У аббата Бернарда монастырь всегда ассоциировался с тишиной. Возможно, повлияли рассказы детства. Не то, что бы жизнь третьего сына барона скучна. Даже если надменный старший братец получит замок и титул, тебе не дадут гонять голубей с детьми прислуги. С ранних лет Бернарда, бывшего тогда почти забытым Пиппином, обучали грамоте, фехтованию и конной езде. Выделывать коленца на приеме графа из Грифонового Утеса? Не вопрос. Поддерживать светскую беседу с гостем из столицы? Легче простого. И все же душа жаждала покоя. В короткие мгновения юный Пиппин с большей радостью сидел у ног седого босоногого монаха. Странствующие нищие служители сложили то впечатление, что наполняло день от дня жизнь. Преобразовывало, выстраивало сложный жизненный путь в единую дорогу. Так баронский сын стал аббатом.
Свет свечи столь крохотен и слаб. Едва освещает пухлое лицо сестры Марии. Но вот ирония, лучик разбивает возводимые незримые стены. Даже тут, в обители Безначального нет тишины.
«Может быть я совершил ошибку? – до последнего Бернард притворяется спящим.
Пол под далеко не худенькой монахиней прогибается, противно скрепят доски. Лучше бы не кралась на носочках, честь слово. И зачем вообще стараться передвигаться тихо, если собираешься разбудить? Дожидаясь, пока старательная сестра окончит экзекуцию, аббат не перестает надеяться. Мало ли зачем смотрительнице ключей понадобилось будить настоятеля. Может быть, срочное письмо из Папского Города, что не станет ждать до утра? Нет, лучше нападение дракона. Говорят, в его пламени не успеваешь чувствовать боли… это интересно сами сгоревшие рассказывали?
«Может быть, стоило податься в наемники, как это делают все третьи сыновья? – думает лежа в кровати монах, когда пальцы сестры Марии трясут за плечо. – К этому времени я мог бы сколотить собственный отряд…»
- Отец Бернард, отец Бернард! – сестра трясет энергичнее, окончательно понимая – отец настоятель не спит. – Благодать посетила нас этой ночью.
При этом круглое добродушное лицо принимает такой щенячий вид, что аббату немедленно хочется швырнуть тапкам и лечь на другой бок. Не повезло. В эту ночь дракон не избавит его от страдания. Даже известие о нападении разбойников и еретиков воспринялись как добрые вести.
Поднимаясь с уютной кроватки и зашнуровывая сандале, аббат понимает, возможно, грех жаловаться. Отец мог отправить «лишнего» сына восвояси, но оплатил учебу. Прилежное учение с еще большим в значении происхождением пробил дорожку к высотам. Аббатство. По сути, феодальное поместье. Разбросанные тут и там хутора, крепкая деревенька, мельницы. В самом монастыре процветают ремесла, есть ткацкая, сапожная мастерские. При необходимости Бернард может выставить вооруженный отряд, не считая ополчения.
- Святая Брунхильда снова говорит с Всевышним! – короткие ножки Марии быстро перебирают, стараясь поспеть за широким шагом настоятеля. - Вот ведь счастье!
При этом она театрально всплескивает руками. Бернард только фыркает, крикнув на просыпающихся монахинь. Без толку, мог бы не драть глотку. Эти курицы будут послушны когда угодно, но стоит лишь Брунхильде запеть песнь… Вот и сейчас стайками собираются в коридоре. С какой головой человека при жизни можно назвать святой?
- Где она? – спрашивает нетерпеливым голосом, балансирующим на грани срыва, аббат.
- В главном святилище, ваше высокопреподобие, - сестра Мария в конец запыхалась, но это не влияет на решимость. Подобрав юбки она откровенно бежит.
- Я же велел не выпускать ее из кельи!
Поздно. По всему зданию раздается то плачь, то радостный смех. Когда до слуха Бернарда доходят стоны, он теряет терпение. Широкие створки святилища с грохотом растворяются.
Храм всегда наполнен светом. Человеческие молитвы заполняют его, без свечей и даже магических светильников он переливается золотом. Кажется высокие, на половину стены витражи сами по себе источают свет. Умиротворенно смотрят лики святых, тянут руки, приглашая к себе. Святое место, дом Безначального.
