Таежная глубинка

Иринья Чебоксарова
Как-то утром Лина стояла у окна в своей редакции. Ей уже успели сообщить, что она поедет в отдаленный таежный район. Нужен фильм о том, как сибирский шелкопряд губит кедровники, поедая тайгу. Дорога предстояла неблизкая, надо было все обдумать. Они недавно переехали в новое здание в центре города, и из окна отлично было видно крыльцо. Знакомые лица сотрудников сменяли друг друга. Все, как обычно. Хотя... Ее внимание привлек незнакомец. Черная лохматая голова, вытянутое лицо, странная одежда. «Кто это?» - спросила Лина у девчонок из редакции. «А ты не знаешь? - Это новый оператор». «С таким только в тайгу ехать. Страх людской» - обронила она.

С ним она и поехала. Расстройству не было предела. А как же Трофимов, их предыдущие совместные работы? Линины фильмы были сняты Сашкой Трофимовым, классным оператором. Компанейский, жизнерадостный Сашка дружил со всеми, добротно проводил съемки, а в свободное время любил приткнуться с книжкой в укромном уголке.

- И откуда он только взялся, этот «Черномор»?
- Ты у нас не одна. В производстве есть и другие фильмы, - пояснило ей руководство.
Делать нечего, пришлось смириться.

Всю дорогу, а путь был неблизкий, Лина сидела нахохлившись. Погрузилась в свои мысли, как сказал бы все тот же Трофимов «ушла в себя, вернусь не скоро». Оператор, напротив, был оживлен, пытался общаться, шутить, строил планы. Но она не слушала его, ей  было неинтересно.

«А дорога длинною лентою вьется»... Дальний Восток - это и дороги, зажатые между сопками, перевалы, серпантины. Поздним вечером прибыли, наконец - то, в конечный пункт - далекое таежное село. Их встретили и поселили в лесничестве, а гостеприимные хозяева радушно поделились с ними деревенским угощением. На столе очутились картошка, банки с соленьями, парное молоко и солонина из дикого мяса. Отказы и смущение не принимались. Ночь, растопленная печка, поздний ужин. Усталость от дороги валила с ног.

Рано утром Лина вышла во двор и по-настоящему увидела, где она очутилась. Таежное село, расположенное вдали от шумных трасс, притаилось в низинке между сопками. Прямые и извилистые улочки, потемневшие от времени дома, возле каждого забора пахучие бревна. Тихий утренний туман, казалось, смягчал все звуки, воздух звенел, чистая речка умывала невысокие берега, а тайга окружила село со всех сторон - кедровники на сопках. И в этой дремучей далекой глубинке душа настроилась на чистоту природы, потянулась к гармонии, как будто бы вернулась к себе домой.

В тайгу поехали на вездеходе. Вверх, вниз, речка, пасека, вверх, вниз. Сценарий был построен на контрасте музыкального сопровождения. Живая, дышащая тайга весной - лирические колокольчатые звуки пробудившейся, цветущей вольной акварели. Тайга, уничтоженная мохнатым вредителем, - это страшные скелеты - стволы и ветки без хвои, поваленные деревья, паутина, бурелом. И музыка здесь другая. Сначала резкий переход: «Бам, бам, бам!!!» А потом тема тревоги, утраты, беды.

Лина углубилась в живую лабораторию, отыскивая в ней нужное по сценарию. Оператор подсоединил аккумуляторы, вскинул на плечо камеру, - работа началась. И оказалось, что ему почти ничего не надо было объяснять и показывать. Он снимал все - и как снимал?! Пушистые лапки кедров, малиновый багульник на выступах скал, аянские ели и цветущие островки ранних эфемеров, пробивающихся сквозь прошлогодние листья. Он замирал над цветком, садился на корточки, лежал на спине, висел вниз головой, карабкался на осыпающиеся скалы. Тайга раскрывалась постепенно, отдавала им свои тайны, и они делали открытия, погружаясь в ее уникальность. Работу прекратили только тогда, когда «сели» аккумуляторы. Но впереди были еще несколько дней работы и отдыха.

