Дефрагменталии. К Делёзу

Алекс Боу
“Высший человек не удался (missgeraten)”...отсутствие Бога осмысленное через низвержение Сверх-Я... заброшенность в мир... свершается лишь как подозрение.... ликующее презрение к человеческому или слишком божественному... табу мертвецов шокирует... сбивает с толку... диалектикой эрозии.... механический балет иллюзий... новая топика....контрапункты навязчивых состояний.... свет стирает следы тьмы... тьма стирает собственные следы... время упраздняет себя уходя в забвение.... вещи не могут назвать собственные имена....познай своего дьявола в деталях...иначе он повернётся к тебе спиной... deus sive natura, causa sive ratio, intelligere sive agere... голос немого... вопиет в пустыне... интерпретация многократна... какая сила движет смертными... наполняя мировые руины различием... страх утраты... неизбежность... шёпот образов капающих как воск на бумагу... холсты... так тела падают на мостовую... так голоса рождают трезвучия в глубине отсутствия... септаккорд смерти... сколько видит глаз....повсюду раненые зеркала и аисты...синдром Стендаля... молочник из Морокко.... фальшивомонетчики на берегу Сены... впавший в безумие Есенин... тавтология Эпиктета... язык Арто... слова-криминалии... флюидальность... обсессивно-компульсивные фигуры речи.... разрывы...

ТРИНАДЦАТЬ ДУШ РОДИЛА НЕМАЯ ЖЕНА ПАСТУХА

В УТРОБЕ НЕБЕС ТВАОИ ГЛАЗА СИЯЮТ СКВОЗЬ ЧЁРНЫЕ ЗВЁЗДНЫЕ ШЕЛКА

РАССВЕТ ПРИПУДРИЛ РАНЫ

ЗАКАТ РАССЕЯЛСЯ КАК ДЫМ

АГОНИЯ ДВУХ ТЕЛА СИМФОНИЕЙ ДОЖДЛИВОЮ СПЛЕЛАСЬ

ВО ВСЫШКЕ СТРАСТИ ЛЕЗВИЯХ НОЧЕЙ

К ЧЕМУ ТЕЛА НАМ ЭТИ

ИЗ ИНЕЯ И БРЕДА

И ДУШИ НАШИ ТАНЦУЮТ АСТРАЛЬНЫЙ МЕНУЭТ НА РУИНАХ ЭТОГО РУНИЧЕСКОГО ПАРАДИЗА
В КОРАЛЛОВОЙ НЕПОДВИЖНОСТИ МРАМОРНЫХ СНОВ

ПОД СЕНЬЮ ТВОИХ КРЫЛЬЕВ МРАМОРАНАЯ БЛАГОДАТЬ
В ТЕНИ ТВОЕЙ ПОЭЗИИ ПРЯЧЕТСЯ МЁРТВАЯ МАТЬ И КРУГИ И ЛАМПАДЫ РУИНЫ ЭДЕМСКОГО САДА
ТАМ ГДЕ МЫ ТАМ ВСЕГДА ЦЕНТР АДА

дурные бесконечности... фобии...литании... анонимность...призывы предрассветных мгновений... глаз бесконечности как револьвер заряжен и когда-нибудь выстрелит в нас...эфемерность богохульных речей, стигматы ментальных сетей...завтрак как зеркальная инсталляция зашитого рта... поэзия ритуального отчаяния и доверчивость небесного хрусталя...возможно вечность это Ад, чьи врата рухнули перед Сыном Человеческим, мы безнадёжно искали его, пока он искал нас...и только мертвецы видят дурные сны... тела без органов зажаты меж зеркал, сатори в Париже, кровавые сутры подсолнухов и рушащихся скал...бытиё - это метафизический взрыв, мгновенно озаряющий бездну Сущего... поэты, праведники, мученики, идут по следам Диониса, verde que te quiero verde - ничем не погасить эту страсть...

все исследователи судят о неизвестном путем соразмеряющего (proportionabiliter) сравнивания с чем-то уже знакомым, так что все исследуется в сравнении и через посредство пропорции. Когда искомое сравнивается при этом с заранее известным путем краткой пропорциональной редукции, познающее суждение незатруднительно, и, наоборот, когда требуется много промежуточных звеньев, возникают трудности и неясности, как известно в математике, где начальные положения редуцировать к первым самоочевидным принципам проще, а последующие труднее, потому что надо обязательно проходить через те начальные. Итак, всякое разыскание состоит в более или менее трудном сравнивающем соразмерении. По этой причине бесконечное, как таковое, ускользая от всякой соразмерности, остается неизвестным.

всегда только абсурд.. апории Зенона - Летящая стрела неподвижна, так как в каждый момент времени она покоится, а поскольку она покоится в каждый момент времени, то она покоится всегда. Чтобы преодолеть путь, нужно сначала преодолеть половину пути, а чтобы преодолеть половину пути, нужно сначала преодолеть половину половины, и так до бесконечности. Поэтому движение никогда не начнётся.

в пентаграме Керуака
агония собачьего лая
смерти босоногий марш


За то время, за которое Ахиллес пробежит это расстояние, черепаха в ту же сторону проползёт сто шагов. Когда Ахиллес пробежит сто шагов, черепаха проползёт ещё десять шагов, и так далее. Процесс будет продолжаться до бесконечности, Ахиллес так никогда и не догонит черепаху.

