- Начитанные люди говорят, что когда старика Достоевского спросили, может ли он одним словом охарактеризовать главную русскую национальную черту, он с грустью сказал: «Воруют…».
Обидно, конечно, да и не совсем верно, думается. Как будто греки или узбеки не воруют? Но время идёт, всё меняется и, если бы Фёдор Михайлович прожил бы ещё лет сто, то непременно бы понял, что главное в нашей жизни – это борьба. Цель может меняться. И значит, за что бороться – это не главное, потому что, как правило, цель ставится недостижимая. С кем или с чем бороться – тоже не вопрос. Главное – кто борется.
Все, к примеру, боролись за мир во всём мире, но лучше всех это получалось у Никиты Сергеевича Хрущёва. Помните Карибский кризис? Сразу американцы мира захотели! А почему? Потому что делом товарищ Хрущев доказал – испытал на Новой Земле сверхмощный ядерный заряд. В результате ядерная реакция чуть не вышла из под контроля. Испугались до смерти обе стороны. Президенты всех стран в подземные бункеры залезли. Поняли, заразы, что Советский Союз хочет мира! После этого сразу же подписали договор об ограничении ядерных испытаний на земле, на воде и в воздухе.
У Леонида Ильича Брежнева лучше получалась борьба за урожай. Во время уборки, правда, несли большие потери в технике и даже в людях. Привлекали армию. Поэтому называли битвой за урожай. И выигрывали битву! Весь социалистический лагерь кушал наш хлебушек.
Или взять вечную нашу проблему… Что? Да нет, какие дороги! Не нужно с ними торопиться. Передавим мы друг друга на этих хай-веях. Лучше потихонечку по кочкам. Я имею в виду борьбу с пьянством. Вот, все думают Горбачёв и Лигачёв её начали. Да ничего подобного! Они идею борьбы дискредитировали. По настоящему возглавить борьбу с пьянством мог только Юрий Владимирович Андропов. Жаль мало пожил. Он, кстати, её и начал. И довольно-таки преуспел в борьбе за это…
Тут все засмеялись, вспомнив, что сам рассказчик, Леонид Борисович Жуковский, неожиданно для всех, стал истовым трезвенником именно в 1983 году, когда Генеральным секретарём ЦК КПСС был именно Андропов.
Работал тогда Лёня Жуковский заместителем главного редактора городской газеты «Знамя труда». «Квасил», как говорят, по-чёрному. Но главный редактор газеты Александр Петрович Тюленёв Лёху терпел и, только изредка, для профилактики, давал ему взбучку, посылая в очередную ответственную командировку.
Из всего редакторского коллектива один Лёня Жуковский мог безропотно «трое суток шагать, трое суток не спать ради нескольких строчек в газете» и привозить такой материал – пальчики оближешь! Он обладал острым пером и острым умом. Это он первый в Еленске, после того, как при Андропове снизили цену на водку, расшифровал слово «ВОДКА», как аббревиатуру: «Вот Он Добрый Какой Андропов!».
Кроме того, Жуковский был, прямо-таки, генератором новых идей, которые главный редактор без зазрения совести приписывал себе, а Лёха не возражал. Поэтому Петрович берёг его и по-отечески предостерегал:
- Смотри, Лёня, сейчас везде рейды. Милиция проверяет и на улицах, и в магазинах всех подряд: почему не на работе, с какой целью болтаетесь по улицам, отпускал ли вас начальник? Недавно артиста городского драмтеатра Булкина выгнали с работы за то, что, купив бидончик пива, до дома не дотерпел – сел на лавочку в скверике и отхлебнул. А милиция тут как тут. Пожалуйста, протокол! И не посмотрели на заслуги. Теперь осветителем в ДК работает. А ты не забыл, как в сентябре к пивной подогнали милицейские машины и увезли всех посетителей без разбору на уборку картофеля в ближайший колхоз? Так, что смотри, один сигнал – и из партии, и с работы!
- Я смотрю, Александр Петрович.
- Я вижу, куда ты смотришь! От тебя с утра уже разит, как из пивной бочки. Как интервью будешь брать?
- Так интервью-то не у начальника милиции, а у слесаря с автоагрегатного! Первый раз, что-ли?
