Юрий Шварёв
НЕ ДЕЛИСЬ ПОПОЛАМ!
Пьеса в 2-х действиях
ГУП ВО «Воронежская областная типография»
Воронеж
2012
Не делись пополам! Пьеса в 2-х действиях. - Воронеж. ГУП ВО «Воронежская областная типография». - 2012. - 62 с.
Пьеса написана в 1969 году.
В начале 70-х годов посылал ее в несколько театров. В ответных рецензиях отмечались некоторые удачные фрагменты рукописи и ее литературные недостатки, а выводы везде были одинаковыми: пьеса не может быть использована для постановки спектакля.
Думаю, что она не заинтересует театральных руководителей, режиссеров, актеров и теперь. Поэтому решил опубликовать свою работу. Пусть молодые любознательные люди, читая ее, увидят какие-то стороны духовной атмосферы, в которой жили их отцы и деды 40-50 лет назад.
Автор
"Гораздо благороднее сознать свои ошибки, чем довести дело до неисправимого." (Л.Н.Толстой).
Действующие лица:
КРИВАК Владимир Кузьмич, райвоенком, подполковник, 43 года.
ВЕЛЬСКИЙ Сергей Аркадьевич, заместитель райвоенкома, майор, 38 лет.
СОЛДАТКИН Иван Иванович, начальник отделения, майор, 44 года.
КОЛОСКОВ Борис Александрович, начальник отделения, капитан, 35 лет
ЗУБОВ Федор Данилович, капитан, 32 года.
ТАМАРА, машинистка, 23 года.
СИДЯКИН Марк Федорович, служащий, 56 лет.
ТОЛСТЯКОВ Сидор Артемьевич, служащий, 58 лет.
АЛЕША, лейтенант, 24 года.
ЛЕНОЧКА, служащая, 19 лет.
АЛИК, призывник, 21 год.
ОСИП ЕГОРОВИЧ, дед Алика, 72 года.
ВЕРА ИВАНОВНА, мать Алика, 47 лет.
СУХОРЕБРОВА, соседка Тамары, 56 лет.
СОФЬЯ АГАПОВНА, соседка Тамары, 74 года.
КОЛЯ, жених Леночки, 19 лет.
Действие происходит в одном из районов
областного города в 1967 году.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Кабинет райвоенкома. Два стола (Т ), сейф, тумбочка,
стулья у столов и возле стены. Телефоны, селектор. На стене портрет Брежнева.
За столом Кривак. Перед ним стоит Зубов.
КРИВАК: Ты все понял?
ЗУБОВ: Понял. Только согласиться не могу, товарищ подполковник...
КРИВАК: А твоего согласия мне не надо. Ты прибыл к нам служить?
ЗУБОВ: Служить.
КРИВАК: Вот и служи. Делай то, что поручено. Без выдумок.
ЗУБОВ: Товарищ подполковник, я хотел, как коммунист...
КРИВАК: Тем более! Коммунист, так палки в колеса нам не подсовывай.
Входит Солдаткин.
СОЛДАТКИН: Слушаю, товарищ подполковник.
КРИВАК: Садись, Иван Иванович. Хорош у тебя помощник! Третий месяц у нас, а что к чему, понимать не хочет. Коммунист! (Зубову). А мы с Иваном Ивановичем - не коммунисты? Я все сказал. Иди и делай выводы.
ЗУБОВ: Есть.
Зубов уходит.
КРИВАК: Я тебя почему позвал. Надо этого десантника обуздать. Дискуссию, слушай, со мной устроил. Причина - мягкость твоя. С тебя буду за его фокусы спрашивать.
СОЛДАТКИН: Упрямый он, черт. Беда в том, что формально-то он прав.
КРИВАК: Формально! Ты не видишь, что его формальность - помеха делам? Что, ремонт остановить? Призывников на работы вызывать не хочет. Наглец!.. Как он свои функции исполняет? Ведь, наверно, ни в зуб ногой о нашей службе. Не портачит?
СОЛДАТКИН: По функциям у меня к нему больших претензий нет. Приказы и директивы усвоил быстро. В обращении с призывниками - все нормально. А с текущими бумагами, так у нас служащие опытные, помогают ему.
КРИВАК: Обрисовал! (С усмешкой). Прямо-таки образец.
СОЛДАТКИН: Образец не образец, а хватка есть. Вникает...
КРИВАК: Вникает! Не туда вникает, куда надо бы. Уже вник и в рассылку повесток призывникам. Сейчас выдал мне: на почте экономим копейки, а разносчикам на работе платят рубли.
СОЛДАТКИН: Мне он тоже показывал один свой подсчет. За неделю предприятиям ущерб сотни рублей.
КРИВАК: Уф-ф, принесло нам счетовода! А срочные вызовы! А повестки под расписку! Сотни рублей! Да у заводов тысячи в трубу летят!.. Поприжми, Иван Иванович, этого счетовода. Ставь на место.
СОЛДАТКИН: Как его прижмешь...
КРИВАК: Да так! Он, слушай, не в профсоюзе. Офицер, а ты ему прямой начальник. К тому же секретарь партбюро. Вот и жми его двумя рычагами. Учи нашей службе
2.
Двор двухэтажного дома. Между домом и улицей кустарник.
На скамейках во дворе о чем-то говорят Сухореброва, Софья Агаповна и Вера Ивановна. По улице подходят к кустарнику Зубов и Тамара.
ТАМАРА (Весело): Наши тетушки на месте. Идите, Федор Данилович. Не будем перед ними маячить.
ЗУБОВ: Не будем. (Пытается обнять Тамару).
ТАМАРА (Защищается локтем): И вообще, не надо нам больше так встречаться.
ЗУБОВ: Почему?
ТАМАРА: Нельзя нам больше встречаться. Вас, видите, не успела оглянуться, на поцелуи потянуло. Нельзя нам...
ЗУБОВ: Ну, почему, скажи... Вижу же, наши встречи и тебе, нам обоим в радость. Почему ты так? (Ласково обнимает Тамару).
ТАМАРА (Отталкивает Зубова): Нет, нет! Поцелуев больше не будет.
ЗУБОВ: Пусть будет по-твоему. Будем встречаться просто по-дружески.
ТАМАРА: Просто по-дружески у нас уже не получится. Дружескую граничку мы перешагнули. Вы сами это понимаете.
ЗУБОВ: Перешагнули, шагнем назад. Почему вообще не встречаться?
ТАМАРА: Чтобы не отводить глаза потом, когда к вам Галина и Мариночка приедут.
ЗУБОВ: Давай, не будем о потом. Сейчас ведь нам хорошо, когда вместе? Так? Пускай так и будет. Обещаю держать себя в рамках.
ТАМАРА (С улыбкой): А надо пытать себя рамками? Да и не верю я вашим рамкам. В парк пошли - был трезвый, а там будто захмелел...
ЗУБОВ (Виновато): Что делать-то? Прикоснусь к тебе - пьянею.
ТАМАРА: Вот! А похмелье у нас может получиться, ой, тяжелое. Нет, нет! Не надо больше никаких встреч. По-дружески-то мы на работе постоянно видимся. Идите, Федор Данилович.
ЗУБОВ: Все понял. (Обнимает плечи Тамары). Ухожу. Не сердись на меня, Тамара.
ТАМАРА: И вы на меня не обижайтесь, Федор Данилович. Так будет лучше.
Зубов уходит. Тамара идет во двор.
ТАМАРА (Приветливо): Доброго вам вечера.
СОФЬЯ АГАПОВНА: Что это кавалер у тебя такой стеснительный, Тамара? Не зашел показаться. Только картуз увидели.
ТАМАРА: Это не кавалер. Работаем вместе.
СУХОРЕБРОВА: Он холостой? (Тамара уходит в дом без ответа). Вишь, уши заложило... Навряд ли холостой. Поэтому и не показывается. Я их, женатых гулен, носом чую.
СОФЬЯ АГАПОВНА: После развода все одна и одна. И на глаз приманчива, все при ней, а от ухажеров, видать, сторонится.
СУХОРЕБРОВА: Воображает о себе много, потому и одна. Фигуриста, ничего не скажешь. Другая с такими данными быстро бы замену тому бегуну нашла.
ВЕРА ИВАНОВНА: Быстро найдешь - быстро и потеряешь. А Тамара уж обожглась с одним.
СОФЬЯ АГАПОВНА: Доля наша бабья. Один раз ступишь не так - вся жизнь наперекосяк... Обличье да фигурство для умных мужиков - дело десятое. Умному мужику была бы женка здорова, работяща да характером ласкова.
СУХОРЕБРОВА: Вера Ивановна, ваш Алик вроде как к Тамаре клеится.
ВЕРА ИВАНОВНА: Сама замечаю... Да я бы рада была, если бы они подружились.
СУХОРЕБРОВА: Что вы, что вы! Какая она ему пара? Годами старше да и разведенка.
ВЕРА ИВАНОВНА: Согласна, что не пара. Только не поэтому... Такую бы мне невестку - лучше бы не надо.
СУХОРЕБРОВА: Ну уж, не говорите. Вашему Алику надо девочку шикарную. Чтобы в глаза бросалась. Сам-то он у вас вон какой фартовый!
ВЕРА ИВАНОВНА: Ой, какую ты несешь чепуху, Густя!
Из дома выходит Алик.
СУХОРЕБРОВА: Вот он вам. Легок на помине.
ВЕРА ИВАНОВНА (Алику): Ты куда? Забыл про пересдачу?
АЛИК: Пересдам. Мам... (Жестом подзывает мать). Дай пару рубликов. Схожу на последний сеанс. И на бутерброд с пивом.
ВЕРА ИВАНОВНА (Достает из блузки, подает деньги): Кино да пиво, а занятия?
АЛИК: Я же позанимался. Кино - от перенагрузки. Спасибо, мам.
Алик уходит на улицу.
ВЕРА ИВАНОВНА (Возвращается к скамейкам): Никак не перейдет на четвертый курс. Пересдача за пересдачей.
СОФЬЯ АГАПОВНА: Может, лучше и не маяться ему в институте-то? Раз ученье не дается. И без институтов люди живут.
СУХОРЕБРОВА: Что ты, Агаповна! Алику обязательно нужен диплом. Не у станка же ему париться, не на стройке вкалывать.
3.
Служебная комната райвоенкомата. Столы, стулья, картотека, шкафы, стеллажи с делами призывников, стойка-вешалка.
За одним столом со стопкой дел работает Сидякин, за другим с бумагами пишет Леночка, за третьим - Зубов, перед ним сидит Алик.
ЗУБОВ: Ангина была? К врачам обращались?
АЛИК: Нет, сам вылечился.
ЗУБОВ: Мы получили выписку из приказа. Вас отчислили.
АЛИК: Знаю, что отчислили.
ЗУБОВ: Знаете, а по повестке на комиссию не пришли. И ни объяснений, ни справки о болезни.
АЛИК (С усмешкой): Справку у мамы, что ли, взять?
СИДЯКИН: С тобой, молодой человек, серьезно говорят, а ты тут юмор подкидываешь.
АЛИК: Говорят со мной, а вы вмешиваетесь. Неприлично.
СИДЯКИН: Во, шалопут!
ЗУБОВ: Лена, подготовь на Дубинина протокол за неявку.
АЛИК: На штраф?.. Насчет ангины я пошутил. Не мог я в тот день придти на комиссию. (Снимает беретик, показывает стриженую голову). Отбывал в милиции десять суток.
ЗУБОВ: За что десять суток?
АЛИК: Приказ об отчислении, у меня жуткий стресс. Выпил. Поскандалили с одним типом. Я, естественно, врезал ему...
ЛЕНОЧКА: Ничего себе, естественно! Не жалко института-то?
АЛИК: Институтов на наш век хватит. Была бы голова.
СИДЯКИН: Голова головой, да надо, чтобы и в голове что-то было...
ЗУБОВ: Идите, Дубинин, в коридор. Напишите объяснение на имя военкома. Там есть образцы, как писать.
АЛИК: Может быть, не надо писать? Я на словах все объясню.
ЗУБОВ: Надо, такой порядок. Идите, пишите.