Смерть — вывеска башмачной мастерской.
Смерть — босоногий марш
от поцелуя к поцелую
от колыбели к Святому Граалю
мы все коронованы на царство
собираем кости замёрзших дровосеков
исполняя этот стриптиз под палящим солнцем
наши сердца
лунные рельефы
как слепые мореходы
агония собачьего лая за окном и ничего кроме палача за спиной
кровь запоёт в последней листве о мёртвом сне безымянной розы


лишь только смерть моя вторая половина летящая астральная стрела
лишь она терновый венец херувимов
лишает и жизни и сна
она сама как сновиденье полыхает как в камине огонь
и расцветает в подводных лесах супрематический Нарцисс
а человек - всего лишь пастух небытия смотрит в бездну залез на крышу синагоги сатаны карниз...



Там все вернется.... esse est percipi... среди рыдающих улиц под плаксивыми зонтами и повешенными прохожими...не желая испить любви.... сжимая пустоту... поток сознания... водопады изгнания....Время сместилось... Время — ад, кольца влекущие в поднебесье, — уплывало в сомнительное безвременье Сансары.

вступил я в страну Волшебного Сна. Облачились в зеленое все мои мысли и были дивно прекрасны. Реальности меркнут черты, снова кентавры встают из могил... почтение к дуновению зефира... слова как шипы роз благоухают под кожей... осень в Нью-Йорке... листопад в Пекине... Ночь в Гонконге — жарка и бархатна...

всё Сущее лишь Плод умствующего ума... Мой облик, жесты, взгляд - не я... и чьи то объятья прерываются выстрелом... седой висок небесного револьвера... стоны обезглавленной реальности повенчанной с безумием Арто.... среди плакальщиц и повешенных гейш я вижу лик Бармаглота... магнитные поля...

публичный дом охваченный огнём... рояли летят в пропасти... я оседлал ночь и повернул время вспять... призрачные ландшафты множатся и саморазрушаются на глазах.... вакханки наполняют пространство громким лаем... плакальщицы рвут на себе волосы... становясь отражениями астральных нимф и супрематических куртизанок...


Старомодная мебель, газовый свет, крысы, автомобили, лондонский туман, сухая листва, фиолетовые рыбы, голодное вороньё, панцыри, чешуя, все дома исчезают в бездне моего Я. альбатросы падают на палубы, комментарии как руководство к смерти, всегда рядом, под рукой, все танцоры, сатиры и нимфы исчезают под водой... гиацинтовый триумф твоих бледно-зелёных глаз, бирюзы твоего сердца и седой ужас волос...кровь твоя источник ветра,  снег небытия ложится на наши раненые тени и эти фокстроты под искрящимися струнами водопадов... слова на подносе немого лингвиста...как проливные дожди небесного Содома, тела танцоров пропитавшись влагой падающих звёзд, превратились в мачты пьяных кораблей...и в поднебесной гавани мы танцуем фанданго на костях лепрозорных дикарей.... упрощённый сон фавна.... после полудня сатиры восстают и дикие вопли Великого Бога Пана слышны со всех сторон, он не субъект вербальной игры, он принцип своевольной жизни, и покуда мы не воскрешены из заводей тропизмов... стервятник и танцовщица...фатальный менуэт... на бал Красной смерти вручили нам билет...плачь света на свидании с ледяным саваном тьмы...бокалы твоих грудей полны молоком луны....отражение в иллюзиях соломенной гитары... и Галатея у реки с ней вечное прибрежное молчанье её золотых губ...на её плечах сидят перламутровые голуби...я погружал руки в её тело как в мёд моих неизлечимых мечтаний и мрамор плоти отзывался эхом в девственном лесу её многовековых ресниц боготворимого мною мирозданья...теперь мы бунтуем против вечности...вечность бунтует против нас... глаз бесконечности как револьвер заряжен и когда-нибудь выстрелит в нас...эфемерность богохульных речей, стигматы ментальных сетей...завтрак как зеркальная инсталляция зашитого рта... поэзия ритуального отчаяния и доверчивость небесного хрусталя...возможно вечность это Ад, чьи врата рухнули перед Сыном Человеческим, мы безнадёжно искали его, пока он искал нас...и только мертвецы видят дурные сны... тела без органов зажаты меж зеркал, сатори в Париже, кровавые сутры подсолнухов и рушащихся скал...бытиё - это метафизический взрыв, мгновенно озаряющий бездну Сущего... поэты, праведники, мученики, идут по следам Диониса, verde que te quiero verde - ничем не погасить эту страсть...

если погибнет человечество, человечность в качестве видового понятия, подлежащего наименованию, и в качестве сущности только для рассудка, которую рассудок обретает на основании сходства людей, перестает существовать: ведь она зависела от человечества, которого нет. Однако из-за этого не перестает быть человечность, через которую появилось само человечество. Эта человечность не подлежит наименованию как видовое понятие, то есть поскольку наименования даются в результате движения рассудка. Но она есть истина того, подлежащего наименованию, видового понятия. Поэтому, хотя отображение истины разрушено, истина остается у себя. И все думающие так отрицают, что вещь есть только то, что подлежит наименованию.