И Жуковкий отправился на автоагрегатный завод. Наставлением предусмотрительного Петровича пренебрегая, по пути зашёл в магазин «Вино» прикупить бутылочку портвейна впрок.
Очередь была небольшая, потому, как разгар рабочего дня. Только Лёня сказал продавцу, что бы он желал приобрести, как в магазин ввалились два милиционера в портупеях и с рацией.
«Накаркал главный!» - ёкнуло сердце журналиста. Милиционеры сходу потребовали документы у двух стоящих за Жуковским работяг в телогрейках. «Всё!» - подумал Лёня, отдёрнув уже протянутую продавцу руку с двумя трудовыми рублями. Деньги быстро спрятал в карман. В голову ничего не приходило. Ноги стали ватными. Он рухнул на пол перед прилавком. Фетровая шляпа покатилась по грязным клеткам кафельного пола. Леха лежал на спине широко раскинув руки. Он видел в кино – так падал убитый белогвардейский офицер.
Продавец вскрикнула и зачем-то зажала рот рукой.
- Что, ты уже и в стельку пьяным отпускаешь, Ксения Ивановна? – спросил милицейский сержант.
- Какой он пьяный? Он ещё даже не отоварился! Приступ, наверное, сердечный.
- Сейчас вызовем «воронок». В вытрезвителе определят, какой у него приступ.
- «Скорую» бы надо вызвать. Вдруг инфаркт, - вмешалась сердобольная старушка из очереди, - пульс надо пощупать!
Младший из милиционеров взял Лёхину руку, попытался нащупать пульс.
- Ничего не слышу. Часы мешают.
- На другой руке попробуй, - подсказал старший.
- Надо на левой.
- Ну, в зрачки посмотри, что-ли!
- Чего я тебе, доктор! Я в документы должен смотреть.
- Ну, так смотри!
- Как я к нему в карманы полезу?
- Как, как? Отойди! – сержант обратился к очереди. – Товарищи! Будете понятыми. Из внутреннего кармана пиджака гражданина в белом плаще, лежащего на полу без признаков жизни, я достаю… Я достаю… - Сержант вытянул из кармана Жуковского две красных корочки – партбилет и редакторское удостоверение. – Так… Жуковский Леонид Борисович, заместитель главного редактора газеты «Знамя труда». Так…
Сержант сдвинул фуражку на затылок.
- Ну, чё, Саня, наверное «скорую» надо. Не наш клиент.
- Сейчас, я по рации…
- Зачем? Пусть Ксения ноль три наберет!
Продавец вызвала «скорую». Ждать пришлось долго. Леня замёрз, лёжа на кафельном полу. Кто-то похлопал его по щекам. Попытался приподнять веки. Леха закатил зрачки.
- Поди уж помер, сердешный, - вздохнула бабуля.
Приехавшие санитары неспеша загрузили на носилки неподвижное Лёхино тело. Понесли в машину. Левая рука безвольно свисала вниз. Ветер шевелил чёрные кудри Жуковского. До машины провожала вся очередь. Старушка всплакнула. Про шляпу никто и не вспомнил. «Чёрт с ней! – подумал Лёня, - потом у продавца спрошу».
В клинике положили под капельницу, сняв только плащ и пиджак. Медсестра, всё проверив, вышла за доктором. Лёха открыл один глаз, осмотрелся. Он лежал один в небольшой палате. Вздохнул: «Нужно идти до конца. Из милиции, наверное, уже позвонили в редакцию. Обморок в винном магазине Тюленёв не поймёт».
Послышались шаги. Жуковский зажмурился. Вроде, не медсестра, по шагам – мужчина. Наверное, доктор. Вошёл. Подвинул стул, сел. Молчит. Лёня не шевелился.
Сидя на стуле, скрестив руки на груди, на Жуковского смотрел его одноклассник Лёва Штальман, врач-терапевт, неоднократно лечивший его гастритно-язвенный желудок и больную печень. В маленькой палате, где уже полчаса лежал поступивший «тяжёлый» пациент, густо пахло перегаром.
- Согласно последним инструкциям... – монотонно заговорил Штальман, не снимая марлевой повязки с лица, - анализы крови пациентов, поступивших в рабочее время, мы, в обязательном порядке, отправляем в милицию, в КГБ и в райком партии.