Алик уходит.
ЛЕНОЧКА: Я этого парня знаю. Он в одном доме с Тамарой живет. Тот еще задавала.
СИДЯКИН: Много таких развелось. Брал в милиции выписки о задержанных - сплошная молодежь.
ЛЕНОЧКА: Ясно, что пожилые люди хулиганят реже... У нас тоже хорошие ребята пришли-ушли, не запомнились. А такие, как Дубинин, везде высунутся. Вот и кажется, что таких много.
Входит Кривак с делами призывников в руке.
КРИВАК (Зубову): Команду БТ ты комплектовал?
ЗУБОВ (Встает): Я.
КРИВАК: Тебе, что, мое требование - не указ? (Подает дела). У четверых нет спортивных разрядов.
ЗУБОВ: Они комиссией определены в бронетанковые, а норм не сдавали. Не браковать же из-за этого.
КРИВАК: Не браковать! Мы их призовем, когда станут разрядниками.
ЗУБОВ (Упрямо): В частях, в самых лучших ротах, и то не все разрядники...
КРИВАК: Вместо этих подобрать других! Без разряда - только в строительные. Неужели непонятно?
Кривак уходит.
СИДЯКИН: Разрядников - сто процентов, комсомольцев - сто процентов, со средним - сто процентов. Отличные ребята без среднего просятся, умоляют: призовите со своим годом! А мы их в вечернюю школу...
ЗУБОВ (Идет к стеллажам): Не знаю, выдержу ли все это...
ЛЕНОЧКА (Смеется): Везде эти проценты дурняком нагоняются. А разряды, если не по лыжам или стрельбе, так хоть по шахматам.
СИДЯКИН: И с комсомолом: если раньше не приняли, перед призывом прямо в райкоме принимают.
ЛЕНОЧКА: Федор Данилович, форма готова. Отнести машинисткам?
ЗУБОВ: Отнеси.
Леночка с бумагами уходит.
СИДЯКИН: Помешательство на процентах. Всех переплюнем!
ЗУБОВ: Марк Федорович, не пробовали говорить об этом на партийных собраниях?
СИДЯКИН: А что говорить? Я свое отслужил. В кадрах у нашего брата служба долгая, а в отставке у большинства короткая. Нервы приходится хранить, как последний НЗ. До увольнения нас ремень офицерский держит, сняли ремень - пошли по поликлиникам.
ЗУБОВ: Из армии в отставку, из партии тоже в отставку?
СИДЯКИН: В отставку не в отставку, а лишний раз бить лбом по стенке желания нет.
ЗУБОВ (Подает Сидякину дела): На этих пишите повестки. Рассчитаться на работе не успеют.
СИДЯКИН: Да, сюрприз ребятам и их родным еще тот! (Пишет повестки).
Входит Алик, подает Зубову объяснительную.
АЛИК: Написал. Так пойдет?
ЗУБОВ (Читает): Хорошо. (Заполняет и вручает повестку). Распишитесь.
СИДЯКИН: Если опять попадешь в милицию, скажи там про повестку.
АЛИК: Что вы! Такого больше не будет. Значит, забираете?
СИДЯКИН: Забирает милиция, а военкомат призывает.
АЛИК: А если я возьму академическую справку и уеду в Саратов, там поступлю в институт? У меня в Саратове родственник есть, доцент.
ЗУБОВ: Уехать нельзя. Мы вас с учета не снимем.
СИДЯКИН (Подает Зубову повестки): Пусть их вручит вместо штрафа.
ЗУБОВ: Поручение вам, Дубинин. Надо срочно разнести по адресам вот эти пять повесток.
АЛИК: Только не это. По квартирам за почтальона? Лучше возьмите штраф.
ЗУБОВ: Дело не в штрафе, помощь ваша нужна. Этим ребятам послезавтра отправка. Один день на расчет и проводы. Представьте себя на их месте.
АЛИК: Да, можно представить... Что, и в мирное время так на службу берут?
ЗУБОВ: И в мирное время бывают разные ситуации. Повестки надо вручить под расписку лично призывникам или их родным. Расписки принесите дежурному по военкомату. Сделаете? Не подведете?
АЛИК: Да уж придется... (Берет повестки). Со штрафом, надеюсь, вопрос закрыт?
ЗУБОВ: Закрыт.
Алик уходит. Тут же входит Солдаткин.
СОЛДАТКИН: (Сердито): Получил из-за тебя втык, Зубов. Подбери замену в команду БТ на послезавтра.
ЗУБОВ: Подобрал. (Подает дела). Повестки понесли.
СОЛДАТКИН: Не мудри ты больше! Очень тебя прошу.
ЗУБОВ: Если бы командир части узнал, что заменили трактористов кем попало, отматерил бы нас по всем падежам.
СОЛДАТКИН: Мы их осенью отправим. Сделаем разрядниками и отправим.
ЗУБОВ: Рассчитались же ребята! На работе и дома проводы им устроили. Придут, а мы им - от ворот поворот. Не издевательство?
СОЛДАТКИН: Сообщите, чтобы на отправку не являлись. Мол, в связи с сокращением наряда. Пусть восстанавливаются на работе.
Солдаткин уходит.
СИДЯКИН: Лучше сказать, в связи с сокращением совести. Ребята приготовились, настроились, торжественных напутствий наслушались... Полное помешательство на процентах!
ЗУБОВ: Я виноват. Думал, проскочат. Кто знал, что комиссар сам проверит эту команду на разряды.
4
Пустые скамейки во дворе двухэтажного дома. По улице подходят к кустарнику Тамара и Леночка с сумками в руках.
ТАМАРА: Ссоритесь-то почему?
ЛЕНОЧКА: Потому, что он без конца напирает: поженимся да поженимся. Просто что-то невозможное! А я боюсь... Как думаешь, выходить или подождать, пока отслужит?
ТАМАРА (С улыбкой): Дурочка! Разве об этом у посторонних спрашивают?
ЛЕНОЧКА: Какая же ты посторонняя?.. Люблю Колю, как родные мы стали. Только, знаешь, руки стал распускать. Ругаюсь - он в обиду и опять за свое: поженимся, будем жить вместе. Как будто вот это - самое для него главное.
ТАМАРА (Смеется): А как бы ты думала? Он - парень. Может, у него уже были какие-то уступчивые подружки.
ЛЕНОЧКА: Знаешь, были. Сам мне признался. Только, говорит, с теми любви не было, а просто так. Развлечения, говорит. Вот и боюсь, вдруг да и со мной так получится... Не говорю ему, а тебе скажу. Меня ведь и саму к нему, ой, как тянет. Будто магнитами какими-то неодолимыми. А боюсь. Я-то два года пережду, не разлюблю, а он? Сама говоришь - парень...
ТАМАРА: Если видишь, что любит по-настоящему, держись за него. Уверена в нем? Хорошо его узнала?
ЛЕНОЧКА: Больше года мы постоянно вместе. Я без него уже и своей жизни не мыслю.
ТАМАРА: Разные бывают люди, Лена. Одного за неделю узнаешь - весь перед тобой. Другого и за год не разглядишь. Рядом, а он все как в потемках.
ЛЕНОЧКА: Это о том, с которым развелась?
ТАМАРА: Не только о нем. А он сам не сразу понял, что первая любовь была сильнее. Вернулся к жене. Я его не осуждаю. Оба мы виноваты - увлеклись, поторопились...
ЛЕНОЧКА: А ведь Федор Данилович тоже женатый.
ТАМАРА: Федор Данилович-то при чем?
ЛЕНОЧКА: При том, что любит он тебя.
ТАМАРА (Испуганно): Ты с ума сошла! С чего ты такое взяла?
ЛЕНОЧКА: Любит. Скрываете, а разве любовь скроешь?
ТАМАРА: Ну, придумала! Один он пока, без семьи. Тоскует. Ходили с ним в кино, на пляже были. Ну и что?
ЛЕНОЧКА: Не доверяешь. Думаешь, я тайны хранить не умею?
ТАМАРА: Господи! На что тебе такие фантазии? Думай лучше, как самой с Колей быть.
Из дома идет к скамейкам Софья Агаповна.
СОФЬЯ АГАПОВНА (Смотрит за кусты): Кого ждете?
ТАМАРА: Это я, Софья Агаповна.
ЛЕНОЧКА: С Колей я бы лучше подождала, да жалко его. Одно на уме - заявление в ЗАГС... Ладно, я пойду.
Леночка уходит. Тамара идет к дому.
СОФЬЯ АГАПОВНА (Тамаре): Смотрю, не могу расслеповать. Совсем близорукая стала, надо заказать дальновидные очки. (Садится на скамейку). Халат-то мне когда будет готов?
ТАМАРА: В субботу позову на примерку. (Улыбается). По моде сошью.
СОФЬЯ АГАПОВНА: По нынешней моде не надо. Коленки мои мосластые чтобы не на виду.
ТАМАРА (Смеется): Подол удлиним, коленки прикроем.
Тамара уходит в дом. Из дома идет к скамейкам Осип Егорович.
ОСИП ЕГОРОВИЧ: Здорово, бабуся!
СОФЬЯ АГАПОВНА: И тебе здравствуй, дедуся.
ОСИП ЕГОРОВИЧ: Верно. Одного поля ягодки мы с тобой. Тебе сколько?
СОФЬЯ АГАПОВНА: Семьдесят пятый пошел.
ОСИП ЕГОРОВИЧ: По виду столько не дашь. На лице ты моложе.
СОФЬЯ АГАПОВНА: Спасибо за каплимент. Только где уж моложе. Зубы наполовину железные. Спасибо, доктора приладили, а то и жевать было нечем.
ОСИП ЕГОРОВИЧ: Снова тут живешь? В прошлые разы приезжал, тебя не было. Где жила?
СОФЬЯ АГАПОВНА: Я попеременке живу. То у себя, то в Тюмени у сына... Пока мой благоверный не умер, вместе с ним уезжали за внуками приглядывать. Теперь вот схожу к нему на могилку, будто как повидались... Худо, что старое кладбище закрывают. Переполнилось. Мне, видать, не будет на нем места.
ОСИП ЕГОРОВИЧ (С усмешкой): Дак ты не зевай. Пока кладбище совсем не закрыли, ложись к своему деду.
СОФЬЯ АГАПОВНА: Шутки у тебя! Мне еще пожить охота... Ты-то чего приехал? В эту пору хозяйство в деревне бросать - не дело.
ОСИП ЕГОРОВИЧ: В хозяйстве без меня есть кому, а тут с внуком у нас непорядок, так его перетак. Извини за выражение. Вера написала о его выкрутасах, хотел повлиять, да поздно хватились. Из института исключили. Сегодня в военкомат ушел, до сих пор дома нет.
СОФЬЯ АГАПОВНА: Вера Ивановна сама-то хорошая, к ней все уважительно относятся. А внук у тебя балованный, серьезности в мозгах нет.
ОСИП ЕГОРОВИЧ: Вера виновата. Не могла Альку до ума довести. Сколько раз ей говорил: «Не тешь парня! Испортишь!». Нет, еще сопли под носом, а отказа ни в чем. Что бы ни захотел - на! Пусть, говорит, развивается. Вот оно и развилось - не подпорка матери, а нервотрепщик.
СОФЬЯ АГАПОВНА: Это и со стороны видно. Не позавидуешь Вере Ивановне.
ОСИП ЕГОРОВИЧ: К жизни она не практическая. По-книжному на все смотрит. Родила Альку, вся ему да работе своей учительской покорилась...
С улицы пьяного Алика тащит Коля.
АЛИК (Громко): Вот мой дом родной! Вот качусь я в санках по горе крутой!
КОЛЯ: Прокатили бы тебя в вытрезвителе рублей па двадцать.
АЛИК: Да, да, да... Спасибо! Спасибо за взаимо... взаимопо... понимание. Низко кланяюсь...
КОЛЯ (Усаживает Алика на скамейку): В парке его увидели, с такими же. Лена увела его от них, сказала доставить. Ведите его домой, а я пошел. Лена ждет.
Коля уходит.