мы поделим Ад пополам, о, мой невидимый сторож бездомных ночей, переливающий свет во тьму, превращающий свои вертикальные кошмары в грёзы удивительной красоты

под моей кожей плачут раненые аисты, звериные крики подрывают красоту искалеченной ночи, смешивая воедино краски холода, вожделения и страха

Насколько реальны мы в пустоте этой мёртвой реальности.


"Далёк ты от Бога", - твердит каждый камень, изъеденный снами, болью вековой поэзии, смехом тысячеротых прохожих, рояль обитый мехом, слепой арлекин подавившийся смехом, курок горящих любопытством глаз, мысли - направленные на меня револьверы, они пожирают скальпы нагих карлиц геноцида и червей из улыбки Джоконды.

На сцене замирают сны и актёры и манекены в невиданных соитиях - забытых, призрачных, чужих. Тут нет ни вины ни покаяния.

хмельные ароматы иссечённых губ

среди межзвёздного инцеста распяты

Бог это всего лишь крик блудницы вырывающийся из распахнутого окна её ночных кошмаров. стон блудницы ставший мраморным отпечатком крика.

в сердцах наших пурпурный прах - ад открытых ран и сверкающих всеми цветами увечий.

мы в пространстве алтаря и тела бледных экстазов меняются пейзажи - обезбоженные города/обезвоженные души нимф и разбитые зеркала памяти нагие карлицы спят они загнали свою похоть под кожу

- Почему ты говоришь с ангелами на языке своих ран? У них всё равно кляпы во рту ты не получишь ответов.

меня ласкает целует обнимает согревает сине-чёрный бархат небес истыканный золотыми спицами звучащего хаоса

инфицированные стриптизом Алисы мы спускаемся в склеп Джюльетты чтобы окончательно уничтожить добродель

лик Каина возник из в зеркале и из ран портьер потекла кровь на распятия - течёт, течёт, течёт.

если бы Господь снизошёл к нам лет на тринадцать раньше, мы бы не были так ничтожны сейчас

я вижу окровавленные розы, чьи-то длинные потрескавшиеся как на фреске чешуйчатые руки тени лунных спрутов вижу как осенний ветер беспощадно жонглирует нашими телами ночной воздух пропитан судорогами листвы и объятиями ампутантов в борделе среди смоковниц и трупов и лают на свет сновиденья, сатиры ходят на руках,

и сама бездна воззвала ко мне: " Я предана тебе на века!"

лучи заката каприччо моего залитого лунным светом силуэта

северный полонез моего королевского одиночества мерцал туманными бликами в шёпоте облетающих листьев

инфернальная беспредметность телеграфных столбов покрытых инеем бездна подкрадывалась тихо меня втягивало в мякоть глубины я таял от бархатных поцелуев хаоса

небесные круги расходятся и нас впитывает мрак высоты и вечность - шептала она... надолго... навсегда...
возможно она всего лишь старалась спастись от высокомерия этого мира в разломах созерцания... бытийствуя в своём отчаянии... беседуя со своими пряными видениями на языке птиц как некогда св. Франциск. На чьей стороне Суд Божий? тот самый с которым Арто призывал нас всех покончить? Следует ли различать борьбу против Другого и борьбу между самим Собой? и как настойчиво вопиюще нелепы сингулярности травматического опыта Воли к Власти!!! тени вещей заполнены пустотностями в которых борются Алиса и Шалтай Болтай. каждое слово как рана-в себе набухает как Арто или Батай.

эти сумерки плоти в золотой дионисовой чаше в точеных ладонях несбывшихся снов раскаленные розы два млечных истока горький голод по этим смуглым пламенным бедрам потаенная нежность страданий и покаяний овевает священным дуновением моря наши поцелуи и объятья светом небесной бездны истекаем над пространства ранами и проливам прах земной Это счастье и есть - захлебнуться в лазурной крови

души сновидений разодраны в клочья/тени обгоревших тел и крики которые покоятся в мгновениях эха/когда плоть натянута как провод/кровавый парик тумана/струи прошлых страданий впадают в потоки безнадёжности/закрыть глаза и ждать/пока раненое утро не зазвучит в тишине шелчком бесонницы/сегодня Бога кастрируют в Вегасе/в Вегасе/внутри уха Ван Гога/внутри крови Атея/внутри сумерков лбов/что плачут росою небесной на распятиях подземных богов

Моё тело четвертуют в Риме пока моя тень в Карфагене осенёная крестом огненным мчится по дороге враждующей крови чтобы никогда не встретить ножей немых альбатросов/ на рассвете чёрные ангелы беспощадны и скупы а мы так малы скрестили руки над увядшей листвою/голландские простыни кровоточат. и исповедь томных роз полна предсмертной истерии/мы без памяти пали застрелив ангелов придорожного Эдема

в глубине моих зеркальных ран отражается сияющий чёрным светом силуэт моего черепа. Всё что я вижу вокруг - внутри и снаружи это моя кожа. Только в сияющем милосердии своей кожи я нахожусь в безопасности. когда жестокие волны этого падшего мира разбиваются о моё тело.