Лишь монах входит подобный демону бездны. Взъерошенная тонзура напоминает торчащие рога, горят пламенем глаза. Даже толпящиеся у входа сестры не с первого раза решаются последовать внутрь.
- Он во мне! – лежащая на полу молодая девушка извивается змеей. Шлейф длинных черных волос ковром стелется по полу. Белая длинная рубаха сползает, обнажая грудь. По лицу течет слюна, но Брунхильда не обращает внимание. Глаза устремлены ввысь к куполу, горят от восхищения, будто от встречи с любовником. – Я чувствую Безначального, он входит в меня!
«Ну почему когда эта безумная говорит о Боге, это звучит так ужасно», - при виде бьющейся в истерике монахини гнев отступает.
А ведь она почти ребенок. И очень красива. Чернокосая и с белоснежной кожей, с очень нежными чертами лица. Вот только глаза полны безумия. Бернард склоняется над несчастной, прикрывает наготу, вытирает рот.
- Блаженная, - шепчутся за их спинами таким тоном, будто Брунхильда не живой человек, а местная достопримечательность. – Пророчица. Да-да. Сейчас она скажет Слово. Безначальный говорит через нее.
- А ну тихо! – гаркнул Бернард, заставив монахинь, бросится в рассыпную.
В жреческой школе учат многому, в том числе и особой священной магии. Не то, что бы аббат обладает особой предрасположенностью, но кое-что умеет. Утихомирив балаган за спиной, сосредотачивается, рука проводит перед лицом. Легкие, ненавязчивые волны энергии растекаются по телу девочки. Аббат боится проникать глубже, лишь самую малость касаясь души. Обычно помогало.
Хрупкая девушка отбрасывает мужчину прочь. Она резко закидывает голову, пытаясь вздохнуть. Глаза заполняются кровью, делая ее фигуру без того ужасной. Из глотки вырывается хрип.
- Ночь! – закричала она в истерике, пальцы впиваются в кожу, нанося глубокие раны. – Ночь восхода Черной Звезды! Повсюду тьма, я ничего не вижу. Только запах. Пахнет тленом, гарью, кровью! Всюду мертвые тела и лай собак. Это пир смерти!
Как можно быстрее аббат, на четвереньках, бросается к Брунхильде. Навалившись всем весом прижимает ее к полу. Девушка стонет, кусает его за руку, но наконец успокаивается.
И все бы хорошо, если не крик из толпы.
- Сегодня взошла Черная Звезда! Он возродится в эту ночь!
* * *
Луна, еще ворочаясь, плотнее укутавшись в одеяло черных облаков, лишь лениво выглядывает. Крохи света пробиваются сквозь ночную мглу, падая на улицы и крыши домов. Ночь вступает в свои права, ревниво реагируя на посмевших нарушить покой. В одном из домов раздается громкий смех зычных мужских глоток. Словно в подтверждение луна чуть приоткрывает завесу, желая взглянуть на наглецов. Кому не спится в столь поздний час? Не наработались еще крестьянские руки? Не достаточно ли гнули спины? Но нет, крестьянин не спит. То в одном, то в другом доме загорается свет. Под несмолкающий мужской смех раздается истошный крик молодой женщины. Распахиваются ставни и сонные люди громко голосят.
Лишь бельму Черной Звезды, настолько темной, затмевающей саму темень ночи, нет дела до людской суеты. Она гордо и молча стоит, пророча человечеству гибель и страдание. Да кто увидит ее в эту дивную ночь? Кто презрит весельем, видя на небосводе зловещее знаменье?
Двери дома распахиваются с такой силой, что срикошетив от стены, метко влетают в лоб первому хохотуну. Остальные, что есть мочи разбегаются в стороны, щедро осыпаемые мокрой тряпкой. Дородная женщина, с видом военноначальника, грозно гремит кулаком.
- А ну кыш отседва! - в подтверждении она трясет вышеупомянутой тряпкой. - Знаете же, что не положено. Идите в свою забегаловку.
Зыркнув на последок глазами она захлопывает двери.