ОСИП ЕГОРОВИЧ (Поднимает Алика): Какой срам! Какой срам!
АЛИК (Радостно кричит): Дедушка! Дорогой, родной дедушка! Я в армию иду! В ряды!.. В наземную авиа¬цию! На аэрод... родромах.
ОСИП ЕГОРОВИЧ: Эх, Алька, Алька!
АЛИК: Дедушка! Представь! На комиссии нас было трое... отчисленных. Пошли к одному, домой. Все интеллек... телектуалы, представь, сочиняли частушки! Вот... (Поет): С одеждой стильной расстаюсь. Взамен шинелька серая. Никого я не боюсь.
У нас порода смелая...Дедушка! Правда, порода наша смелая? Ты воевал, ордена есть...
ОСИП ЕГОРОВИЧ (Тянет Алика к дому): Смелая, смелая. Пошли домой.
Из дома торопливо выходит Вера Ивановна.
ВЕРА ИВАНОВНА: Алик! Папа! Идите сейчас же домой!
АЛИК: Мама! Меня берут... Призывают! Буду иметь честь!.. (Козыряет). В военной форме при погонах...
ВЕРА ИВАНОВНА: Алик! Прекрати спектакль!
АЛИК (Упирается): Дедушка! Мама! Я уеду... В эшелоне под оркестр...
ОСИП ЕГОРОВИЧ (Тянет Алика): Не позорься!.. И нас не позорь!
АЛИК (Поет): Не браните меня, не журите... Мне и так тяжело, тяжело...
Осип Егорович, Алик и Вера Ивановна уходят в дом.
СОФЬЯ АГАПОВНА (Крестится): Ой, не дай бог никому крещеному таких сыновей и внуков.
5
Служебная комната райвоенкомата. Зубов в ней один, работает за столом с делами. Входит Тамара с бумагами, кладет их на другой стол.
ТАМАРА: Все сделала.
ЗУБОВ: Спасибо... (Встает, берет Тамару за руку). Тамара, почему у нас все так изменилось?
ТАМАРА (Отнимает руку): Не надо, Федор Данилович.
ЗУБОВ: Не могу без тебя. Особенно вечерами. Понимаешь?
ТАМАРА: Не надо быть таким... настойчивым. Я вам свое слово сказала.
ЗУБОВ: Но почему просто по-дружески, по-товарищески не встречаться? Например, в областной музей вместе сходить. Пересудов боишься, так там никого наших не встретишь.
ТАМАРА: Причина не в пересудах. Нельзя нам встречаться. Вы сами должны это понимать...
ЗУБОВ: Да я понимаю. (Кладет руку на плечо Тамары). Поэтому и говорю о встречах просто по-дружески. Не зову тебя ни в парк, ни в кино.
В двери появляется Толстяков и тут же скрывается.
ТАМАРА (Отступает от Зубова): Просто по-дружески у нас не получилось.
ЗУБОВ (Горячо): Не получилось потому, что, видишь же, полюбил я тебя! А теперь?.. Как будто мы с гобой теряем что-то, самое для нас дорогое.
ТАМАРА: Ничего мы не теряем. Когда без радости любовь, разлука без печали. У вас семья. Я не ваша и вы не мой.
ЗУБОВ: Да я хочу быть твоим! Разве не видишь?
ТАМАРА (С усмешкой): Надолго?
ЗУБОВ: Зачем ты так? Один обманул - никому не верить?
ТАМАРА: Он и себя обманул. Не понимал, что его счастье - не со мной. Не обижайтесь на меня, Федор Данилович. Не хочу, чтобы и вы себя обманули...
Тамара уходит.
ЗУБОВ (Садится к столу, охватывает голову руками): Тамара! Томочка! Как у тебя все четко! Как все по полочкам...
Входит Сидякин с делами призывников.
СИДЯКИН: Группу для автошколы, считай, укомплектовали. Два отказались - поступают в институт... Что, голова разболелась? (Смотрит на часы). Тогда пошли по домам, уже без десяти.
ЗУБОВ (Тяжело поднимается): Где уж по домам? Дали по телефону дополнительный наряд. Я смотрю свободные ресурсы, а вы можете призадержаться? Посмотрели бы тех, что уже прошли комиссию.
СИДЯКИН: Призадержусь. Наряд-то куда?
ЗУБОВ: В радиотехнические, без санкций.
СИДЯКИН: Этих набрать можно. (Идет к стеллажам).
Входит Колосков.
КОЛОСКОВ (Зубову): Иди ко мне. Сыграем.
ЗУБОВ: Не получится. Наряд дополнительный дали.
СИДЯКИН (Колоскову): Федору ладно, а тебе не попадает от Нади за шахматы? Наладились - допоздна каждый вечер.
КОЛОСКОВ (С улыбкой): Она пока терпит... (Зубову). За что на тебя комиссар шумел?
ЗУБОВ: За стрельбу. Судья очки натягивал, а я остановил. Призывники не слепые, пробоины видят, считать умеют, хихикают. Судья психанул, пожаловался комиссару.
СИДЯКИН: И спортивным комбинаторам нужны проценты. Тоже любят жать, где не сеяли. Тут у них с Криваком один азимут.
КОЛОСКОВ: Сколько про очковтирателей фельетонов написано! Закон о приписках принят!.. У нашего шефа азимут - за третьей звездой на военкомат выше разрядом.
И прет он по этому азимуту, как танк, напролом.
Входит Алеша.
АЛЕША (Колоскову): Борис Александрович, не набрал я офицеров на сборы. Специальности такие, каких у нас мало.
КОЛОСКОВ: Завтра сам посмотрю с ведомостью замены. Подберем подходящих. Сборы на то и сборы, чтобы готовить специалистов.
АЛЕША: Комнату закрыл. (Отдает Колоскову ключ). Меня Ткаченко ждет, турнирную играть будем.
КОЛОСКОВ: Алеше сегодня тоже от шефа досталось. Вместо полуботинок штиблеты модные и носки цветные.
АЛЕША: Объяснял, что форменные в ремонт сдал. Не поверил.
СИДЯКИН: Квитанцию из мастерской не требовал? (Подает Зубову отобранные дела). Вот подходящие для радиотехнических. (Трогает брюки Алеши). И штаны по-гусарски в обтяжку. Молодежь! Форму под гражданскую моду, потом и службу на гражданский лад.
АЛЕША: Штаны на службу не влияют.
СИДЯКИН: И штаны, и носочки цветные влияют. (Зубову). Я больше не нужен?
ЗУБОВ: Нет. Спасибо, Марк Федорович.
СИДЯКИН (Алеше): Пойдем, посмотрю на вашу турнирную с Ткаченко.
Сидякин и Алеша уходят.
ЗУБОВ: Про комиссара за глаза судачим, как-то по-кухонному получается. Ты в партбюро. Взяли бы не по уголкам, а на бюро свое недовольство ему высказали.
КОЛОСКОВ: Бесполезно! Были у нас два отставника старой закалки - прямые, горячие. На собраниях не молчали. Потом плюнули на все, оба ушли.
ЗУБОВ: А политотдел, что, ничего не знает?
КОЛОСКОВ: В том и беда, что Кривак с начальником политотдела приятели. На рыбалку вместе ездят. Наш шеф и полковник Языков - одного настроя. Фасад показать, а что за фасадом, спрятать.
ЗУБОВ (Подает Колоскову стопку дел): Пока еще подберу, посмотри характеристики на этих ребят. Сомнительных отложи... (Возвращается к стеллажам). Желание у меня появилось написать об этих проклятых процентах в «Красную Звезду».
КОЛОСКОВ: Ох, тайну откроешь! Все там знают. В области мы с другими военкоматами соревнуемся. В округе - областные военкоматы. И в округах генералам охота выглядеть не хуже других. А отчетные показатели везде в процентах. При проверках явное вранье иногда пресекают, виноватых наказывают, да разве других этим остановишь?
ЗУБОВ: В частях тоже соревнуются. Смотрят результаты стрельб, состояние техники, действия на учениях. Тут только проценты на бумаге? А мобилизационная работа Вельского? Твоего отделения с офицерами запаса? Ткаченко по солдатам и сержантам? Это-то как в процентах покажешь?
КОЛОСКОВ: Это по выводам проверочных комиссий. Соревнования идут в основном по призывникам - проценты по здоровью, образованию, комсомолу, разрядам, нормам ГТО. При самых дутых процентах бумаги от стыда не краснеют.
ЗУБОВ: Картина, ничего себе!.. Еще не могу смириться с вызовами призывников на разные работы. То ремонт, то по заявке областного пункта, то на строительство тира, то еще куда-нибудь. Если об этом в «Красную Звезду» написать?
КОЛОСКОВ: Заваришь кашу - горячо будет хлебать. Ну, объявят Криваку выговор. Ему выговор - нам осколки от выговора. Рикошетом.
ЗУБОВ: Боишься осколков?
КОЛОСКОВ: Не хочу. Во-первых, прославят кляузником. Во-вторых, не хочу в сельский район: найдут повод сплавить. Квартира здесь неплохая. Надя по специальности работает... И вообще, ну его к черту! Поставлен над нами - пусть командует.
ЗУБОВ (С усмешкой): Логика железная... Ладно, писать в газету пока не буду, а на собрании о процентах и хозработах скажу.
КОЛОСКОВ: Не советую. Сомнет он тебя, Федя. сомнет!
ЗУБОВ: Сам трусишь и меня пугаешь?
КОЛОСКОВ: Я не трушу. Просто смотрю на жизнь реально. Разные у вас с ним весовые категории для схватки|. Ты у нас без году неделю. Это тебе не десантный полк. Я тоже после службы в Забайкалье не сразу притесался... Тут есть своя специфика.
ЗУБОВ: Какая специфика? Военкоматы - часть армии. Довольствие, проездные - все от министерства обороны. Мы, что, в военкоматах уже не офицеры?.. Смотрю на жизнь реально! Щедринский пескарь тоже смотрел на все вокруг реально... Нет, я так не могу.
КОЛОСКОВ: Ты бы хоть подождал, пока квартиру дадут. Обозлишь Кривака и Языкова - долго будешь скитаться с семьей по частным.
ЗУБОВ (Горячится): Пока квартиру дадут! Пока на должность выдвинут! Пока звание присвоят! А потом что? Пока выслуга набежит? Потом на пенсии, как наш Марк Федорович, нервные клетки экономить? Так и жить все время у кого-то под ногами? Не хочу! Если тут ничего не изменится, буду добиваться перевода хоть в какую часть. Не переведут - выкину какую-нибудь штуку, чтобы уволили к чертовой бабушке по-худому.
КОЛОСКОВ: Думаешь, на гражданке своих криваков нет? Там их еще больше. А вообще, дело твое. Я просто советую подумать.
ЗУБОВ (Сердито): Не нужны мне советы премудрого пескаря!
КОЛОСКОВ: Ты полегче. Могу обидеться.
ЗУБОВ: Выступлю на первом же собрании.
КОЛОСКОВ: А-ах, молодец! Давай, давай, лезь в глотку крокодилу. Вот увидишь, загремишь потом в какой-нибудь район без железной дороги, без надежд на квартиру. Вспомнишь там меня, да поздно будет.
ЗУБОВ: Что ты заладил - о квартире да о квартире? Она еще когда-то будет или нет, на воде вилами писано, а себя ломать сейчас приходится. Мне воля моя, честь моя, дороже будущих квартир. Понимаешь ты это или нет?.. Ни хрена ты не понимаешь. Такой же Кривак! Он бьет на полковничьи погоны, а ты ждешь от него майорских. И чтобы здесь, в городе...
КОЛОСКОВ (Бросает на стол дела): Ну, знаешь! Мораль мне читать! Я таких политбесед еще курсантом в училище наслушался.
Колосков быстро уходит.
6
Кабинет райвоенкома. Кривак подписывает бумаги, которые подает ему стоящий у стола Толстяков.
КРИВАК: Что скажешь о вчерашнем выступлении Зубова?
ТОЛСТЯКОВ: Подстрекательское выступление было, глупое. Не обращай внимания, Владимир Кузьмич.