Сколько ночей было задушено в этой постели. сколько стекляных роз разбито. кровь утренних сновидений всплески зелёного ветра далёких лунных видений. как всполохи мальчишеских поцелуев. как взгляд твой со дна бассейна. опасайся высоких перил и цыганских карабинов. видишь эту рану? она до сих пор твоей кровью сочится.

... её поцелуи как горные потоки разбивались о камни моих губ как вода... её слова тонули в незримости аплодисментов моего меланхоличного сердца...тонули в не приукрашенной ничем кроме ожидания забвения абсолютной тишине...что сокрыта на подступах к кристальному роднику подлинного бытия...

её сны отражаются в нирваническом Эдеме зеркал. я снова не нахожу себе места. капли слёз её бокал. И в иллюзориуме её запахов прячутся павлиньи тени и тигровые лилии...
ты рождаешь голубоглазые слёзы в глубине, но тем слаще становится пребывание в этом странном царстве земном...нет уже ни чистого отсутствия ни забвения....

плачут росой босоногие поцелуи
дремлют губы
в нирваническом Эдеме зеркал

я долго шёл по её следам и понял что не в силах объяснить себе её внезапное исчезновение. её волосы терялись среди пены простыней. В волосах её пламенеют цветы граната. с плеч её текут реки от снегов в долины её тела. и начинается плач гитары. розы...розы... зеркальные метаморфозы. кружатся в поднебесье вздохи её как слёзы строптивых туманов. и эллипсы её объятий пронзают лиловую ночь соскальзывая с моей кожи как снег в долинах. Каким небесам ты завещала свои поцелуи искристые как ангельская кровь? Какой земле ты завещала своё тело мерцающее в свете чёрных радуг? Вечная пленница тишины. годы стирают поцелуи и объятья как нож в сердце безглазой смерти. в узорных зеркалах рассвета отражается лик твой. Босоногая и гордая она идёт лабиринтами своих грёз и капризов без страха входя в лабиринты любви стекла и камня. перламутр снов твоих в ночи зелёной. и дрожат тревожные отсветы заката на её бронзовых бёдрах. бормотание дионисийских фонтанов. её тень дарила мне надежду на неподвижность и бокалы её грудей абсентово смеялись в сумерках как струны полых роялей. нагая и обречённая. ветер ищет её тело. неуловимо.

неукротимые поэты взрывают гранаты в небесах и вся сцена горит холодным пламенем, мы опускаем тела в дома и входим во тьму корридоров, поцелуи пожирают миры, блаженство мёртвых фонарщиков, скатологические машины разносят смрад вплоть до короны Императора, привязанного к кулисам. мы становимся убежищем для тех кто сделал из сновидений искусство

эта комната представляла собой уменьшенную копию нашего сна, где объятия длились вечно, на фоне необузданных совокуплений зеркал а поцелуи превращали кровь в вино, где лунный свет будил в нас солярную похоть, и анатомия грёз выдавала в нас нагих странников, обречённых жить вечно

Формулы и фантазии иссякают. Я легко подставляю своё горло под распятие сновидений.

Смерть введёт меня в свои больничные палаты чистилища, где одинокий горбун танцует танго с резиновой куклой с вывихнутыми конечностями. Наше спасение свершилось. Мы посланы к чёрту. Мы родились несчастными божествами. Будда был в нас, но на закате он покинул наши тела

и те же руки, что бесконечно стремятся сложиться в молитву ...и те же глаза у отсутствующей портьеры... таинственно трепетала непостижимая теплота тела... и словоточит и кровоточит...можно к пустоте лбом прижаться отгоняя страх... "Аминь",- прошептало небо в печали... простить этой осени склонность к чудесам... и напоившим меня ладоням... за горизонтом странный праздник... исповедь инфернальной страдалицы... как долго я пытался воскресить собственное тело и голос...Сердце бьется сильней... крик совы окрашенный кровью заката... вонзается тишина в плоть острым лезвием забвения... и нисходит зловещая разомкнутость здесь- бытия...

слова соскальзывают с тела и облетают как листья. она есть память и голос того что стёрто. супрематическим шагом наступает тьма. К. теряется из виду полузакрытых глаз водопадов плоти. предметы вокруг - ботинки Ван Гога и слова Бодлера. предельная беспредметная замкнутость. догорающее пламя. Превращаясь в драматическую работу пылающего рассудка. Тело без органов погружается в невыносимую бесконечную пытку звуком, обогащается немотой и этой зловещей игрой с забвением, представляющую собой тяжёлую бесформенную массу едва различимого фетишизма.

разрыв сущего... над вербальными руинами... отдалённость земли... её сердце трепещет в призрачных разломах бытия... вздохи исчезания... только поэзия связывает её и меня... К. боготворит дух беспредельного... монохромные анхронизмы суждения... пронизывающие ткань ветхого бытия... мы пьём молоко рассвета из чаш неуловимых для рук и глаз... я вкладываю в её руку локоны своих сновидений.... исчезающие грёзы мёртвых блудниц оседают вереницами непроизносимых слов и лепестками роз... запечатление образов вопреки всему живому

Отверстия на месте отсутствующих органов подпитываются сингулярностями нервного вязкого шума. Безумие нарастает в каждом импульсе ненависти. За окном в холоде этого искусственного парадиза энтропический шум каждое мгновение меняет свой лик. Превращаясь в драматическую работу пылающего рассудка. Тело без органов погружается в невыносимую бесконечную пытку звуком, обогащается немотой и этой зловещей игрой с забвением, представляющую собой тяжёлую бесформенную массу едва различимого фетишизма.