- Клянусь мельницей доставшейся мне от папаши, - вокруг высокого мужчины, у которого даже из под мешковитых одежд видны бугрящиеся мышцы, скачет и пританцовывает полная противоположность. С куцей бородкой и редкими зубами, смешно топорщащимися остатками волос, мельник Кристиан однако полон искренней радости, - это будет мальчик!
- И никак иначе! - хором подхватывают остальные.
Могучий Бавдовин лишь краснеет. Смущенно пряча улыбку в зарослях черной бороды, позволяет приятелям подхватить себя под руки. Процессия движется сквозь деревню, прямо к трактиру "Огненный вепрь".
Хутор "Кабанье гнездо" одно из множества рассеянных в папских землях поселений. Видимо кто-то из местных лордов или отцов так намекал про изобилие дичи. Впрочем, если эти благородные животные и водились в здешних местах, то дела давно минувших дней, как и многое другое связанное с "Кабаньим гнездом". Хутор славился некогда процветающим. Об этом до сих пор свидетельствует чудом держащийся на плаву трактир, да часовня. Даже сейчас можно разглядеть остатки каменных плит, бывших главной магистралью.
Время беспощадно. Бывшие некогда процветающими торговые пути забываются, унося в прошлое не только вереницы груженых караванов, но и жившие за их счет селения. Дома пустеют, молодежь все более стремится к городам, в поисках славы и легкой жизни. Не удивительно, почему древние традиции пускают крепкие корни в увядающих селениях.
Процессия мужчин становится все более чинной. Вспыхивают огоньки, зажигая свечи, а смех сменяется молитвенным пением.
- Ну, что б был таким же сильным как отец и достойным добродетели матери! - как положено местный голова первым поднимает здравицу, впрочем не суша глотки излишними стихоплетами.
Грянули громогласно, выпили. Один лишь Бавдовин, совсем ошалевший от свалившегося отцовства, едва смачивает усы в эле. Его закадычный приятель, нагло напрашивающийся в крестные, тотчас замечает это безобразие.
- Друг мой, - мельник тщетно пытается обхватить необъятные плечи великана, - сегодня ты имеешь полное право напиться в стельку.
- Верно! Сегодня Гальдраде некогда будет раздавать тумаки, - подхватывают другие, ловко намекая. кто главный в семействе.
Похвальбы и пожелания текут одни за другим, от души запиваемые пенистым хмельным напитком. Не заставляют ждать и напитки. Плюнув на тяжелые годы и извечное скупердяйство, забивают под такое дело гусей. Аромат печеного в яблоках мяса расползается по трактиру. Кажется сами стены готовы пустится в пляс под звуки волынок, вспоминая славные дни, когда в лучшие годы какой-то кардинал утолял тут жажду после охоты.
- Слушай, Бавдовин, - деревенский голова как бы невзначай смотрит в огонь камина, - а твой дед за кого сражался в Войну?
Мужчины в трактире продолжают шутить и переговариваться, на беду отец семейства, чуть выпивший, не замечает. что голоса становятся приглушеннее. А взгляды то и дело готовы словить ответ. В этот момент треск поленьев становится громче любого слова.
- С чего ты вдруг спросил? - бас мужчины впервые кажется за ночь просыпается от шока, уловив осознанную мысль.
Мать земля щедро полита человеческой кровью. Пока живы существа считающие себя разумными войны длятся бесконечно по любым. самым бредовым или благородным предлогам. Окружающие Папские земли аристократы рвут друг другу глотки руками простолюдинов за золото и клочки земли. Нескончаемым потокам тянутся к тучным землям оголодавшие кочевники. Рыщут в поисках скверны и ереси святые паладины, испепеляя во имя Света все и вся. Но ту войну называют просто Войной.
Говорят его рождением стала свидетельница Черная Звезда. Чего только не приписывала людская молва. Какие легенды не передавались из уст в уста. Так никто и не знал, от куда пришел и откуда начал путь к величию Темный Властелин. Мудрецы пожимая плечами говорят "он просто появился". Черный колдун собрал поз знамена всю нечисть, что знали или не знали демонологи. Говорят до сих пор гримуары с бестиариями не могут запечатлеть сколько их было и каких видов. Война началась как резкая вспышка света в кромешной темноте, без видимой причины или цели. уничтожая все на своем пути. Некому было оплакивать смерть павших, нечисть превращала землю в выжженную пустыню.