КРИВАК: Глупое? Нет, он, паршивец, все продумал. Фактиков надергал - будь здоров... И никто, кроме Солдаткина, его не одернул. Ты тоже промолчал.
ТОЛСТЯКОВ: Я протокол писал, некогда было. Протокол принести? Что не так, поправить можно, пока не отпечатали.
КРИВАК: Принеси. Все, что он нагородил, в протоколе ни к чему. Баламут сверхидейный!
ТОЛСТЯКОВ: Суется везде. Каждой дырке затычка... А сам-то хоть был бы чистенький.
КРИВАК: Что ты имеешь в виду?
ТОЛСТЯКОВ: Учетчицы языки чешут, вроде как у него с Тамарой шуры-муры... Да я и сам видел. Хотел у Зубова призывника на уборку в складе взять. Открыл двери, а он с Тамарой чуть ли не в обнимку. Любовно так, знаешь, руку ей на плечико...
КРИВАК: Прямо в рабочее время? Не врешь? Сам видел?
ТОЛСТЯКОВ (Берет подписанные бумаги): Что я, сплетник какой - врать? Только, чур, Владимир Кузьмич, если что, вы на меня не ссылайся. Не подставляй для трепотни...
КРИВАК: Интересно!.. Протокол принеси.
Толстяков уходит.
КРИВАК: Интересно! А ну-ка мы сразу... (По селектору). Пусть Лосенко ко мне зайдет. (Встает, потирает руки. Садится, звонит по телефону). Привет, Григорий Семенович... Мы в этот раз поедем с Языковым на дальние пруды. Поедешь с нами?.. Да... Ага... Ты не забыл про талоны на бензин?.. Двести литров для твоего хозяйства - проблема?.. Мне к отпуску. О рыбалке, давай, в пятницу с утра созвонимся... Договорились.
Входит Тамара.
ТАМАРА: Слушаю вас, Владимир Кузьмич.
КРИВАК: Присядьте... Не знаю, как и разговор начинать.
ТАМАРА (Садится): А что случилось?
КРИВАК: Вы, пожалуйста, не обижайтесь на меня. Разговор такой... деликатный. Но я как военком вынужден... Скажите, какие у вас отношения с капитаном Зубовым?
ТАМАРА: Хорошие. Нормальные отношения.
ГОЛОС ПО СЕЛЕКТОРУ: Товарищ подполковник, к вам посетитель просится. Говорю ему, что день неприемный, не уходит. Говорит, что фронтовик, просится на пять минут.
КРИВАК: Лосенко выйдет - пропусти. (Тамаре). Хорошие отношения? В каком смысле - хорошие?
ТАМАРА: В прямом смысле. Нормальные, товарищеские отношения.
КРИВАК: Только товарищеские? Разговоры пошли, что у вас с ним дружба, что ли...
ТАМАРА: А если и дружба, почему это вас волнует?
КРИВАК: Вы не обижайтесь. Такая уж у меня должность. Зубов - женатый, семья не здесь...
ТАМАРА (Встает): Не волнуйтесь. У нас ничего плохого не будет.
КРИВАК: Подождите. Не принимайте наш разговор с такой обидой. Раз пошли слухи, я и решил спросить прямо у вас.
ТАМАРА: Спрашивайте у тех, кто вам слухи приносит. А за меня и Федора Даниловича не волнуйтесь. От наших отношений плохого пятна на военкомат не
будет.
Взволнованная Тамара уходит.
КРИВАК (Встает, потирает руки): Дружба! Между женатым мужиком и разведенной бабой - дружба!.. Снюхались, голубки. Отличненько!..
Входит Осип Егорович.
ОСИП ЕГОРОВИЧ: Здравия желаю, товарищ военком!
КРИВАК: Здравствуйте. Садитесь. Слушаю вас.
ОСИП ЕГОРОВИЧ (Садится): Я к вам из-за внука. Дубинин ему фамилия. Я ему по матери дедушка. Котов Осип Егорович. Участник войны. Был минометчиком.
КРИВАК: Дубинин? Ваш внук - симулянт. Уклонился от призыва.
ОСИП ЕГОРОВИЧ: Дурень он пустоголовый, извините за выражение.
КРИВАК: Вам известно, что при отправке в часть он явился с рукой в гипсе?
ОСИП ЕГОРОВИЧ: Знаю. Нет ума у человека, так с кашей не впихнешь. Его дружки сбили. Хотел в Саратов уехать.
КРИВАК: Дружки - не оправдание. Идет следствие. И по ему, и по медсестре, его пособнице. Я вам ничем помочь не могу.
ОСИП ЕГОРОВИЧ: Дочку мне жалко. Она, товарищ военком, стала вся насквозь больная. Не вынесет, если Альку посадят. Неужели нельзя без суда? На пятнадцать суток или штраф большой... Мы хоть какой штраф заплатим... (Достает бумажник). Взяли бы его на службу. В армии командиры Альку бы исправили.
КРИВАК: Армия - не исправдом. Уберите деньги, не в магазин пришли!
ОСИП ЕГОРОВИЧ: Что натворил лиходей... (Вытирает слезы). Товарищ военком, не отразилось, что следствие пошло... что ваш капитан этого добился?
КРИВАК: Какой капитан?
ОСИП ЕГОРОВИЧ: В нашем доме ваша машинистка живет, Тамарой зовут. Алька к ней в ухажеры набивался, а она гуляет с капитаном. Мне соседка сказала, что это капитан Альку под суд подводит, чтобы он от машинистки отстал.
КРИВАК: Соседка? Как ее зовут?
ОСИП ЕГОРОВИЧ: Густей зовут. По фамилии Сухореброва.
КРИВАК (По селектору): Иван Иванович, зайди ко мне. (Осипу Егоровичу). Будем разбираться. Напишите-ка об этом подробное заявление. Займемся, обстоятельно все проверим. Следствие пока притормозим.
ОСИП ЕГОРОВИЧ (Обрадованно): Напишу! А штраф-то возьмите. Виноват ведь!
КРИВАК: На штраф протокол оформим. Заплатите потом в сберкассе. В коридоре бумага и образцы, как заявление писать.
ОСИП ЕГОРОВИЧ: Спасибо, товарищ военком! Ой, спасибо!
Осип Егорович уходит.
КРИВАК (Потирает руки): Как по заказу! Ну, Зубов, погоди!
Входит Солдаткин.
СОЛДАТКИН: Слушаю, товарищ подполковник.
КРИВАК: Садись, Иван Иванович... История, слушай, нарисовалась неприятная. Как бы нам с тобой не попасть вместе с Зубовым на партийную комиссию.
СОЛДАТКИН: С Зубовым? Что он натворил?
КРИВАК: Любовницу завел. Вот тебе - с головы до пят идейный!.. Да добро бы где-то на стороне, а то ведь прямо без отрыва от службы, в стенах военкомата. Думаешь, с кем?
СОЛДАТКИН (Растерянно): Не могу представить...
КРИВАК: С Тамарой Лосенко! Скромницей-скоромницей... По району слух пошел, будто судебное дело по симулянту Дубинину Зубов подстроил из-за ревности. А мы не видим, что у нас под носом происходит.
СОЛДАТКИН: Просто не верится.
КРИВАК: Не верится! Лосенко сама мне призналась. Дружба, говорит, у них. Дед Дубинина пришел, заявление пишет.
СОЛДАТКИН: Кошмар...
КРИВАК: Надо разобраться в этой грязной истории с партийной принципиальностью. С соседями, где Лосенко живет, поговори. С нашими учетчицами. Бабы, они все одни про других знают. Разберись - и Зубова на бюро. И не тяни. Надо все сделать оперативно, пока родственники Дубинина еще и в облвоенкомат не пошли.
СОЛДАТКИН: Слушаюсь... Только оперативно навряд ли получится. Дело-то такое...
КРИВАК (Распаляется до крика): Что тебе в этом деле не ясно? Зубов болтает о партийной чести, а сам, сукин сын, что делает! Семью привезти не торопится - раз! С сотрудницей спутался - два! Военкомат перед населением позорит - три! Мало этого? Заводи персональное дело - и на бюро.
СОЛДАТКИН: Слушаюсь.
7
Скамейки во дворе двухэтажного дома. Сидят Осип Егорович и Софья Агаповна. С улицы к ним подходит Алик со свертком в руке.
ОСИП ЕГОРОВИЧ: Видишь, Агаповна, гуляет наш новобранец, пока не посадили.
АЛИК: Дедушка, не надо... (Подает сверток). Вот блесны и крючки, о каких говорил. И леска.
ОСИП ЕГОРОВИЧ (Рассматривает покупки). А что тюрьма? Кормят, одевают, никаких тебе забот... (Софье Агаповне). Читал я книгу про солдата Швейка. Посадили его, он камерой довольнешенек. Красота, говорит, тут. Нары струганые, лежать гладко.
СОФЬЯ АГАПОВНА (Смеется): Нашел красоту. В тюрьме без дела не держат, на работу водят.
ОСИП ЕГОРОВИЧ: А как же! Водят, чтобы еда в брюхе не оседала. (Алику). Тебе там будет лафа, голову над науками ломать не надо. (Возвращает сверток). Положь на мою тумбочку.
АЛИК: Дедушка, перестань издеваться.
Алик берет сверток, уходит в дом.
СОФЬЯ АГАПОВНА: Что уж ты с ним так?
ОСИП ЕГОРОВИЧ: С ним еще не так бы надо... А что, и к тюрьме люди привыкают. В нашей деревне есть один мужик, Сенькой зовут. По пьянке стекла у клуба выхлестал, не поладил с киномехаником. Отсидел год, воротился и давай женку свою переучивать. На постелю ей тычет: «Как я от лагерных простыней на твоих дерюжках спать буду?».
СОФЬЯ АГАПОВНА (Смеется): Простыни приглянулись.
ОСИП ЕГОРОВИЧ: Как заладил, у нас да у нас, будто не из колонии, а с южного курорта приехал. За столом нос от сковороды воротит. Я, говорит, привык из отдельной миски кушать.
СОФЬЯ АГАПОВНА (Смеется): Ох, Егорович, мастер ты пули отливать.
ОСИП ЕГОРОВИЧ: Говорю тебе, взаправду такой Сенька есть... А насчет Альки скажу тебе секрет. Ходил я к самому военкому. Он меня обходительно принял. Сказал, что следствие остановят и Альку служить направят. Я, Софья Агаповна, пробивной, ходы-выходы знаю.
СОФЬЯ АГАПОВНА: И слава богу. То-то, смотрю, веселый такой нынче. Веру Ивановну порадовал?
ОСИП ЕГОРОВИЧ: Невпрямую. Пока хитрю, что¬бы Альке не проговорилась. А Альке ничего говорить не буду - пускай покамест локотки покусает. Ух, выпорол бы я его, да разве выпорешь...
Из дома идет к скамейкам Сухореброва.
СУХОРЕБРОВА: Опять бомбежки, опять воюют.
ОСИП ЕГОРОВИЧ: Во Вьетнаме?
СУХОРЕБРОВА: Нет, говорят про Египет.
ОСИП ЕГОРОВИЧ: Тоже Америка напала? Так ее перетак! Эту Америку!
СУХОРЕБРОВА: Про Америку ничего не слышала. Говорят про Израиль.
ОСИП ЕГОРОВИЧ: Пойду, новости послушаю.
Осип Егорович уходит в дом.
СОФЬЯ АГАПОВНА: О, господи! То в одном месте война, то в другом. Верно наш батюшка говорит, что это дьявольские злыдни не дают людям мирно жить. Все войны - от дьявола.
СУХОРЕБРОВА: Темная ты, Агаповна. Наукой доказано, что никакого дьявола нет. Бог, может быть, есть, а про дьявола - это басни.
С улицы во двор входит Солдаткин.
СОЛДАТКИН: Здравствуйте. Скажите, пожалуйста, в какой квартире живет Густя Сухореброва?
СУХОРЕБРОВА: Не Густя, а Августа Тихоновна. Это я. Что вы хотели?
СОЛДАТКИН: Извините, Августа Тихоновна, не знал отчества. Нам надо поговорить.