Якоб Беме пишет в «Авроре, или Утренней заре в восхождении»: «Ты не должен спрашивать: где Бог? Слушай, слепой человек, который пребывает в Боге и в котором пребывает Бог, если ты живёшь свято, ты сам будешь Богом, и всюду, куда ты посмотришь, ты увидишь Бога».

Ту же мысль мы находим у Парацельса: «В небесах и на небе нет ничего, чего не было бы также и в человеке, потому что Бог, пребывающий в небе, пребывает также и в человеке, потому что где есть небо, если не в человеке?»

Ангелус Силезиус: «Небо в тебе, и искать Бога в другом месте значит, - никогда его не найти».

Я вижу в небесах созвездие Рембо. Я неутомимый странник. Я слышу крик Арто сквозь пустоту Фуко. субтильных слов изгнанник.

Вверху — душа поет славу Господу, пробегая по собственным складкам, при том, что ей не удается полностью развернуть их, «ибо они уходят в бесконечность

Chiamo la Morte per certi suoi nomi propri.
И в Пентаграмме Керуака я найду долгожданный ответ. кастрация Короля прольёт необходимый свет. Ночные стигматы не дают уснуть. Откуда этот сон? Где Она Там и Я. Где Я там и Она. её шёпот - лик молитвы ее. теперь я доступен страданию. впускаю его в себя. куда оно движется проходя сквозь меня как Магритт. кто разберётся в этих ранах разрывах складках? состояние души стало облаком абсолютной тщеты и нищеты.

Необходима своего рода «тайнопись», которая будет одновременно исчислять материю и расшифровывать душу, заглядывать в складки материи и читать в сгибах души

villana Morte in gentil core
ha miso il suo crudele adoperare,
guastando ci; che al mondo ; da laudare
in gentil donna sovra de l'onore.

черепа искушений не беспокоят меня. Их нет- я их не ищу, они есть не отгоняю. в стенаниях милосердие кружит голову. как аффекты беззакония. так я столкнулся с бесконечностью Зла. и безумием его бледных солнц. и стерильностью его кошмаров. глухонемые ангелы.

Последний суд. рождественские колокольчики. последняя пьеса. первый акт.

Сублимация. кастрация и интронизация. Капли крови в тишине благоухают они больше расскажут обо мне. Моей плотью расшиты зеркала. тоскливое ожидание отсутствующих. здесь смерть живых оборачивается радостью. ибо Блажен кто утратил себя в Тебе. Два альт-саксофона в унисон исполняют верхний голос. Tutti доминирует над другими тембрами. Звучит так печально Образ твой. Фиалки на могильном холме. изумление птиц. ты исчезла в чёрном платье из перьев. и утром я буду держать иней - прах твой. и качать в колыбели этот зимний дождь из камышей и цветов. забвение хоть бы на ночь одну. Глаз ворона померк. Боже, как долго длится тьма. Одинокий пол почёсывает ладонь. Одинокий строж с бельмом на левом глазу роняет фонарь. харчевня в горах. какой длинный кинжал. в руках ледяного монаха. прорези в маске. молнии блеск там где лотос благоухает.

Appresso lo partire di questa gentile donna fue piacere del segnore de li angeli di chiamare a la sua gloria una donna giovane e di gentile aspetto molto, la quale fue assai graziosa in questa sopradetta cittade; lo cui corpo io vidi giacere sanza l'anima in mezzo di molte donne, le quali piangeano assai pietosamente.

Там, где тьма — свет;

Si no fuera por temor a la soledad,
podr;amos vivir la vida de verdad.
Если бы мы не боялись одиночества,
то могли бы по настоящему наслаждаться жизнью.

и распятие на стене и твоё фото в руке. и пинта виски на столе.

единственное что я знаю это пинта бурбона внутри ни капли веры и не грамма любви

скатилась душа человеческая и мрак её соперничает со Светом Божим.

так откроем же Книгу Бытия и прочтём что "Его будем любить: он создатель и он недалеко"

тогда почему песнь Его не звучит а меркнет с каждым глотком бурбона и мысли о Ней?

Почему душа больше радуется возврату любимых вещей, а не их постоянному обладанию?

Может быть в Тебе слишком много Любви что Ты отнимаешь её у других?

Греки считали Eros своего рода интоксикацией, опьянением, всепоглощающим «божественным безумием», которое отрывает человека от его конечного существования и дает ему возможность – во власти этой божественной силы – испытать высшее счастье. Все другие силы на земле и на небесах вторичны: "Omnia vincit amor", говорит Виргилий в «Буколике», любовь завоевывает все, и добавляет, "et nos cedamus amori", давайте тоже отдадимся любви. В различных религиях это отношение выразилось в культах плодородия, частью которых была «священная проституция» во многих храмах. Эрос, таким образом, прославляли как божественную силу.

