Во времена развитого социализма и братской дружбы народов было так. Приедет в Москву, или Рязань, или Калугу какой нибудь начальник нерусской национальности, и потом тянет за собой всех своих... Многие отрасли "народного хозяйства" полностью оказывались в руках какой-либо национальной группы. Милиция - в одних руках, медицина - в других, торговля - в третьих, наука и искусство в следующих, ну и так далее. Так делали все, кроме русских.
Национальные группы сотрудников уже в те времена умели выкачивать из государства незаработанные деньги. Например "новые внедрения" на Рязанской мельнице закончились взрывом мучной пыли в 1978 году. Молодые работницы мельницы получили ожёги лица и рук. А внедрители-вредители не понесли никакой ответственности. Они успешно закончили свои диссертации по новым внедрениям, получили громадные премии и уехали в Москву.
А иностранцы критиковали всё наше "народное хозяйство", не смотрели наших фильмов, не читали советских книг, не покупали наших изделий, но за всё отвечали русские.
В Рязанском управлении хлебопродуктов начальник был Прядко, главный инженер - Хомченко. Они выписывали с Украины "незаменимых специалистов", например бухгалтеров, счетоводов, секретарш... Вызванному "специалисту" по закону выдавали квартиру в течении года. Даже молодым специалистам, закончившим институт, и то квартиру должны были дать в течении трёх лет.
Таким образом и заселялись исконно русские области. А местные могли ждать квартиру и десять лет, и двадцать, и вообще не получить. Прядко и Хомченко отменили закон для закончивших техникум, перестали их ставить на льготную очередь.
Протеже этих начальников никогда не ездили ни в какие командировки, а весь рабочий день смотрели в окно. И тогда приходилось брать на работу местных, чтобы хоть кто-то работал. Впоследствии своим протеже выдали досрочную пенсию, за какие-то льготы, приписали им и горячие цеха, и полевые условия, и инвалидность по труду.
Но мой рассказ о Тасе-украинке, которая всю жизнь честно отработала на хлебозаводе, на рабочем месте в горячем цехе.
Тася с мужем и сыном приехала с Украины в те времена, когда в Рязани не строили даже хрущёвок. Ведь пятиэтажные хрущёвки в Рязани стали строить только в 1967 году, через три года после снятия Хрущёва.
Знаменитый Михайловский цемент, кирпичи со множества заводов, строевой лес из обширных Рязанских лесов - всё вывозилось за пределы области. Пустели деревни, сёла. Ветшали города. Рабочие ютились с детьми по три семьи в комнатах пятнадцатиметровках. Распадались семьи, рушились судьбы. Некоторые Рязанцы, соблазнившись на агитки лживых куплетистов,
- ...Едут новосёлы по земле целинной...
...Молодой хозяйке прямо в новый дом... -
уезжали в добровольную ссылку, чтобы жить там в ... палатках.
Муж Таси был шофёр, его вызвал какой-то начальник-украинец в Рязань, дал семье отдельную комнату в бараке.
Барак этот в сталинские времена был очень крепким, тёплым, хорошо построенным. Печки были исправными. Радио постоянно работало. Но в хрущёвские времена стали проводить то центральное отопление, то электричество, то газ, то канализацию, то водопровод, и разворотили все стены. А когда при Брежневе каждая семья стала ставить себе антенну, поехала крыша. Барак признали аварийным, и поставили обитателей на льготную городскую очередь.
Однажды муж Таси отвёз своего начальника после ночного пикника и возвращался домой. Он заснул за рулём и разбился.
Тася осталась одна с десятилетним сыном. Напротив неё в комнате проживала тоже украинская семья какого-то недослужившего толстого 35-летнего офицера. Тася думала найти в их лице поддержку, но ошиблась. Раньше Тасин муж не разрешал ставить антенну на их строну, но через несколько дней после того, как Тася простилась с мужем, толстяк-земляк полез на крышу, и водрузил свою антенну над комнатой Таси, это было осенью. Крыша стала протекать, мебель отсыревала, обои отклеивались, сын стал часто болеть. С тех пор Тася перестала искать сближения с украинцами.