СУХОРЕБРОВА: Присаживайтесь. Поговорим.
СОЛДАТКИН: Пожалуйста, пройдем к вам в квартиру.
СУХОРЕБРОВА: Ой, начала уборку, все в развале. И кошки у меня. Вам запах не понравится. Лучше тут поговорим, на свежем воздухе.
СОФЬЯ АГАПОВНА (Встает): Говорите тут. Я пошла, мешать не буду.
Софья Агаповна уходит в дом.
СОЛДАТКИН: Разговор такой... Не на улице бы.
СУХОРЕБРОВА: Какая разница? Вы не стесняйтесь. Если надо, молчать я умею. Можете не сомневаться. Губы на замок - будьте уверены. А про что разговор?
СОЛДАТКИН: Видите ли, я из военкомата. Майор Солдаткин. Иван Иванович... Дело в том, что к нам поступило заявление. У Тамары Лосенко якобы бывает наш офицер, капитан Зубов...
СУХОРЕБРОВА: A-а, вон о чем! И до военкомата слухи дошли! Он, что, женатый? От жены подгуливает? Вообще-то, женатые, те больше тайком, а этот приходит открыто.
СОЛДАТКИН: Часто приходит?
СУХОРЕБРОВА: Часто ли, не знаю. Я слежкой не занимаюсь.
СОЛДАТКИН: Соседи ваши что говорят про их отношения?
СУХОРЕБРОВА: А что говорить? Она одинокая - муж ее бросил. У нас один студент к ней подкатывал, да он по сравнению с вашим капитаном - желторотик. Она к нему ноль внимания.
СОЛДАТКИН: Вы что видели, что слышали? Какие- то конкретные факты.
СУХОРЕБРОВА: Фактов хоть отбавляй. Простым глазом видно - влюбилась. То все вечера дома сидела, шитьем занималась, а тут появляется с провожатым. То ли у него время проводят, то ли еще где-то... Горячая любовь, она место найдет. По себе знаю, сама молодая была.
СОЛДАТКИН: Дома у Тамары Зубов бывает?
СУХОРЕБРОВА: А чего не бывать? Кто им мешает?
СОЛДАТКИН: Часто бывает?
СУХОРЕБРОВА: Кто их знает. У нас стена капитальная, я не прислушиваюсь. Не свекровь ей... Окна на первом этаже, посмотрите, высоко ли? Приходи-уходи - дверями хлопать не надо.
СОЛДАТКИН: Вы видали, как он через окно?..
СУХОРЕБРОВА: Еще чего! Я ей не соперница, чтобы окно караулить.
СОЛДАТКИН: Хм... В квартире у Тамары вы Зубова хоть раз видели?
СУХОРЕБРОВА: Мы с ней в гости друг к другу не ходим. Видеть не видела, врать не буду, но догадываюсь...
СОЛДАТКИН: Догадки-то откуда? Объясните подробнее.
СУХОРЕБРОВА: Откуда? Да от жизни! Вы как будто сам не мужчина. Уж я-то вашего брата знаю, видала- перевидала. У меня опыт - мемуары можно писать. Мужиков каждого, как на рентгене, вижу. А ваш капитан, небось, женатый?
Из дома выходит Вера Ивановна.
СОЛДАТКИН: Получается, что вы ничего не видели, ничего, кроме как о встречах с провожаниями, не знаете. У вас только догадки. Правильно я понял?
СУХОРЕБРОВА: Как поняли, так и понимайте... Вера Ивановна, идите к нам, у нас разговор интересный.
СОЛДАТКИН: Августа Тихоновна! Вы что?
СУХОРЕБРОВА: А что? Я думала, какой серьезный вопрос, а это... Все видели, как ваш капитан Тамару провожал.
ВЕРА ИВАНОВНА (Солдаткину): Мне соседка сказала, что военный пришел. Не из военкомата? Не насчет Дубинина? Это мой сын.
СОЛДАТКИН: Нет, я по другому делу.
ВЕРА ИВАНОВНА: Можно с вами поговорить? Я болею, не могла сама в военкомат. А раз уж вы зашли...
СОЛДАТКИН: К сожалению, я ничем не могу вам помочь.
ВЕРА ИВАНОВНА (Сквозь слезы): Ну, пожалуйста, зайдите к нам. Очень прошу! Сын сейчас дома и отец мой... Поговорите с нами, расскажите все...
СУХОРЕБРОВА: Поговорите тут. Я тоже могу за Алика слово сказать - не посторонняя.
ВЕРА ИВАНОВНА: Нет, нет. (Умоляюще). Зайди¬те, пожалуйста, к нам.
СУХОРЕБРОВА (С язвинкой): И, правда, зайдите. За столом разговор лучше. У деда и бутылочка наверняка есть.
СОЛДАТКИН (Сухо): Я не пью. Тем более при исполнении.
СУХОРЕБРОВА: Какое же исполнение? Рабочий день давно кончился.
ВЕРА ИВАНОВНА: Густя! Ты и тут... (Солдаткину). Не обращайте внимания. Пожалуйста, зайдите.
СОЛДАТКИН (Сердито): До свидания, товарищ Сухореброва.
Вера Ивановна и Солдаткин уходят в дом.
СУХОРЕБРОВА (Встает, потягивается): О-ох... От-вяжись, тосклива жизнь, привяжись веселая... (Передразнивает Солдаткина). До свидания, товарищ Сухо- реброва! При исполнении!
Занавес
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
8
Комната дежурного по райвоенкомату. На двух столах (Г) пульт управления, селектор, радиоприемник, телефон. Сейф, тумбочка, стулья.
Колосков принимает от Вельского коробку с ключами, кладет ее в ящик стола.
КОЛОСКОВ: Экзекуция же готовится. Расправа!
ВЕЛЬСКИЙ: Почему расправа? (Садится). Вокруг Зубова и Тамары какой-то нездоровый туман. Если только сплетни, тут им и конец будет.
КОЛОСКОВ: Сплетни - повод, а цель - Зубов. Вы не видите, как комиссар его давит? А разве на том собрании Зубов не правду высказал?
ВЕЛЬСКИЙ: Правду, но слишком уж круто. От таких поворотов оглобли трещат. Работаем спокойно - дело делается. Когда дрязги - это уже не работа.
КОЛОСКОВ: На показухе - это работа? Вас с комиссаром это устраивает, а Зубов не тот. Знаем, что успехи наши дутые, а грамотам и вымпелам рады... Не зря Зубов и вас упрекнул, что миритесь...
ВЕЛЬСКИЙ: Не вам с Зубовым об этом судить. Вы о моих отношениях с комиссаром всего не знаете. Не мечу молний с трибуны - не значит, что мирюсь. На бюро разговор будет не о работе, вопрос о другом.
КОЛОСКОВ: О другом, да все о том же. Не взбрыкивай, помалкивай в тряпочку... Нашли развратника!
Входит Солдаткин, сдает ключи.
ВЕЛЬСКИЙ: Иван Иванович, у тебя все прояснилось по Зубову и Тамаре?
СОЛДАТКИН: Как сказать... Они встречались. В кино вместе, домой Тамару провожал, на пляже были. В общем, факты довольно близких отношений налицо. А как там, что, кто их знает. С самими пробовал говорить - возмущаются.
ВЕЛЬСКИЙ: Пока все тот же туман? Ладно, раз уж дело заведено, будем разбираться. (Встает). Спокойного дежурства, Борис Александрович.
Вельский и Солдаткин пожимают руку Колоскову, уходят.
КОЛОСКОВ (Звонит по телефону): Надя, ужин сама принесешь или Витьку пошлешь?.. Приходи часов в десять... Кино? Ну, смотри, как тебе удобнее... Пока.
Входит Алеша, берет с тумбочки журнал.
АЛЕША: Военно-исторический... Завтра я дежурю. Оставите почитать?
КОЛОСКОВ: Оставлю, почитай... (Изрекает). Ночные дежурства способствуют культурному развитию молодого офицера. Кто сказал?
АЛЕША: Не знаю.
КОЛОСКОВ: Я сказал. Можешь записать... Читай, размышляй на досуге. Больше знаешь - интереснее жить.
АЛЕША: Так-то так, только и на дежурстве всегда дела недоделанные находятся. Когда направили в военкомат, думал, что сидят там офицеры в кабинетах, поплевывают в потолок. А тут...
КОЛОСКОВ: Так не бывает, Алеша, чтобы штаты держали, а дела им не нашли.
Входит Толстяков.
ТОЛСТЯКОВ: Борис Александрович, в умывальнике труба подтекает. Я тряпку намотнул и ведро подставил. Завтра слесаря вызову. Заглядывай на всякий случай.
(Жалуется). Опять не угодил комиссару. Купил дорожку в кабинет - расцветка не понравилась. Приказал заменить.
АЛЕША: Из-за расцветки?
ТОЛСТЯКОВ: Не говори, лейтенант. Не угодить! Все ему не так!
КОЛОСКОВ (Перебивает): Что-то вы задержались сегодня?
ТОЛСТЯКОВ: С пенсией у одного отставника морока, запросы составлял... Так вы не забудь про трубу.
КОЛОСКОВ: Не забуду. Спите спокойно.
ТОЛСТЯКОВ: Ну, доброго дежурства.
Толстяков уходит.
КОЛОСКОВ: Ишь ты, комиссаром недоволен! А сам, если не правая рука, то правое его ухо.
АЛЕША: Да? Не подумал бы. С виду всегда такой простой, душевный.
КОЛОСКОВ: Куда там, душевный... У таких две души. Одна спрятана, другая напоказ выставлена... (Звонит телефон). Дежурный, капитан Колосков... Принял, вскрыть пакет сто пятьдесят... Девятнадцать ноль восемь, подтверждаю. (Быстро достает из сейфа папку, вскрывает один из пакетов. Берет в сейфе и подает Алеше планшет). Не ушел - подключайся. Продублируй с нашего телефона. Не забыл, как тренировались?
АЛЕША: Не забыл.
Алеша убегает. Колосков работает с пультом.
ГОЛОС МАГНИТОФОНА С УЛИЦЫ: Команде номер один - тревога! Команде номер один - тревога! Команде номер один - тревога!
КОЛОСКОВ (По телефону): Фамилию назовите... Товарищ Демченко, я дежурный по военкомату капитан Колосков. Примите сигнал «Крыло». Знаете, что надо делать?.. Правильно. Давайте эти две. Одну к комиссару, улица Чехова, восемь, квартира двенадцатая. Другую к военкомату. Остальные - через сорок минут. Засекаем время: девятнадцать часов, пятнадцать минут. (Набирает другой номер). Здравствуйте, я дежурный. Пригласите комиссара... Товарищ подполковник, вскрыт пакет сто пятьдесят. Сигналы с пульта и через стойку АТС поданы. С автобазы две машины, одна из них идет к вам. Еще три будут через сорок минут. Раз сто пятьдесят, задействовал только одно хозяйство... Есть! (Набирает номер). Надя, сигнал приняла?.. Так что ужин приносить не надо. Витька дома?.. Пускай принесет мне тревожный чемодан. Да посмотри, все ли там на месте. Ксюша не вытаскала опять сахар и сухари?.. Ну, ты даешь! Причем тут Израиль и Египет?.. Говорю тебе, учебная, проверочная... Посылай Витьку.
Вбегает запыхавшийся Коля.
КОЛЯ: Здравствуйте, товарищ капитан. Я по тревоге.
КОЛОСКОВ: Привет, Коля. (Достает из стола конверт и подает Коле). Тут посыльным первой очереди. Разнеси, как учили.
КОЛЯ: Все понял. Разрешите идти?
Коля уходит.
КОЛОСКОВ (Смотрит на часы): Та-ак. Колесо закрутилось.
9
Кабинет райвоенкома. Заседает партийное бюро. За столом военкома Солдаткин. За другим столом Кривак, Вельский, Колосков и Сидякин. На ряду стульев у стены насупленный Зубов.
СОЛДАТКИН: Словом, картина вот такая. Вопросы ко мне есть?
СИДЯКИН: Какие вопросы... Пусть сам расскажет, что и как.