я смотрю на Образ твой и пусто внутри я смотрю а её фото её наготу я понимаю где святость и торжество Эроса. но единственное что я знаю это пинта бурбона внутри ни капли веры и не грамма любви

кванты аффекта, порции возбуждения, которые могут возрастать, убывать, смещаться, разряжаться, распространяться по мнесическим следам представлений, как электрические заряды по поверхности тел.

Если Бог вышел из Великого Ничто и увидел я бремя Его Доброты. Почему мы боимся того чего нет?

я всегда теряю того кого люблю
и прежде всего Твоё доверие Господи

Mi alma llena de tristeza se quemaba.
моя душа, полная печали, пылала.

Понятие примыкания* дает ключ к разгадке запутанной проблемы объекта влечений. Возьмем, к примеру, оральную стадию: на языке влечений к самосохранению объект здесь — пища; на языке орального влечения — то, что поглощает, инкорпорирует, включая и все то, что привносится в этот процесс воображением. Психоанализ оральных фантазмов показывает, что деятельность поглощения может относиться и к любым другим объектам, не связанным с пищей, и в этом суть "орального объектного отношения".

ещё один глоток бурбона ещё один взгляд на фото, распятье на стене так туманен Лик твой а Её вообще затерялся на задворках моей памяти. Нищета ума - не это ли то что тождественно Истине?

Сколь раз я обращался к непонимаю к Возвращению Возвращений мешал звёздный свет в бокале со своей кровью. неужели я потерял Теб на века: para siempre? беседуя о тревогах и тяготах бытия человеческого.
Es un triste vals,
no es nada m;s,
lo que qued; de una gran historia de amor.

остаётся лишь история. но к чему?
Не заживает рана отсутствия. perdono/ и Вот ты здесь.Ты указываешь путь и утешаешь и говоришь: " Идите я понесу Вас и доведу до цели, и там Вас понесу.
Quiz;s me espera poco
o es una ilusi;n.

Вера моя то крепчала то оканчивалась в мексиканских борделях. то воскресала в окровавленных ночах и сновидениях где была Та, единственное зеркало отражающее истинные Свет и Истину. А затем Господи сердце моё снова умирало и пусть я верю что "Буква убивает а Дух Животворит". но невозможно корчиться перед Образом твоим если в самой глубине умерла любовь и к Те бе и к Ней. это блуждание между ночью сном и смертью слова не отбрасывающие тени сезон обнажённых сердец

единственное что я знаю это пинта бурбона внутри ни капли веры и не грамма любви

Первичный процесс нацелен на воссоздание тождества восприятия тому образу объекта, который возник в результате опыта удовлетворения. Вторичный процесс нацелен на поиски тождества мыслей между собой.

Иногда тишина пугает больше чем собственный голос и треск распятий в камине удастся ли на этот раз выйти сухим из воды что всё это значит бесплатное отпущение грехов в пяти минутах ходьбы от рая заснеженная усадьба Люцифера крикливые диссонансы вен новые краски кляксы солнечного света незаконнорожденные отпрыски безлунных ночей преждевременное покаяние идиота слёзы струятся по щекам слепой которая пытается произнести это странное имя любви я достаю письмо из под кожи странное послание непостижимое, неизъяснимое, неизъёденное червями непереваренное рассудком недоступное мечтам которое скрывает всю полноту непостижимости происходящего. Чистая длительность. Возможно только хаос. Или неизбежные реплики и запрограммированные поцелуи. Расчётливо войти в сновидение с заднего входа. Апофеоз соблазна. Тела, растянутые между лабиринтами зеркал.

Море нетленных эстетических таинств разливается и окутывает каждое действующее лицо этого мерцающего повествования. Мы не узнаём своих марионеточных отражений. Символическая картина распада. Роса над пламенем. Каждая капля это квинтэссенция развоплощённого садизма кислотного эроса. Пространство безучастно. Нам необходимо найти исток проклятия этой бесконечной серафической ночи, которая стала для нас в каком-то смысле благословением.

Модуль чёрного солнца изолирован в моей кожной ткани/генный Потрошитель дополняет астральную катастрофу Демиурга/машина серийных желаний запущена/кто-то пытается взять контроль над внешними сумерками искусственного кислотного рая/кровь на цементе/прострелянная щека/новые спазмы снов и менструирующая реальность рециклированной содомии/

Немногие понимают, что только смерть на самом деле приходит с силовой поддержкой и оказывает нам великую услугу – избавление, свободу и покой. Лишь у избранных, осенённых свыше, гордых безумцев, хватает мужества, устав от бремени жизни, добровольно и радостно искать смерти, чтобы, в конце концов, с надменной улыбкой презрения прекратить жить, питаясь иллюзиями и несбыточными грёзами.

