке, у древесных подножий, под трескоток сгорающих веток, мудро прищурившись среди сизых дымных разводьев... глядя вдаль, на ещё солнечные холмы с перелесками, на улёгшиеся в предночную темь, распадки... травинку покусывая, как не поразмышлять, не проанализировать современные жизненные обстоятельства?
Посидеть, так уж получается - по над речкой.
Водный путь, ориентир, возможность напиться, сполоснуться. Зеркало для леса и для путника. Символ подвижности, переливы накопленной поколениями информации - хлеба и даров времени. В России люди завсегда у рек.
Расположиться желательно на высоком месте. Над туманами, под самыми первыми солнечными лучами. Рядом с облаками, с вольным ветром. В светлом "Граде небесном".
И конечно же, с возможностью обзора - с панорамой до горизонтов, с видом на окрестности.
На возвышенном месте завсегда у нас домовитая деревня, помпезное здание. Церковь - обязательно...
Погосты.
Поражают кладбища аборигенов Севера. Декорацией - живописные "полотна". Мурашки под рубашкой от кругового разворота.
Последние пристанища скромны, небольшой "семейкой". На высоте укромный пригорок, убранный ягелем, окружённый искривлёнными лиственницами - корой чёрными, но с пучками нежно-зеленоватых хвоинок. С древесиной, пропитанной смолой в микроскопическоих годовых кольцах, весом - свинцовой, и свинцовой же - по долговечности.
На высоте человек для лесных обитателей - церковная свечка, да и сам приближен к небесному взору, ладонью рельефа поднесён к вышнему вниманию.
Мир делается созвучным человеку, чутко резонирует. И если грустит в его памяти песня, то подхватывается она журавлинно - медными трубами осенних небесных льдинок...
"На горе, на горууушке,
под березой белооою,
Приклонил голооовушку
безымянный крест.
Под крестом тем простеньким,
ветром убаюканный,
Спит какой-то молодец
беспробудным сном"... (Михаил Евдокимов, песня "На горе, на горушке")
"Спит какой то молодец..."
Слова не шутейные. Я попадал под усыплящее обаяние леса и могу подтвердить.
Однажды нашёл среди не дотаявших весенних сугробов бугорок под старой елью, усыпанный ковром сухих прошлогодних шишек, и пригласивший меня под полог, отдохнуть.
Ну и присел, и улёгся... и пригрелся, размягчившись котёнком. И лежал долго, в наслаждении. И глядел на оседающие вокруг сугробы. И слушал хруст просохших шелушинок. И упивался терпкостью смоляных потёков.
И вверх поглядел, на опустившиеся ко мне, еловые руки-ветви.
И ощутил себя кенгурёнком в кенгурихиной сумке.
И подумалось - Ведь это дерево помнит меня ещё с первых походов, внутри - с неупокоем, в карманах - со спичками. Оно опасалось меня, оно улыбалось мне, очередной ступеньке из лестницы пацанских поколений. Оно желает обнять меня, вернуть себе часть собственного ментального оформления.
Проникло в грудь еловое дружелюбие, покой охватил тело, нега расслабила мышцы.
И представил я себе... себя прямо вот здесь умершим, растворившимся, белея из под палых листьев, лишь косточками. И нисколько не ужаснулся этой умозрительной картине... и даже - доверился старой ели, уютному бугорку, всему этому, не однажды исхоженному, лесному краю... пригоркам над Васюганкой - речкой моего детства, - походным эльдорадо всех местных ребятишек.
Увидел себя в природном лоне, из праха взятым на необходимое время, и в прах устало, благодарно возвратившимся.
- "Будь, что будет", отрёкся я от дальнейшего - "Так хорошо мне здесь. Не стронусь..."
От облаков отражаясь, со всех сторон звал голос...
Из глубин Васюганской поймы, из разбросанных хвойных гривок, из зарослей тальников, от проблесков неба на зеркальцах плёсов.
Зов множился отзвуками, слабенько растекался по далям.
Они наполнились голосом, крик сделался ими.
---
- Мама, мамочка, тебя давно уже нет рядом. Во многом, "благодаря" мне. Но опять пробуждает меня твой голос, обознаться невозможно. И в тревоге сердце.
Ты здесь?
Ты - всеохватное и вечное явление, улыбчивым ликом которого встречала моё детство?
Скажи, зачем щемишь душу, теперь, когда я уже остываю к жизни.
И разве Мать-Землица не почва у пахаря под ногами?
И разве тело не для произрастания в нём духовного росточка?
И должна ли древесная крона отзываться подножию?
Ведь вот как начертано...
«... И некто сказал Ему: вот Матерь Твоя и братья Твои стоят вне, желая говорить с Тобою. Он же сказал в ответ говорившему: кто Матерь Моя? и кто братья Мои? И, указав рукою Своею на учеников Своих, сказал: вот матерь Моя и братья Мои;». Матфея 12:46-50
Стоят вне...
Этот "Некто", который "сказал ему", разве не совесть, не внутреннее инкогнито, такое знакомое человекам? Которое не бывает "неправым", будучи безпокойным? Которому отвечают теперь человеки сторонней заумью, а страна прощает себе душевное онемение?