КРИВАК: Что скажешь, коммунист Зубов?
ЗУБОВ: Скажу, что фигню вы затеяли, товарищ подполковник.
СОЛДАТКИН: Федор Данилович! Ты что?
ЗУБОВ: А вы, Иван Иванович, напрасно взяли под козырек.
КРИВАК: Как он, слушайте, с нами говорит!.. Ты, Зубов, не в курилке. Ты перед партийным бюро!
ЗУБОВ: У вас и бюро - дубинка...
СОЛДАТКИН: Федор Данилович! Что ты, честное слово... Не забывайся.
ВЕЛЬСКИЙ: Ты не горячись. Давай разберемся во всем спокойно.
КРИВАК: Обнаглел. Окончательно обнаглел!
ВЕЛЬСКИЙ (Криваку): Давайте будем разговаривать спокойно.
КРИВАК: Спокойно! Творит черт-те что, а как с гуся вода... Солдаткин, веди заседание. Секретарь ты или не секретарь?
СОЛДАТКИН: Федор Данилович, расскажи откровенно все о ваших отношениях с Тамарой. Понимаешь, нам ясность нужна.
ЗУБОВ: Я вам сто раз говорил, что нет у нас таких отношений, какие имеет в виду комиссар. И с Дубининым - разве я решал?
СОЛДАТКИН: С Дубининым вопросов нет. Выдумки, как и то, что я пьянствовал в квартире Дубининых. Выдумки стервы Сухоребровой.
ЗУБОВ: И с Тамарой - выдумки.
СОЛДАТКИН: Тут другое дело. Ведь что-то было. Встречались, время проводили наедине... Сами не скрываете дружеских отношений.
СИДЯКИН: Не бывает дыма без огня. Расскажи все, как у вас было. Чтобы разобраться, где огонь, где дым.
ВЕЛЬСКИЙ: Тамара нам - не чужая. Помоги избавить ее от разных сплетен, намеков, если у вас ничего дурного не было.
ЗУБОВ: Не знаю, что рассказывать... Мне она нравится. Мы встречались. Потом перестали встречаться... Каких-то чересчур близких отношений, каких-то причин для партийного разбирательства, ничего такого не было.
КРИВАК: Нравится, говоришь?
ЗУБОВ: Да, нравится. Она очень хороший человек.
КРИВАК: А, может быть, ты ее любишь?
ЗУБОВ (Со вздохом): Может быть, и люблю.
СОЛДАТКИН: Зачем ты так? Обострить? Совершенно ни к чему...
КРИВАК: Открылся! (Распаляется). Ты, что, холостяк? Семьи у тебя нет? Он ее любит, слышите? Да какое ты имеешь право любить постороннюю женщину? Вот это коммунист! А мы гадаем, откуда слухи...
СОЛДАТКИН: Да, как-то так... Обидно за вас с Тамарой.
ЗУБОВ: О Тамаре плохо - этого не надо!
КРИВАК: Ты нам Тамару не расхваливай. Прямо скажи о ваших любовных встречах. Где встречались?
ЗУБОВ: Я сказал. Если вам надо прямо, лежали ли мы в постели, скажу, нет, не лежали!
КРИВАК: И не целовались?
ЗУБОВ: Это не ваше дело, товарищ подполковник. Если будете задавать оскорбительные для Тамары вопросы, я вообще не буду отвечать.
КРИВАК: Наглец! Посмотрите на него! Сидим, слушайте, разбираем его поведение, а он говорит: не ваше дело... Сотрудницу опозорил, военкомат очернил, семью забыл. И говорит - не ваше дело!
ЗУБОВ: Семью я не забыл. И, если говорить честно, мне помогла в этом Тамара. Она лучше... Она помогла.
СИДЯКИН: Что ты обо всем двумя словами? Расскажи подробнее. Чтобы понять ваши отношения, нам надо все знать.
КОЛОСКОВ: Все знать - для новых пересудов?
ВЕЛЬСКИЙ: Подробностей не надо. Бывают тонкости сугубо личные.
КРИВАК: Личные?! Сергей Аркадьевич! Семья, ячейка общества - это личное? А требование партии - крепить семью?
КОЛОСКОВ (Встает): Только не так. Раздули из мухи слона. Не хочу участвовать в такой разборке. Стыдно! Нашли, на чем отыграться за то, что Зубов не вписался в наш, так сказать, крепкий коллектив. Человек до травмы в десантном полку служил. Он и здесь не захотел меняться.
СОЛДАТКИН: Борис Александрович!
КРИВАК: Пускай! Пускай выскажется. Послушаем, чем этот защитник дышит.
КОЛОСКОВ: И выскажусь! Не Зубова, а ваши дела, товарищ подполковник, надо бы обсуждать на бюро.
КРИВАК: Мои? Ловко! Только ведь я с бабами по пляжам не таскаюсь. Жену не обманываю.
КОЛОСКОВ: Лучше бы уж вы жену обманывали. Меньше было бы вреда. Вы государство обманываете. И нас заставляете обманывать.
КРИВАК: Та-ак!.. Иван Иванович, да они, слушай, сговорились. Тактику задумали - увести бюро в сторону от вопроса.
СОЛДАТКИН: В самом деле, Борис Александрович. К чему это теперь?
КОЛОСКОВ: Ничего мы не сговаривались. Зубов еще не все знает. Вспомните, как мы зимой комиссию дурачили. Ради чего? Да чтобы ваш портрет среди гарнизонных маяков появился.
КРИВАК: Ясно, Колосков, ясно... Авторитет коллектива - это, что, одному мне надо?
КОЛОСКОВ: Авторитет на очковтирательстве? Закон о приписках почему принят? Это же вредительство стране, если разобраться...
КРИВАК (Взрывается): Демагог! Это я - вредитель? Не позволю! Я семнадцать лет в партии!..
СИДЯКИН (Встает): А я двадцать восемь лет в партии, если уж на то пошло. И все время партия учит выступать за правду. Рот не затыкать учит. Только учеба эта идет не впрок... (Махнув рукой, садится).
КРИВАК: Иван Иванович! Кого бюро обсуждает? Зубова или нас с тобой?
СОЛДАТКИН: В самом деле, товарищи. Вернемся к повестке. (Колоскову). Не уводи нас в сторону от вопроса, из-за которого собрались.
КОЛОСКОВ: A-а, не уводи... Мы давно уведены. Комиссар указал - бюро приговорило. Вы как хотите, а я в расправе над Зубовым вам не помощник.
Колосков быстро уходит. Все растерянно молчат.
СОЛДАТКИН: Ну вот... (Зубову). Выйди пока. Мы посоветуемся.
Зубов уходит.
СИДЯКИН: А что советоваться? Колосков прав... (С усмешкой). От души выдал, а мы от этого отвыкли.
ВЕЛЬСКИЙ: Иван Иванович, из чего ты слепил персональное дело? Из слухов? Из-за того, что в кино ходили?
СОЛДАТКИН: Заявление было от участника войны Котова. Сами они признались, что дружат, что встречались наедине.
КРИВАК (Вельскому): И ты с ними? Хорош заместитель! Хорош!.. (Выталкивает Солдаткина от своего стола). Дожили!.. Закрывай заседание.
СИДЯКИН: Расходись, не толпись... (Встает). Помозгуйте без меня. Комиссар, заместитель, секретарь. Профсоюз тут не к месту.
Сидякин уходит.
ВЕЛЬСКИЙ: Действительно, дожили.
КРИВАК: Все потому, что много мямлим. Зеленые капитаны начали у нас командовать. Обнаглели, прохвосты!
ВЕЛЬСКИЙ: Не такие уж они зеленые... И обнаглели не столько они, сколько мы с вами. Не раз вам говорил, отмахивались.
КРИВАК: Ничего! Я вас распустил, я вас и подтяну. Ты, Сергей Аркадьевич, еще пожалеешь...
ВЕЛЬСКИЙ: Не надо меня пугать. Я жалею о другом. Действительно, до выступления Зубова смотрел на все сквозь пальцы. Доволен был, что все у нас так гладко катится... (Встает, идет к двери).
КРИВАК: Майор Вельский! Куда пошли? Вернитесь! Забыл, что погоны носишь?
ВЕЛЬСКИЙ (С усмешкой): Виноват. Про партбилет помню, а про погоны забыл. (Возвращается к столу).
КРИВАК: Иван Иванович, иди, займись этими петухами. А то бухнут сдуру кляузу - комиссий не оберешься.
СОЛДАТКИН: Есть. (Берет бумаги со стола). Будем считать, что заседания не было. Поговорили в рабочем порядке без протокола...
Солдаткин уходит.
ВЕЛЬСКИЙ: Разрешите и мне идти.
КРИВАК: Подожди... Погорячился я, извини, Сергей Аркадьевич. Нервишки стали сдавать... Садись, чего стоишь? (Вельский стоит). Не ждал от тебя такой позиции. Ты же по должности своей обязан меня поддерживать.
ВЕЛЬСКИЙ: Вас не поддерживать, вас сдерживать надо бы. Не получится у нас добрый разговор. Разрешите идти?
КРИВАК: Не торопись. Ты подумал, как мы с тобой будем выглядеть в глазах генерала, если дать волю Колоскову и Зубову?
ВЕЛЬСКИЙ: Я в последнее время о многом подумал. Сказать, к какому пришел выводу?
КРИВАК: Скажи.
ВЕЛЬСКИЙ: К такому, что во мне как будто два офицера живут. Один служит, как давал присягу, а другой - только вам и тем очковтирателям, которые выше... Для ясности скажу, что ломать Зубова мы не дадим. Он толковый и честный парень.
КРИВАК: Кто это - мы?
ВЕЛЬСКИЙ: Его сослуживцы.
КРИВАК: На панибратство потянуло? Смотри, не промахнись!.. До выслуги тебе еще далеко. (Распаляется). Вспомнишь ты этот разговор! Не раз вспомнишь! Пока я тут, все будет по-моему! Да! По-моему! У меня хватит воли демагогов укоротить!
10
Служебная комната райвоенкомата. За столами работают Сидякин и Леночка. Леночка, прикрыв рот рукой, зевает.
СИДЯКИН: С Колей, небось, долго миловались? Не выспалась... Ты не умеешь зевать через нос?
ЛЕНОЧКА (Смеется): Нет, не пробовала.
СИДЯКИН: Научись. На собраниях пригодится. Особенно, если в президиум посадят... (Убирает в шкаф бумаги со стола). Поеду сейчас в сад. Дам душе отдых, а телу нагрузку. Не все там успеваю, а дочка и зять к земле не очень-то рвутся. До завтра, Леночка.
Сидякин уходит. Входит Тамара с папкой.
ТАМАРА: Федор Данилович где?
ЛЕНОЧКА: У Ивана Ивановича... Тамара, моего Колю в команду зачислили. (Грустно). В следующую пятницу отправка. Неделька осталась.
ТАМАРА (С сочувствием): Ничего не поделаешь, раз срок подошел. Все служат.
ЛЕНОЧКА (Смахивает слезинку): Мне до всех дела нет. Мне с Колей расставаться неохота... Как я без него буду?
ТАМАРА: Заранее-то не плачь. Будешь провожать - наплачешься.
ЛЕНОЧКА (Всхлипывает): Ага... На проводах столько народу, разве там поплачешь... И Колю, что ли, слезами провожать?
Входит Зубов.
ЗУБОВ (Встревоженно): Что случилось, Лена?
ЛЕНОЧКА: Не могли Колю до осени оставить...
ЗУБОВ: Леночка! Он подготовку прошел, пойдет вместе с дружками по аэроклубу. И начинать службу в десантных лучше летом.
ТАМАРА (Подает Зубову папку): Все сделала.
ЗУБОВ: Спасибо, Тамара.
ЛЕНОЧКА: Тамара, пойдем вместе. Федор Данилович, можно, что не успела, завтра с утра довыписываю? (Укладывает дела в шкаф).
Входит Колосков.
КОЛОСКОВ (Леночке): Мне нужны старшие курсы с военными кафедрами.
ЛЕНОЧКА (Показывает на стеллаже): Вузы тут. Только не по курсам, а по годам рождения стоят. Сами отберете или мне задержаться?