Тася дождалась лета и просила поправить крышу в ЖЭУ, но ей ответили, что барак под снос, и ничего делать не будут, тем более, что крыша течёт во многих комнатах. Она хотела нанять местных мужчин, но никто не согласился, ведь если даже Тася заплатит, то над своей комнатой надо уж точно чинить крышу бесплатно! Тогда Тася купила кое-какие материалы, и полезла на крышу сама, благо барак был одноэтажным. Она возилась несколько дней, и никто ей не помог. Недослуживший офицер получал военную пенсию, и потому всё время был дома. Он крикнул:
- Не сдвинь там мою антенну, а то ловить не будет! Хотя, ты не поймёшь... -
Тася хорошо всё сделала, место рядом с антенной загудронила, шифер, который поломал земляк, поменяла. В комнату перестала затекать дождевая вода, и мебель не отсыревала, и обои не отклеивались, и сын не болел!
Соседу Таси украинцу дали квартиру в то же лето, а остальные ждали расселения долгих пять лет. Тасе дали двухкомнатную квартиру не от города, а с хлебозавода, где она работала. Город обязал завод дать ей квартиру вне очереди. Стоявшие впереди неё, не имевшие вообще жилья были очень обижены. Особенно обижалась вдова с двумя детьми Валентина Владимировна.
Сын Таси взрослел. В 17-летнем возрасте стал приводить к себе очень красивую брюнеточку с шикарными вьющимися волосами, тонко-заострёнными загадочными чертами лица. Тася не беспокоилась.
- Должны беспокоиться те, у кого дочери, а у меня сын! - думала Тася.
Но она ошиблась. Сын возвестил ей, что он успел расписаться и прописать в квартире молодую жену. Тася обомлела, но промолчала. Когда сын ушёл в армию, сноха родила девочку. Вся забота легла на Тасю. Когда сын пришёл из армии, родилась вторая девочка.
Тася сказала, что неплохо бы молодой семье перебраться в Москву, ведь там быстрее дают квартиры. Как сноха заорёт:
- Мы уедем, а ты будешь мужиков водить!? -
Этот вопль снохи был таким неожиданным, что Тася ничего не могла ответить, тем более, что кроме мужа у неё никого никогда не было. Тася промолчала, она даже сначала не поняла, что сноха стала с тех пор её гнобить, думала, что она сама в чём-то неправа. Сын Таси взял сторону жены. Тогда сноха усилила напор, и стала уговаривать мужа вообще выгнать Тасю. Он не согласился. Тогда жена объявила мужу бойкот.
Молодой, но уже с двумя детьми Тасин сын сблизился на своей работе с юной девушкой. А потом пришёл просить прощения у жены. Но жена орала, требовала от него более глубокого покаяния. Тогда он развёлся с женой и расписался с той девушкой. Так бойкот со стороны жены закончился разводом. Первая жена сказала, что если он приведёт в квартиру вторую жену, то окажется не только выписанным из квартиры, но она найдёт способ упрятать его в тюрьму.
Так сын Таси с тех пор ни разу не пришёл в свою квартиру, но исправно платил алименты на двух дочек. Со второй женой у них родился красивый сын, и Тася с гордостью приводила его за ручку на хлебозавод. А с двумя внучками от первой снохи, внучок от второй снохи так никогда и не познакомился. Даже в квартиру свою Тася не привела его ни разу, боялась гнева первой снохи.
Первая сноха запрещала разговаривать своим дочерям с бабушкой. Тася общалась с ними, когда первая сноха уходила. За квартиру платила Тася, хотя там были прописаны Тася, сын, первая сноха и две внучки. Первая сноха вешала свои трусы на полотенцесушилку, никогда не выключала свет, включала телевизор на всю громкость, но ведь Тасе приходилось работать то в утреннюю смену, то в вечернюю, то в ночную. Работа пекарем была физически тяжёлой.
Тася подала в суд на размен квартиры. Но сноха не являлась в суд, и дело тянулось много лет. Тася хотела подать заявление на работу, чтобы ей дали квартиру. Но заявление не было принято, ей припомнили, что она и ту квартиру получила вне очереди. Сказали, что если сын заимел две семьи, то пусть всех и обеспечивает сам.
Тася много раз на работе говорила, что на Украине родителей называют на "вы". А потом добавляла, что сноха орёт ей:
- Зачем я пойду в суд? Ты сдохнешь, мне всё достанется! -
Тасин сын жил у второй жены в квартире тёщи. Тася сказала первой снохе:
- Если ты запретила здесь появляться моему сыну, то и сама ни разу не приведёшь мужика. Иначе сразу выскочишь из квартиры! -
Так красавица первая сноха и провела весь свой бабий век одна со своим бойкотом. По телефону ей никто не звонил, встречи не назначал, Тася знала.
