Мы и ОМП

   
     После службы в армии я угодил на древний каботажник «Задонск». Это был пароход, «Либертос», с высокой черной трубой и прямым, словно брубленным носом. Он доживал последние дни и возил снабжение с большой земли аборигенам «Острова сокровищ».

     Островом сокровищ Сахалин назвали местные поэты, которые по велению сердца и заказам парткома сочиняли патриотические песни и стихи. Все как-то забыли, что совсем недавно остров был каторгой и дал последний приют многим душегубам и казнокрадам.

     В наше время филиалом легендарной каторги стал пароход «Задонск». Он из последних сил терпел свой непутевый экипаж – моряков, отбывающих наказание за пьянки, драки, бузу и политическую неблагонадежность.

     Когда я списался на берег, инспектор кадров спросил меня:

- Не могу вспомнить, за какие заслуги тебя упекли на «Задонск"?
- За службу в секретных войсках, - говорю, - визу прихлопнули. На три года.
- Эта лайба столько не протянет, - равнодушно сказал кадровик, - жить ей осталось недолго - до старта паромной переправы. Потом в Японию, на гвозди…

     12 апреля 1973 года состоялось торжественное открытие паромной переправы. Холмский порт украсили флагами и алыми транспарантами. Красавец паром задрал кормовую аппарель и сиял белоснежной надстройкой. Красная шелковая лента опоясывала новый пирс и трепетала на ветру. Начался митинг, в порту стало тесно от шляп, зонтиков, корреспондентов и столичных гостей.

     "Задонск" сиротливо жался к причалу и выглядел бедным родственником на чужой свадьбе. Но, про нас не забыли. Внезапно на борт нагрянула московская комиссия – капитан первого ранга, при полном параде, старший лейтенант и три пароходских чиновника в штатском. Задача - проверить боеготовность пароходства, в рамках одного судна, на случай ядерной войны. И надо же такому  случиться – в порту не оказалось более приличного судна, чем наш «Задонск».

     На стоянке трудно организовать экипаж для каких-либо учений. И совсем уж невозможно было отыскать на «Задонске» трезвого матроса. Расстроенный старпом разбудил меня, отдыхающего после «собачьей вахты» и привлек еще двух моряков – Суслика и Ерему. Суслик, матрос Шура Суслов, в питии меры не знал и, бывало, валился с ног прямо у руля. Ерема, Толик Еременко, по кличке «Фаныч», был ему под стать.

     Второй помощник отыскал в кладовой три защитных химкомплекта. Они были новенькими, в заводском тальке и противно воняли резиной.

     Мы выстроились в одну шеренгу в столовой команды и лениво пинали рулоны защитных  доспехов. Капраз тяжелой глыбой восседал у стола. Помощники толпились сзади и подозрительно посматривали на нас. Старший помощник нервно ходил по периметру и каждый раз из дальнего угла грозил нам кулаком.

- Боевая задача номер один, - сказал капраз, - надеть защитный комплект.

     Мы резво схватились за свернутые резиновые штаны.

- Отставить! – сказал старший лейтенант, - команды еще не было!

     Мы бросили штаны на палубу.

- Боевая задача номер один, - повторил старший, - надеть защитный комплект. Норматив – две минуты. Газы! Время пошло!

     Капраз щелкнул секундомером, старлей поставил галочку в блокноте.

     Я облачился в дурно пахнущую амуницию меньше, чем за минуту. Напялил противогаз, поднял руку и сказал: «Бу-бу!» В переводе это означало - готов!

     Потом помог Суслику с Еремой в их беспомощной борьбе с химическим реквизитом.

- Бу-бу-бу! – почти одновременно сказали Суслик и Фаныч.

- Отбой, снять противогазы, - сказал командир и ткнул в меня пальцем, - матрос?..
- Абинский.
- Абинский – пятьдесят три секунды.
- Еременко, - сказал Фаныч.
- Еременко – минута, пятьдесят секунд.

     Все повернулись в сторону Суслова. Он уютно устроился в кресле и не подавал признаков жизни. Я сдернул с него резиновую маску. Матрос Шура Суслов безмятежно и нагло спал.

- Суслик, приехали, Хацапетовка! – сказал я и дружески двинул его в скулу.

     Обычно, таким образом, я будил Шурика на вахту. Фраза сработала на подсознательном уровне. Матрос встал, открыл глаза, и двинулся на мостик походкой сомнамбулы.

- Суслик – две минуты! – сказал ему вслед хладнокровный офицер. - В норматив уложились, молодцы!
- Служим Советскому союзу! – за всех сказал я.
- Юрий Иванович, - обратился капраз к старпому, - оставьте мне одного моряка, отработаем задачу номер два.

     Старпом долго не думал:

- Абинский, вперед!

     «Суслик с Еремой уже наверняка пивком разговелись», - с завистью подумал я и обреченно сел к столу напротив командира.

- Тема – оружие массового поражения, - объявил капитан первого ранга. – Доложите виды, факторы, дозы, способы защиты. Вопрос понятен?

 - Так точно! – по-военному ответил я, - вопрос понятен, отвечаю.