КОЛОСКОВ: Сам отберу.
Тамара и Леночка уходят.
ЗУБОВ (С бумагами за столом): Из призывников - в офицеры аттестовать?
КОЛОСКОВ (От стеллажей): В офицеры. Сокращали армию - кадровых увольняли. Теперь этих на два года призываем. Командирам частей от таких лейтенантов радости нет. К службе приучай, доучивай. Занятия на кафедре да лагерные сборы - это не после училища.
ЗУБОВ: Солдатам два года и офицерам два года. Такого ни в одной армии нет.
КОЛОСКОВ: Как говорит полковник Языков, волюнтаризм коснулся не только кукурузы и совнархозов... Федь, Иван Иванович сказал тебе, как Языков на партактиве протряхнул нас с тобой?
ЗУБОВ: Сказал. Подрываем мы с тобой единоначалие...
КОЛОСКОВ: Получается, что этот политический полковник готов за нашего шефа свою спину подставить. И подставит! У них спины не то, что наши с тобой. Нет, не сладить нам с Криваком. Задавит! Сожрет! И косточки выплюнет.
ЗУБОВ (Смеется): Трус ты, Борька. Опять испугался. Как это ты на бюро столь храбро за меня выступил?
КОЛОСКОВ: Сам не пойму. Закипело вдруг, взорвалось... А толку-то? Криваки да Языковы - не мамонты, сами не вымирают. И бивни у них, ох, крепкие. Подрыв единоначалия! Если и дальше так будут давить, придется идти на прием к генералу. А если и он за Кривака, будем писать в округ, в политуправление.
ЗУБОВ (С улыбкой): А потом в сельский район без железной дороги?
КОЛОСКОВ: Не подкалывай. Раз начали - сдавать¬ся нельзя.
Входит Алеша.
АЛЕША: Федор Данилович, надо четырех офицеров через врачей пропустить. На какой день лучше вызвать?
ЗУБОВ: На любой, кроме среды. Четыре - не перегрузят.
АЛЕША (Колоскову): Мой запрос в архив комиссар не подписал. Не так оформлен... Дернуло меня согласиться на военкомат. Бумаги, писанина...
ЗУБОВ: Писанина-то для людей.
КОЛОСКОВ: Люди идут в войска через нас и из войск возвращаются домой через нас. А ты говоришь - бумаги! (Изрекает). Военкоматы - корни армии, они в самую глубь народа уходят. Кто сказал?
АЛЕША (Смеется): Капитан Колосков?
КОЛОСКОВ: Правильно. Запиши.
АЛЕША: Все равно жалею, что согласился в военкомат.
ЗУБОВ (Резко): Согласился, так не хныкай. Учись и бумаги писать.
АЛЕША: Да я учусь... (Колоскову). Если с запросом завтра, то я пойду готовиться к семинару.
КОЛОСКОВ: У меня в столе работа Ленина по теме семинара. Посмотри, чтобы не краснеть перед Вельским, как в прошлый раз.
АЛЕША: Спасибо, посмотрю.
Алеша уходит.
КОЛОСКОВ: Пока не читал разных статей и выступлений Ленина, не думал, что в них столько интересного. Прямо живая история перед глазами... Эх, если бы нам жить по-ленински! Какая была бы жизнь!
ЗУБОВ (Весело): Живи по-ленински. Кто тебе мешает?
КОЛОСКОВ: Кривак мешает. Полковник Языков мешает. Не просто мешают, стеной стоят - не обойдешь!.. Да и сами мы...
ЗУБОВ (С улыбкой): Вот-вот, и у самих своя рубашка ближе к телу. Раньше о Родине, а потом о себе - не всегда получается?
КОЛОСКОВ: Дело не в рубашке. Дело в том, что по течению, за Криваком и Языковым, спокойнее, без опаски можно плыть. А если против, поплатишься не только сам. Жену и детей тоже коснется. Как говорил Макар Нагульнов, выступать против контры лучше всего холостякам.
ЗУБОВ: Ага... У нас в полку сверхсрочник на складе проворовался. Когда судили, слезы у мужика. Три дочки, говорит, у нас. Из-за них все. Чтобы не хуже других были одеты-обуты... Нет уж, выбрал дорогу, иди по ней вместе с семьей. Я так считаю. Хорошее - на всех и если какая беда - тоже на всех. А если потянет с этой дороги на обочину, что детям скажешь, когда вырастут?
КОЛОСКОВ: Опять политбеседа?
ЗУБОВ (Смеется): Сам ее начал. Тебе же захотелось жизни по-ленински... А вообще-то, в политбеседах мы одни, в делах часто другие.
КОЛОСКОВ: Что поделаешь, такая уж жизнь. Политика где-то, а дела вот они, рядом.
ЗУБОВ (С веселым задором): Борь, а что если раскрутить нашу политбеседу на семинаре у Вельского? Надоели пересказы того, кто что прочитал. Обо всем в мировом масштабе. О своей жизни, о нашей работе - ни слова. Поговорили - разошлись... Может, всколыхнем Сергея Аркадьевича и сами себя? Как ты на это смотришь?
КОЛОСКОВ: На семинарах-то иногда и Кривак сидит, слушает. Опять может получиться против течения. Скажешь, как думаешь, понесет: демагогия, подрыв...
ЗУБОВ: Ну ты даешь! И на занятиях не говорить, как думаешь?.. Был у нас замполит, уходил в запас, когда Хрущев вытуривал Молотова, Маленкова, потом Жукова. Фронтовик, в орденах. На проводах он поднабрался сверх нормы и учил нас, лейтенантов: «В беседах с солдатами не говорите всего, с чем несогласны, что не нравится. Забудешься, можно ляпнуть такое, что вылетишь из армии за искажение партийной линии». Тебя тоже так учили?
КОЛОСКОВ: Никто меня не учил. Язва ты, Федька!
ЗУБОВ: Так расшевелим нашу книжную да газетную братию? Или не будем высовываться?
КОЛОСКОВ: Попробуем. Только продумать надо, о чем и как говорить. Чтобы и по теме, и чтобы Кривака лишний раз не подзуживать...
11
Кабинет райвоенкома. Кривак пишет визы на бумагах полученной почты.
Входит Толстяков.
ТОЛСТЯКОВ: Васильевна, уборщица, заявление подала, уходит. Где другую найду? Не идут за сорок рублей... Вы меня звал, Владимир Кузьмич?
КРИВАК: Звал. Садись, Сидор Артемьевич. Что в отделениях говорят после бесед с майором из политотдела?
ТОЛСТЯКОВ: Всего не знаю. Слышал только, что служащие недовольны вызовом к майору поодиночке, как на допрос... (Садится). Говорят, что лучше бы собрание провели, раз есть какие-то ненормальности.
КРИВАК: Собрание! И без того сделали из военкомата колхозную контору. У Вельского уж и семинары стали похожи на собрания.
ТОЛСТЯКОВ: И правда. Вместо учебы сплошная самокритика. Ух, этот Зубов! Да и Колосков тоже. Только смуту наводят.
КРИВАК: Я позвал тебя, Сидор Артемьевич, поговорить. Разговор не служебный, дружеский. Мужской, так сказать, разговор.
ТОЛСТЯКОВ: Понятно, понятно.
КРИВАК: Зубов семью ждет. Нехорошо как-то получается, жена собирается приехать, а он тут с другой время проводит.
ТОЛСТЯКОВ: Вроде как больше не проводит.
КРИВАК: Ерунда! Осторожнее стали... Если бы жена знала, может быть, не стала бы квартиру бросать, работу. А как ей сообщить? Не писать же официально.
ТОЛСТЯКОВ: Официально о таких делах не годится.
КРИВАК: А предупредить несчастную женщину надо... Написал бы ты, Сидор Артемьевич. Не от себя, конечно, а как бы от соседки Лосенко, от Сухоребровой. Надо женщину проинформировать.
ТОЛСТЯКОВ: Анонимку написать?.. (Раздумывает). Нет, Владимир Кузьмич, извини, анонимку писать не буду. Узнают - со свету сживут. Мне два года до пенсии, не хочу работу менять. (Встает). Я пойду. Надо кандидатам в училища проездные выписывать.
КРИВАК: До пенсии два года тебе со мной работать.
ТОЛСТЯКОВ: Нет, Владимир Кузьмич, извини. Что другое, а анонимку писать не буду.
КРИВАК: Ладно. Не хочешь - не надо. Разговора этого у нас не было.
ТОЛСТЯКОВ: Не было, не было.
Толстяков уходит.
КРИВАК (С досадой): И этот от рук отбился! (Работает с почтой).
Входит Вельский с папкой.
ВЕЛЬСКИЙ: Разрешите?
КРИВАК (Приветливо): Да, да, Сергей Аркадьевич.
ВЕЛЬСКИЙ (Подает папку): Все уточнено по новой директиве.
КРИВАК (Отодвигает почту, подписывает бумаги в папке): Присаживайся... Заварилась каша - не расхлебаем.
ВЕЛЬСКИЙ (Садится): Расхлебаем. Было бы хуже, если бы каша прокисла.
КРИВАК: Мне выговор, думаешь, почему? Колосков и Зубов оплевали нас, когда их вместе с Солдаткиным генерал вызвал. Будут теперь нас склонять на всех совещаниях.
ВЕЛЬСКИЙ: По заслугам и слава.
КРИВАК: А как генерал со мной разговаривал! Какими словами! На каких нотах!.. Ничего, перемелется - мука будет.
ВЕЛЬСКИЙ: Это как перемалывать. Не получилась бы из муки еще одна каша...
В кабинет вторгается Осип Егорович. Он заметно пьян.
ОСИП ЕГОРОВИЧ: Здравия желаю! Не пускали, а я к вам посетителем.
КРИВАК (Узнает деда): Я занят. Подождите за дверью.
ОСИП ЕГОРОВИЧ: Заняты, так я тут подожду. Сяду вот тут... (Садится на крайний стул у дверей).
КРИВАК: И вообще, я сегодня не принимаю. Приходите в приемные часы.
ВЕЛЬСКИЙ (Берет от Кривака папку): Разрешите идти?
Вельский уходит.
ОСИП ЕГОРОВИЧ (Пересаживается к столам): Посадили Альку-то, внука моего. Обманули вы меня, товарищ военком!
КРИВАК: Посадили за дело.
ОСИП ЕГОРОВИЧ: За дело-то, за дело. А вы заявление на что брали? Следствие остановить, в армию отправить.
КРИВАК: Вы пьяны. Идите! Проспитесь!
ОСИП ЕГОРОВИЧ: Я не пьяный, своими ногами пришел. Если и выпил, так тоже из-за вас. От обиды.
КРИВАК: По-хорошему говорю. Если не уйдешь, отправлю в милицию.
ОСИП ЕГОРОВИЧ: Милиция тут ни к чему. Я не хулиганю, слов площадных не говорю... Альку посадили - пускай. Сами виноваты - дурня выкормили. А для чего заявление брал? Соседку Тамару на позор выставили! Мне во дворе проходу не дают. Я вышел во всем виноват.
КРИВАК: А кто виноват? Пришел, ввел меня в заблуждение. Иди, не мешай работать.
ОСИП ЕГОРОВИЧ: Я ведь говорил, что Густя, может, врет. Разобрался бы сперва!
КРИВАК: Потому и заявление взял, чтобы разобраться. Иди, иди! С пьяным разговаривать не буду.
ОСИП ЕГОРОВИЧ (Встает): Я и тверезым приду. Бессовестный ты, товарищ военком. Вон какие погоны на плечах, а что делаешь?
КРИВАК: Иди, иди. Не надо было бабьи сплетни разносить.
Осип Егорович уходит.
КРИВАК (По селектору): Ты что, дежуришь или мух ловишь? Почему пьяного бузотера ко мне пропустил?
ГОЛОС ДЕЖУРНОГО ДО СЕЛЕКТОРУ: Товарищ подполковник, я ему сказал, что день неприемный, а он меня обманул. Спросил, не нужен ли какой работник по ремонту. Я его направил к Толстякову.