- Мой дед, как и все остальные пошел добровольцем в ополчение Святого города, - в недоумении Бавдовин поднимает взгляд, только теперь понимая. что все не отрываясь смотрят на него. - Но почему вы спрашиваете?
- Да ты пей! - староста прячет взволнованность за дерганной улыбкой. - ребята. а что это у нашего друга кружка опустела? Не порядок! До краев!
Крик роженицы повторяется. Но даже сквозь глухоту хмеля силач понимает, Гальдрада вопит не в доме. В недоумении он встает, намереваясь подойти к окну, как в этот момент деревенский голова резко вскакивает. опрокидывая стол и яства.
- Я же велел напоить его! - нечеловеческим голосом орет он, доставая лежащий у камина топор.
Повинуясь крику мельник совершает прыжок дающий фору столичному акробату. Кухонный нож в руках лучшего друга вспарывает мышцы на руке, обламываясь у рукояти. Схватив левой рукой Кристиана отец швыряет обидчика прямо в толпу.
Крики теперь нельзя спутать с родами. Женщины истошно голосят, им вторят собаки. Уже можно различить "ублюдок Черной Звезды!" и "отдай нам нечистого!". Обезумев от ярости, не замечая боли Бавдовин бросается прямо сквозь толпу. Взлетает рука старосты. сжимающая топор. Резкий рывок, хруст переламывающихся костей и вот голова истошно орет. орошая пол кровью, ошарашенными глазами смотря на обломок кости, а вооруженный отобранным топором силач отгоняет остальных смельчаков.
- Прочь, зашибу! - один мощный удар и дверь разлетается в щепки, являя жуткую картину.
Толпа женщин с вилами и факелами пытаются загнать в угол два несчастных создания. Гальдрада, с исцарапанным лицом, со стекающей по ногам кровью отчаянно прижимает к груди комочек живой плоти.
Совершенно теряя самоконтроль мужчина бросается наперерез. Обезумев от увиденного он даже не в состоянии вспомнить происходящее. В себя Бавдовин приходит лишь бежа по пояс в траве, держа за руку задыхающуюся в слезах жену.
Крики в деревне становятся все яростнее. Слышен плачь и обещания мести. Содрогаясь отец понимает, убил, наверняка кого-то убил.
- Собак спустите! В погоню!
- Света больше!
- Вот следы, далеко не уйдут.
Даже находясь в полубреду Бавдовин понимает - все. Жена после родов и его раны оставляют такую кровавую дорожку, что остается ее лишь коврами устлать. Делать нечего, гнать Гальдраду с ребенком вперед, а самому оставаться. Задержать, пусть хоть на несколько минут. Безначальный примет жертву не оставит несчастных.
- Что за крик? Враги? - в панике беглецы едва не попадают под копыта осла. В темени раздается голос испуганного молодого человека. Слабый свет луны падает на лицо отца Фернанда, управляющего повозкой.
Священник смотрит на залитых кровью отца и мать, поднимает взгляд на Черную Звезду и все понимает. Молодого человека передергивает от ужаса перед человеческой жестокостью.
- Они?...Да как же так... Черная Звезда и Властелин...Это же все просто суеверия! - крики и лай стремительно приближаются, не оставляя времени на выяснения обстоятельств. - Залезайте скорее в повозку!
Бавдовин еще не успевает закинуть едва передвигающуюся Гальдраду, как священник, прикрыв глаза принимается оживленно что-то шептать. Прикрытые ранее глаза резко раскрываются, вспыхнув синевой. Минутой позже голосящая толпа крестьян мчится прочь, уводимая все дальше ложным следом.
* * *
Все еще держащаяся на грани сознания мать нежно баюкает спящего младенца. Тряска усыпила мальчика, как ни в чем ни бывало покоящегося на руках Гальдрады.
- Рихард, имя тебе, - еле слышно шепчут ее губы. В этот момент услышав имя, ребенок просыпается. молча и осознанно смотря на мать.
Повозка проезжает под сводами аббатства Бернарда, разминувшись с другой, увозящей бездыханное тело блаженной пророчицы.