    За пятнадцать минут я прочитал московским варягам классическую лекцию: перечислил виды ОМП и их особенности, добавил в этот винегрет дозы облучения личного состава и нормы радиоактивного заражения местности, способы защиты, деактивации и дегазации людей и боевой техники, не забыл упомянуть типы дозиметрических приборов радиационной разведки (ДП-2 и ДП-5) и закончил калибровкой разноцветных индикаторных трубок прибора ВПХР.

- Ответ закончил, - наконец сказал я.

     Воцарилась минутная пауза, как на концерте, после финальной ноты виолончели Растроповича. Потом последовали аплодисменты.

- Служил где? – спросил проницательный военмор.
- Гвардейский ракетный дивизион противовоздушной обороны.
     Капраз уважительно приподнял левую бровь.
- Должность? – продолжал он.
- Оператор ручного сопровождения воздушных целей, - соврал я.
- Звание?
- Старшина запаса, - не соврал я.

    Капраз уважительно приподнял правую бровь.

     Я не признался, что на самом деле служил химиком-инструктором, а перед этим прошел ад образцово-показательной учебки в Хабаровске. Там за полгода из пузатого агронома делали строевого командира и выпускали сразу сержантом, минуя звание младшего.

- Пять баллов! – сказал довольный капраз и добавил по-морскому, - так держать!

- Марку держим, - скромно ответил старпом, - проводим регулярные занятия, штудируем основы, НБЖС, ОМП, ЛТПГ, ВМП…

     Я чуть не упал со стула. Но удержался и промолчал.

- Задача номер три, - сказал капраз. – Визуальная связь посредством световой сигнализации. Морзянку знаешь?

     Он вопросительно посмотрел на меня.

- Так точно, мы часто тренируемся, - опять соврал я.

     За полгода моей работы, на «Задонске» не было ни одного занятия.

     В розетку включили «клотик» - обычную лампочку, подсоединенную к телеграфному ключу. Я бойко отстучал: СЛАВА ВМФ! И по улыбке военмора понял, что капраз разумеет морзянку.

     Потом он выдал мне трудные для приема слова: «кукуруза» и «яйцо». Яркий свет мигающей лампы тревожно играл на лицах высокой комиссии. Я вспомнил свое радиолюбительское прошлое и легко справился с этим заданием. Капраз подобрел и удовлетворенно улыбнулся.
      Старпом завис у меня над плечом:
- При передаче обращай внимание на паузы, - сделал он замечание, - и последнее тире меньше тяни.
- Понял, учту, - серьезно ответил я.

                ***

     Юрий Иванович, однако, был весьма слаб в морзянке. Однажды, когда мы проходили военный пост, с берега просигналили светом:
- Название судна?
- Заданск! - стучал на клотике старпом.
- Куда идете?
- Заданск!
- Откуда?
- Заданск!
- Что везете?
- Заданск!
     Пограничники поняли с кем имеют дело и отстали.

                ***

-  Продолжим визуальную связь, - сказал капраз, - семафор отрабатывали?

- Это.. мгм … ну-у-у, - замялся старпом , - а как же!

     Семафор, пожалуй, самый древний и экзотический вид морской связи. Каждая буква семафорной азбуки передается определенной позицией рук с флажками. Я помнил только две буквы – А и Т, в которых положения рук похожи на сами буквы.

- За мной! – скомандовал капитан первого ранга и вся компания вывалилась на ботдек через смежную дверь.

     Рядом на причале толпился многолюдный митинг. Паром «Сахалин-1» стоял, украшенный флагами расцвечивания и попыхивал голубым дымком. Блестели трубы духового оркестра, раскатистым эхом звучали усиленные микрофоном голоса ораторов.

     Капраз позаимствовал у старлея фуражку, покрутил головой и сноровисто просемафорил какое-то слово. Ясное дело, я ни бельмеса не понял. Но, проследив его взгляд, ляпнул наугад: «Сахалин». И угадал!

- Правильно! Пять баллов, - сказал капраз.

     Оркестр грянул туш. В этот момент из трубы нашего лайнера повалил густой черный дым. В одно мгновение дымовая завеса накрыла митингующих и заглушила бравурные звуки духового оркестра.
 
     К нашему судну бежали какие-то люди.

- Убрать дым! – истерически орали они. - Министр, Гуженко, здесь! Немедленно прекратите дымить!

     На судне мигнул и погас свет, остановились все механизмы, умерли факелы в топках котлов. Стало тихо, как в каменном склепе. «Полетел ветрогон», - потом сказал старший механик.

- Отличите этого моряка, - сказал старпому капитан первого ранга.
 
- Бери выходной сегодня, - неохотно поощрил меня старпом, - гуляй,  лишенец, заслужил!

                ***

     На следующий день, ТРИНАДЦАТОГО АПРЕЛЯ, в ПЯТНИЦУ, мы вышли из Холмска и угодили в жестокий шторм. Снова подвел «ветрогон» - вентилятор, нагнетающий воздух в топки паровых котлов. Судно потеряло ход и его мотало, как цветок в проруби. Беспомощный пароход развернуло лагом к волне и понесло  на острые скалы приморского берега. Было страшно. Дали сигнал SOS.

     Но это уже другая история.