Обедали тем, что готовили на костре. Собирали черемшу, стояли с удочкой на речке, дышали таежными запахами и почти забыли о том, что они городские жители.
Пораженные участки тайги оказались почти непроходимыми. Приходилось преодолевать препятствия, что было не всегда просто. Увиденное удручало. Тем более отрадно было найти бурлящий ручеек, петляющий по камешкам, он пенился, искрился, радовал цветочными берегами. Они шли вдоль ручья, и Лина видела, что ее спутник что-то ищет, внимательно вглядываясь в каждую новую деталь. И вот он замер. Это была засохшая бабочка, крылышки ее были сложены вместе, нежность оттенка делала ее похожей на цветок. И снова заработала камера. Неловко устроившись на камнях, покрытых влажным мхом, он производил свои операторские манипуляции, а Лина, близко пригнувшись к воде, выстраивала дыхание таким образом, чтобы воздух колебал крылышки. И этот кадр - петляющий ручей, островки цветов и ЖИВАЯ бабочка - был торжеством жизни, весны, обновления.

                *       *        *

Свою любимую работу Лина нашла в трамвае. Вспоминать об этом было приятно, так как это отдавало волшебством, по крайней мере, так ей казалось. Лина верила в чудеса.

Перестройка переехала своими обновляющими колесами многие людские судьбы. То направление в науке, где вместе с другими трудилась  Лина,  сократили.  Сократили  всех,  от лаборанта до руководителя. И Лина нежданно-негаданно оказалась свободной. Состояние свободы было непривычным, как, например, вкус новомодного авокадо. Поэтому как-то морозным, звездным утром - рано-рано она вышла из дома с твердым намерением найти работу. Цель-то была четкой, а вот вариантов особых не вырисовывалось, какие-то смутные очертания...

Может быть в банк? Некоторые ее знакомые с высшим, но не банковским образованием, смогли устроиться туда и получали особенную зарплату. Но когда она, немного робея, вошла в шикарные двери красивого заведения и увидела холл в лучших традициях евроремонта, «позолоту», голландские крупномеры в вычурных кашпо, равнодушного охранника, лениво скользнувшего по ней взглядом, то даже не решилась ни задать вопрос, ни пройти дальше.

Резко понизив собственную самооценку, Лина двинулась в сторону киосков, где, завернувшись в шубы, торговали всем на свете и обычные женщины, и кандидаты наук...

А денек-то выдался морозный, уже хотелось куда-нибудь в тепло, отогреться, собраться с мыслями. Подошедший трамвай распахнул грохочущие двери, и Лина поспешила в это мнимое тепло. Согреться не удавалось. Народу было немного. Лина села на лавочку рядом с маленькой женщиной и замерла. Так и ехала некоторое время. А потом зачем-то спросила попутчицу.
- Вы не замерзли?
- Знаете, нет. А вы, наверное, еще на улице продрогли и теперь просто не можете отогреться, - был приветливый ответ.
- Да, вот, работу ищу, - доверительно сообщила ей Лина.
- А кто Вы? - спросила попутчица. Услышав ответ, она предложила.
- А знаете, что? Приходите к нам на телевидение, нам нужен редактор по биологии. У Вас есть ручка?

Трясущимися руками Лина записала адрес, телефон, название редакции. Сердце выпрыгивало. О таком не мечталось в самых смелых фантазиях. Телевидение! Творческая лаборатория! Что-то неизведанное, волшебное! «Ура, Ура, ура!!!» - громко закричала Лина, вернувшись домой: «Я нашла работу»! Состояние эйфории взметнуло ввысь восторгом, мечтами, сказкой.

Здание телевидения оказалось весьма простеньким, район – непрезентабельным, редакция - обшарпанной, оклад - низким. Но не было и мысли повернуть назад. Ее приняли на должность редактора - режиссера в одну из редакций, и впереди новая яркая жизнь.

Ах, какой музыкой звучат эти новые слова: компьютерная графика, монтаж, озвучка, видеоряд. А съемки? Отъезд, наезд, стоп-кадр. Как интересно этому учиться. В копилочке памяти уже немало своих забавных моментов, связанных с новой работой. Ее самый первый фильм начинался словами «На дне озера Гуатовита...» И Лина придумала взять крупным планом переливающуюся воду на одном из причалов их портового города. Солнечные блики отражались в тягучей, соленой волне, банановая корка как бы случайно попадала в кадр.