...редукция Эдипа.... кастрация небесного Адама.... смерть и сон два сумрачных пилигрима скрестили руки над моей головой нежный голос вечности разбился о тёмные рифы бушующей скорби

иногда руки исчезают вместе с ушами и наступает мучительная агония сердца

После человека — Орля после человека — Орля тру ляля Me exploding you like an old hell


...снова мои видения вторгаются в слова и закатывают рукава...ради первой звезды восходящей... ради не впадения в собственное анти-обожествление... на удалённых окраинах иллюзий... строптивых старцев чьи лица давно слились с камнями... тихая поступь полуденного зноя... томление лебедей... принц целует нищего... Кафка и Шуберт....внезапно обнимаются и ползут выше по стенам роялей... и наши продрогшие тени мутируют на почве латентной ненависти к тщеславию зеркал...требуха распятий в шкатулке пыльных сновидений и сомнамбулических эксцессов... азарт Иуды... августовская гроза... лик христа... материнские черепа... искры моря которые разрывают непримиримую экзистенцию ночи...

наименования даются благодаря движению рассудка. Именно, рассудок движется вокруг вещей, подпадающих под ощущение, и производит их различение, согласование и разделение, так что в рассудке нет ничего, чего раньше не было в ощущении. Так он дает наименования в рациональном стремлении дать одно имя одной вещи и другое - другой. Однако поскольку форма в своей истине не находится в том, с чем имеет дело рассудок, то поэтому рассудок теряется в догадках и предположениях. Вот почему роды и виды, как подлежащие наименованию, - рассудочные сущности, которые рассудок создал себе на основании согласования и разделения чувственных вещей. Поэтому - так как они по природе позднее чувственных вещей, подобиями которых они являются, - они не могут сохраняться, когда чувственные вещи разрушились. И кто считает, что разуму (intellectum) не может быть присуще ничего, чего нет в рассудке, тот тем самым считает, что в разуме не может быть ничего, чего раньше не было в ощущении...

Содом... какой волшебный танец эта тарантелла... как ненавязчивый суицид бессонных ночей Лилит...

Бретон идёт по следам слепой Алисы... загадочный прохожий положил руку ей на плечо: «Чего ты плачешь? Здесь холодна могила»... Взволнованный дуэлянт раскланялся... и приложил ухо к земле и захлебнулся её кровью...

Бесчувственно Великое Ничто под сводами разрушенного храма... исступлённость пурпурного соблазна что бросает нас в приливы беспощадных объятий... наши отторгнутые тени...

Горит огонь зеленых глаз.... Длинные линии света... Тянутся к нам от любви...восторг благословенья... Отпадения в мир сладострастия.... к вершинам белоснежным.... Арлекин повесился... Вся жизнь пронеслась перед ним... сколько в воздухе заученных слов... застывших снов... в клювах богоотцов... земляничные поля и ослепленные, злые стены... слова скатываются за шиворот бесполого полковника... и жрица Багряная делает жест Исиды... и лунный Пьеро выходит на арену... тореадор мучительно сжимает плеть... святой Франциск не вернётся... слепая Алиса ведёт за собой грешниц и крысоловов... под землю ведут иные ходы... гроты хрустальных туманов...

Бармаглот смеётся и Арто поднимает усталые веки...подавление-вытеснение желающего производства... тело без органов — непорожденное, однако происхождение является первой буквой записи, наносимой на это тело... машины желания... заглушают раскаты небесного грома... узник закусил удила... Аполлинер взят в плен собственным отражением... пытаясь разбить натюрморт реальности приходится стрелять по мишеням прошлых жизней...

рояли летят в пропасти... я оседлал ночь и повернул время вспять... призрачные ландшафты множатся и саморазрушаются на глазах.... вакханки наполняют пространство громким лаем... плакальщицы рвут на себе волосы... становясь отражениями астральных нимф и супрематических куртизанок...

я перечитываю неотправленное письмо Беккету.... кто здесь говорит... чей рот ещё не зашит...чьё тело ещё не объято пламенем... по ком колокол звенит.... в чьей утробе хохочет Бармаглот... по чьим следам идёт слепая Алиса... эхо электрических сов насыщает ночь соблазнами... девушка Ленин и девушка Маркс устраивают соитие на операционном столе между зонтом капитала и швейной машинкой труда...


...после полудня сатиры восстают и дикие вопли Великого Бога Пана слышны со всех сторон, он не субъект вербальной игры, он принцип своевольной жизни, и покуда мы не воскрешены из заводей тропизмов... стервятник и танцовщица...фатальный менуэт... на бал Красной смерти вручили нам билет...плачь света на свидании с ледяным саваном тьмы...бокалы твоих грудей полны молоком луны....отражение в иллюзиях соломенной гитары...

и Галатея у реки с ней вечное прибрежное молчанье её золотых губ...на её плечах сидят перламутровые голуби...я погружал руки в её тело как в мёд моих неизлечимых мечтаний и мрамор плоти отзывался эхом в девственном лесу её многовековых ресниц боготворимого мною мирозданья...теперь мы бунтуем против вечности...вечность бунтует против нас... Люцифер расправил крылья над Парижем... субботнее убийство обернулось посредственной средневековой кражей...

язык множества соблюдает все тождества и неравенства... распад неподвижных звёзд... “Высший человек не удался (missgeraten)”...отсутствие Бога осмысленное через низвержение Сверх-Я... заброшенность в мир... свершается лишь как подозрение.... ликующее презрение к человеческому или слишком божественному... табу мертвецов шокирует... сбивает с толку... диалектикой эрозии.... механический балет иллюзий... новая топика....