У Леонида на лбу выступила испарина. Штальман продолжал:
-У пациента Жуковского, поступившего к нам из винного магазина с тяжёлым алкогольным отравлением, в системе спиртообращения обнаружены остатки крови. Я ничего не мог сделать. Анализ зарегистрирован и запротоколирован.
У Лёхи вдруг сжались все внутренности, и сильно захотелось в туалет. Он, наконец, узнал голос Лёвки Штальмана. Вскочил. Игла вылетела из вены. На простыню и рубашку брызнула кровь.
- Чего ты дёргаешься? – заорал Лёвка.
- Может быть не поздно? Не отсылайте анализ!
- Поезд уже ушёл! Платон, ты мне друг, но истина мне дороже. Как врач, я доволен. Ты жив – это главное, а работа, партбилет – это суета сует. Дело наживное. Я делаю, что должен и пусть будет, что будет!
- Лёва, опомнись! Мы же друзья!
- Ты меня достал уже, Жуковский, со своими гастритами, язвами, больничными. Ты понимаешь, что тебе даже газированную воду нельзя с твоим желудком!
- Лёва, я брошу пить! Я уже бросил!- Лёха бухнулся на колени и протянул окровавленные руки к Штальману. Сцена, несомненно, была достойна Шекспировского пера.
- Прекрати клоунаду! И встань с пола, запачкаешь! Сперва, понимаешь, в забегаловке на полу валяется, а потом в медицинском учреждении,- Штальман отвернулся к столу и стал писать.
- Ты чего это там пишешь?
- Жуковский, я пишу тебе направление на принудительное лечение от алкоголизма. Пойми, если я тебя туда не отправлю, меня снимут с работы. Время сейчас такое. Боливар не выдержит двоих.
- Лёва, неужели ты это сделаешь? Остановись!
На глазах Жуковского блестели слёзы. Штальман посмотрел на него.
- Есть один выход.
- Какой? Какой, Лёва?
- Ты добровольно пишешь заявление с просьбой о направлении тебя на лечение. Дату не ставишь. И как только в очередной раз… То я тебя закрываю. Иначе ничего сделать не смогу, – Штальман посмотрел на часы.
- Э-э, надо быстрее, а то анализы отправят!
Леха понял, что выхода нет. Он в железных лапах безжалостного эскулапа.
В 1985 году уже Горбачёв начал борьбу с пьянством, и кандидатура журналиста Жуковского была единодушно утверждена горкомом партии на должность председателя городского Общества трезвости.
Тут Лёня и развернулся. Он организовывал рейды и облавы. Загнал самогоноварение в глубокое подполье. Из-за чего ночная цена на нелегальный алкоголь, одеколон, нитхинол, стеклоочиститель и другие напитки в городе Еленске превысила общемировую цену на героин. Леонид Борисович инициировал проведение в городе безалкогольных свадеб, которые от обычных отличались тем, что вино и водку разливали не из бутылок в рюмки, а из чайников в чашки. При этом пели частушки, обличающие пьянство и призывающие к трезвости.
Распределением талонов на спиртное занималось также Общество трезвости, а точнее, сам Лёха Жуковский. Он стал вторым человеком в городе после секретаря горкома, властителем дум и сердец тысяч горожан.
Когда пришёл конец и этой борьбе, Лёньку уже было не остановить. Он вошел во вкус. Благодаря природному уму, острому перу борзописца и склонности к демагогии, Жуковский избрался депутатом Еленской городской Думы и вскоре стал её председателем.
Лёва Штальман, к тому времени главный врач горбольницы, приходил к нему выбивать финансирование на медицинское оборудование и открытие новых койко-мест. Леня кочевряжился:
- А вы не тащите кого попало с улицы под капельницы и хватит вам и коек, и оборудования.
На что Штальман отвечал:
- Так ведь вытрезвитель в городе закрыли. Теперь всех «тяжёлых», кто сам идти не может, к нам доставляют. И всем помощь оказываем. Вы ведь, Леонид Борисович, были первооткрывателем этого метода. Первым испытавшим на себе, так сказать. Вроде Юрия Гагарина. Так что не будем останавливаться в борьбе за это! Давай, Лёха, подписывай! Подумай, сколько ещё будущих депутатов ждут нашей помощи.
И Лёха подписывал. Железная хватка была у этого Штальмана, почти как у Андропова.