12
На левой половине сцены, в ярком свете Коля в форме солдата ВДВ с автоматом в руках. Слышится песня «Вы служите, мы вас подождем».
КОЛЯ (Зрителям): Леночка! Слышишь меня, Леночка?.. Леночка, поздравь меня! Мы сегодня приняли военную присягу!.. Ты знаешь, Леночка, служить в десантных войсках - класс! Нас называют крылатой пехотой, а вместе с нами с неба приземляется столько техники, столько машин!.. Леночка! У меня все хорошо. Только я очень! Очень! Очень тоскую по тебе... Пиши мне еще чаще, Леночка!
13
На правой половине сцены в сером туманном свете Алик в одежде заключенного с лопатой в руках. Слышится грустный тюремный напев.
АЛИК (Зрителям): Я ни на кого не обижаюсь... Здесь после работ есть время, чтобы думать. Почему, почему никто не научил меня думать раньше?!.. Я виноват перед вами. Но я хочу, очень хочу вернуться к вам! И я вернусь! Обязательно вернусь! Буду вместе с вами!.. Мамочка, прости меня! Дедушка, прости меня! Так жалею, что принес вам столько страданий... Жаль и своих, бестолково прожитых школьных и студенческих лет...
14
Служебная комната райвоенкомата. За столом со стопкой дел работает Зубов. За другим столом делает выписки из учетной книги Леночка.
ЗУБОВ: Как там твой Коля?
ЛЕНОЧКА (Весело): Вчера очередное послание получила. Все у него в порядке. Пишет, как их в театр возили... Вообще, он большие письма пишет и часто. Читаю и как будто своими глазами вижу, как он там вышагивает, как на тренажерах занимается.
Входит Солдаткин, подает Леночке дела.
СОЛДАТКИН: С заключениями после обследований. Разложи по местам. (Зубову с усмешкой). Мне сейчас взятку приносили. Помнишь ту, которая плакала, умоляла призвать ее хулиганистого сына?
ЗУБОВ: Его же призвали, отправили в строительные.
СОЛДАТКИН: Пришла спасибо сказать, коньяк принесла. Я ей: «Ошибку мы сделали, что сына такой мамаши призвали. Будем его возвращать». Она опять в рев: «Ой, не возвращайте! Ой, простите меня, глупую». Отругал, она бутылку в сумку, пообещал не возвращать. (Смеется). Кто бы нам его возвратил?
ЗУБОВ: Смех смехом, а пришла, принесла. Значит, от кого-то слыхала, что берем.
ЛЕНОЧКА (Раскладывает дела): Это она от радости. Еще бы! Такой охламон не в тюрьму, а в армию ушел.
СОЛДАТКИН: От радости или как, а возьми раз, понесут по всякому поводу. Кого призвать, кому отсрочку дать. Не отобьешься...
Солдаткин уходит.
ЛЕНОЧКА: Прошлой осенью один дядька положил на стол Ивану Ивановичу конверт с деньгами. Он позвал нас с Марком Федоровичем. Акт написали. Марк Федорович дядьку и подлецом, и негодяем, и провокатором... Дядьку затрясло, конверт в карман, прощения просит. Пожалел его Иван Иванович. Порвали акт. (Возвращается к столу, подает Зубову бумаги). Всех выписала. Опять вы меня почти на час задержали.
ЗУБОВ: Когда будет надо, верну этот час.
ЛЕНОЧКА (Смеется): Да ладно, я пошутила... Пойду. Доброй вам встречи с родными, Федор Данилович! До свидания.
Леночка уходит. Через минуту входит Колосков.
КОЛОСКОВ: Ну, готов к встрече?
ЗУБОВ: Готов... Понимаешь, не так по Гале, как по Маринке соскучился. Забавная она у нас. Иногда такое выскажет...
Входит Вельский.
ВЕЛЬСКИЙ (Зубову): Такси не заказывай. Встретишь на нашей. Комиссар приказал Косте приехать к вокзалу в двадцать сорок. Тебе на завтра выходной... С новым жильем все решилось? Перебрался?
ЗУБОВ: Решилось. Хозяйка, по-моему, добрая. И цена - терпимо.
ВЕЛЬСКИЙ: Вот и отлично. Что же, счастливой вам встречи и радостей долгожданных! (Колоскову). Пойдешь на вокзал?
КОЛОСКОВ: А как же? Помогу таскать чемоданы.
Вельский пожимает офицерам руки, уходит.
ЗУБОВ: Вот бы кого нам комиссаром. Пошумели, а Кривак на том же месте. Не его это место!
КОЛОСКОВ: В том-то и беда, что много развелось таких - не на своих местах, а как приклеенные. С партбилетами, а не коммунисты. Нашего-то генерал хорошо встряхнул. Смотри-ка, машину к вокзалу. Выходной тебе...
ЗУБОВ (Смеется): Это наверняка Сергей Аркадьевич подсказал.
КОЛОСКОВ: В этой квартире тоже одна комната?
ЗУБОВ: Одна, но больше той, где вы с Надей были. И к военкомату намного ближе. У хозяйки телефон - удобство на случай тревоги. Отопление, правда, тоже печное. Но в целом, думаю, Галя будет довольна. Не в таких приходилось жить.
КОЛОСКОВ: Это какая у вас будет по счету?
ЗУБОВ: Казенных было две, а частных (Прикидывает на пальцах). Частная - шестая.
Входит Тамара.
ТАМАРА (Колоскову): Борис Александрович, все, что дали, отпечатала. Отдала Алексею.
КОЛОСКОВ: Спасибо, Тамара. Что уж ты так. Можно бы и завтра. Не срочное.
ТАМАРА: Не стала откладывать... Борис Александрович, а на вокзал я не пойду.
КОЛОСКОВ: Как это - не пойдешь? Я от командования и партбюро, ты от месткома. Встретим, как положено семью офицера встречать.
ТАМАРА: От месткома пусть сам Марк Федорович идет. Тем более, что он живет недалеко от вокзала. Я не пойду.
ЗУБОВ: В самом деле, Борис. Вы с Марком Федоровичем перемудрили. Мы с тобой встретим. Не надо этих лишних формальностей.
КОЛОСКОВ: Нет! Это не формальности. Пусть Галина сразу увидит, что к своим приехала... Пойду, позвоню Сидякину.
Колосков уходит.
ТАМАРА: Не обижайся, Федя. Не могу я...
ЗУБОВ: Это наверняка идея Бориса. Думает, чудак, что так все сразу станет на свои места... (Подходит к Тамаре). Встречаю, а радости, как раньше бывало, нет. Знаю, что подличаю, а все равно тянет к тебе. Так тянет!
ТАМАРА: Не надо об этом говорить. Все не раз переговорено.
ЗУБОВ: Переговорено... Да, от Гали и Маринки не уйду - это ясно. Галина, сколько живем, родна мне, мила. И без тебя не знаю, как быть... Любовь это или что другое - не знаю. Никогда ни к кому у меня такого не было. Не смогу я без тебя...
ТАМАРА: Не дели себя пополам, Федя. Это будет беда и тебе, и Галине... да и мне тоже.
ЗУБОВ: Сам все понимаю. А что делать? Не знаю, что мне делать!
ТАМАРА: Приедет Галина - все наладится, все пройдет.
ЗУБОВ (Отчаянно): Не пройдет! И Галя родна, мама нашей Маринке. И тебя люблю! Люблю!
ТАМАРА (Гладит голову Зубова): Успокойся... Все пройдет. И любовь гаснет, если ей воли не давать... Пойду я. Счастливой вам встречи. (Прижимается лицом к груди Зубова). Все! Встречай Галину и Марину, живите счастливо. А меня больше у тебя нет. Я уйду из военкомата. И тебе, и мне так будет лучше. Завтра же заявление напишу.
Тамара порывисто обнимает, целует Зубова и убегает.
ЗУБОВ (Вдогонку): Тамара! Не уходи! Не смогу, чтобы тебя не видеть... (С болью). Я опять о себе, а она?
Входит Колосков.
КОЛОСКОВ: Что с Тамарой? Пролетела пулей, отмахнулась.
ЗУБОВ: Попрощались.
КОЛОСКОВ: Хм... Выходит, отношения у вас сложнее, чем мне казалось.
ЗУБОВ: Давай помолчим.
КОЛОСКОВ: Помолчим... Сидякин на вокзал придет.
ЗУБОВ: Тамара из военкомата уходит. Из-за меня уходит... Виноват я перед ней. Жутко виноват! Нахально врезался к ней в жизнь... Понимаешь, я же был на грани. Готов был оставить Галю и Маринку. Тамара не позволила.
КОЛОСКОВ: Не думал, что у вас с ней такие... Такие чувства.
ЗУБОВ: Чувства... Тамара говорит, что чувства гаснут, если не давать им воли. Не знаю...
КОЛОСКОВ: Она правильно говорит - гаснут. Как костер, если не подкидывать хвороста... Она вообще умница. Все верно понимает. Галя у тебя, дочка у вас... Ну, увлекся, это с нами бывает.
ЗУБОВ: Если бы только увлекся! (С горечью). Теперь я, ладно, а ей?
КОЛОСКОВ: Стоп, стоп! Возьми себя в руки. К тебе самые родные едут - Галина и Мариночка. Перестань думать о Тамаре. Она сильная - справится. И у тебя будет Галя рядом, все уравновесится... (С успокоительной улыбкой). Не забыл свои слова о семейной дороге? Вот и не сворачивай с этой дороги на обочину.
ЗУБОВ: Тамара тоже говорит, что все у нас с Галиной наладится. У нас, может, и наладится, а у нее? Она - одна.
КОЛОСКОВ: И у нее наладится. На тебе свет клином не сошелся. Вон Алеша наш от нее без ума, признавался мне. До твоего приезда у них с Тамарой уже намечались какие-то отношения.
ЗУБОВ: И тут я помешал! Какой же я все-таки прохвост!
КОЛОСКОВ: Не казнись. Жизнь - штука такая: не угадаешь заранее, что куда повернется. Никакой ты не прохвост. В чем-то пошатнулся, но совсем голову не потерял. Галину не оставил, про отцовский долг не забыл... Не терзайся. Не думай о Тамаре. Думай о Галине и Мариночке. Как их встретить, как лучше обустроить на новом месте.
ЗУБОВ: Спасибо, Борис, за поддержку... А насчет обустройства - это Гале не привыкать. Она у меня не белоручка и в домашних делах быстрая. Моментально все по-своему обустроит.
КОЛОСКОВ: Вот и отлично. Значит, все у вас будет в норме. (Смотрит на часы). Пойдем? Цветы у бабушек купим. Они перед вокзалом дотемна сидят.
ЗУБОВ: Пойдем.
ЗАНАВЕС.
ПРИМЕЧАНИЯ
1.При устройстве декораций и репетициях желательны советы человека, знающего работу райвоенкоматов 70-х годов в областном городе.
2.Форма одежды офицеров - повседневная летняя. Только у Колоскова в картине 8 - полевая.
3.Штрихи в образах действующих лиц:
КРИВАК. Суетливые руки. В возбуждении потирает ладони.
ВЕЛЬСКИЙ. Голос ровный при всех ситуациях.
СОЛДАТКИН. В очках, при волнении вытирает платком лоб.
КОЛОСКОВ. Нижегородский говор с «о» вместо «а».
ЗУБОВ. Энергичный здоровяк. Чуть заметно прихрамывает после травмы.
АЛЕША. Медлителен, несколько флегматичен.
ТАМАРА. Проста в поведении и одежде. Говорит неторопливо, четко.
СИДЯКИН. Лысоват. Сохранил военную выправку.
ТОЛСТЯКОВ. Тороплив. Путает «вы» и «ты». («Вы меня звал?»).
ЛЕНОЧКА. Быстрая в движениях. Чаще веселая, смешливая.
АЛИК. До суда развязен, нагловат.
ОСИП ЕГОРОВИЧ. Седые усы. Слегка заикается.
СУХОРЕБРОВА. Периодически прочищает мизинцем ухо.
СОФЬЯ АГАПОВНА. Добродушна, улыбчива.