контрапункты навязчивых состояний.... свет стирает следы тьмы... тьма стирает собственные следы... время упраздняет себя уходя в забвение.... вещи не могут назвать собственные имена....познай своего дьявола в деталях...иначе он повернётся к тебе спиной...

deus sive natura, causa sive ratio, intelligere sive agere... голос немого... вопиет в пустыне... интерпретация многократна... какая сила движет смертными... наполняя мировые руины различием... страх утраты... неизбежность... шёпот образов капающих как воск на бумагу... холсты... так тела падают на мостовую... так голоса рождают трезвучия в глубине отсутствия... септаккорд смерти... сколько видит глаз....повсюду раненые зеркала и аисты...

синдром Стендаля... молочник из Морокко.... фальшивомонетчики на берегу Сены... впавший в безумие Есенин... тавтология Эпиктета... язык Арто... слова-криминалии... флюидальность... обсессивно-компульсивные фигуры речи.... разрывы... дурные бесконечности... фобии...литании... анонимность...призывы предрассветных мгновений... глаз бесконечности как револьвер заряжен и когда-нибудь выстрелит в нас...эфемерность богохульных речей, стигматы ментальных сетей...завтрак как зеркальная инсталляция зашитого рта... поэзия ритуального отчаяния и доверчивость небесного хрусталя...

возможно вечность это Ад, чьи врата рухнули перед Сыном Человеческим, мы безнадёжно искали его, пока он искал нас...и только мертвецы видят дурные сны... тела без органов зажаты меж зеркал, сатори в Париже, кровавые сутры подсолнухов и рушащихся скал...бытиё - это метафизический взрыв, мгновенно озаряющий бездну Сущего... поэты, праведники, мученики, идут по следам Диониса, verde que te quiero verde - ничем не погасить эту страсть...

Марсель Дюшан: игра в куклы с детоубийцей лик Марии Магдалены бесцеремонно проступает сквозь образ Джоконды и сквозь хрустальные тела слепых девственниц апокалипсиса сквозит осень.

Тристан Тцара: Ядовитые сумерки как объятья танцовщиц шедры на суицидальные ласки.

Курт Швиттерс: мы опускаемся в публичный дом страстей господних на этот раз наши тела и слова облачены в саваны здравого смысла; сатиры и нимфы дымятся словно сигареты, проститутки ревут как дети требующие молока - эй, сюда стервы, - ваш сутенёр вернулся - Антихрист теперь носит розовое платье.

Дали Подари мне глаза твои глаза твои андалузской бритвой обласканные
произвол смерти или умирающих лилий

Хюльзенбек: и эхо поцелуев как тень гоняется за нами стремится нас поймать ухватить за хвост ума за протезы ног но мы уходим в голубые дали наречий и знаков препинаний а кто-то ставит на наших могилах свечи и кто этот кто-то мы не узнаем
Гуго Балль: ты даришь мне вместо поцелуев двери вместо ласки больничные халаты а я терплю я от тоски немею я перемешиваю наш прах с семенем и кровь застывает на губах ты даришь вместо объятий фонари чтобы вернуться к такой любви мне нужно поменяться с тобой разумом или именами чтобы не слышать больше тех лживых признаний

Курт Швиттерс: вот мы легли уснули а ноги убежали они гоняются за новыми протезами в будуаре о Анна Блюме признайся что карлицы нам не нужны лучше поджарь бекон пока гости ещё не ушли

Тристан Тцара: опять я раздеваю карлицу и снимаю протезы с ног уж лучше бы я был в другом будуаре у Донны Анны у её стройных ног. рокот прибоя и вот капля семени моего на подушке - наступило дадаистское утро.

Андре Бретон: во сне я видел как карлица превратилась в рояль её позвоночник стал струнами её ноги педалями рёбра клавишами я играю на нём и это звучит то ли как исповедь то ли как признание

Арто: мы взываем к насилию священным именем Мальдорора на губах. О, Изидор! Покровитель лучистых высот, веди наши каравеллы на Север, где хрустальный свет меркурия развеет молчанье чёрных небес и разбудит дождливую скорбь наших сумеречных сердец.
Рене Кревель: а мальчик с голубыми волосами превратился в фонтан огненной воды он стал моим Меркурием моим тайным агентом храмом мудрости пудрой проекции философским камнем его голубоглазвые губы целую я и как тени роз ложатся они на предзакатный снег так же и серебро его слёз растопит этот прошлогодний снег

Бретон: после смеха - смертельный бой с эхом и истина струящаяся изо рта или из кармана мальчика с голубоглазым сознанием бросить курить н найдя спичек бросить пить не найдя стакана броситься в окно не найдя двери броситься под поезд не найдя денег на билет бросить истину не найдя ответов на вопросы сказать до свидания забыв слова приветствия это не трубка а миндаль это не губка а свирель это не мальчик а гермафродит где искать солнце когда полночь и пустыня вокруг

и где после этого искать твой босоногий смех

твой ветвистый свет?

близорукость твоих волос?

гильотины твоих обоюдоострых желаний?

где искать в полночь твою улыбку разбивающую зеркала?

где искать твою замёрзшую статую занесённую снегом при дворе немого короля?

где твой недопитый стакан?

твои нежные пальцы?

молчание заученное и нарастающее в громоотводах вселенской боли?