Но ведь вот он, отринувший матерь учеников ради, ради свидетельства о мечте, ради поиска желающих спастись для царствия небесного... преданный ими, желанными, но неверными... оставленный ими в час испытаний...
Вот он, вскричавший - Отче, Отче, зачем даже ты меня оставил...
Опустил он, уставший от поисков в без-плотной высоте, теряющий надежду взгляд на реальную Земную поверхность, на толпу казнящих, злопыхающих насмешников...
И среди враждебной, безумной, невыносимой толпы он вдруг... да, да - мать увидел.
Краеугольныую основу жития.
Земную свою Богородицу.
Ибо возраст, ибо высота, достигнутая каждым сыном, исчисляется суммировано, в комплексе с возрастом и высотой его матери. Ведь когда она сама ещё только поспевала девочкой, уже намечались в ней и его будущие качества. Ведь он созревал в её чреве, ещё и не родившись. А уж когда он утверждал - "Я сам", тогда и подавно.
Встретил взгляд без-конечной любви, безумную жажду взойти на крест вместо него.
Ибо в глазах матери он объект для защиты... особенно, именно в момент страданий.
"А в другой сторонушке -
все глаза проплакала,
Сына ожидаючи, старенькая мать:
«Ты моя кровинушка,
мой соколик ясненький,
Отчего так долго ты не идешь домой?
Неужели, родненький,
больше не увидимся?
Мне б перед могилкою
на тебя взглянуть.
Ах ты, горе-горюшко,
выскребло до донышка
Все, что мне отпущено,
а сыночка нет». (М. Евдокимов)
И разве не опекает человека окружающий мир? Разве не согревается он солнышкиными лучами? И разве страна не вынянчивает себе гражданина?
И разве не каждый человек вот так то отвечает?
Неблагодарность нужно исправить. Тогда для чего отделяется любовь матери, любовь к матери, от Божественного, энергичного требования? Разве они не одного корня, единого племени, пламени?
Для чего Родину оголили из покровов святости?
---
Жизнь закрывает сомнения и всё расставляет по местам.
Когда рассыпалась союзная семья, когда каждый отделившийся "брат" ознаменовал самостийность вырезанием русских... когда соседи зазудились враждебно... когда враги получили шанс наносить поражения и открыто подняли вопрос - Замечать ли вообще русский народ, или не слушать даже умоляющих возражений?
Когда осмеивают и публично злословят, травят нас всеми подручными средствами... Когда по периметру страны рычат боевые тренировки и частоколом скалятся на Россию ракеты...
Когда в клочья растерзана Югославия. Когда отец её забит в чужом околотке, но выкрикнут сигнал опасности им, Слободаном Милошевичем - «Русские! ... Посмотрите на нас и запомните – с вами сделают тоже самое, когда вы разобщитесь и дадите слабину. Запад – цепная бешеная собака вцепится вам в горло. Братья, помните о судьбе Югославии!..»
Когда после Югославии рвут уже Украину, пройдя полпути к России...
Когда степная полынь дышит порохом, а донник на полянках сластит тленом...
Тогда женский голос возникнет в недобрых сумерках.
Зазвучит тревожно в пространстве... от горизонтов, глубин и выси...
От малых речек всех граждан... из детской памяти взрослого поколения... Самый родной для каждого...
- Отечество, Родина-мать в опасности!
И вскинется сердце в мальчишеской грудке, и ответственность взметнёт повзрослевшего.
И что остановит сыновнюю спешку? Кисель - пойлом, уютный шалаш - тюрьмой, ночлег - позором? Постыден страх перед сумрачной бездной.
"Когда война на пороге, не вздумай смотреть назад. Не спрашивай, по ком звонит колокол, он звонит по тебе, мой брат.
Когда война на пороге, нам не убежать и не спрятаться, надо просто выбрать оружие, которым сражаться.
Когда война на пороге, неважно воин ты, рабочий, поэт. У всех своё место в истории, и лишь предателям места там нет.
Когда война на пороге, слышен голос заветных времён - Русские своих не бросают, это закон.
Когда война на пороге, а мы знаем, что значит война, пробуждаются древние Боги, и герои встают ото сна.
Когда война на пороге, появляются триста стрелков. А за ними миллионы, миллионы, миллионы, миллионы, миллионы, миллионы... и каждый готов.
Когда война на пороге..."
(Александр Скляр, песня "Миллионы")
---
Соотечественники по чужбинам. Привычка к спекулятивным наварам и к кормёжке заграничным товаром, расслабление в потребительской неге - чужебесие, воровство в доме.
Для оставивших мать в бедствии, распятие - спасением.
Для бросившихся же на помощь, в мировоззрении их произойдёт главное, душа вернётся на исконное своё место... ощутится верность решения - исполнится долг и смысл рождения. Беда будет встречена и одолена. Задача снимется с повестки дня, будучи решённой.
Да станем совершенными.
И вот - чисто и девственно, по над сочно-зелёной высоченной травой, над проросшими, простёртыми в небо древесными кронами, в яркой солнечной выси, живыми символами клубятся воздушные, облачные борения.
И сопровождает лепку их, мягко рокочущий гром-голос...
И конечно же, мамин слышится - Дети, домой...
И радостно.