Творческая атмосфера царила во всем - в шутках, розыгрышах. «Какие люди в Голливуде!!!» - эта «избитая» фраза в коридорах здания телевидения звучала особой нотой. На окне скульптурный вернисаж. Один из экспонатов - пол-литровая банка, на ней горстка канцелярских кнопок и надломленная щепка. Надпись гласила: «Композиция: жизнь поломатая».  Материал: стекло, металл, дерево».

А вот и юбилей доброй волшебницы, материализовавшейся в трамвае и ставшей Лининой начальницей. Подхваченная порывом вдохновения, Лина, смущаясь, читала посвященные ей строки:
«Отдельно взятая судьба
Печально ехала в трамвае
Была на улице зима,
И двери плохо закрывали»...

И в конце:

«И жизнь по-новому течет,
Свои акценты расставляя,
Вот только душу бередит
Вагон замерзшего трамвая»...


- Да она талантлива, мы заберем ее себе, - кричит о Лине руководитель детской редакции Сара Акимовна.
- А мы ее не отдадим, - ответствуют свои.
Все это, вместе взятое, согревало, побуждало к дальнейшему творчеству. Время катилось под горочку, фильмов прибавлялось...

               *           *           *

Во дворе лесничества было необычно. Когда-то были посажены, а теперь разрослись группы хвойных деревьев. Особняком стояла громадная ель. После работы Лина сидела здесь на бревнышке, пересматривала сценарий, дышала свежестью и покоем. Оператор «колдовал» над своим оборудованием, что-то подсоединял, заряжал. Наблюдая за ним украдкой, Лина удивилась тому, чего, казалось, раньше не замечала. У него красивые черные глаза, его лохматость и взъерошенность, так напугавшие ее в городе, здесь воспринимались по-другому - как-то органично с природой. «Маугли», - придумала она ему очередное имя. Сегодня он подарил ей букет багульника, который она обнаружила уже стоящим на столе.

Когда стемнело, она вышла на деревенское крыльцо их временного жилища. Начинался дождик, было прохладно и как-то по - особенному тихо. «Иди сюда», - услышала она его голос. Маугли стоял у ствола огромной ели, скрытый ее пушистыми ветками. Лина медлила.
- Тебе не хватает смелости, - сказал он.
 Мир из под колючих веток оказался совершенно другим, он состоял из миллиардов звезд на черном небе, запаха хвои, напитавшейся влагой, и за этой пеленой дождя чуть слышна была новая, чарующая музыка, какой не было в их фильме. Они были одни во Вселенной. Его голос звучал тихо:

«В утренней неясной дреме кроны
Встрепенутся чуть и замирают.
Скоро их лучи легонько тронут,
Их разбудят, с ними заиграют.
.. .Там под небом, всякое бывает...
Птицы золотой страны - России -
Из раскрытых гнезд облюбовали
Ветки постатней и покрасивей!
Долы цветом все запорошило,
Тихий-тихий ветер будто дремлет.
И звенят прекрасные вершины
Всех живущих на земле деревьев».

Оказывается, эта волшебная музыка - строки Прокофьева в его исполнении. Лина оцепенела от удивления и восторга. Она смотрела на Маугли, на звезды, сквозь колючие ветви и молчала. Что же это такое происходит, она не понимает?
- Тебе не хватает слабости, - сказал он.

Вот и все. Работа на первом ее этапе закончена. Они возвращаются к цивилизации. Каждый везет из этой поездки что-то свое, новое. Их водитель – выкопанные в тайге для дачи багульник и кедрик. Оператор – кассеты с отснятым материалом. Лина – что-то еще хрупкое, зарождающееся. Машину потряхивает на неровностях дороги, но она берет из папки со сценарием чистый лист и пишет то, что может ускользнуть, то, чем она очарована. 

«В далекой таежной глубинке
Под густой елью аянской
Я повстречала Робин Гуда,
И он сказал мне:
«Тебе не хватает смелости».
Шел дождь, было темно и страшно,
«Тебе не хватает слабости» -  добавил он.
Мой странный Робин Гуд,
Не исправляй меня,
Я уникальна в своем несовершенстве».



(Публикация в журнале "Зарубежные задворки").
Фото из интернета.