Но наступили 90-е годы. Начальники побросали свои партбилеты. Рязанский КГБ нанял маляров, чтобы со стены соскоблили лепнину с государственной символикой, и сделали просто гладкую стену. И директор хлебозавода нанял маляров, чтобы закрасить лозунги:"Слава труду", "Слава КПСС".
В сентябре 1991 года на завод вошла группа диссидентов для проведения агитации.
- А где вы были, когда мы находились под пулями путчистов!? - пафосно врал один из них. Рабочие выгнали диссидентов.
Потом приехала польская делегация для принятия опыта выпечки чёрного хлеба, потому-что у них уже забыли давно об этом, все перешли на белый. А от белого хлеба оказывается лишний вес и эйфория.
Потом приехала английская делегация. Они хотели сфотографировать все слабые места, но не перенесли жару в цехе, попросили поставить им стулья на улице в тени, чтобы побеседовать. Плюхнулись на стулья, а рабочие стояли рядом. Спрашивали о производстве, но всех сразил вопрос англичанки-переводчицы по имени Дафния:
- Почему ваш белый хлеб такой белый? Может вы не знаете, что начальники втайне добавляют отбеливающий краситель? -
Но женщины убеждали её, что из муки дома получаются такие же белые пирожки. Тогда удивилась Дафния, что заводские женщины ещё и дома пекут пирожки. Потом англичане отдохнули и вспомнили, что мало сделали снимков, пошли фотографировать туалет. Ничего такого в туалете не нашли, и унылые ушли.
Рабочие не ожидали, что накопленные денежки на сберкнижках пропадут уже к 1992 году. Очередь на жильё на работе у Тасиного сына отменили. И Тася, и сын остались с нерешённым квартирным вопросом.
Тася в 55 лет пошла на пенсию, но продолжала работать. А первая сноха потеряла работу и всё время сидела дома. Когда Тася спросила, что неужели она живёт на алименты от её сына, то в ответ услышала отборный мат.
На работе произошли перемены. Если на хлебозаводе раньше было некому работать, то теперь - никак не устроиться. Биржи труда были полны народом. От пьяниц с завода постепенно избавлялись. Но приходили такие, что не выдерживали напряжённого труда в горячем цехе. Внутри работников пошли склоки за рабочие места. Старые работницы жаловались на новых, что те не успевают, или хитрят.
Многие между собой стали враждовать. Валентина Михайловна хотела подставить Валентину Викторовну, чтобы ей пришлось платить за 400 буханок хлеба, но у неё не получилось. Валентина Владимировна вспоминала, что Тася много лет назад несправедливо получила квартиру раньше её. Валентину Николаевну убрали, только она вышла на пенсию, вместо неё взяли другую - блатную Валентину Николаевну, но пришлось от неё избавляться, уж слишком она была блатной, чтобы что-то делать на работе. Валентину Григорьевну стали понижать в должности, чтобы совсем убрать.
В Тасиной бригаде работала украинка Надежда Павловна. Тасю она за глаза называла Таськой, а её напарницу Нину - Кармэн, или Кармэшкой. Нина была в профиль похожа на Кармэн с наклейки советского одеколона. Обеих вместе Надежда Павловна называла бабками-ёжками. Нина чувствовала ненависть к себе Надежды Павловны и за глаза называла её хохлушкой, а свою напарницу Тасю-украинку Нина так ни разу не назвала. Надежда Павловна умела хорошо общаться с начальством, и потому ей фортило. Манеры Надежды Павловны были таковы, что её хохот был постоянно слышен повсюду. Даже дружившая с ней женщина кавказской национальности за глаза говорила:"Смех пьяной проститутки."
В разгар безработицы пришёл проситься на завод 21-летний Серёжка - тонкий, звонкий, прозрачный. Его пожалели и взяли. У Серёжки 5 лет назад кто-то убил мать. У молодого парня не было многих зубов. Работал он хорошо. Но через два месяца опоздал на час и пришёл ещё без одного зуба. Его опять жалели. Он стал регулярно опаздывать, а работать за него подлая мастер Антонина Дмимтриевна заставляла Нину, орала на неё, а Серёжке не делала никаких замечаний. Когда замещающая мастер лишила Серёжку премии, тот кинулся драться. Серёжку уволили. А через два месяца он пришёл за характеристикой, чтобы устроиться милиционером. Антонина Дмитриевна написала ему хорошую характеристику.
Работать на завод в качестве электрослесарей устроились бывшие инженеры-оборонщики предпенсионного возраста - Геннадий Иванович и Игорь. Геннадий Иванович даже ездил в командировку в соседнюю область за новым оборудованием, потому-что местные главный инженер и главный механик были совсем безграмотными в электронных схемах нового оборудования, да и в механике, электрике, технологии тоже "не рубили фишку". А бывший оборонщик быстро разобрался в технологии хлебопечения. Но когда Геннадий Иванович наладил работу нового оборудования, управлявшегося электроникой, главный механик Василий Иванович понизил его в разряде. Василий Иванович впоследствии пошёл на пенсию в возрасте 50 лет, откуда-то у него взялась работа в горячем цехе.
Однажды взяли на работу слесарем бывшего забойщика с мясокомбината. Он вытворял всякие гадости, а, всегда грозные, главный механик, главный инженер и директор, на этот раз поджали хвосты, спешили скрыться при виде его в своих кабинетах. Наконец отважная женщина-мастер написала на него докладную, и того уволили.
Многие работники были настроены против пенсионеров. Валентина Михайловна, сама предпенсионного возраста, говорила:
- Почему никак не уберут этих бабок-ёжек, Таську и Кармэшку! -
Зато у Таси наконец решился квартирный вопрос. Судом разменяли квартиру с первой снохой. Тасе дали отдельную малосемейку, а снохе комнату с подселением. Так первая сноха с двумя дочерьми стала жить в квартире с чужими людьми. Но Тася должна была доплатить за такой размен огромную сумму, а в 90-е годы сделать это было крайне тяжело. Вместе с сыном они доплатили, и Тасе нужна была опять работа.
Все пенсионерки работали очень хорошо, успевали, не прогуливали, не пили, не брали больничных листов. Никак было к ним не придраться! Но директор на них всё-же ополчился. Стали устраивать облавы на проходной на предмет украденной буханки хлеба. Пенсионеры крали по привычке одну буханку за смену. Им казалось, что украденная буханка, как и 40 лет назад, это большое подспорье в семье. Но времена изменились, в 90-е годы сама работа была важнее всего! Тасю и Нину поймали, когда им было уже по 62 года. Велели писать заявление на увольнение по собственному желанию.
А на заводе Валентина Михайловна доработала до пенсии и хотела уволиться сама. Но Анна Константиновна стала её уговаривать не уходить, чтобы не освободилось место для Валентины Григорьевны, которую они гнобили. Так три раза её заяление на уход не было подписано. А потом Валентину Михайловну хватил удар, то есть инсульт. Она немного помучилась и умерла. Если бы она уволилась во-время, возможно была бы жива. Тася, когда узнала, сказала:
- Вот, обзывала нас с Ниной бабками ёжками, а самой уже нет. -
Сейчас Тася получает пенсию 10 тысяч рублей, не имеет никакой инвалидности и живёт одна в малосемейке. Старших внучек она не видела уже много лет, знает только, что одна из них замужем. Сын её всё же купил отдельную квартиру, и с внуком Тася общается.
У Тасиной напарницы - Нины в 90-е годы бандиты убили умного, работящего, доброго сына. Устроили автоподставу, и требовали много денег, "включали счётчик", а потом расправились.
Тася и Нина более сорока лет проработали на одном месте. Начинали работать, когда даже на хлебозаводе не было газа, и кочегары подбрасывали уголёк. Было такое выражение:"Болеет душой за производство." Про Тасю и Нину точно можно сказать так.
Работа пекарем физически тяжела. Работали в утреннюю, вечернюю и ночную смену. Но ветеранского звания у них нет. Ветеранами оказались начальники.
В хлебной промышленности произошли изменения. Все директора отказались от полезной советской технологии, ради удешевления производства. Вместо артезианской воды стали использовать водопроводную. Отказались от полезного кубинского красного сахара в пользу наивреднейшего бразильского. Отказались от патоки, от сыворотки. Во многие булочные изделия, чтобы привлечь покупателя, стали сыпать слишком большую дозу сахара. Требовали с технологов ускорить весь процесс. С белым это получилось, но хлеб стал крошиться, а с чёрным такие номера не прошли, вместо хлеба по ускоренным процессам получалась размазня.
Прошли годы, сменился национальный состав на заводе. Начальники в основном армяне, рабочие - узбеки.